Гуссерль.Э.2001.Логические.исследования.Т.2(1)
.pdfм е т, как предмет подразумеваемый и, следовательно, н а з в а н н ы й , представить его как таковой для нас. Так, лишь в высказывании он по
является как предмет, о котором нечто высказывается, в высказанном
желании - как тот, относительно которого нечто желают, и Т.д. И только ради этого собственное имя, как и любое другое, может стать составной частью единых комплексных выражений, составной частью высказанных утверждений, высказанных пожеланий и т.п. По отноше нию к п р е Д м е т у собственное имя не есть, однако, признак. Это сра зу же становится ясным, если мы обдумаем, что к сущности признака относится то, что он оповещает о факте, о существовании, в то время как названный предмет не нуждается в том, чтобы считаться сущест вующим. Когда М и л ЛЬ, проводя свою аналогию, допускает, что связь между именем собственным и представлением названной этим именем
личности по существу такая же, как между штрихом мела и домом, и
одновременно, однако, прибавляет: эта связь существует, чтобы мы,
как только знак попадает в наше поле зрения или возникает в мышле
нии, могли бы м ы с л и т ь индивидуальный предмет, то эта аналогия -
икак раз посредством этого прибавления, полностью разрушается.
Ми л л ь справедливо подчеркивает различие между теми именами, которые сообщают нам "знание" относительно предмета, и теми, ко
торые этого не делают; однако ни это, ни равнозначное различие ме
жду соозначающими и не-соозначающими именами не имеет дела с
различием значимого (des Bedeutsamen) и лишенного значения (Ве deutungslosen). В основе своей, впрочем, первыедва из названныхраз личий не просто в логическомсмысле равноценны, но именно тожде ственны. Речь идет просто о различии атрибутивныхи неатрибутив ных имен. Сообщить"знание"о некоторойвещи и сообщитьее атрибут означает здесь одно и то же. Конечно, это важное различие, называет ли имя свой предмет непосредственноили же оно называет его, сооб щая присущие ему атрибуты. Однако это различие существует внутри рода "выражение",точно так же как параллельноеи в высшей степени важное различие между значениямиимен, или логическими"представ лениями", которое отделяет атрибутивные и неатрибутивные значе ния, есть различие внутри единого рода "значение".
Д а М и л л ь и сам чувствует это различие, он сам иногда вынуж ден говорить о значении собственных имен и, наоборот, - о значении в "собственном" или "строгом" смысле имен соозначающих; при этом ему было бы, конечно, лучше говорить о значении совершенно в новом смысле (который никоим образом не следовало бы принимать). Во вся ком случае, тот способ, каким выдающийся логик вводит это важное
различие между коннотативными и неконнотативными именами, во
66
многом способствует тому, что смешиваются только что затронутые
различия совершенно разного рода.
Нужно, впрочем, обратить внимание, что миллевское различие между тем, что о з н а '1ает (beze i с h п е t) выражение,и тем, что оно с о о з н а ч а е т (т i t Ь е z е i с h п е с ), нельзя смешивать с просто сход
ным различием между тем, что и м е н у е т имя, и тем, что оно з н а
'1 И Т (Ь е d е u t е t). ИзложениеМ и л л я особенно способствуетэтому
смешению.
Наскольковажны все эти различия и как мало это относитсяк сути дела - рассматривать их поверхностно как "просто грамматические", умаляя их ценность, покажут дальнейшие исследования; можно наде яться, что они прояснят то, что без четкого отделения простых разли чий, предложенных нами, нельзя и думать о разработке достоверных понятий представления и суждения в логическом смысле.
ВТОРАЯ ГЛАВА
К ХАРАКТЕРИСТИКЕ АКТОВ, ПРИДАЮЩИХ ЗНАЧЕНИЕ
§ 17. ИЛЛЮСТРИРУЮЩИЕОБРАЗЫ ФАНТАЗИИ, ОШИБОЧНО ПОЛАГАЕМЫЕВ КАЧЕСТВЕ ЗНАЧЕНИЙ
Мы выявили [феноменологический}"характерпонятиязначения,
или интенции значения, которое присуще выражению как таковому и
отличает его в сознании, следовательно, дескриптивно, от простого
звучания. Наше учение обнаруживает, что возможность и зачастую действительностьтакого характера не зависит от того, выполняетли выражение познавательнуюфункцию, имеет ли оно хотя бы слабое и отдаленноеотношениек созерцаниям,доставляющимнаглядность.Те перь же пора разобраться с распространенным,если даже не господ
ствующим пониманием, которое, в противоположностьнашему, видит
весь эффект (Lеistuпg) живого значимого (bedeutsamen) выраженияв пробуждении определенных, постоянно встроенных в него образов фантазии.
Понять некоторое выражениезначило бы, таким образом, обнару жить соотносящиесяс ним образы фантазии. Без них выражениеяко бы бессмысленно.Нередкосами эти образы фантазии называютзначе-
52 А: (психический}.
67
ниями слов, И притом претендуя на то, что так понимают значение вы
ражения в обыденном языке.
Что такие на первый взгляд даже привлекательные учения воз
можны, несмотря на возражения, которые выдвигали против них не
отягощенные предрассудками исследователи, свидетельствует об от сталом состоянии дескриптивной психологии. Конечно, во многих случаях языковые выражения сопровождаются представлениями фан тазии, которые в той или иной степени связаны с их значением. Од нако это противоречит очевиднейшим фактам, что такое сопровожде ние требуется для понимания повсюду. Тем самым это означает, что их существование не может составить значимости (Bedeutsamkeit) выра жения (или даже самого значения), а их отсутствие не может воспре пятствоватьэтой значимости. Это показываети сравнительноеизуче ние сопровождающейфантазии, обнаруживаемойв том или ином слу чае: при неизменном значении слова сопровождающаяфантазия мо жет не один раз изменитьсяи быть весьма слабо связаннойс этим зна чением, в то время как привлечениенаглядностив собственномсмыс ле, в которой осуществляетсяили усиливаетсяинтенция значения вы ражения, удаетсялишь после некоторыхусилий и часто вообще не уда ется. Допустим, что мы читаем работу, относящуюся к какой-нибудь абстрактнойобласти знаний, и наблюдаем- полностью понимая замы сел автора - обнаруживается ли нечто, выходящее за пределы пони маемых слов. Эта ситуация наблюдения, конечно, наиболее благопри ятна для оспариваемого нами понимания. Руководящий наблюдением интерес - обнаружить образы фантазии - психологически способст вует возникновению самих этих образов, а при нашей склонности сразу же причислять к первичному состоянию дел обнаруживаемое в после дующей рефлексии все новые образы фантазии, протекающие совме стно во время наблюдения, должны были бы считаться психологиче ским содержанием выражения. Однако, несмотря на благоприятные обстоятельства для оспариваемой концепции, которая усматривает сущность значимости (Bedeutsamkeit) в такой сопровождающейфанта зии, нужно, по крайней мере относительнообозначенногокласса слу чаев, отказатьсяот того, чтобы искатьмнимыеподтвержденияв психо логическом наблюдении. Давайте возьмем, например, хорошо по нятные алгебраические значки или формулы, или положения, выра женные вербально, например: каждое алгебраическоеурав1/,енш нечетной степени имеет по меньшей мере один действительныйкорень, и произведем требуемыенаблюдения.Если бы мне нужно было доложитьо том, что я сам только что обнаружил, то относительнопоследнего примера мне пришло на ум следующее:открытая книга (я узнаю в ней АлгебруСерре-
68
та), чувственно воспринимаемая запись (Typus) алгебраической функ
ции в тойбнеровской печати и при слове "корень" известный символ ...J.
Между тем я прочитал утверждение раз десять и полностью его понял, не находя все же ни малейшего следа сопровождающих фантазий, ко торые относились бы каким-либо образом к представленной предмет ности. Точно так же получается у нас и с наглядностью таких выраже ний, как культура, религия, наука, искусство, дифференциальное
исчисление и т.п.
Добавим, что сказанное затрагивает не только выражения весьма абстрактных и опосредствованных сложными связями предметностей, но также имена индивидуальных объектов, известных личностей, го родов, названия местностей. Способность к наглядному воспроизведе нию, возможно, имеет место, в данный же момент она не реализована.
§ 18. ПРОДОЛЖЕНИЕ. АРГУМЕНТЫ И КОНТРАРГУМЕНТЫ
Если возразят, что и здесь присутствуетфантазия, но мимолетно, что внутренний образ исчезает, едва возникнув, то мы ответим, что полное понимание выражений, их полный, живой смысл продолжает сохраняться и после исчезновенияобраза и поэтому не может заклю чаться в этом образе.
Если снова возразят, что, возможно,образ фантазиипростосделал ся неуловимымили был с самого начала неуловимым, однако - улови мый или нет - он присутствует здесь и делает возможным дальнейшее сохранение понимания, то у нас нет сомнений относительно ответа. Мы скажем: нас здесь не интересует, является ли такое допущение не обходимым или желательным для психологического генезиса. Оче видно, что для наших дескриптивных задач оно полностью бесполезно. Признают, что образ фантазии зачастую неуловим. Не будут также от
рицать, что, несмотря на это, понимание выражения может состояться
и быть даже очень уловимым. Но не нелепо ли допущение, что абстрак тный момент переживания (а именно момент в представлении-фанта зии, который должен составлять смысл) уловим, а все переживание (кон кретное и полное представление-фантазия) неуловимо? А как обстоит дело, должны мы были бы далее спросить, в тех случаях, к о г Д а з н а ч е н и е представляет собой некоторую абсурдность? Неуловимость не может быть здесь связана с ограниченностью психи ческих сил, скорее образ вообще не может существовать, так как в про тивном случае в о з м о ж н о с т ь соответствующей мысли (непротиво речивость значения) была бы с очевидностью гарантирована.
12 --- 3685 |
69 |
Можно было бы, конечно, указать на то, что мы определенным об разом делаем наглядными даже абсурдности, такие, как замкнутые пря мые, треугольники с суммой углов больше или меньше 2d. В мета геометрических трактатах мы находим даже изображения таких фигур. Тем не менее никто не будет думать всерьез о том, чтобы созерцания такого рода считать действительными наглядными образами соответ ствующих понятий и обладателями значений слова. Только там, где образ фантазии действительно соразмерен подразумеваемому предме ту, возникает искушение искать в этом образе смысл выражения. Одна ко составляет ли соразмерность правило, даже если мы не будем при нимать в расчет абсурдные выражения, которые все же не меньше, [чем другие], обладают смыслом. Уже Декарт привел в качестве приме ра тысячеугольник и сделал ясным при этом различие между imaginatio и intellectio. Представление в фантазии тысячеугольника не намного со размернее [понятию], чем образы замкнутых прямых, пересекающихся параллельных; в обоих случаях вместо в полной мере показательного
примера (vollzureichende Exemplifizierung) мы находимгрубое и только
частично образное представлениемысли. Мы говорим: замкнутая пря мая, и рисуем замкнутую кривую, делая наглядной такую замкнутость. Точно так же мы мыслим тысячеугольники воображаем какой-нибудь многоугольникс "многими"сторонами.
Впрочем, не нужно особенно подбирать геометрическиепримеры, чтобы продемонстрироватьнесоразмерностьнаглядностидаже в слу чае непротиворечивыхзначений. Говоря точнее, ни одно геометриче ское понятие вообще, как известно, не позволяет создать его адекват ный наглядный образ. Мы воображаем или рисуем штрих и говорим или думаем: прямая. И так относительно всех фигур. Повсюду образ служит только опорой для intellectio. Он не дает действительного при мера интендированной структуры (Gebilde), но только пример чувст венно воспринимаемыхформ такого чувственно воспринимаемогови да, которые представляютсобой естественныеисходные пункты гео метрических "идеализаций". В этих интеллектуальныхпроцессах гео
метрического м ы ш л е н и я конституируется идея геометрической структуры, которая выявляется в устойчивомзначении, выраженномв дефиниции. Действительное осуществление этих интеллектуальных процессов служит предпосылкой для исходного формирования про стых геометрическихвыражений и для проверки их применимостив познании, но не для того, чтобы снова возрождатьих пониманиеи ос мысленно употреблять в дальнейшем. Мимолетные чувственные об разы функционируютфеноменологическипостижимым и выразимым
70
в описании образом как просто вспомогательные средства понимания, но не как значения или носители значений.
Нашу концепцию, возможно, упрекнут в крайнем номинализме, в отождествлении слова и мысли. Кому-то покажется как раз абсурдным, что понятым должен быть символ, слово, утверждение, формула, в то время как, с нашей точки зрения, созерцательно здесь имеет место не
что иное, как лишенное духа чувственно воспринимаемое тело мысли,
эта чувственно воспринимаемая черта на бумаге и т.п. Тем не менее, и об этом свидетельствуют рассуждения предыдущей главы", мы весьма далеки от того, чтобы отождествлять слово и мысль. В тех случаях, ко гда мы понимаем символы без поддержки сопровождающих образов фантазии, для нас ни в коем случае не присутствует здесь просто сим вол; скорее здесь имеет место понимание, этот своеобразный акт-пе реживание (Akterlebnis), отнесенный к выражению, освещающийего, придающий ему значение и вместе с тем предметное отношение. То, что отличает просто слово как чувственный комплекс от значимого слова, мы весьма хорошо знаем из собственного опыта. Мы ведь мо жем, отстраняясьот значения, обратиться исключительнок чувствен но воспринимаемойзаписи (Туриs) слова. Случаетсятакже, что вначале
наш интерес привлекает нечто чувственно воспринимаемое, и лишь
впоследствии осознается, что оно имеет характер слова или иного
символа. Чувственныйоблик (Habitus) объекта не изменяется, если он обретает для нас значение (Geltung) символа; или наоборот, если мы отвлекаемсяот значимости(Bedeutsamkeit) того, что обычно выступа ет в функции символа. И никакого нового самостоятельногопсихиче ского содержанияне добавляетсяк старому, ибо речь не идет о сумме или соединении равноправныхсодержаний. Пожалуй, однако, одно и то же содержаниеизменяетсвой психическийоблик, мы настроеныпо
отношению к нему иначе, нам является не просто чувственно воспри
нимаемаячерта на бумаге, но физическиявляющеесяимеет силу знака, который мы п о н и м а е м . И, вживаясь в это понимание, мы осуществ
ляем не представление и суждение, которое отнесено к знаку как чувст
венному объекту, но нечто совершенно другое и другого рода, которое относится к обозначаемому предмету. Таким образом, значение заклю чено в типологическом свойстве смыслопридающего акта, который
является совершенно иным, в зависимости от того, направлен ли инте
рес на чувственный знак или же на объект, представленный посредст вом знака (даже если этот объект не представлен наглядно в фантазии).
53 ер. напр., § 10.
12* |
71 |
§19. ПОНИМАНИЕ БЕЗ СОЗЕРЦАНИЯ
всвете нашей концепциибудетсовершеннопонятным,как выраже ние можетфункционироватьосмысленнои все же без иллюстрирующе го созерцания.Те, кто помещаетмоментзначенияв созерцание,оказы ваются перед неразрешимойзагадкой, если иметьв виду факт символи ческого мышления. Речь без созерцания была бы также для них бес смысленной.Однако поистинебессмысленнаяречь вообще не была бы речью, она была бы подобна шуму некоторой машины. Подобное про
исходит разве что при неосмысленномчтении выученныхстихотворе
ний, молитв и т.д, Однако это не затрагиваетслучаи, которыетребуют
здесь прояснения. Излюбленныесравненияс болтовней попугая или с гоготаньем гусей, известная цитата: "Коль скоро недочет в понятиях случится, их можнословомааменитъ'г"и тому подобныеоборотынико им образом нельзя, как показываеттрезвое рассмотрение,понимать в строгом смысле. Такие выражения, как лишенная смысла (urteilslos) или бессмысленная болтовня все-таки можно и нужно интерпретиро вать аналогичновыражениям:лишенныйчувств, мысли, духовностиче ловек и т.п, Под лишенной смысла болтовней мы понимаем, очевидно, не такую болтовню, когда смысл вообще отсутствует, но когда разговор не подкрепляется собственными и разумными соображениями. Даже "бессмысленность",понятая как абсурдность (противоречивость),кон ституируется в следующем смысле: к смыслу противоречивого (widersinnig) выраженияпринадлежит:иметь в виду объективнонесовмести
мое.
Для противной стороны остается, впрочем, обратиться, как к при бежищу, к вынужденной гипотезе бессознательных,или неуловимых, созерцаний. В какой малой степени, однако, это может помочь, пока зывает нам действие фундирующегосозерцания,там, где оно ощутимо наличествует. В несравнимом большинствеслучаев созерцание совер шенно несоразмерноинтенции значения. Во всяком случае, это не со ставляетдля нашей концепцииникакогозатруднения.Если значимость (Bedeutsamkeit) заключенане в созерцании, то речь, не сопровождае мая созерцанием, не должна быть поэтому неосмысленной. Если со зерцаниене состоялось,то при выражении(вс. в чувственномсознании выражения) остается как раз акт того же самого рода, как и тот, кото рый в ином случае соотнесен с созерцанием и при соответствующих
54 Слова Мефистофеля; И. Гете. Фауст, ч. 1, сц.4. Перев. Н.А. Холодковско
го. Дословно: "Ибо как раз там, где недостает понятий, является в нужный момент слово". (прим. перев.).
72
обстоятельствах опосредствует познание предмета. Таким образом, акт, в котором осуществляется придание значения (das Bedeuten) име ет место в одном и в другомслучае",
§ 20. МЫШЛЕНИЕ БЕЗ СОЗЕРЦАНИЯ И "ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВУЮЩАЯФУНКЦИЯ" ЗНАКОВ
Нужно сделать для себя совершенноясным, что в широких облас
тях не только неопределенногои повседневного,но и строго научного
мышления наглядная образность играет весьма маленькую роль или вообще никакой и что мы в самом полном смысле можем судить, умо заключать, размышлять и оспаривать на основе "просто символиче ских" представлений. Весьма неподходящимявляется описание этого положения дел, если здесь говорят о некоторой п р е Д с т а в и т е л ь с т в у ю щей Ф у н к Ц и и з н а к о в , как будто сами знаки - это заме нители чего-либо и интерес мышления в символическом мышлении обращен к самим знакам. На самом деле они никоим образом, в том числе и в качестве представителей, не являются предметами мысля
щего рассмотрения; скорее, при всем недостатке сопровождающего со
зерцания мы полностью вживаемся в отнюдь не отсутствующее созна
ние значения, или понимающее сознание. Необходимо теперь отдать себе отчет, что символическое мышление есть мышление только бла годаря новому, "интенциональному" характеру, или типологическому свойству акта (Aktcharakter), посредствомкоторого значимый знак от личается от "просто" знака, т. е. звучания слова, которое конституиру ется как физический объект в простых чувственных представлениях. Это типологическое свойство акта есть Д е с к р и п т и в н а я черта в переживании лишенного [сопровождающего] созерцания, но все же
понятногознака.
В отношении такой интерпретации символического мышления,
возможно, возразят, что она входит в противоречие с самыми досто
верными фактами, которые обнаруживаютсяпри анализе с и м в о л и - ч е с к и - а риф м е т и ч е с к о г о м ы ш л е н и я и которые мной самим были подчеркнуты в другом месте (в Философии арифметихиу. В арифме тическом мышлении понятия все же действительно заменяются про
стыми знаками. "Редуцировать т е о р и ю |
в е щей к т е о р и и з н а |
к о в ", - говоря словами Л а м б е р т а, |
- это деятельность любого |
55 В А следует: {, или это, по меньшей мере, аналогичные акты, которые имеют ту же самую общую - сопряженную со значением (Ьсс!сutllпgsmаВi gc) - сущность}.
73
искусства мышления. Арифметические знаки "выбираются таким обра зом и приводятся К такому совершенству, что теория, комбинация,
трансформация и т.п. знаков может служить вместо того, что в ином
случае должно было бы быть предпринято с помощью понятий'г". Если присмотреться поближе, то это не знаки просто в смысле
фи з и ч е с к и х объектов, теория, комбинация и т.п. которых могла бы сослужить нам хоть малейшую пользу. Такие знаки принадлежали бы сфере физической науки или практики, но не сфере арифметики. Истинный смысл (Meinung) имеющихся в виду знаков выявляется то гда, когда мы обратимсяк излюбленномусравнениюсчетныхопераций с операциями в игре, осуществляемойпо определеннымправилам, на пример с шахматнойигрой. Шахматныефигуры задействованыв игре не как вещи из слоновойкости, дерева и т.п., так-то и так-то оформлен ные и окрашенные.То, что их конституируетфеноменальнои физиче ски, совершеннобезразличнои может произвольноизменяться. Шах матными фигурами, т. е. фишками рассматриваемойигры, они стано вятся скорее благодаря правилам игры, которые задают им фиксиро ванное з н а ч е н и е в и г ре. Также и арифметическиезнаки нарядус их первоначальнымзначением обладают, так сказать, своим игровым значением, которое как раз ориентированона игру счетных операций и известные правила счета. Если арифметическиезнаки считать про сто фишками в смысле этих правил, то решение задач в сфере исчис ляющей игры реализуется в числах или формулах, интерпретацияко торых в смысле первоначальныхи собственноарифметическихзначе ний одновременно представляет решение соответствующихарифме
тическихзадач.
Таким образом, в сфересимволически-арифметическогомышления и исчисления оперируют н е с л и ш е н н ы м и з н а ч е н и й з н а-
к а м и . Это не ""просто знаки в смысле ф и з и ч е с к их, от всех зна- чений оторванных знаков, знаки, которые заменяют первичные, оду шевленные арифметическими значениями знаки; скорее а риф м е т и ч е с к и значимые (bedeutsamen) знаки заменяются теми же знаками,
но взятыми в о пер а Ц и о н а л ь н о м, и л и и г р о в о м, з н а ч е -
н и и. Система естественно и, так сказать, бессознательно формирую щихся эквивокаций становится бесконечно продуктивной; несравнимо большая работа мышления, которую требует первичный ряд понятий, сберегается за счет более легких "символических" операций, которые
осуществляются в параллельном ряду игровых понятий,
56 Lambert, Neues Organon, П, Bd.I, 1764, §§ 23, 24. S. 16 (Ламберт не каса
ется здесь эксплицитно арифметики).
74
Само собой разумеется, нужно обосновать логическую оправдан
ность такого метода и достоверно определить его границы; здесь речь
идет о том, чтобы устранить путаницу, которая легко возникает из-за ложного понимания этого "чисто символического" мышления в мате матике. Если представленный выше смысл "простых знаков" понимают так, что они служат в арифметике как "суррогаты" арифметических понятий (или знаков, наделенных арифметическим значением), то яс но, что ссылка на замещающую функцию арифметических знаков со всем не затрагивает, собственно, вопрос, который нас здесь занимает, а именно: возможно или нет выражение мысли без сопровождающего -
иллюстрирующего, показывающего на примерах, приводящего к оче
видности - созерцания. Символическое мышление в смысле лишенно
го созерцания мышления и символическое мышление в смысле мыш
ления, которое осуществляется с помощью замещающих операцио
нальных понятий, суть различные вещи.
§ 21. СООБРАЖЕНИЯ, ПРИНИМАЮЩИЕВО ВНИМАНИЕ НЕОБХОДИМОСТЬ- ДЛЯ ПРОЯСНЕНИЯ ЗНАЧЕНИЙ И ДЛЯ ПОЗНАНИЯ ОСНОВЫВАЮЩИХСЯ НА НИХ ИСТИН ВЕРНУТЬСЯ К СООТВЕТСТВУЮЩЕМУ СОЗЕРЦАНИЮ
Можно было бы задать вопрос если значение чисто символически функционирующего выражения заключено в типологическом свойстве
акта, которое отделяет схватывание и понимание знака как слова от
схватывания знака, не наполненного смыслом, почему же мы возвра
щаемся к созерцанию, чтобы установить различие значений, выделить очевидную многозначность или же установить границы колебания ин тенции значения?
И опять-таки, можно было бы спросить: если представленное здесь толкование понятия значения верно, почему же мы - чтобы постиг нуть [содержание] познания, которое основывается только на поняти ях, что, пожалуй, означает: возникает только благодаря анализу значе ний - пользуемся соответствующим созерцанием? В общем-то это дей ствительно означает: чтобы смысл выражения (содержание понятий) привести к "ясному сознанию", нужно было бы установить соответству ющее созерцание; в нем схватывают то, что "непосредственно подразу мевается" в выражении.
Между тем символически функционирующее выражение также под
разумевает нечто, и причем то же, что и проясненное в созерцании.
Только лишь посредством созерцания придание значения (das Bedeu- tеп) не может осуществиться; иначе мы должны были бы сказать: то,
75