books_No_2_Kapustin

вы не найдете разведения общества и гражданского общества. Гражданское общество покрывало все общество. Гегель первый разводит понятия, и в этом его новация. И

второе: для Гегеля гражданское общество – это предполитическая сфера, и она должна быть снята в сфере политики, в самом государстве как этическая ассоциация. То есть для Гегеля гражданское общество это а) сфера; б) предполитическая сфера. Для меня же гражданское общество – это именно политическая деятельность.

Насчет активизма и насчет того, что мое определение покрывает любые виды активизма. Но я сказал, что это тот активизм, который направлен на достижение общественного блага, пусть и оспариваемого. В качестве примера: ни одна лоббистская структура, сколь бы она ни была мощна, общенациональна, не есть гражданское общество по моему определению. Все, что стремится к частной (или частно-коллективной) цели,

осознаваемой как таковая, это не гражданское общество. Про Грамши сегодня много говорили, только одно забыли сказать: у него гражданское общество – это форма гегемонии, универсализации частного интереса. Если этого не происходит – это не гражданское общество.

Еще два замечания. Я действительно сказал, что «в России – нормальное общество». Вообще-то здесь присутствовала доля иронии, наверное, она не прочиталась.

Кроме того, «нормальное общество» – это категория Фуко, категория дисциплинарного общества, и в этом вся проблема. Я согласен, что фукоистский анализ западной либеральной демократии как дисциплинарного общества – это и есть проблема современного гражданского общества. Где может быть место для самодеятельности, если возник паноптикум? И второе: прозвучало, что, по моей трактовке, 37-й год – это было гражданское общество. Если вы мне покажете, что доносительство, активизм стахановцев и еще многое из того, что там было, есть формы эмансипации, а не формы патронажной манипуляции людьми, я скажу, что вы меня поймали. Исходя из моего определения, в

37-м году было нечто прямо противоположенное гражданскому обществу. Этот был проект подавления гражданского общества.

Я говорил, что если современность – глобальная проблема, то она одинаково глобальна, как для Руанды и Бурунди, так и для России и США. Поскольку гражданское общество есть некая реакция на эту проблему, гражданское общество должно обсуждаться в России. Но, увы, обсуждается теоретически очень плохо. Но именно в России, учитывая

еероль в структуре современности, эта тема и есть самая актуальная.

Иеще о собственности. Понимаете, здесь есть одна тонкость.Экономическая независимость у Локка определяется через частную собственность. У него есть триада прав человека, и вся триада, в конце концов, сводится к понятию собственности.

Собственность есть мое «я», выраженное во внешнем мире, поэтому его теория прав человека и государства есть трудовая теория, а не теория стоимости, как у Риккардо. По Локку, если я себя не выражаю в другой вещи, она не моя собственность, то есть моя объективизация в вещи есть собственность. Но мы живем в коммерческом обществе. Мне принадлежат акции, в которых я не объективирован, то есть происходит превращение собственности в финансовую игру, замена модели ремесленника, на которую ориентировался Локк, на модель финансиста и спекулянта. У Юма есть потрясающая фраза: пока существовали йомены (свободные крестьяне), Локк был прав. В мире наемного труда и капитала выводить собственность через свободу – смешно. На этом я поставлю точку.