Соколов - Русский эротический фольклор

Частушки

ЭРОТИКА В РУССКОЙ ЧАСТУШКЕ

Первые упоминания о частушках относятся ко второй половине XIX века. По свидетельству собирателей, частушки исполнялись молодыми парнями во время пляски, в тесном кругу слушателей мужского пола. В конце века частушки зазвучали во всех уголках р оссии. Тематика их была разнообразна, но подавляющее большинство оказалось связано с любовными переживаниями молодежи: от ожидания любви и первых знаков внимания до радости любви и создания семьи.

Уже в начале нашего века исследователи обратили внимание на «нескромные» (как называл их В. И. Симаков), или «озорные» (по В. В. Князеву), или «похабные» (по П. А. Флоренскому) частушки, которые собиратели не печатали «по внешним», как выразился П. А. Флоренский, причинам, хотя они «весьма живо напоминают эпиграммы Марциала»1. Говоря о чертах, сближающих частушку с новой литературной поэзией, П. А. Флорен-

1 Здесь и далее цитируем статью П. А. Флоренского «Несколько замечаний к собранию частушек Костромской губернии Нерехтского уезда», являющуюся предисловием к «Собранию частушек Костромской губернии Нерехтского уезда». Кострома, 1909.

432

ский прежде всего отмечал утонченность эротики, рафинированность любовного чувства, многообразие его проявлений и подчеркивал, что вопрос об эротике в среде сельского люда весьма достоин внимательного изучения. С другой стороны, П. А. Флоренский соотносил «похабные» частушки с фаллическими песнями греческих дионисии.

В. И. Симаков записывал «нескромные» частушки, но никогда их не публиковал (его коллекция хранится в рГАЛИ).

Первые публикации подобного рода появились за границей: Неподцензурная русская частушка. Сост. В. Кабронский. Нью-Йорк, 1978; Новая неподцензурная частушка. Сост. В. Козловский. Нью-Йорк, 1982. В некоторые российские сборники последних лет включались многие тексты из этих изданий (в одних случаях со ссылкой, а чаще — без). Так, например, петербургский публикатор озорных частушек В. Кавторин вообще не счел нужным указывать на источники сборника (хотя все следы явно ведут к заокеанским...)1. Любопытно, что, несмотря на это, составитель предусмотрительно поставит авторское клеймо. В предисловии под названием «Нем «картинки» хороши» В. Кавторин сопоставляет свои варианты с «картинками» с вариантами из сборника В. С. Бахтина «1000 частушек» и безуспешно, на наш взгляд, пытается доказать, что в 99 случаях из ста это сравнение в пользу частушки с «картинкой». «На бескартиночной же частушке,— заявляет В. Кавторин,— всегда лежит неприятная печать некой заданности, сделанности, натуги, а то и просто неискренности...»2

Текстологический анализ показывает, что не менее трети «частушек» в этих сборниках таковыми не являются. Это безвкусные поделки, никакого отношения к фольклору не имеющие:

Жду я Маню возле фермы, Очень нравлюсь Мане я. Подарю ей много спермы И чуть-чуть внимания.

СВ. Кавторин)

Жил в деревне старый дед, Делал сам себе минет.

1См.: Озорные частушки (с «картинками»). СПб., 1992.

2Там же, с. 8.

433

Возле каждого куста Сам имел себя в уста.

(Он же)

Заметим, что подобных книжек появилось великое множество, не найдется областного или районного центра (не говоря уже о столице), где бы не вышло несколько наскоро слепленных сборников подобных «частушек», в которых запретные ранее эротика и политика намешаны в самом «картинном беспорядке», какой только можно вообразить. Ириходится констатировать, что ни один квалифицированный специалист, не говоря уже о профессиональных фольклористах, в этих изданиях участия не принял. Иоэтому никакой научной ценности они не имеют, тем более что публикуемые тексты не паспортизованы и надлежащим образом не прокомментированы (как, впрочем, не паспортизованы и вышеназванные зарубежные издания).

Из этого потока можно выделить два выпуска частушек «разрешите вас потешить» и сборник «Ой, Семеновна!» (частично дублирующий предшествующие), составленные Н. Старшиновым и опубликованные в 1992 году. Они неуязвимы с точки зрения традиционности формы, соотношение в них текстов «с картинками» и без (которых гораздо больше) отражает современную ситуацию. Ири самом внимательном текстологическом «просвечивании» каждой частушки нельзя упрекнуть автора в использовании псевдонародных стихов, или в безвкусице, или в бесконечном нанизывании похабщины, когда утрачивается «порог чувствительности». Ириходится сожалеть о том, что сборники Н. Старшинова не паспортизованы и потому не могут быть использованы для научных целей, хотя составитель лукаво обосновывает публикацию «картинок» тем, что издание якобы «предназначено для угдубленно изучающих русский фольклор». Оказывается, таковых на Гуси немало: 75 тысяч — первый выпуск, 50 тысяч — второй да 100 тысяч — «Ой, Семеновна!» (правда, здесь составитель уже признается, что частушки с вкраплением мата — для массового читателя). Подобные публикации нарушают морально-этические нормы нашего народа, связанные с древними традициями табуирования ряда слов (означающих телесный низ и физиологические отправления). Они допустимы только в научных изданиях; истоки этих традиций специалистам надо знать и изучать, но нарушать их нельзя.

434

Анализ традиционных частушек «с картинками» показывает, что важное место в них занимает фаллическая символика и система иносказаний, которые основаны на архетипических символах, связывающих соитие и акты вспахивания и засевания поля, косьбы, копания картошки или канавы. Частушки продолжают традиции эротических иносказаний обрядовой поэзии, заговоров и других жанров фольклора. Сексуальная направленность мата в фольклорной эротике ассоциируется с древней идеей оплодотворения матери-земли. Поэтому запрет на них снимается на время ритуалов, связанных с Колядой, масленицей, Купалой, началом сева, жатвы, наутро после брачной ночи и в некоторые другие моменты свадебной обрядности. Во время зимней экспедиции 1994 года в Костромскую область знаменитый на всю округу дружка Николай Викторович Николаев, проведший около ста свадеб в Чухломском районе,

всвоем рассказе о свадьбе отметил, что, если подвыпившие гости пытаются петь озорные частушки в первый день свадьбы, он останавливает их, помня наставления своей матери, известной поварушки (один из «чинов»

втрадиционной свадьбе), разрешавшей это делать лишь на второй день. Деревенские жители и в наши дни не хотят употреблять мат при собирателях фольклора — студентках и соглашаются поделиться песнями или частушками «с картинками» лишь с руководителем группы, и то лишь после просьбы: «Для науки».

Сопоставление эротических и иных частушек показывает, что иногда эротика органично вплетается в частушки с традиционной символикой (береза, ель — символы девушки, дуб — парня):

Я на белую березу Сяду покачаюся.

Котору девушку люблю, С той и повенчаюся.

Или:

Елка сухая, Топор не берет, Милка скупая, Никак не дает.

Или:

Сколько леса испилила — Крепче дуба не нашла...

435

Наш анализ частушечных метафор по сборникам В. И. Симакова, Е. Н. Елеонской и 3. И. Власовой — А. А. Горелова показал, что центральным, наиболее часто встречающимся в них образом является сердце, в метонимиях — глаза. В эротических частушках основное место занимает фаллическая символика (с одной стороны: батожок, булавочка, буравчик, забобаха, иголочка, игрушка, инструмент, кол, колбаса, корешок, кукурузина, петушок, молоток, морковка, орудие, полено, погремушка, свекла, хрен, шишка и т. д., и с другой — бука, воронка, голубка, лунка, канарейка, киска, кунка, курица, корзина, корытце, кадочка с медком,

Иносказательное замещение может быть развернутым: «Угодная земля — ниже пупа через поле черноземна полоса» или персонифицированным: «Тимоха (вар:. Васюта) с бородой». Самым распространенным поэтическим приемом в эротических частушках является метафорическое олицетворение. «Он» — растянулся на нарах, как порядочный мужик, прикуривает, идет сгорбатившись, танцует на дороге, идет в атаку, подошел к лунке попить, но ему не разрешили, мутить воду...

«Она» — топит баню, ловит рыбу, отворяет двери, объелась колбасы...

Эротическое сравнение обычно входит в гиперболу или литоту, преувеличивая или преуменьшая размеры с целью создания комического эффекта: «Он» — с топорище, с оглоблю, как тарантас, больше сковородника, как дубина, трехпудовый, девятиметровый; стоит стрелой, хоть картошку им толки и т. д. Или с иголку, с булавочку, как у чайника рожок. «Она» — с решето, шире шапочки моей, шире колеса, от колодца до избы, в нее влезут две буханки и кусочек маленький; ее шапкой не покроешь, долгой ниткой не зашьешь, рукавицей не заткнешь; из нее выйдут брюки, хомут, седелко и узда. С другой стороны, она как изюмный пирожок, как корзиночка хороша, и т. д.

Частушки, будучи по времени возникновения самым поздним жанром фольклора, представляют «крайний предел» (по выражению П. А. Флоренского) народной песни, но тем не менее сохраняют связь с самыми

436

древними языческими ритуалами. Наши наблюдения над частушками во многом соотносятся с наблюдениями Б. А. Успенского над «заветными сказками» А. Н. Афанасьева1.

В частушках, как и в «заветных сказках», выделяется тематическая группа о священнослужителях («Как у нашего попа...» № 475—489) с не просто непристойными, но иногда даже кощунственными частушками (см., например, № 262 или 487). Видимо, к ним, как и к «заветным сказкам», применимы размышления Б. А. Успенского об анти-поведении (с. 119—121).

Б. А. Успенский говорит об архаичности символической образности эротических сказок и как пример приводит сказку № XXXII (фаллос, вырастающий до неба, в котором просматривается архаический образ мирового дерева). Примеры такого рода есть и в частушках: фаллос торчит из могилы (№ 534), им разгоняют в небе облака (№ 198).

Набор пищи в эротических частушках символичен: «сосиски», «горох» и «на яйцах пирог» (№ 385). Так же, как и в «заветных сказках», в эротических частушках прослеживается ассоциация фаллоса с богатством:

Я на тракторе работал, Деньги заколачивал, Рулевое колесо Хуем поворачивал. (№ 200)

Как и в сказках, в частушках сохраняются мифологические представления о coitus'e, что также отражается в параллели женский половой орган — золото (№ 284,

285)или золотое кольцо:

Яиду, она стирает,

Ядавай ее просить. Не подумайте плохого:

«Дай колечко поносить». (№5)

По Б. А. Успенскому, «гребень провоцирует плодоро-* дие, и это объясняет его сотношение о фаллосом» (с. 125). В нашем материале также встречаются уподобления фаллоса гребню, и один из самых убедительных

1 См.: Успенский Б. А. «Заветные сказки» А Н. Афанасьева— От мифа к литературе. М., 1993, с. 117—138. Ссылки на статью Б. А. Успенского далее даются в тексте с указанием страницы.

437

примеров — частушка № 320, где дается параллель: дерутся «девки за гребеночки, ребята — за пизденочки». Архаическую природу «заветной сказки» Б. А. Успенский видит и в ее соотнесенности с загадкой, в которой половой акт «иносказательно представлен как заключение вора в тюрьму» («вор» — penis, «тюрьма» — vulva) (с. 125). Цепь соотнесений может быть дополнена частушкой:

Из тюремного окошка Хуй просунул голову:

— Подавай, пизда, лепешки, Помираю с голоду.

В сказке № Х1П обыгрывается мотив «vulva dentata» (дурак, девка, которой он домогается, и щучья голова). В частушке № 435 щука и девка даны в параллели:

Щука ищет рыбака, Девка ищет ебака.

Сказочное уподобление женщины сохе (сказка

№XIV) также есть в частушках («хуй не ходит во сохе»

№369).

Практически по всем позициям, свидетельствующим об архаических связях заветных сказок, обрядов, загадок, обнаруживаются аналогии в частушках, вплоть до двусмысленности глагола «дать» (частушки № 3, 8, 9) и сексуального осмысления «решета» (№ 421) или представления о женском органе-как источнике утоления жажды (№ 350).

Список архаических связей частушки и мифа, сказки можно продолжить. В группе эротических частушек о животных («По деревне шел медведь...» №418—441) можно усмотреть тотемную сущность медведя (№ 418—421), провести аналогию между Юркой («Сам — на печке, хер — под печкой, яйца — в печурке» № 319, см. также № 320) и бабой-ягой, указать на обрядовую функцию курицы и петуха (№ 267, 310, 454) и т. д.

рассмотрев все эти связи и аналогии, мы могли бы вслед за Б. А. Успенским заявить: «Все сказанное гово-

так, то, быть может, частушки возникли не во второй половине XIX века, как полагает большинство ученых, а в глубокой древности (как, впрочем, считали А. И. Со-

438

ЧАСТУШКИ В СОВРЕМЕННЫХ ЗАПИСЯХ

ЗАПЕВАЙ, ТОВАРИЩ, ПЕСНЮ...

1.Запевай, товарищ, песню Всю из голых матюков.

Вот хуй за хуй, под хуй на хуй, Из-под хуя на вот хуй.

2.Начинаем представленье, Начинаем песни петь. Для начала разрешите На хуй валенок надеть.

НЕ ПОДУМАЙТЕ ПЛОХОГО...

3.Гармонисту надо, надо, Гармонисту надо дать...

На коленочки платочек, Чтобы штаники не рвать.

4.А мне милый говорит:

— У меня давно стоит.

Ачто стоит и где стоит — Ничего не говорит.

5.Я иду, она стирает, Я давай ее просить...

Не подумайте плохого:

—Дай колечко поносить.

6.Я пришёл, она стирает,

Ядавай ее просить...

Не подумайте плохого,

А то нечего носить.

7.Я пришел, она стирает, Я вынаю из порток...

440

Не подумай что такое:

—На-ка, выстирай платок.

8.Я пришел, она спала, Иопросил, она дала...

Два соленых огурца

Иполлитровочку винца.

9.Я, бывало, всем давала, Сидя на скамеечке...

Не подумай что такое: Из кармана семечки.

ТЯТЯ С МАМОЙ ЗА ОВИНОМ..

10. На горе стоит осина, Под горою липа.

Тятя с мамой на полатях Делают Филиппа.

11.Тятя с мамой за овином, Я, мальчишка, на гумне, Тятька мамке запупырил — Захотелося и мне.

12.У нас тятенька смешной, Выеб мамку за квашней. Я не буду хлеба исть:

За квашней вчера еблись.

13. На высокую рябинушку Залез папаша мой.

Подломилася рябинушка, Хуякнулся родной.

ПО ДЕРЕВНЕ МЫ ПРОЙДЕМ...

14.По деревне мы пройдем, Пройдем и поухаем. Если девок не найдем, Бабке забубухаем.

15.Шли ребята из Шарьи, По окошкам шарили. Девки, дайте поети, Все хуи заржавели.

441