Тезаурус категорий социальной работы

Большая часть понятий теории социальной работы употребляется с прилагательным "социальный": милосердие, действие, работа, гарантия, сфера, хронотоп, поддержка, риск, девиация, адаптация, интеграция, реабилитация. Эти понятия аккумулируются философской теорией со­циальной работы, в системе которой субъектно-объектные зависимости и взаимоотношения традиционны: от страдающего индивида или от­дельной семьи до социальной группы или целого народа; от единичного социального работника до государства и общества в целом. Клиентом социальной работы может стать целый народ и даже отдельная страна. Но они же могут предстать и в роли субъекта социальной работы. Про­яснение этого обстоятельства зависит, с нашей точки зрения, от степени темпоральности нашей рефлексии. Хотя молитва персональна, общ­ность ритуала и соборность цели, по Соловьеву, влекут человека к итогу спасения. В целом становление идеи спасения, милосердия, гуманного отношения к человеку восходит к высокой русской философии.

Современный кризис общества невозможно объяснить недостатком разумных и гуманных идей или рецептов социального переустройства, каждое из них осуществляется теми же методами, которые хотелось устранить: христианская проповедь любви к ближнему сопровождалась инквизицией, идеи Просвещения - гильотиной, идеи социализма - Гула­гом. Человек сотворил несметные богатства, но миллионы живут в ни­щете и невежестве. Все чаще утверждается мысль, что нынешний кри­зис коренится не только в социальных порядках и теориях, но и в самом человеке. Ведь еще Хайдеггер заметил, что лишь экзистенция дает определенность неопределенному миру.

Оторванность от темпоральных корней подлинного бытия и безли­кость жестко детерминированного общественного устройства порожда­ют маргинальность, невротичность и риск существования. Психологи­ческий онтогенез времени человека проходит под прессингом филоге­нетической истории культуры, причем всех ее пересекающихся сфер. Вопросы художественной инверсии и атрибутивности времени ис­кусству становятся поэтому не столь тривиальными: в итоге темпоральные языковые модели любых текстов культуры способствуют переводимости языков культур.

Философия социальной работы выступает как островок нового об­раза жизни, социокультурного движения, нового типа отношения к че­ловеку. Социальная работа не ограничена локальной коррекцией, это нечто тотальное, конкретизация же универсальной культуры и принципа гуманизма осуществляется в социокультурных процессах. Социальная работа есть стержень, ключевая парадигма гуманизации и социальной терапии общественной патологии, духовный камертон демократической трансформации общества. Вместе с тем в российском постмодернизме быстрее выстраивается антиконцепция, концепцию же надо вырабаты­вать, преодолевая конгломерат беспочвенных идей, выпутываясь одно­временно из уродливости методологии, импотентных идеологий ре­форм, бесперспективности академизма.

На исходе XX века глубокое беспокойство, напряженность не буд­ничного, а экзистенциального происхождения органически вошла в психологическую сферу современного социума, субъект которого все чаще стал капитулировать, либо приводить к капитуляции другого. Не секрет, что с развитием цивилизации этот риск возрастает. Очевидно, что нужна гуманизация всей сферы обитания человека, гуманизация культуры, построение гуманной цивилизации.

Отклик на глубокие потрясения цивилизации найден в лоне фило­софской рефлексии этих потрясений и технологий смягчения шока от них для человека и общества. За внешней тенденцией к меньшей акаде­мичности теории социальной работы открывается серьезная претензия на основные принципы философской терапии: отказ от ориентации на чистую классическую рациональность научного знания и полярных ли­нейных представлений о мире; стремление вслушаться в подвижные умонастроения, переживания и страдания человека; акцент на проблеме социальной и духовной поддержки человека, заброшенного в иррацио­нальный поток событий, порой отчужденного от социума; радикальное разочарование в дегуманизации урбанизма, техницизма, массовой куль­туры; протест против личностной капитуляции перед глобальным и личностным кризисом; извлечение из современной истории новых ми­ровоззренческих принципов, нового понимания философии социальной работы.

Милосердие оказывается универсальной категорией в тезаурусе теории социальной работы. В любом случае в структурах мотивации со­циальной работы присутствуют не просто клиент и социальный работ­ник, но и человек страдающий, гибнущий, и человек милосердный, по­могающий, спасающий. Социальный субъект, готовый проявить мило­сердие и выступить в роли фасилитатора, а в каком-то смысле исповеду­ет философию любви, строит цивилизацию любви.

Объект милосердия при этом далеко не всегда соответствует идеалу высших целей цивилизации, нормам социального здоровья, напротив, он чаще всего девиантен, имеет маргинальный статус. Вправе ли этот человек или группа рассчитывать на сострадание цивилизованного об­щества, его сопереживание и поддержку? Со стороны социального ра­ботника как активного агента общества предполагается, видимо, нрав­ственное беспокойство, постоянный суд над собой в качестве высших смыслов, порождение естественного стремления проникнуть во внут­ренний мир другого, не только познать общность с другим, но и понять, прочувствовать, каким же видит и воспринимает мир страдающий чело­век.

Здоровое цивилизованное общество милосердно, оно активно стре­мится предупредить трагедию, справиться с патологическими процес­сами, помогает восстановить равновесие незащищенных и страдающих групп, которые оно старается поддержать, защитить, восстановить. Ци­вилизация любви - это бескорыстное участие, социальное милосердие к отдельному человеку, народам, соседним культурам, стремление облег­чить страдания и помочь ощутить себя полноправным членом сооб­щества. Культура, по Соловьеву, и выступает системой необходимых средств для полного проявления любви как нравственного начала и полного достижения всеобщего блага как нравственной цели. Личность субъекта страдающего в структуре социальных приоритетов оказывает­ся не менее важной, чем решение самой проблемы трансляции культуры в регулятивных социальных механизмах, страдания учат милосердию.

Разумеется, социальные, культурные и психологические изменения в жизни людей, детерминируемые техногенной цивилизацией, приводят к тому, что зачастую семья не способна сама оказать поддержку своим нуждающимся в милосердии родным. Хотя мы и пытаемся развивать отечественные традиции благотворительности, в каком-то смысле мы все еще недостаточно милосердны. Предельные смысловые основания культурного и жизненного хронотопа в контексте стратегии спасения образуют концептуальное ядро тезауруса социальной работы, вокруг которого разрастается экзистенци­альная, вселенская и темпоральная программа, семантически уточняю­щая и обогащающая наследие философского языка. Нащупать это ядро возможно лишь при радикальном отказе, отречении от ограничивающих прокрустовых принципов радикального функционализма. Милосердие оказывается универсальной категорией в тезаурусе теории социальной работы. В любом случае в структурах мотивации со­циальной работы присутствуют не просто клиент и социальный работ­ник, но и человек страдающий, гибнущий, и человек милосердный, по­могающий, спасающий. Социальный субъект, готовый проявить мило­сердие и выступить в роли фасилитатора, а в каком-то смысле исповеду­ет философию любви, строит цивилизацию любви.

Объект милосердия при этом далеко не всегда соответствует идеалу высших целей цивилизации, нормам социального здоровья, напротив, он чаще всего девиантен, имеет маргинальный статус. Вправе ли этот человек или группа рассчитывать на сострадание цивилизованного об­щества, его сопереживание и поддержку? Со стороны социального ра­ботника как активного агента общества предполагается, видимо, нрав­ственное беспокойство, постоянный суд над собой в качестве высших смыслов, порождение естественного стремления проникнуть во внут­ренний мир другого, не только познать общность с другим, но и понять, прочувствовать, каким же видит и воспринимает мир страдающий чело­век.

Здоровое цивилизованное общество милосердно, оно активно стре­мится предупредить трагедию, справиться с патологическими процес­сами, помогает восстановить равновесие незащищенных и страдающих групп, которые оно старается поддержать, защитить, восстановить. Ци­вилизация любви - это бескорыстное участие, социальное милосердие к отдельному человеку, народам, соседним культурам, стремление облег­чить страдания и помочь ощутить себя полноправным членом сооб­щества. Культура, по Соловьеву, и выступает системой необходимых средств для полного проявления любви как нравственного начала и полного достижения всеобщего блага как нравственной цели. Личность субъекта страдающего в структуре социальных приоритетов оказывает­ся не менее важной, чем решение самой проблемы трансляции культуры в регулятивных социальных механизмах, страдания учат милосердию.

Разумеется, социальные, культурные и психологические изменения в жизни людей, детерминируемые техногенной цивилизацией, приводят к тому, что зачастую семья не способна сама оказать поддержку своим нуждающимся в милосердии родным. Хотя мы и пытаемся развивать отечественные традиции благотворительности, в каком-то смысле мы все еще недостаточно милосердны. дельные смысловые основания культурного и жизненного хронотопа в контексте стратегии спасения образуют концептуальное ядро тезауруса социальной работы, вокруг которого разрастается экзистенци­альная, вселенская и темпоральная программа, семантически уточняю­щая и обогащающая наследие философского языка. Нащупать это ядро возможно лишь при радикальном отказе, отречении от ограничивающих прокрустовых принципов радикального функционализма. Следующей важной группой принципов выступают принципы мо­дальности (гибкости), перманентности (непрерывности), компетент­ности. Принцип модальности предполагает гибкий подход с учетом конкретного региона, специфики личности клиента, его пола, возраста, характера, культуры, традиций, религии. Например, жители города и села. Северного Кавказа и Нечерноземья по-разному реагируют на от­ношение к старикам, традиционному укладу, изменению образа жизни. Выбор тестовых и других методик осуществляется социальными работ­никами в соответствии с социальным, этническим, семейным и психо­логическим статусом клиента.

Принцип перманентности означает требование непрерывности в социальной работе, недопустимости прекращения коррекционных, те­рапевтических и поддерживающих действий, разработки индивидуаль­ных программ, действующих на протяжении жизненного пути клиента, с учетом его темпоральных особенностей, а также изменения окружаю­щей среды, инвайронмента.

Принцип компетентности в социальной работе ориентирует на зна­ния, умение и профессионализм, сопровождается рефлексией «не навре­ди» (как у врачей), сочетанием профессиональных и непрофессиональ­ных (домашнее лечение) форм поддержки и терапии. Этот принцип предполагает заботу о кадрах, повышении их квалификации, переобуче­нии, дополнительном образовании, их специальной стажировке.

Принцип посредничества связан с работой в комплексе, системе, работой в команде. Это связано с мультидисциплинарностью самой тео­рии социальной работы, вхождением в русло социальной работы ре­зультатов различных гуманитарных и естественнонаучных дисциплин. Сам же социальный работник оказывается в интердисциплинарном поле проблемы, которая не решается средствами одной психологии, социоло­гии, экономики, права, медицины. Успешное решение проблемы воз­можно исключительно в результате комплексного подхода, системного видения проблемы. Отсутствие такого синтеза означало бы принятие узковедомственного, либо только филантропического подхода к соци­альной работе и отход от более широкого гуманистического принципа, о котором мы говорили выше.

Чересчур расширенный вариант понимания, при котором социаль­ная работа представляется как присутствующая буквально во всех сфе­рах общества и жизнедеятельности человека, образует так называемый псевдоглобальный подход, который надо отличать от глобального, со­ставляющий в единстве с реализацией глобальной идеи в локально-конкретных действиях и проявлениях обязательный аспект гуманисти­ческого принципа. Имеется в виду также представительство института социальной работы на всех уровнях (от отдельной семьи до мирового сообщества), а также личные беседы социального работника с целью распространения научных знаний.⁸