Мировое хозво иМО
.docНа уровне отдельных стран разрушение структур "индустриального общества" нашло свое выражение в "консервативной волне", захлестнувшей западные державы в 80-е годы. Квинтэссенцией экономической политики консерваторов, жестко проводившейся в жизнь Р. Рейганом в США и М. Тэтчер в Англии и в более умеренной форме в других западноевропейских странах и в Японии, стало изменение хозяйственной роли государства. Концептуальную платформу консервативного поворота сформировали постулаты монетаристской и неоклассической школ. Если кейнсианская теория предполагала широкое вмешательство государства для ускорения экономического роста, поддержания уровня занятости и стабильности цен, то представители неоклассического направления отдавали предпочтение рыночным механизмам, что, впрочем, не означало полного отказа от государственного регулирования.
"Консервативная революция" добилась немалых успехов. За глубокими кризисами середины 70-х годов последовал длительный экономический подъем 1983—1990 гг. Консерваторам удалось обуздать инфляцию, свести безработицу до самого низкого за 70—80-е годы уровня, резко увеличить потребление, стабилизировать социальные отношения. Вместе с тем они не смогли переломить ряда негативных тенденций в хозяйственном развитии. Во всех развитых странах, кроме ФРГ и Японии, невиданных ранее размеров достигли бюджетные дефициты, которые к тому же приобретали характер структурных, т.е. не исчезали с переходом экономики в фазу подъема. Накапливание долга вызвало увеличение расходов на его обслуживание — оплату процентов и частичное погашение. В результате налоговое маневрирование требовало от государства не меньшего вмешательства, чем субсидирование частного бизнеса.
Частичный возврат к методам государственного антициклического регулирования наблюдался в начале 90-х годов, когда экономика западного мира вступила в полосу очередного спада. Такая ситуация придала кризису 1990—1993 гг. своеобразные черты. Дело в том, что за некоторым исключением, как, например, Япония, где кризис начала 90-х годов был первым за весь послевоенный период, реального падения производства не произошло почти ни в одной индустриально развитой стране. Однако повсюду наблюдалось падение темпов экономического роста. В США, где среднегодовые темпы в 1990—1992 гт. составили лишь 1,8%, кризис получил весьма точное название — "рецессии роста". С середины 1992 г. на Западе начался новый экономический подъем, продолжавшийся до конца века.
Перемены 80-х годов не обошли стороной и социалистический лагерь. Начало десятилетия было связано с расширявшимся экономическим и политическим кризисом в Польше, вмешательством СССР во внутриафганские дела и резким обострением конфронтации с Западом. Развитие экономики большинства социалистических стран характеризовалось падением темпов роста, перекосами в финансовой области, повышением внешней задолженности, сравнительно низким жизненным уровнем населения. В лучшую сторону отличалось состояние народного хозяйства Китая, который в декабре 1978 г. приступил к реформированию своей экономики. С 1984 г., после принятия постановления ЦК КПК "О реформе хозяйственной системы", начался ее второй этап, предполагавший наряду с другими задачами усиление рыночных элементов в торговле, налоговой и финансовой системах, в механизме расчета заработной платы, при сохранении главенствующей роли государства. Преобразования стимулировали хозяйственное развитие КНР, которая добилась во второй половине 80-х годов впечатляющих успехов.
Советское руководство также попыталось реформировать свою экономическую систему. Однако эти попытки (объявленный в 1985 г. "курс ускорения", замененный через год термином "перестройка") успеха не принесли. Более того, в результате острейшей внутриполитической борьбы возникла ситуация хозяйственного безвластия, приведшая в конечном итоге к распаду СССР и крушению мировой социалистической системы.
На пороге очередного цикла. Распад биполярной системы стал стимулом для ускорения переходных процессов внутри вновь обретшего относительную целостность мирового хозяйства и адаптации его звеньев к новым условиям производства и обмена, что довольно остро поставило вопрос о характере лидерства в современную эпоху.
Проблема в том, что уже с начала 70-х годов Соединенные Штаты, вопреки расхожим представлениям об их всемогуществе, стали подавать некоторые признаки "перенапряжения", выразившиеся в постепенной утрате ими ранее неприступных позиций во многих ключевых областях производства, науки и техники. В сложившихся условиях США были вынуждены пересмотреть ряд основополагающих принципов, на которые они ориентировались на протяжении всего послевоенного периода. В первую очередь им пришлось отказаться от догмата об устойчивом положении доллара в качестве основной резервной валюты мира, а вслед за отказом от твердых валютных курсов пересмотреть и другой базовый принцип послевоенной внешнеэкономической стратегии — "свободу торговли". В результате к началу 90-х годов четверть всего экспорта в США была подвержена нетарифным ограничениям.
На международной арене на рубеже 80—90-х гг. также произошли изменения, которые вызвали определенное беспокойство в Вашингтоне. В начале 90-х годов ФРГ и Япония предпринимали усиленные попытки приобрести статус полноценных мировых лидеров, что, в частности, выразилось в форсировании первой подписания Маастрихтского соглашения о создании Европейского Союза и в активизации участия второй в интеграционных процессах в Восточной Азии. Вместе с тем отсутствие у них адекватной военно-политической составляющей практически свело их усилия на нет. Не случайно американские аналитики подвергли серьезной критике появившуюся в начале 90-х годов идею "многополярного мира", особенно в свете результатов урегулирования кризисов в Персидском заливе и на Балканах, продемонстрировавших, что военная мощь ныне, как и раньше, остается важнейшим фактором международных отношений.
Поскольку после распада социалистической системы угрозы национальной безопасности Соединенных Штатов носят преимущественно региональный характер, судьба американского лидерства во многом зависит от того, насколько эффективно они смогут использовать свой потенциал единственной сверхдержавы, чтобы держать под контролем и направлять в благоприятное для себя русло развивающиеся в мире процессы, что практически не оставило администрации пришедшего в 1993 г. к власти Уильяма Клинтона иного выбора, кроме как искать выход из создавшегося положения на путях агрессивной наступательной стратегии.
Контуры ее были обозначены в одном из выступлений помощника президента по национальной безопасности Энтони Лейка в сентябре 1993 г. Озвученная им доктрина "расширения" включала четыре элемента. 1)"укрепление сообщества крупных рыночных демократических государств", составлявших в годы "холодной войны" ядро "свободного мира". Достижение такой цели возможно, по словам Лейка, посредством расширения механизма экономической взаимозависимости и углубления политического сотрудничества, особенно в рамках НАТО. 2) поддержка новых стран, возникших на обломках СССР и восточноевропейских режимов. Им предполагалось облегчить доступ к технологиям, помочь в укреплении основ гражданского общества и рыночных структур. 3) Проводить политику «сдерживания»: потенциально опасные государства за пределами сферы действия демократии и рынков" следовало изолировать. 4) Поведение "гуманитарных акций" (термин, который после агрессии в 1998 г. против Югославии приобрел довольно зловещее звучание) .
В региональном измерении главное внимание в начале 90-х годов уделялось бассейну Тихого океана, который уже с конца прошлого века рассматривался в США как "блестящее Средиземноморье". С конца 60-х годов Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР) демонстрировал бурный экономический рост, который был приостановлен лишь разразившимся здесь осенью 1997 г. финансовым кризисом. Если в 1960 г. Восточная Азия давала только 4% общего объема мирового промышленного производства, то тридцать лет спустя — 25%. Созданный за последние десятилетия странами АТР огромный экономический потенциал и их перспективы как рынка товаров и инвестиционной "губки" породили "бум заинтересованности" на Западе, в том числе и в Соединенных Штатах. Хотя "азиатский" кризис 1997—1998 гг. на время охладил стремление западных компаний обосноваться в данном регионе, многие в США продолжают считать АТР будущим центром международной хозяйственной жизни.
Характерно, что, согласно положениям внешнеэкономической доктрины администрации Клинтона, обнародованным в 1994 г. заместителем министра торговли Дж. Гэртеном, будущее американской экономики зависело от развития торговых связей с десятью "крупными формирующимися рынками", три из которых находились в АТР (Китай, Индонезия, Южная Корея), два — в Азии (Индия и Турция), три — в традиционной сфере влияния США в Латинской Америке (Аргентина, Бразилия, Мексика) и по одному — в Южной Африке (ЮАР) и Европе (Польша). В контексте переноса центра тяжести во внешнеэкономической стратегии США в бассейн Тихого океана следует рассматривать заключенное ими в 1992 г. с Канадой и Мексикой Североамериканское соглашение о зоне свободной торговли (НАФТА), открывшее путь к созданию целостного рыночного пространства континентального масштаба, и выдвинутую Клинтоном во время его визита в Японию и Южную Корею летом 1993 г. идею "нового тихоокеанского сообщества". Конечно, переориентация на АТР отнюдь не означала "уход" американцев из Европы. Рынки стран ЕС играли и играют более важную роль для экономики США, чем японский или канадский, а европейские государства менее зависят от американского, чем Япония или Канада.
Помимо прочего, в 90-е годы мир вступил в длительную фазу 'организации", подтверждением чего служит возникновение новых международных институтов. Наиболее ярким отражением углубления интеграции мировой экономики стала созданная в 1994 г. по инициативе США Всемирная торговая организация (ВТО), заменившая собой ГАТТ. Вместе с МВФ и Мировым банком ВТО образует своего рода "штаб" глобализации мирового хозяйства. Глобализация означает вхождение всех стран в зависимости от достигнутого каждой из них научно-технического, экономического и социального потенциала в мировое хозяйство, размывание границ между национальными хозяйственными комплексами, формирование всемирного экономического пространства. В такой ситуации от способности американского руководства адаптироваться к меняющимся условиям и новой расстановке сил в мире во многом зависит, сохранят ли Соединенные Штаты в XXI в. свое нынешнее преобладающее положение в мировой экономике или повторят опыт своего предшественника в роли глобального лидера — Великобритании, чье "падение" в конце XIX — начале XX в. привело к острым конфликтам и нелегкому периоду мирового переустройства.
А.А.Сидоров // Введение в теорию МО:Учебное пособие /Отв. ред.А.С.Маныкин.-М.: Изд-во МГУ, 2001. С.114-139.