Kon_i_s_druzhba_etiko_psihologicheskiy_ocherk

ЛИЧНОСТЬ МОРАЛЬ ВОСПИТАНИЕ Серия художественно публицистических и научно-популярных изданий

И. С. КОН

ДРУЖБА

ЭТИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

Москва Издательство политической литературы

1980

87.717 К64

Кон И. С.

Дружба. Этико-психологический очерк.– М.: Политиздат, 1980.– 255 с.– ( Личность, мораль, воспитание).

Во все времена дружба имела высокую моральную и социальную ценность. От чего же зависит глубина и прочность человеческих привязанностей? Что представляет собой дружба? Как исторически менялись ее идеалы и критерии? В чем ее нравственный смысл и какова ее связь с другими моральными отношениями и привязанностями? Об этих проблемах, весьма актуальных с точки зрения формирования личности и важных для практики коммунистического воспитания, ведет разговор в своей книге доктор философских наук, профессор И. С. Кон, опираясь на новейшие данные социологии, истории и психологии общения.

Книга рассчитана на широкие круги читателей.

Заведующая редакцией Р. К. Медведева Редактор М. А. Лебедева

Младшие редакторы Ж. П. Крючкова и Е. С. Молчанова

Художник Н. С. Филиппов Художественный редактор Г. Ф. Семиреченко Технический редактор М. И. Токменина

Введение. Истину назови мне...

...Истинный брак, истинная дружба нерушимы, но...

никакой брак, никакая дружба не соответствуют полностью своему понятию.

К. Маркс

Вряд ли найдется человек, который никогда не задумывался бы о сущности дружбы. Впервые это обычно случается в ранней юности, когда от школьных диспутов о дружбе, товариществе и любви ждут не только абсолютной ясности, но и практического решения жизненных проблем. Умудренные опытом взрослые улыбаются такой наивности. Однако их живо волнуют проблемы психологии общения, социальные и психологические причины некоммуникабельности, способы укрепления соседских и дружеских связей и т. д.

При этом обнаруживается любопытный парадокс. Люди всех времен и народов почитают дружбу как величайшую социальную и нравственную ценность. «Если найдешь разумного друга, готового идти вместе, праведно живущего, мудрого, превозмогающего все невзгоды,– иди с ним, радостный и вдумчивый. Если не найдешь разумного друга, готового идти вместе, праведно живущего, мудрого,– иди один, как царь, отказавшийся от завоеванного царства...»*),– учит Дхаммапада, собрание религиозно-этических изречений раннего буддизма (III – I вв. до н. э.).

Вместе с тем люди неизменно считают подлинную дружбу редкой и расцвет ее, как правило, относят к прошлому. Нередко приходится слышать жалобы на то, что интимная, глубокая дружба часто подменяется у современной молодежи поверхностными и экстенсивными приятельскими отношениями, что телефон заменяет личные контакты, а телевизор – живой обмен мнениями. Эти рассуждения, подкрепленные ссылками на научно-техническую революцию, урбанизацию и рационализм современной жизни, кажутся довольно убедительными. Но вот беда – оказывается, сходные жалобу, хотя и с другой аргументацией, раздавались задолго до нашего времени.

Перелистаем страницы истории. Западногерманский социолог Ф. Тенбрук относит расцвет высокоиндивидуализированной дружбы к периоду между 1750 и 1850 гг. Ныне, считает он, подобные отношения «теряют свою силу и распространенность. В сегодняшнем мире дружба играет сравнительно небольшую роль и уж, во всяком случае, персонализированные дружеские оглашения составляют исключение»*). Однако романтики начала XIX в. тоже считали глубокую дружбу большой редкостью. По словам немецкого поэта Л. Тика, все люди любят или, по крайней мере, думают, что любят, «но

*) Дхаммапада. М., 1960, с. 115.

*) Tenbruck F. H. Freundschaft. Ein Beitrag zu einer Soziologie der persönlichen Beziehungen.– Kölner Ze it-schrift für Soziologie und Sozialpsychologie, 16. Jg. (1964), S. 454.

лишь очень немногим дано быть друзьями в подлинном смысле слова»*).

Склонность проецировать царство дружбы в прошлое наблюдалась и раньше. В середине XVIII в. К. Гельвеции писал, что «во времена рыцарства, когда выбирали себе товарища по оружию, когда два рыцаря делили славу и опасность, когда трусость одного могла стоить жизни и потери чести другому»*), дружба, несомненно, была более избирательной и прочной. Напротив, при «настоящей форме правления» (имеется в виду французский абсолютизм) «частные лица не связаны никаким общим интересом... И нет больше дружбы; со словом «друг» уже не связывают тех представлений, которые связывали раньше...»*). В XVII в. о расчетливости и своекорыстии дружбы писал Ф. Бэкон, в XVI в. – М. Монтень, по словам которого для возникновения настоящей дружбы «требуется совпадение стольких обстоятельств, что и то много, если судьба ниспосылает ее один раз в три столетия»*).

Гуманисты эпохи Возрождения апеллировали к античным образцам дружбы. Античные авторы в свою очередь ссылались на более древних героев. Древнегреческий поэт Феогнид (VI в. до н. э.), воспевая достоинства дружбы, считал ее весьма несвойственной своим согражданам:

...Милых товарищей много найдешь за питьем и едою, Важное дело начнешь – где они? Нет никого!..*)

Уже древнеегипетский автор «Спора разочарованного со своей душой» (XXII–XXIII вв. до н. э.) горько сетует на оскудение человеческого общения:

Кому мне открыться сегодня? Братья бесчестны, Друзья охладели...

Нет закадычных друзей, С незнакомцами душу отводят!*)

Спрашивается, когда же было время «настоящей дружбы» и было ли оно вообще? Как иронически замечает А. Шопенгауэр, «истинная дружба – одна из тех вещей, о которых, как о гигантских морских змеях, неизвестно, являются ли они вымышленными или где-то существуют»*).

Трудности начинаются уже с определения самого понятия дружбы. Современные толковые словари и учебники этики определяют дружбу как близкие отношения, основанные на взаимном доверии, привязанности, общности интересов и т. д.*)

Какие же признаки отличают дружбу от прочих межличностных отношений и привязанностей? Их можно назвать по крайней мере три.

Вотличие от деловых отношений, где один человек использует другого как средство для достижения какой-то своей цели, дружба – отношение самоценное, само по себе являющееся благом; друзья помогают друг другу бескорыстно: «не в службу, а в дружбу».

Вотличие от близости, обусловленной кровным родством, или от товарищества, где люди связаны принадлежностью к одному и тому же коллективу, узами групповой солидарности, дружба

индивидуально-избирательна и основана на взаимной симпатии.

Наконец, в отличие от поверхностного приятельства, дружба – отношение глубокое и интимное, предполагающее не только взаимопомощь, но и внутреннюю близость, откровенность, доверие, любовь. Недаром мы называем друга своим alter ego («другим Я»).

Но каноны дружбы и реальные межличностные взаимоотношения неодинаковы в разные исторические эпохи, у разных классов и индивидов.

Этимологический анализ понятий «друг» и «дружба» в разных языках показывает их тесную связь со словами, обозначающими родство, товарищество (особенно воинское) и любовь. Так, древнеславянское слово «дроужьба» обозначало: близость, товарищество, общество. Обращение «друзья и братья», сегодня имеющее метафорический смысл, некогда звучало буквально. Литовское слово draugas значит не только «друг», но и «близкий» в смысле родственных отношений. «Друг» – одновременно «другой» и «дорогой» (близкий).

Связь понятий дружбы и родства сохраняется очень долго. Новгородская судная грамота 1471 г.

*) Kluckhohn P. Die Auffassung der Liebe in der Literatur des 18. Jahrhunderts und in der deutschen Romantik. Halle/Saale,

1931, S. 555.

*) Гельвеций. Соч. В 2-х т. М., 1973, т. 1, с. 397.

*) Там же, с. 398.

*) Монтень М. Опыты. Кн. 1. М.– Д., 1954, с. 237.

*) Античная лирика. М., 1968, с. 143.

*) Лирика Древнего Египта. М., 1965, с. 79–81.

*) Schopenhauer A. Sämtliche Werke in fünf Bänden. Le ipzig, Bd 4, S. 537.

*) См.: Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1972, с. 166; Философская энциклопедия В 5-ти т. М., 1962, т. 2, с. 76–77; Словарь по этике. М., 1975, с. 82; Общая психология. М., 1970, с. 357.

повелевает «дать в позовниково место грамота безсудная племеннику его или другу»*). Обращает на себя внимание близость «семейных» и «воинских» корней. Дружка – шафер, свадебный товарищ. Слово «дружина», обозначающее в русском языке воинский отряд, в словенском и болгарском языках означает семью, домочадцев.

Составитель одного из этимологических словарей русского языка А. Г. Преображенский производит слово «друг» от предполагаемого древнегерманского глагола, имевшего значение: выдерживать, действовать, производить*); оно родственно готскому driugan (нести воинскую службу, воевать) и англосаксонскому dreogan (быть деятельным, выдерживать). Все эти слова происходят, по мнению ученого, от общего индоевропейского корня * dhrugh (быть готовым, крепким). Немецкий исследователь М. Фасмер указывает на связь дружбы с древнепрусским draugiwaldünen ( сонаследник), древневерхненемецким truhtin (военачальник, князь), литовским sudrugti (присоединиться)*).

Французское amitié и итальянское amicizia восходят к латинскому amicus (друг), которое, как и слово amor (любовь), происходит от глагола amare (любить)*). Немецкое слово Freundschaft в прошлом обозначало не только собственно дружбу, но и любовь, кровное родство, общий дом, общее происхождение. Существительное Freund этимологически восходит к глаголам freien (свататься) и freuen (радоваться)*).

Новейшие словари раскрывают этимологию немецкого слова Freundschaft, как и английского friend, еще богаче*), утверждая, что в их основе лежит гермапский корепь frī (оберегать, заботиться). Отсюда же, через праславянский корень prijati, происходит русское слово «приятель». «Любовносемейные» корни тесно переплетены с корнями, обозначающими «свободу» (староанглийское слово freō значит «свободный», средневерхненемецкое vrien – « освобождать»).

За общностью этимологических корней, объединяющих понятия любви, близости, кровного родства, свободы и воинского союза, прослеживается первоначальная нерасчлененность общественных и личных отношений и сопутствующих им эмоций.

Если от происхождения и семантики слов перейти к обозначаемым ими явлениям, то картина еще более усложняется. Философы обычно рассматривают дружбу нерасчлененно, в целом. Трудно назвать мыслителя, который бы не размышлял и не высказывал своих суждений на эту тему: Платон и Аристотель, Теофраст и Эпикур, Цицерон и Сенека, Августин и Дуне Скотт, М. Монтень и Ф. Бэкон, К. Томазий и X. Вольф, А. Шефтсбери и Д. Юм, П. Гольбах и К. Гельвеции, И. Кант и Г. В. Гегель, С. Кьеркегор и Л. Фейербах, А. Шопенгауэр и Ф. Ницше, В. Г. Белинский и Н. Г. Чернышевский.

Дружба изучается также методами специальных наук. Здесь вырисовываются, по меньшей мере, три автономные системы отсчета. Во-первых, дружба есть специфический социальный институт, выполняющий определенные функции в системе общественных отношений. Во-вторых, дружба есть чувство, эмоциональная привязанность, расположение одного человека к другому, которое можно попять только в системе аффективных переживаний личности. В-третьих, дружба есть особое межличностное отношение, возникающее и развивающееся в процессе взаимодействия двух и более субъектов.

Хотя все эти аспекты дружбы взаимосвязаны, они относятся к компетенции разных наук. Дружба как социальный институт – предмет изучения социологии, этнографии и исторических наук, которые прослеживают взаимодействие дружбы с такими общественными институтами, как семья, родство и соседство, историческую эволюцию социальной роли друга и соответствующих нормативных представлений. Изучение дружеских чувств и их соотношения с другими видами симпатии и эмоционального притяжения относится к компетенции психологии, а межличностные аспекты дружбы, механизмы ее возникновения, поддержания и развития изучаются социальной психологией.

Общественные науки и психология не ставят своей целью показать, как надо и как не надо дружить. Дружба для них – некая социально-психологическая и культурная реальность, подлежащая изучению. Эта реальность неоднозначна. Изучая историю или психологию дружбы, исследователь всегда должен различать нормативные, ценностные представления, идеалы дружбы, которых

*) См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. М., 1958, т. 1, с. 727. *) См.: Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. М., 1959, т. 1, с. 198.

*) См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1964, т. 1, с. 543; см. также: Трубачев О. Н. История славянских терминов родства. М., 1959.

*) Ernout A., Meillet A. Dictionnaire étymologique dela langue latine. Histoire des mots., t. 1. P., 1959, p. 29. *) Grimm J., Grimm W. Deutsches Wörterbuch, Bd 4. 1. Abt, 1. Hälfte. Leipzig, 1878, S. 161–167.

*) Klein E. A Comprehensive Etymological Dictionary of the English Language, v. I. Amst,– L. 1966, p. 62 2; Feists. Vergleichendes Wörterbuch der Gotischen Sprache.– 3 . neubearb. Auf L., Leiden, 1939, S. 168; Фасмер М. Этимологический словарь русского языка, т. 3, с. 369–370.

придерживается данное общество или индивид, и конкретные переживаемые личностью чувства и отношения. В силу ценностного характера дружбы такое разграничение неизбежно остается условным. Аксиология дружбы, рассматривающая ее ценностный аспект и составляющая предмет этики, раскрывает, с одной стороны, ценность дружбы для общества, а с другой – те нравственные принципы, на которые ориентированы дружеские отношения. Первая проблема сближает этику с историей и социологией, вторая – с психологией.

Предлагаемый вниманию читателя очерк в известном смысле продолжает и дополняет вышедшие ранее книги автора «Социология личности» (1967 г.) и «Открытие «Я» (1978 г.). Цель этого очерка, опираясь на специальную литературу, в том числе на собственные работы автора*), в какой-то степени обобщить данные исследований феномена дружбы в разных отраслях знания. Разумеется, в небольшой книге невозможно охватить все богатство оттенков и проблем, связанных с дружбой, тем более что в разных науках они исследованы весьма неравномерно. Привилегированными сюжетами историкокультурных исследований являются античная дружба и дружба периода романтизма (конец XVIII – начало XIX в.). В психологии дружбы наибольшее внимание ученых издавна привлекает юношеский возраст. на многим другим разделам темы имеющиеся материалы фрагментарны. Далеко не всегда возможно и прямое сопоставление историко-культурных и экспериментально-психологических данных. Все это побудило разделить книгу на две части. Первая, историко-социологическая, часть представляет попытку проследить эволюцию и вариации образа дружбы в истории культуры, тогда как вторая посвящена психологии дружбы. При всем различии исходных данных, которое отражается и в стиле изложения, эти подходы представляются взаимодополнительными. Их сопоставление помогает глубже понять социально-культурные и психологические истоки дружбы, а тем самым раскрыть и ее

моральный аспект.

Часть I

ОБРАЗЫ ДРУЖБЫ

*) См.: Кон И. С. Психология юношеской дружбы. М., 1973; его же. Дружба. Историко-психологический этюд.– Новый мир, 1973, № 7; его же. Научно-техническая революция и проблемы межличностного общения.– В кн.: Идеологические проблемы научно-технической революции. М., 1974, с. 44–58; Кон И. С., Лосенков В. А. Проблемы исследования юношеской дружбы.– Советская педагогика, 1974, № 10, и др.

1. СТАНОВЛЕНИЕ ДРУЖБЫ КАК СОЦИАЛЬНОГО ИНСТИТУТА

Дружба на время – рабство навечно.

Шумерская пословица

Этикет надо соблюдать даже в дружбе.

Японская пословица

Людям свойственно проецировать образцы идеальной дружбы в прошлое. Особенно часто такие образцы обнаруживали в античной Греции. Имена Кастора и Полидевка, Ореста и Пилада, Ахилла и Патрокла, Гармодия и Аристогитона уже в древности стали нарицательными, а их дружба считалась образцовой. Но действительно ли древняя дружба была прочнее и глубже современной и по каким критериям их вообще можно сравнивать?

Социологи обычно ставят развитие института дружбы в зависимость от степени дифференциации социальных связей. Так, немецкий социолог Ф. Тённис теоретически разграничивал два типа социальных отношений: общность (Gemeinschaft), основанную на непосредственной эмоциональной близости людей, и общество (Gesellschaft), основанное на рациональном расчете и разделении труда. Классическим примером «общественных» отношений Теннис считал капиталистический товарообмен, пренебрегающий всеми индивидуальными различиями, а примерами «общности» – родство, соседство и дружбу.

По его мнению, «общность» и «общество» присутствуют на каждом этапе исторического развития, но в разной пропорции. На ранних стадиях, пока люди живут сравнительно небольшими группами и в патриархальных условиях, преобладает дух «общности». По мере того как социальные связи становятся все более универсальными, значение «общностных» отношений, а следовательно, и дружбы снижается. Они становятся всего лишь островками человеческого в мире безличной расчетливости*).

Другой немецкий буржуазный социолог, Г. Зиммель, связывал историческую эволюцию дружбы с дифференциацией не только общества, но и самой личности. Античный идеал дружбы ему представлялся тотальным самораскрытием и слиянием личностей. «По мере растущей дифференциации людей такое полное самораскрытие должно было становиться все труднее. Чтобы поддерживать дружбу в античном смысле, современный человек, возможно, должен слишком многое скрывать»*). Отсюда, по мнению Зиммеля, дефицит интимности и эмоциональное оскудение дружбы.

Конечно, разделение труда и дифференциация общественных функций – фундаментальный социальный процесс. Но можно ли ставить в однозначную зависимость степень дифференциации социальной структуры и характер дружеских отношений?

В. И. Ленин писал, что «абстрактное рассуждение о том, в какой зависимости стоит развитие (и благосостояние) индивидуальности от дифференциации общества,– совершенно ненаучно, потому что нельзя установить никакого соотношения, годного для всякой формы устройства общества. Самое понятие «дифференциации», «разнородности» и т. п. получает совершенно различное значение, смотря по тому, к какой именно социальной обстановке применить его»*).

Мнение, будто древняя дружба была интимнее современной, молчаливо предполагает, что человеческие отношения изначально были индивидуальными, а в ходе исторического развития постепенно деиндивидуализировались, становясь все более стандартными и холодными. Между тем уже в древности раздавались жалобы на непрочность дружбы. Да и само усложнение человеческой индивидуальности выглядит в свете этого воззрения не столько приобретением человечества, сколько потерей.

На самом же деле индивидуализация и «персонализация» – исторические процессы. «Чем дальше назад уходим мы в глубь истории,– писал К. Маркс,– тем в большей степени индивид, а следовательно и производящий индивид, выступает несамостоятельным, принадлежащим к более обширному целому...»*)

Если понимать дружбу только как непосредственную эмоциональную привязанность, то человечество отнюдь не обладает в этом отношении ни монополией, ни приоритетом. Какие-то индивидуальные отношения и эмоциональные привязанности существуют уже у животных. Нередко

*) Tönnies F. Gemeinschaft und Gesellschaft. Leipzig 1887.

*) Simmel G. Soziologie. München und Leipzig, 1923, S . 269.

*) Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 431. *) Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 1, с. 18.

такая «дружба» бывает весьма прочной и нежной. Она может связывать и особей, стоящих на разных ступенях существующей в стаде иерархии*), и даже представителей разных видов. История дружбы подразумевает нечто совсем другое – становление дружбы как особого социального института,

обладающего специфической ценностью и регулируемого системой нравственных норм. История эта включает две автономных, хотя и взаимосвязанных, линии развития: первая – эволюция представлений о степенях человеческой близости (по оси «свой – чужой»); вторая – динамика представлений о функциях дружбы на базе разграничения инструментальных и экспрессивных отношений.

Все отношения типа «свой – чужой», «близкий – дальний» первоначально символизировались как кровнородственные. Первым шагом становления дружбы в смысле автономного социального института было, по-видимому, ее выделение из круга семейно-родственных отношений. Важную роль в этом процессе сыграло понятие свойствá.

На первый взгляд свойствó кажется простым расширением родственных связей. «Свойство есть отношение, существующее между одним из супругов и родственниками другого, а также между родственниками обоих супругов»*). В то же время свойствó противопоставляется «естественному» родству: свойственники – это «чужие», ставшие «своими». Свойствó – своего рода псевдородство, искусственное родство, связь, основанная на определенным образом обусловленном поведении.

Виды искусственного родства на ранних этапах развития общества были весьма многообразны – кумовство, побратимство, «кровное братство», «названное братство», «соотцовство» и т. д. К институту дружбы ближе всего стоит побратимство. Его зародышевые формы существуют уже в первобытном обществе, в виде системы возрастных групп, члены которых, будучи близки друг к другу по возрасту и совместно проходя обряд инициации (переход в следующую возрастную категорию или посвящение во взрослое состояние), на всю жизнь сохраняют чувство групповой солидарности, сознание обязанности оказывать друг другу поддержку. Но подобные отношения еще не были индивидуальноизбирательными: участники не выбирали друг друга, их связь задавалась социальной принадлежностью, возрастом и т. п.

Сразделением общества на классы родственные и территориальные узы ослабевают. Социальные

иэкономические связи людей уже не замыкаются рамками племени и нередко принимают личностный характер, выступают как отношения между индивидами, независимо от их кровнородственной или территориально-общинной принадлежности. Данную задачу и выполняют побратимство и другие

ритуализованные личные отношения.

Как бы назывались такие отношения, судя по этнографическим данным, они обладают четырьмя общими признаками*). Это отношения:

во-первых, партикуляристские: взаимные обязательства их участников всегда подразумевают конкретного другого (в отличие, допустим, от торговых отношений, регулируемых общими правилами и в которых партнер персонифицирует некую социальную категорию, а потому легко может быть заменен другим человеком), что сближает ритуализованные личные отношения с родством;

во-вторых, личные: в отличие от кровного родства или «заданной» принадлежности к возрастной группе, они связывают людей личными, индивидуальными узами;

в-третьих, добровольные: создаются путем свободного индивидуального соглашения, что также отличает их от родственных отношений;

в-четвертых, полностью институционализированные: права и обязанности друзей по отношению друг к другу и к общине в целом жестко фиксированы и охраняются традицией. И это решительно отличает их от современной дружбы.

С точки зрения привычного нам противопоставления деловых, «инструментальных» отношений («службы») и эмоционально-личностной близости («дружбы») древняя ритуализован-ная дружба внутренне противоречива, поскольку личное начало и добровольность сочетаются в ней с жестокой регламентацией поведения. Однако инструмептальность этих отношений не безлично универсалистская (типа рыночных отношений, в которых партнеры практически обезличены), а партикуляристская, связывающая индивида только с определенным, конкретным партнером и ни с кем иным.

Таким образом, ритуализованная дружба позволяет включить в состав общины человека из чужого рода или племени, покончить с былой враждой. Она особого рода механизм социальной интеграции, разрядки внутригрупповой и межгрупповой напряженности. Ритуализованные личные отношения

*) См.: Ван Лавик-Гудалл Д. В тени человека. М., 1974, с. 90.

*) Семенов Ю. И. Происхождение брака и семьи. М., 1974, с. 23.

*) Eisenstadt S. N. Ritualized personal relations: blood brotherhood, best friends, compadre, etc.: Some comparative hypotheses and suggestions.– Man, vol. 56, July 1956, p. 90–95 .

другим и т. п.

Современному человеку договорные отношения и индивидуальная дружба кажутся несовместимыми, противоположными. Но исторически они восходят к одному и тому же источнику. Разграничение и тем более противопоставление инструментальных и экспрессивных функций общения

– продукт лишь развитого классового общества. В любом доклассовом и раннеклассовом обществе дружеское общение теснейшим образом связано с обменом дарами, участием в совместных пиршествах. Именно такие отношения дружбы воспеваются, например, в древнем скандинавском эпосе:

Оружье друзьям и одежду дари – то тешит их взоры; друзей одаряя, ты дружбу крепишь,

коль судьба благосклонна. Надобно в дружбе верным быть другу, отдарять за подарки...

Если дружбу ведешь

ив друге уверен,

идобра ждешь от друга,– открывай ему душу, дары приноси,

навещай его часто*).

Инструментальные и экспрессивные ценности дружбы существуют здесь в единстве. Одаривание было непременным ритуалом. Человек был обязан давать дары, принимать их и снова отдаривать. Не случайно в индоевропейских языках понятия «давать» и «брать» первоначально обозначались одним и тем же словом*).

Отмечая «вещный», «инструментальный» характер дружеского общения, основанного на принципе do ut des («даю, чтобы ты дал»), нельзя, однако, упускать из виду его символический смысл. Дар был ценен не только сам по себе, но и как персонификация человеческих отношений, то есть он имел экспрессивный смысл. Для современного человека ритуал и эмоция – понятия в какой-то мере взаимоисключающие. Что же касается наших древних предков, то для них характерно как раз «переплетение примитивного ритуала со страстной эмоциональностью»*).

По мере дифференциации социальной структуры дружеские отношения становятся все более и более неформальными и текучими. Вначале, когда шел процесс структурного и функционального выделения роли друга из числа других социальных (прежде всего – родственных) отношений, общество стремилось максимально четко и строго определить, регламентировать эту новую роль. Постепенно такая регламентация ослабевает, межличностные отношения индивидуализируются и психологизируются, теряют свою былую ролевую определенность и жесткую нормативность, так что само понимание дружбы как социального института начинает казаться странным. Личные дружеские отношения предстают как нечто принципиально отличное от социальных отношений, как своеобразное «дополнение незавершенной социальной структуры»*). И применение чисто социологических классификаций, не учитывающих психологические, мотивационные моменты дружеских связей, оказывается в этом случае малопродуктивным. Например, основные формы дружеских отношений у таусугов (этнолингвистическая группа, населяющая архипелаг Суду), описанные американским этнографом Т. Кифером, вполне укладываются в классификацию Коэна (здесь наличествуют все четыре типа дружбы – « неотчуждаемая», «тесная», «случайная» и «дружба по расчету»), но разные типы дружбы не коррелируют с социальным положением людей, а, скорее, выражают разные социальнопсихологические потребности одного и того же населения.

Кое-где преобладание того или иного типа дружбы связано с социально-этническими различиями. Так, в одном из маленьких городков Гватемалы среди потомков испанских поселенцев преобладает «инструментальный» тип дружбы, основанной на взаимной выгоде, тогда как у местных индейцев дружба является в первую очередь эмоционально-экспрессивным, высокоиндивидуализированным отношением. Эти два типа дружбы, как свидетельствует этнограф Р. Рейна, даже обозначаются разными

*) Старшая Эдда. М.– Л., 1963, с. 19.

*) См.: Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972, с. 202.

*) Huizinga J. The Waning of the Middle Ages. N. Y., 1954, p. 52.

*) Tenbruck F. Freundschaft.– Kölner Zeitschrift für Soziologie und Sozialpsychologie, 16, Jg. (1964)., S. 453.