V. 59ff., особенно 61 ουδέ тот 'ην oCф 'εοται, έπεί νυν εστίν όμοΰ παν εν ξυνεχές.

==63

В. Виндельбанд

твующего, в чем существующее как бы впервые было и изменялось ¹. Но бытие также и неизменяемо, насквозь однородно в себе по качеству и единственно. Оно также не имеет множественности, но есть только Единое, которое есть единственное неделимое², абсолютное мировое бытие. Всякая множественность, всякое качественное различие, всякое возникновение, изменение в себе и исчезновение исключены из истинного бытия. В этом отношении Парменид выработал идею бытия до полной ясности и резкости.

Однако эта абстрактная онтологиясо всеми ее определениями, все-таки, смешивается у великого элейца с данными внутреннего и внешнего опыта, и это происходит в двух направлениях, зависящих от того способа, которым Парменид получил понятие бытия из тождества объекта мышления с самим мышлением. То бытие, к которому, по наивному способу тогдашнего представления, относится мышление, как к своему необходимому содержанию, — есть вещественная действительность. Поэтому бытие Парменида отождествляется с абсолютной вещественностью; и полемика против признания несуществующего получает, таким образом, новый оборот: 6v (сущее) совпадает сπλέον (полное),μη δν (несуществующее) сκενόν (пустое), и элейцы учат: пустое пространство не существует. Именно поэтому бытие неделимо, поэтому же оно также и неподвижно³, и наряду с качественной переменой исключает также и всякую перемену места. Эта абсолютная вещественность поэтому же и не бесконечна (άτελεύτητον), но есть конечное в себе, неизменяемо определенное бытие⁴, ограниченное в себе, как равномерно округлен ный, однородный, неизменяемый шар⁵.

V. 96 ουδέ χρόνος Εστίν η εσται &λλο παρέκ τοΟ έόντος. Это направлено, может быть, против космогонии, а, может быть, также против определенных во времени ступеней развития мира у Гераклита.

² V.78.

V. 80 ff. 85: τωύτόν τ ' εν τωίτφ τε μένον καθ ' έωυτό τε κείται

V. 88 f. Без сомнения, Парменид выступает здесь против милетского учения о άπειρον (бесконечное), во всевозможных его отношениях. Но отнюдь не необходимо принимать, что в противоположенииτέρας'а (предела) иάπειρον'а (беспредельного) ему должны были предшествовать числовые исследования пифагорейцев. Пет ни малейшего следа этого у Парменида. Обратно, нет ничего невозможного, что эта противоположность элейца со всеми предшественниками сделала для Пифагорейцев эту пару идей настолько важной, что они приняли ее в число своих основных противоположностей.

⁵V. 102 ff.

==64

А. ГРЕЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Но, с другой стороны, для Парменида опять-таки нет бытия, которое не было бы сознанием, не было бы мыслимым: τωύτόν δ'εστί νοείν τε και οΰνεκέν εστί νόημα (одно и то же мыслить и то, о чем мыслится, ст. 94). Как для Ксенофана, так и для него в этом мире—божестве, в абстрактном бытии, вполне совпадают вещественность и духовность: тоγαρ πλέον εστί νόημα (ибо полное и есть мысль, ст. 149).

Нельзя поэтому назвать систему элейцев ни материалистической, ни идеалистической, так как эти термины только тогда имеют смысл, когда вещественность и духовность уже мыслились сперва, как различные основные формы действительности. Элеизм скорее такая онтология, которая по своему содержанию еще в такой степени сполна придерживается наивной точки зрения на тождественность вещественного и духовного, что даже возводит ее в принцип.

Но еще более, чем у Ксенофана, выступает в учении Парменида тот своеобразный результат, что принцип, выработанный под влиянием потребности познать мир путем мышления из понятий, оказывается совершенно негодным к этому: это элейское понятие бытия так мало пригодно к пониманию и разъяснению эмпирического мира, что скорее вообще отрицает последний. Всякая множественность и различие, всякое возникновение, бывание и исчезновение для Парменида только обманчивая видимость — неверные названия, которые смертные дали истинному бытию ¹. Источник этого обмана элеец искал (не сознавая, как кажется, что он запутывался таким образом в заколдованном круге) в чувственном восприятии, против обманчивости которого он предостерегал², причем объявлял с гораздо большим ударением, чем Гераклит (хотя исходя при. этом из вполне противоположных оснований), что истину должно искать только в мышлении из понятий (λόγος), но никогда не в чувствах. Его онтология представляет образчик вполне сознательного рационализма, исключающего всякий опыт и даже отрицающего его содержание.

Несмотря на это, Парменид думал (может быть, ввиду требований своего научного союза в Элее), что он не должен уклоняться от изложения учений физики, и, таким образом, вторая часть его дидактического стихотворения ³дает род гипотетической и проблематической физики, которая, хотя она принципиально и поставлена без всякого опосредствования рядом с онтологией первой части, V. 98 ff. Поправкаδναρ им.δνομ" (ст. 98Cladisch)рушится, между прочим, о то обстоятельство, что развившаяся именно из элеизма софистика и эристика говорила с особенной любовью о множестве имен одного бытия (§28).

²V. M ff.

V. 18—30: 33—37:110 ff.

5 5-

==65

В. Виндельбанд

однако не ограничивается простым воспроизведением «человеческих суждений» о представляющихся чувствам множественных и изменяемых вещах, а преобразует эти вещи так, как бы, по предположениям Парменида, они должны были представляться, если бы вообще множественность, подвижность и изменяемость могли быть признаны реальными. А тут прежде всего требовалось, чтобы рядом с существующим было мыслимо, как реальное, также несуществующее', и из взаимного влияния обоих была бы выводима разнородность и процесс возникновения единичных вещей. Эта физическая теория Парменида есть, таким образом, дуализм, теория противоположностей, и если она уже этим одним живо напоминает Гераклита, то еще более согласуется с ним в том, что отождествляет существующее с светом, а несуществующее с ночью ². Если затем эта пара противоположностей отождествляется с другими парами: тонкое и густое, легкое и тяжелое, огонь и земля, то тут, конечно, принято во внимание еще и учение Анаксимандра, но, с другой стороны, все-таки вполне признано учение Гераклита, которое противоположило всем прочим элементам — огонь, как определяющий, образующий элемент. Если поэтому и неверно, что- Парменид обозначил отношение этих двух противоположностей, как отношение деятельного и страдательного принципа, то все-таки Аристотель, который именно и истолковывает дело таким образом (Met. I, 3, 984, Ь, 1), прав в том отношении, что для Парменида «существующий» огонь наверное имел значение оживляющего, побуждающего принципа в противоположность «несуществующей» темноте.

Об отдельных учениях Парменида, которые, к тому же, переданы лишь крайне отрывочно, можно заметить немногое. И у него центр тяжести лежит в метафизике. Скудно сохранившиеся известия доказывают, что он пытался почерпнутый из всеобщей онтологии дуализм провести довольно искусственно в деталях, всестороннее выяснение которых он взял на себя ³: в частностях, однако, он присоединялся к прежде найденным теориям, не делая существенных успехов в физических исследованиях. Его астрономические представления до такой степени согласуются с представлениями пифагорейцев, с которыми он, без сомнения, приходил в соприкосновение, что нужно

1 u

па это оперся впоследствии атомизм, который, с точки зрения физики, последовательнее, чем сам Парменид, рассматривал небытие, пустое пространство, как реальное: ср. §23.

²V.122ff.

V.120 f.

==66

А. ГРЕЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

принять за достоверное зависимость от них элеица в этом отношении ¹. На происхождение человека он держался того же взгляда, как до него Анаксимандр, а после него Эмпедокл. В остальном — исключая некоторые замечания о рождении и т.д. — есть сведения только об его учении об ощущениях. Об этом он учил, как Гераклит, что из обоих основных веществ, содержащихся и в человеке, каждое ощущает родственное ему во внешнем мире. Таким образом, в живом человеке теплое ощущает огненную жизненную связь вещей, точно так же и в трупе холодное, неподвижное тело еще продолжает познавать однородное с ним в том, что окружает его. И он думал, что смешением этих обоих элементов в каждом человеке определяются также его представления и степень проницательности².

Нет никакого основания сомневаться в исторической верности сообщения Платона ³, что Парменид в старости пришел в Афины, где его видел молодой Сократ; данные диалога «Парменид», который соединяет с этим фикциюразговора между Парменидом и Сократом·, тоже не лишены правдоподобности. Следуя им, Парменид родился, приблизительно, в 515 году. Он происходил из знатной фамилии, и его знакомство с пифагорейцами достаточно засвидетельствовано⁵, точно так же и знакомство с Ксенофаном", с которым он в своем родном городе Элее определил направление деятельности научного союза. Парменид оказывал решительное влияние' и на политическую жизнь этого новооснованного города, ибо он и вообще характеризуется, как серьезный, значительный и нравственно высокий человек⁸. Его сочинение написано около 470 года или немного позже; оно служит ответом на сочинение Гераклита и в то же время стимулом к развивающимся вскоре после этого учениям Эмпедокла, Анаксагора, Левкиппа и Филолая (гл.З). Оно представляет в связной речи единственное в своем роде тесное слияние абстрактного развития мыслей и поэтически-пластичной фантазии. Из сохранившихся отрывков большая часть приходится на первый онтологический отдел стихотворения, который был, может быть, также озаглавленπερί φύσεως (о природе).

Ср. подробнее у ZeileraI⁴, 525ff. То обстоятельство, что при этом у Парменида нет ни малейшего сведения о так называемой теории чисел, доказывает позднейшее происхождение этого философского учения пифагорейцев, математические и астрономические исследования которых очевидно предшествовали метафизическим: ср.§24.

² V.146ff.

³ Theaet. 183 e.

Pannenkies 127 Ь. cf. Sophist. 217 с.

⁵ Diog.Laert. IX, 25. Strabo.27,1,1.

⁶ Arist.Met. I, 5, 986, Ь.

Diog.Laert. IX, 23 по Спевзиппу. ⁸ Plato. Theaet. 183 e.; ср. Soph. 237 а и Farm. 127 Ь

5*

==67

В. Виндельбанд

Отрывки собрали и обработали (Karsten и Mullach) Am. Peyron (Parmenidis et Empedoclis fragmenta, Leipz. 1810) и Heinr. Stein (Symb. philol-Bonn. in hon. Ritschi. Leipz. 1864, p.763 ff.). Ср.Vatke.Pannenides Veliensis doctrina. Berlin 1844 r.

§20. Между тем как Парменид делал во всяком случае еще значительную уступку обыденному представлению о множественности и изменяемости вещей, по крайней мере, тем, что выставил свою гипотетическую физику, друг и ученик его Зенониз Элеи принялся за опровержение этого обыденного воззрения, желая таким путем косвенно подтвердить учение своего учителя об единстве и неизменяемости существующего. Навык к абстрактному мышлению, утвержденный Парменидом, сказывается здесь у ученика в виде полного устранения господствовавшей прежде склонности к физическим исследованиям. Зенон стремится не к тому, чтобы усвоить или понять¹эмпирическую действительность, но только к тому, чтобы защитить парадоксы своего учителя посредством разных операций над понятиями. Поэтому, когда он стремится раскрыть противоречия, заключающиеся в повседневном мнении о множественности и изменяемости вещей, он пользуется (еще одностороннее, чем Парменид) не фактическими, эмпирическими, но только формальными и логическими аргументами.

Это прежде всего видно из употреблявшейся Зеноном (как кажется, впервые методически и с виртуозностью) формы ведения доказательства, которое посредством постоянного повторения противоречивых делений старается опровергнуть всевозможные способы понимания и защиты оспариваемого понятия тем, что последнее везде приводится под конец к явным противоречиям. На основании остроумного применения этого логического аппарата, который выставляет на вид, что все доказательство, взятое целиком, управляется законом противоречия, можно предположить, что у Зенона у первого явилась ясная мысль о формально-логических отношениях; и он был уже Аристотелем обозначен, как изобретатель диалектики ².

Все же трудности, которые Зенон, следуя этому методу, открывает в понятиях множественности и движения, относятся к бесконечности пространства и времени, и именно частью к бесконечно большому, частью к бесконечно малому; они доказывают в последней инстанции только невозможность представлять непрерывные величины пространства и времени разложенными на раздельные

О немногих и маловажных замечаниях, происходящих большею частью вследствие смешения, которые говорят, как будто против, cu-ZellerI',538 Anm.

Diog-Laert. VIII, 57.

==68

А. ГРЕЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

части, т.е. доказывают невозможность мыслить законченной ту бесконечность, которая появляется от процесса наших представлений. По этой причине зеноновские апории (затруднения) не могли найти строгого опровержения, пока затронутые в них вполне реальные и трудные проблемы не рассматривались с точки зрения исчисления бесконечно малых величин.

Ср. Arist. Phys. var. loc. с комментариями Симплиция. — Baute. Dist. hist. et cnt. Art. Zenon. — Herbart. Einleitung in die Philos. §09; Metaphysik ξ?"0 c Hegel, Gesch. d. Philos. W.W. XIII. 312 ff. — Wellmann. Z's. Beweise Bewegung und ihre Widerlegungen, Frankfurt a. 0. 1870.'" г\ "'

Ср. Arist. Phys. var. loc. с комментариями (-.имплишш. — ьayie. mst. hist. et crit. Art. Zenon. — Herbart, Einleitung in die Philos. §l 39; Metaphysik §248 f. — Hegel, Gesch. d. Philos. W.W. XIII. 312 ff. r- Wellmann, Z's. Beweise gegen die Bewegung und ihre Widerlegungen, Frankfurt a. 0.1870. — C.Dunan, Ζ.Έ. argumenta, These Nantes 1884.

Доказательств, выведенных Зеноном против множественности существующего — два, и они относятся частью к величине, частью к числу существующего. Если существующее состоит из многого, то по величине оно должно быть, с одной стороны, бесконечно малым, с другой — бесконечно большим. Первое — потому, что совокупность какого угодно множества частей, из которых каждая сама, как неделимая, не имеет никакой величины, в свою очередь не может составить никакой величины. Второе же — потому, что соединение двух частей предполагает между ними границу, которая, как нечто реальное, сама должна иметь тоже пространственную величину и быть поэтому отделенной от обоих частичек границами, по отношению к которым имеет место то же самое и т.д. Так же и по числу существующее, если бы оно было многим, должно было бы мыслиться как конечным, так и бесконечным. Первое — потому, что оно существует в таком количестве, сколько его есть, не более и не менее. Второе же — потому, что две различные существующие вещи должны быть разделены границей, которая сама, как нечто третье, отлична от них и отделена от обеих четвертым и пятым и т.д. до бесконечности¹.

Вероятно, да и хронологически также весьма возможно, что эти доказательства уже были направлены против зачатков атомистики (§23): они должны показать, что мир не может мыслиться составленным из атомов. Далее в пользу этого говорит еще то обстоятельство, что полемика Зенона, направленная против представления об изменяемости существующего, касалась только κινησις (движения), а неάλλοιωσις (качественного изменения): атомизм же утверждает только первое и отрицает последнее. Присоединяется сюда и то, что третий аргумент против множественности существующего, который Зенон, как кажется, более наметил, чем развил, получает смысл только в полемике против атомистов, которые хотят вы-

Вторую часть аргументации, которая по существу, следовательно, одна и та же в обоих доказательствах, древние называли аргументом εκ διχοτομιας (из двучленного деления), причем, таким образом, дихотомия принимается не в логическом, но в первоначальном физическом смысле.

==69

В. Виндельбанд

вести качественные определенности из взаимного влияния атомов; это так называемый сорит, по которому будто бы является непонятным, как мера зерна может произвести шум, которого не производит ни одно из отдельных зерен. Против атомизма направлена, вероятно, и другая аргументация Зенона, не касающаяся ни множественности, ни движения существующего, но реальности пустого пространства, которое имело значение для атомистов, как возможность предположения движения. Именно Зенон показал, что если существующее должно быть мыслимо в пространстве, то это пространство, как нечто действительное, само опять-таки должно быть мыслимо в другом пространстве и т.д. до бесконечности.

С другой стороны, употребление, которое Зенон делает из категорий бесконечного и конечного, неограниченного и ограниченного, указывает, как кажется, на отношение к пифагорейцам (§24), в исследованиях которых эти понятия играли большую роль. Ср. все-таки §19 и 24.

Противоречие в понятии движенияЗенон пробовал представить четырьмя различными путями: 1) невозможностью пробежать пространство определенной величины, так как бесконечная делимость пространства, которое нужно пробежать, делает немыслимым начало движения; 2) невозможностью пробежать пространство с подвижной границей, так как в продолжении каждого конечного момента, в который пробегается расстояние, цель, хотя бы на сколько-нибудь, да подвинулась вперед (Ахиллес, который не может догнать улитки); 3) бесконечною малостью величины движения в течение одного момента, так как тело, находящееся в движении, находится в продолжении каждого отдельного момента времени в известном месте, т.е. покоится (покоющаяся стрела); 4) относительностью величины движения, так как движениеэкипажа кажется имеющим различную скорость, смотря по тому, измеряется лионо по удалению от стоящего экипажа или от удаляющегося в противоположном направлении.

О жизни Зенона известно мало. Если даже считать, что точные числовые данные, выставленные в диалоге «Парменида», измышлены, а данные древних, относящиеся к ακμή (времени процветания), недостоверны, то все же несомненно, что он был много что одним поколением моложе Парменида, и не будет ошибкой определить его жизнь, длившуюся 60 лет, приблизительно между годами 490 — 430. Поэтому его можно признать современником Эмпедокла, Анаксагора, Левкиппа и Филолая, и вполне возможно, что он, именно в противоположность их преобразованиям, удержал учение о бытии Парменида во всей его идеальной абстрактности. Егоξΰγνραμμα (сочинение), упоминаемое у многих, было составлено в прозе и — соответственно своему формальному схематизму — разделено на главы, в которых отдельныеδποθέσεις (предположения) были доказаны чрез deductio ad absurdum¹. Е-сли они были изложены — соответственно своему полемическому характеру — в форме вопросов и ответов², то вполне возможно, что здесь лежало

' Plat. Pann. 127 с. ff. Simpl. Phys. 30 а. ² Arist, περί σοφ. έλέγχ. 170 Ь. 22.

==70

А. ГРЕЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

начало так богато развившейся впоследствии философской литературы диало

гов ¹.

Менее значения ²имеетМелиссиз Самоса. Подобно тому, как он родом не элеец, он и не вполне последовательный приверженец учения Парменида о бытии. Как несколько младший, он уже соприкасается с эклектическим течением (§25), в котором прежние противоположности начали стушевываться. В главном он, конечно, несомненно защищает основной принцип элейцев, и именно — в таком виде, что явно выступает против Эмпедокла, Анаксагора, Левкиппа и частью также против милетской физики; но, с другой стороны, он со своим учением о бесконечности Единого стоит в такой резкой противоположности к Пармениду и в такой ясной связи с Анаксимандром, что является как раз посредствующим звеном между обоими. Форма его аргументации носит на себе следы выработанного Зеноном диалектического схематизма. Придерживаясь этой формы. Мелисс доказывает, что существующее 1) вечно, потому что оно не может произойти ни из существующего, ни из несуществующего и не может перейти ни в существующее, ни в несуществующее; 2) бесконечно (άπειρον—беспредельно), т. е. без начала и конца и в пространстве, потому что оно без начала и конца во времени; 3) единично, так как многие бытия ограничивали бы друг друга в пространстве или во времени; 4) неизменяемо, т.е. лишено движения и разных состояний, так как каждое изменение содержит в себе в некотором роде возникновение и исчезновение, а каждое движение предполагает пустое пространство, которое не может быть мыслимо существующим. Отсюда ясно, что Аристотель справедливо нашел, будто Мелисс понимал лv (единое) более материально, чем Парменид. Но совершенно не понятно, что именно Мелисс выиграл таким приближением к милетской физике, так как он все-таки отрицал по отношению к бытию всякую изменяемость. Поэтому не видно никакого серьезного мотива для его уклонения от Парменида, и учение Мелисса является беспринципным смешением.

Мелисс, сын Итагена, был тот наварх — в этом едва ли можно сомневаться, — под предводительством которого самосский флот победил афинян в 442. Его личные отношения к школе алейцев не выяснены. Его ξύγγραμμα (сочинение) (περί φύσεως — о природе илиπερί του ϊντος — о существующем — Simpl. u. Suidas) было написано в прозе. — Ср.F. Kern,Zur Wьrdigung des M., Stettin 1880.

Посредством полемики Зенона основной характер философии элейцев получил наияснейшее выражение: она была логически пос-

' Diog. Laert. HI, 48. ² Arist. Met. I, 5. cf. Phys. I, 3.

==71

В. Виндельбанд

ледовательным проведением неизбежного в ходе мышления понятия бытия, которое, само по себе — одно, еще недостаточно для понимания и объяснения эмпирической действительности. Ему противопоставляется положение Гераклита, что сущность вещей должно искать в закономерном процессе вечного изменения. Одно из этих учений чисто онтологическое: оно знает только одно непроисшедшее и неизменяемое бытие и отрицает реальность множественности и бывания, не объясняя даже ихвидимости. Другое — чисто генетическое: оно фиксирует впечатление бывания и его пребывающих форм, не удовлетворяя потребности связать его с окончательным итогом действительности. Но понятие бытия есть мысленно-необходимый постулат, а бывание — неотрицаемый факт. Поэтому из противоположности этих двух учении развивается для эллинской науки вполне ясное понимание задачи, которая в неопределенном виде лежала уже в основании первого очерка понятияαρχή (первоначала): объяснить бывание из бытия.