
Левчик Д.А. Становление общественного самоуправления в России. М., 2005. 596 с
.pdf471
переходящего в российскую юрисдикцию предприятия в акционерное общество, сдаче его в аренду и приватизации. Другими словами - одна часть номенклатуры (российская) экспроприировала собственность у другой части номенклатуры (союзной), приватизировала ее, превращаясь из управленцев в собственников. Действия подобного рода были юридически безопасны. Согласно упомянутому выше постановлению Совмина России, споры с Союзом решал, фактически подчиненный Б.Ельцину, Госарбитраж РСФСР, а не союзные судебные органы. Экспроприация производственных мощностей у одной части
номенклатуры другой сопровождалось возникновением и усилением классической эксплуатации труда капиталом. Это породило
недовольство рабочих и создало предпосылки для возникновения забастовочного движения. Обуржуазившаяся номенклатура была к этому готова. Она уже приготовила для забасткомов форму профсоюзов. Более того, иногда она педалировала ситуацию, вызывая
забастовочное движение и его трансформацию в профсоюзное движение даже там, где не было серьезных предпосылок для возникновения производственного протеста. То есть органы
общественного самоуправления были незаконнорожденными детьми переживавшей кризис советской номенклатуры.
2.Развитие общественного самоуправления на территории (КОСМ) и на производстве (забасткомы) имело одно и то же значение для интеграции страны в капиталистический рынок. Лидеры обуржуазившейся номенклатуры прекрасно понимали, что невозможно
интегрировать советское общество в рынок без мощного общественного движения. Они прекрасно знали, что Советский Союз и его нерыночная структура создавались на основе массового движения.
Разрушить СССР могло только не менее мощное и тоже массовое движение. Трансформирующейся номенклатуре нужен был политический партнер. Этого партнера в городах она нашла, в том
472
числе, в лице возникающих органов территориального общественного самоуправления, а на производстве – в лице забасткомов. Так номенклатура активно «заигрывала» со своим детищем.
3.Один и тот же механизм предложения формы движения «сверху».
Даже переживая кризис обуржуазившаяся номеклатура не могла взаимодействовать со своими партнерами в любой форме. Для нее, как для генетически бюрократической группировки, была важна форма партнера. Перерождающаяся номеклатура вынуждала протестные
движения к институционализации в приемлемой для бюрократии форме. Изначально никто из сторонников Совета инициативных групп
вБратеево или из членов Объединенного забасткома ПО СУБР не хотел организовывать соответственно КОСМ или профсоюз. Но логика
взаимодействия с породившей эти движения социальной группой заставила участников протестных движений стать теми, кем их хотели видеть. При этом ими была растеряна часть протестного потенциала общественного самоуправления, но значительная часть сохранена!
4.Функциональная общность движений при структурной неопределенности. Из вышесказанного следует, что главная функция изучаемых организаций - политическая мобилизация и представительство. Эти функции устраивали и рассматривались как основные и участниками протестного движения, и их партнерами. При этом и первым, и вторым было неважно - как должна выглядеть структура организации, осуществляющей эти функции. А потому
несоответствие декларируемых формальных и реальных структур КОСМ и забасткомов стало обычным явлением.
5.Классовый характер требований, выдвигаемый активистами органов общественного самоуправления, был один и тот же.
Естественно - пробуржуазный.
6.Социально-ролевая игра в «героя и дружину», обнаруженная нами
вКОСМ и забасткомах одна и та же. Соответственно примерно одна
473
и та же роль была у союзников участников протестных движений. Это неудивительно, наверное, полстраны «играло» в «героя и дружину».
7.Характер законов, регламентирующих деятельность изучаемые организации один и тот же. Он – игровой. Регулирующая роль законодательства о КОСМ и забасткомах отсутствует. В одном случае закон стимулирует забастовочную игру, в другом – абсолютизирует опыт одного КОСМ, что тоже содействует развитию социально- ролевой игры внутри КОСМ и, соответственно, поддерживает правовой нигилизм ее участников.
8.Алгоритм трансформации органов общественного территориального и производственного самоуправления одинаков.
Протестное движение в ходе своего развития структурировалось. Создавался орган общественного самоуправления. Сначала это был орган антивласти, орган, способный организовать бунт, иногда – «разрешенный бунт». Потом, в результате внутреннего развития и под влиянием реального политического руководства страны, орган антивласти превращался в орган «паравласти», то есть власти вообще, неразделенной власти. Наконец, под нажимом «сверху» и в результате коррупционных процессов внутри самого органа, происходило превращение «паравласти» в псевдовластный орган, то есть формально имеющие атрибуты власти структуру, но при этом неспособную реализовать идеи и требования своих сторонников. Так Совет инициативных групп в Братеево (антивласть) превратился сначала в КОСМ («паравласть»), а потом в «братеевскую вертикаль» ТДГ (псевдовласть). То же случилось и с ОЗК ПО СУБР, который сначала был только организатором стачки (антивластью), затем стал одновременно и органом управления производством, и органом муниципальной власти, и местной политической партией («паравластью»), а потом – всего лишь профкомом НПГ (псевдовластной организацией).
474
9. Основной источник финансирования зарождающихся органов
территориального и производственного общественного самоуправления одинаков. Основной источник финансирования – государственный бюджет, часть которого правдами и неправдами, законно или не очень передавалась КОСМ и забасткомам.
10.Роль спецслужб в создании изучаемых организаций, скорее всего,
одинакова. Они, как минимум, знали о развитии органов территориального общественного самоуправления и забасткомов, и, как максимум, содействовали этому развитию (если, вообще, не организовывали его).
11.Примерно одинаков социально-возрастной состав актива КОСМ и забасткомов. Их социально-возрастной опорой были, в основном, люди среднего возраста.
12.Отметим и то, что предпосылки для возникновения забастовок или
территориальных протестных движений были почти одинаковы. И
особую роль играли оборонные соседства горожан или шахтеров. 13.Эти органы были уничтожены одним и тем же кризисом «верхов».
14.Алгоритм уничтожения органов общественного территориального и производственного самоуправления одинаков.
б) В чем разница между КОСМ и забасткомами?
1.Различная среда функционирования изучаемых органов. Одни функционировали в среде проживания, другие – в производственной среде.
2.Различен социально-статусный состав актива КОСМ и
забасткомов. Если забасткомы вовлекали в свою деятельность фактически только рабочих, то КОСМ – почти все социальные группы.
3.Различна степень разработанности требований, предъявляемых органами территориального и производственного общественного самоуправления к властям. Это неудивительно, так как с
475
забасткомами на стадии разработки требований работали многие интересные ученые (Г.Ракитская, Ю.Миловидов, В.Борисов), а с КОСМ
–практически никто.
4.Различно эмоционально-политическое воздействие, которое оказало возникновение КОСМ и забасткомов на страну. Старт стачечного движения был шоком для многих граждан СССР, в то время как возникновение КОСМ прошло почти незамеченным.
5.Мы полагаем, что масштабы финансирования изучаемых органов – различны. Забасткомы, видимо, финансировались лучше.
6.Различны пиаровские усилия, прилагаемые СМИ для освещения деятельности забасткомов и КОСМ. Последние освещались хуже, в
то время как шахтерские стачкомы были почти постоянными ньюсмейкерами для газет, радио и телевидения.
Есть и несопоставимые параметры, по которым невозможно сравнивать
развитие КОСМ и забасткомов. Это - масштаб явления. Отрасль и город настолько несопоставимы по этому параметру, что мы можем заметить только в журналистском стиле, что масштаб явлений был значителен.
Наконец, отметим диахронность изучаемых явлений. Скорость
распространения модели превращения органов общественного самоуправления как антивласти в органы общественного самоуправления как псевдовласть на территории и производстве была разная, так как был разный уровень маркетизации, разный уровень развития рыночных отношений в городе и на предприятии. Городское пространство тяжелее сделать товаром. Этот товар труднее ввести в капиталистический оборот, чем промышленный товар (тот же уголь). В то же время, промышленное производство трансформировать из нерыночного в рыночное очень просто. Оно товарно.
Поэтому изучаемые общественные органы развивались в городе и на производстве с разной скоростью. Вероятно, поэтому протестные группы на
производстве быстрее протестных территориальных групп граждан
476
проходили все стадии развития, замеряемые шкалой реакции политической системы на вызов со стороны.
Однако вывод наш таков – в изучаемых явлениях общего больше, чем различий.
Итак, мы изучили исторический опыт возникновения и развития
комитетов территориального общественного самоуправления и забастовочных комитетов в условиях кризиса и краха советской общественно-политической системы и становления новых общественно- политических отношений на территории нашей страны, то есть в 1988 – 1993гг.
Новизной диссертации являются выводы о
1.масштабах протестного движения в стране в 1988 – 1993 гг., на
базе которого возникли комитеты территориального общественного самоуправления (КОС) и забастовочные комитеты, во многом определявшие ход ряда исторических событий того периода;
2.протестном движении как массовой социально-ролевой игре,
инициированной трансформирующейся номенклатурой и невозможности назвать КОС и забасткомы в полной мере структурами гражданского общества, так как они стали плодами развития этой игры. Управляя КОС и забасткомами, с желания
управляемых трансформирующаяся номенклатура начала сначала, массовую приватизацию крупного и среднего производства, а чуть позже - городского пространства;
3.создании КОС и профсоюзов на базе забасткомов как о формах политической активности, навязанных участникам протестного движения «сверху». Такие формы больше всего устраивали трансформирующуюся номенклатуру, так как позволяли усилить контроль за протестными движениями;
477
4.событиях ГКЧП, как популистской революции, в которой забасткомы начали выходить из-под контроля трансформирующейся номенклатуры. Страх «верхов» перед
несанкционированными действиями забасткомов остановил эту «августовскую номенклатурную революцию»;
5.том, что основным содержанием социально-политических
действий реального политического руководства страны во время «августовской республики» было порождённое страхом перед
популистской революцией подавление независимого низового политического движения, способного вдохнуть реальные силы и новое содержание в новые органы власти – забасткомы и КОС,
даже если это низовое движение было ранее инициировано «сверху»;
6.принятии до 1988г. реальным политическим руководством страны решения о проведении десоветизации на низовом уровне. Это явление стало необратимо с 1991 г., а значит не о каком «противостоянии ветвей власти» на низовом уровне не может быть и речи после 1992г.
Входе диссертационного исследования обнаружены требующие дальнейшего изучения такие феномены российского историко-политического процесса как забастовка без требований, наличие «порученцев власти» при организации протестных движений и его институционализации, «война соседств» как серьёзный политический конфликт, психологический стресс жителей низкоэтажных домов («стресс 1 этажа») как источник политической активности, прекращение политической активности («замирание общества») в ходе «шоковой терапии», бюджет государства как источник финансирования забастовочного движения.
Мы выявили, что изучаемые нами структуры стимулировали
зарождение несистемных элементов гражданского общества в России и сами частично были таковыми элементами. При этом в большинстве случаев
478
комитеты территориального общественного самоуправления и забасткомы нельзя назвать в полной мере структурами гражданского общества, так как
они
1.являлись плодами развития массовой социально-ролевой игры, «разрешенного бунта», игры в «героя и дружину», а в этом смысле были скорее социальной квазиреальностью, нежели реальностью нашей жизни,
2.генетически больше связаны не с обществом, а с тем, что ряд исследователей называет «русской властью» и действовали по её
поручению.
При этом мы подчёркиваем, что как любая социальная квазиреальность,
органы общественного самоуправления стали постоянным элементом российской социальной системы. Если иметь в виду практический срез связанных с этим проблем, то речь идет уже по сути дела о симбиозе объективной социальной реальности и виртуальной ее части [4].
Искать в забастовочном и самоуправленческом движении конца 80х – начала 90х реальное тред-юнионистское и экологическое сознание нелепо.
Именно в силу своей мнимости и игрового характера большинство этих структур демонстрировали сначала высокий уровень организованности, а затем «вдруг» бесследно исчезали.
479
Примечания
Примечания к введению
1.Харитонова О.Г. Трансформация политической системы СССР: пути демократизации в процессе перестройки (1985 – 1991) / автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. полит. наук, М, МГИМО, 1994, с.10.
2.Упомяну два факта: Малочисленные анархистские группы в России
начинают апологетизировать опыт такой формы территориального общественного самоуправления, как квартальные ассоциации в Аргентине в 2002 г. (Валенте М. Зародыш новой организации общества // Прямое действие, 2002-03, №22, с.13-14). При всей внешней безобидности российских анархистов хочется отметить, что
аргентинские квартальные ассоциации подчас занимались банальным коллективным грабежом магазинов и прятали это под термином «коллективная экспроприация». Нам не кажется, что грабеж – достойный выход из кризиса. Развиваются радикально-
националистические тенденции в российском производственном общественном самоуправлении и профсоюзном движении. Известна попытка создания такого рода объединения - Национальной организации профсоюзов России (НОПР), а также союза между этой организацией и Русским национальным единством (РНЕ).
3.В ходе исследования мы не рассматриваем такую важную форму самоуправления как клубное (сетевое) самоуправление: советы ветеранов, общества потребителей и т.п. Причина этому – невозможность «объять необъятное».
4.Пономарев В. Общественные волнения в СССР: от ХХ съезда КПСС до смерти Брежнева / М, Левый поворот, 1990, с. 3 - 7; Аксютин Ю. Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953 – 1964 гг. / М, Росспэн, 2004, с.412-413; Козлов В.А. Массовые
480
беспорядки в СССР при Хрущёве и Брежневе (1953 - нач. 1980х гг.) / Новосибирск, 1999; Лукин Ю.Ф. Из истории сопротивления тоталитаризму в СССР (20 - 80 гг.) / М, 1992
5.См.например: Белоцерковский В. Общество самоуправления - спасение и расцвет России / М, 1994; Пушкарев С. Самоуправление и свобода в России / б.м., б.г., Посев.
6.Глазычев В.Л. Представление о городе и технологии управления средовым развитием //http./nfst.mccinet.ru/ публикации; Он же. Городская среда. Технология развития: настольная книга // http://www.glazychev.ru/books/gorodskaya_sreda/gs_pract_tech_souchastia
.htm; Он же. Жилищно-коммунальная реформа: чего? Как? Чья? / http://Glazychev.ru/books/habitations&cities/zhilishno- kommunalnayareforma.htm; Он же. Москва: тенденции 90х и альтернативные пути развития // http://www.glazychev.ru/habitations&cities/Moscow/doclad; Глазычев В.Л., Генисаретский О.И. Развитие местного самоуправления и становление гражданского общества в России / http://Glazychev.ru/books/habitations&cities/razvitie_mestnogo_samoupravl enia.htm
7.Барсенков А.С. Реформы М.Горбачева и судьба союзного государства. 1985 – 1991 / М, МГУ, 2001,с.118-119.
8.Зюганов Г.А. Россия и современный мир / М, Обозреватель, 1995, с.4043.
9.Осипов Г.В., Иванов В.Н., Левашов В.К., Локосов В.В., Хлопьев А.Т. Реформирование России: мифы и реальность / М, Academia, 1994;
Cравни с.21 и с.44-50.
10.Стародубовская И.В., Мау В.А. Великие революции. От Кромвеля до Путина / М, Вагриус, 2001, с.161.
11.Маслов Д.В. Процессы распада советской системы: вопросы методологии исследования // Россия в условиях трансформаций / М,