Сцена
с Иокастой знаменует перелом в
(развитии действия. Однако катастрофе
Софокл обычно предпосылает еще
некоторую задержку («ретардацию»),
на мгновение сулящую более
благополучный исход. Вестник из
Коринфа сообщает о смерти царя
Полиба; коринфяне приглашают Эдипа
стать его преемником. Эдип торжествует:
предсказание об отцеубийстве не
исполнилось. Тем не менее его смущает
вторая половина оракула, грозящая
женитьбой на матери. Вестник, желая
рассеять его опасения, открывает
Эдипу, что он не сын Полиба и его
жены; вестник много лет тому назад
получил на Кифероне от одного из
лаевых пастухов и передал Полибу
младенца с проколотыми ногами —
это и был Эдип. Перед Эдипом встает
вопрос, чей же он сын в действительности.
Иокаста, для которой все стало
ясным, с горестным восклицанием
покидает сцену.
Эдип
продолжает свое расследование.
Свидетель убийства Лая оказывается
тем самым пастухом, который некогда
отдал коринфянину младенца Эдипа,
сжалившись над новорожденным.
Выясняется также, что сообщение об
отряде разбойников, напавшем на
Лая, было ложным. Эдип узнает, что
он сын Лая, убийца отца и муж матери.
В песне, полной глубокого участия
к былому избавителю Фив, хор подводит
итог судьбе Эдипа, размышляя о
непрочности человеческого счастья
и о суде всевидящего времени.
В
заключительной части трагедии,
после сообщения вестника о
самоубийстве Иокасты и самоослеплении
Эдипа, еще раз появляется Эдип,
проклинает свою злосчастную жизнь,
требует для себя изгнания, прощается
с дочерьми. Однако Креонт, в руки
которого временно переходит власть,
задерживает Эдипа, ожидая указаний
оракула. Дальнейшая судьба Эдипа
остается для зрителя не ясной. По
ходу трагедии было бы последовательнее,
если бы Эдип немедленно удалился
в изгнание, но Софокл, вероятно, не
хотел разойтись с мифологической
традицией, согласно которой Эдип
после своего ослепления оставался
в Фивах.
О
времени постановки «Царя Эдипа»
точных сведений нет. Существует,
однако, предположение, что описание
моровой язвы в начале трагедии
навеяно страшной эпидемией, которая
имела место в Афинах в первые годы
Пелопоннесской войны: в изображении
катастрофы, постигшей Эдипа,
усматривают намек на совершившееся
в эти же годы падение Перикла. Если
это верно, трагедию можно датировать
примерно 429 — 425 гг.
Ни
одно произведение античной
драматургии не оставило столь
значительных следов в истории
европейской драмы, как «Царь Эдип».
«Неогуманизм» XVIII — XIX вв. видел в
нем образцовую античную трагедию
и противополагал ее, как «трагедию
рока», шекспировской «трагедии
характеров». В связи с этим создалось
распространенное представление,
будто античная трагедия вообще
является «трагедией рока». Это —
большое преувеличение: в аттической
трагедии проблема «рока»
разрабатывается сравнительно
редко. Но и в самом «Царе Эдипе»,
где эта проблема безусловно
затронута, она отнюдь не выдвинута
на первый план. Софокл подчеркивает
не столько неотвратимость рока,
сколько изменчивость счастья и
недостаточность человеческой
мудрости.
Горе,
смертные роды, вам!
Сколь
иичтожно в глазах моих
Вашей
жизни величье!
|