Левчик Д.А. Становление общественного самоуправления в России. М., 2005. 596 с

451

4.ослабить критиков руководства страны в среде творческой интеллигенции, преодолеть культурный кризис, создать более гибкую государственную идеологию;

5.ликвидировать геронтократию в руководстве страны;

6.ослабить национальный кризис внутри страны, в первую очередь решить Прибалтийский, крымско-татарский и еврейские вопросы;

7.провести экономическую реформу, легализовать теневую экономику,

вывести рентабельные и конкурентоспособные предприятия страны на мировой рынок.

Последняя задача для инициаторов «перестройки», видимо, была наиглавнейшей.

Для проведения подобных реформы у лидеров российской номенклатуры был прекрасный аппарат – СМИ и спецслужбы. Усилиями этого аппарата к концу 80х значительная часть задач была решена. Задача прекращения поддержки социалистических режимов, как в Европе, так и во всём мире была успешно решена к 1990г. Задача прекращения войны в Афганистане решена к 1987г. К 1989г. за счёт односторонних уступок были существенно улучшены отношения с США и КНР. Критиков руководства страны в среде творческой интеллигенции к началу 1987г. почти не осталось. Практически тогда же ликвидирована геронтократия в руководстве страны, точнее начата замена геронтократии на милитократию. К 1990г. фактически были решены Прибалтийский и еврейские вопросы, по крайней мере, в том виде, в котором они существовали в СССР. Усилиями правительства Н.Рыжкова удалось начать экономическую реформу и легализовать теневую экономику.

Однако реформы невозможно было проводить, не опираясь на массовую поддержку населения. Существующая партия (КПСС) и существующие профсоюзы (ВЦСПС) не обладали необходимым кредитом доверия у населения. Одним из главных недостатков этих структур был производственный признак их формирования. По месту жительства граждан

452

у властей вообще не было инструментария для воздействия на политическое поведение населения, не считая слабых территориальных партийных организаций (ТПО) КПСС и не менее слабых организаций ветеранов.

Имеющиеся структуры даже теоретически не могли обеспечить той массовой поддержки, которая требовалась реформаторам. Необходимо было создать

иные организационные формы воздействия на население как по месту жительства, так и по месту работы, то есть иные профсоюзы.

Методом создания этих организационных форм стали провокативные методики, осуществляемые СМИ и спецслужбами и направленные на стимулирование массовой социально-ролевой игры, «разрешённого бунта» против властей, игры в «героя и дружину». В качестве такого «героя»

трансформирующаяся номенклатура выдвинула из своих рядов секретаря московского горкома КПСС Б.Ельцина (между прочим, заметим, что он не был единственной кандидатурой на роль такого «героя»). В качестве «дружины» должны были выступить реформистски настроенные народные массы.

В связи с тем, что трансформирующаяся номенклатура сначала приватизировала крупное производство, ей в первую очередь понадобились политические союзники на производстве, среди индустриальных рабочих. Массовая социально-ролевая игра в «героя и дружину» привела к

стимулированию протестных настроений и формированию забасткомов среди горняков, которые всегда психологически рассматривались населением и большинством рабочих как политические лидеры рабочего класса.

Что показал наш анализ становления забасткомов?

Мы увидели, что в конце 80х – начале 90х забастовки в российских шахтерских регионах приняли огромный размах. Спустя всего 11 месяцев после первой массовой забастовки на российском предприятии, вне России

при активной поддержке противников СССР началась быстро политическая забастовка, которая быстро перекинулась на территорию РСФСР. В

453

результате стачки был дан серьезный импульс для окончательной дезинтеграции Советского Союза.

По шкале реакции политической системы на вызов со стороны, забасткомы как акторы, на которых должна была реагировать политическая система прошли за этот короткий период все стадии развития – от получения доступа к институциональным каналам политического участия (1 стадия) до возникновения «структурной чувствительности системы», то есть такого изменения структуры политического взаимодействия структуры и актора, которое открывает новые возможности актору (6 стадия).

Такие темпы развития массового забастовочного движения вроде бы говорят о высокой сознательности и организованности рабочего класса. Но это аргументировано оспаривают почти все серьезные исследователи.

Наш анализ говорит о том, что объективные причины для социального недовольства в шахтерской среде не были настолько значительны, чтобы вызвать к жизни масштабное забастовочное движение. «Средним»

руководителем бастующих был сорокалетний среднеобразованный житель города. Незначительность репрессий, которым подвергались лидеры шахтерского движения, вызывает удивление. Это ещё раз свидетельствует о наличии в реальном политическом руководстве страны в период 19891992г.г. значительных сил, заинтересованных в развитии радикальных форм шахтерского протеста, которые не позволяли репрессировать шахтерских лидеров. При этом сами шахтерские лидеры не были настолько авторитетны, чтобы руководить общефедеральным забастовочным движением.

Анализируя требования горняков, мы пришли к выводу, что они носили рыночный характер. Это означает, что по своему характеру

динамичная забастовочная борьба шахтеров была борьбой за скорейшее внедрение рыночных капиталистических отношений. Однако требования горняков были нестабильны и ситуативно редактировались. Забастовка могла идти вообще без сформулированных требований! То есть горняки

нестабильно и ситуативно требовали скорейшего внедрения

454

капиталистического рынка. Подчас бунтовали, как обиженные дети. Однако анализ представлений шахтеров о рынке говорит, что реально они этого рынка себе не представляли. Отсюда и следующий вывод - когда люди начинают борьбу за что-то, но не представляют себе результатов этой борьбы, то это означает, что для них важен не результат, а процесс самой борьбы. Значит перед нами не профсоюзная борьба за свои права, а иной феномен. Ещё раз подчеркнём, что это – игра, что и объясняет тот ураганный характер, которое приняло забастовочное движение рубежа 80х - 90х годов вне зависимости от того, кто его инициировал. Особо ярко эта игра проявилась в обращениях бастующих.

Социально-ролевая игра требует и своих особых проявлений. Требуется своеобразное «заведение» играющих, пассионарный толчёк. Для шахтёров это – подземная забастовка. Когда подземной забастовки не было, то все равно бастующие охотно говорили о ней, то есть «блефовали».

Состав акторов забастовки как социально-ролевой игры включал:

1.бастующих, то есть членов «дружины героя»,

2.радикальных бастующих,

3.противников героя,

4.союзников «героя» и бастующих,

5.«ходатаев», то есть «гонцов к герою»,

6.штрейкбрехеров и

7.шпильбрехеров.

Каждый из этих акторов действовал по своему четко определенному алгоритму, выполнял свою задачу в рамках игры. Вместе с союзниками, возглавляемая «ходатаями» и радикалами, «дружина» готова была к совершению «подвига» во имя героя. Она была «заведена» пассионарными действиями инициаторов забастовки, то есть подземной забастовкой. Она готова была победить противников и штрейкбрехеров. Она даже готова была повернуть историю вспять, «переиграть» ход исторического процесса.

455

Единственной проблемой в игре было наличие ее разрушителей – шпильбрехеров, тех, кто вообще мешал развитию игры.

Первыми итогами забастовочного движения были невыполнимые решения правительства и закон о коллективных трудовых спорах, который фактически устанавливал формальные правила игры, предполагавшие возможность для ее участников «жухать» - вести себя «не по правилам».

При этом многое зависело от финансирования забастовок. Инвесторами забастовок выступали:

1.Союзники бастующих шахтеров - демократы и новые профсоюзы.

2.Представители новой буржуазии - кооператоры.

3.Российская обуржуазившаяся номенклатура, и ее политотдел – ФНПР, экспроприировавшие для забастовочных целей часть союзного бюджета. В связи с этим можно говорить и о

финансировании забастовки со стороны части союзной номенклатуры, согласной с разделом СССР.

4.Зарубежные инвесторы, заинтересованные в распаде СССР. Правда, прямых инвестиций в забастовку конкретного предприятия

было немного.

Для прекращения забастовки только внутренних усилий бастующих было мало. Забастовку было очень сложно прекратить из-за кумулятивного эффекта. А из всех каналов давления на забастовщиков самым действенным оказался технологический.

В качестве побочного вывода можно сделать следующий – директорат бастующих шахт занял двойственную позицию. Директорат имел все

возможности для прекращения забастовки или превращения ее в менее разрушительную форму протеста, но ничего не предпринимал. Его действия начались только тогда, когда надо было разрешить социально- технологический спор на бастующем предприятии, причем разрешение этого

456

спора объективно укрепило позиции директора и улучшило его материальное положение.

Однако в ходе забастовок произошло очень важное событие - были созданы органы, способные выполнять диспетчерские и организационные функции при проведении масштабных, бурно развивающихся производственных протестных акций, то есть эффективные органы антивласти - забасткомы. Их структура была неопределенна. Реально они не управляли забастовкой. Забастовкой пытались управлять с полдюжины различных структур, которые объективно лишь способствовали кумулятивному эффекту забастовки.

Функционально забастком, например, ПО СУБР был нечто средним между политической партией, органом местного городского самоуправления, торгующей организацией, составной частью дирекции ПО и профсоюзом, то есть был властью вообще, «паравластью». При этом обладал огромным моральным авторитетом, что снимало традиционное для многих рабочих коллективов противостояние «мы (рабочие) – они (начальство)». Такая власть была очень опасна для реального политического руководства. Поэтому ей предложили видоизмениться. Например, после стачки ПО СУБР,

ОЗК был вынужден конституироваться как местная организация Независимого профсоюза горняков России (НПГ), тем самым присоединился к относительно немногочисленной организации, которая называлась профсоюзом, но была нечто средним между профсоюзом и политической партией. Идея создания НПГ ПО СУБР - не идея бастующих. Они хотели создать иную организацию, а идея создания НПГ им была навязана «сверху». Полагаем, аналогичная ситуация сложилась и на других шахтах, где рабочие хотели создать органы «паравласти», власти вообще, но им навязали создание профсоюза, органа псевдовласти.

В целом, забастовочное движение конца 80х – начала 90х показывает, что из конфликта, который мог бы быть решен в рамках системы, в силу кризиса верхов и развития социально-ролевой игры получился конфликт,

457

способный разрушить систему, но, в силу действий «верхов», породивший форму, удобную для проведения экономических и политических мероприятий первоначального накопления капитала. То есть была создана

модель взаимодействия реального политического руководства и участников протестного движения.

После начала приватизации крупного производства трансформирующаяся номенклатура начала приватизировать городскую, районную и бесхозную собственность, а также маркетизировать городское пространство. Что это такое? Маркетизация городского пространства - главное отличие капиталистического города от некапиталистического. В начале 90х капиталистические структуры были весьма заинтересованы в превращении городского пространства в товар. Все помещения и территории, которые можно было использовать под офисы, склады, уличную торговлю, платные автостоянки, рекламные площади, капиталистическую инфраструктуру рынка, вводились в товарно-денежный оборот.

Огромный «рывок» сделала индустрия городского массового досуга. Выросли норма и степень эксплуатации досуга капиталом. Зарождающиеся капиталисты начали:

∙экспроприировать свободное время трудящихся для производственных целей, в первую очередь - маркетизировать путь трудящегося потребителя на работу;

∙структурировать досуг в интересах максимального извлечения прибыли (началась индустрия «ночной жизни», затратного досуга

(казино, игорные дома), затратного туризма).

Одной из основных динамично развивающихся сфер экономики городов стала торговля физической проекцией социального пространства. Город все чаще предлагал потребителям своих услуг специфические, почти нематериальные товары: «престижный» адрес, прописку, рекламное место, транспортный маршрут и тому подобное. С этим стала тесно связана вся

458

городская земельная, градостроительная политика и риэлторская деятельность.

Процесс создания специфической, предназначенной только для

маркетизации города и развития первоначального накопления городской инфраструктуры начал регулироваться городской властной машиной - основным «диспетчером», позволяющим эксплуататорским группировкам получать сверхприбыли от развития города.

Особенность российской городской властной машины заключалась в том, что она была и лендлордом, и земельным девелопером, и основным риэлтором. Как риэлтор городская властная машина определяла рыночную цену недвижимости и арендную плату, как лендлорд - ренту 1 типа и базовую цену земли, как девелопер - ренту 2 типа, рыночную цену земли и базовую цену недвижимости, как муниципальная власть назначала цену за обслуживание недвижимости, т.е. за коммунальные услуги. Естественно в этих условиях цена земли и недвижимости искусственно завышалась, а обслуживания - занижалась. «Коммунальщики» были поставлены в положение вечных должников, оплату долгов которых (на самом деле - разницу между нереальной, завышеной рентой и заниженой арендной платой) городская властная машина переложила на массового потребителя городских услуг. Потому и была инициирована коммунальная реформа, призванная решить кризисные проблемы «распухшей» городской властной машины за счет кармана рядового горожанина.

При этом и в деле маркетизации и приватизации городского пространства и городской собственности трансформирующейся номенклатуре нужен был политический союзник «снизу». Такого союзника она нашла в лице новых органов общественного самоуправления.

Что же показал наш анализ становления территориального общественного самоуправления?

Он показал, что в начале 1988 г. в Москве на районном уровне был

начат эксперимент по трансформации политической системы в микрорайонах

459

города и передаче денег из районных бюджетов в негосударственные структуры.

Подобный эксперимент мог бы зачахнуть из-за слабости идеологической базы, кадровой необеспеченности и финансовых трудностей,

если бы не одержавшее победу протестное движение в московском микрорайоне Братеево, летом 1988 года. Именно в Братеево соединились модернизационное движение «сверху» - создание СОМ и СППК, – и протестное движение «снизу» - выступление против строительства промзоны, - и породили принципиально новую форму общественной активности – комитет общественного самоуправления микрорайона (КОСМ).

Этому событию предшествовало складывание в этом микрорайоне социально-технологических, социально-психологических и субъективных причин для развития крупномасштабного кризиса:

1.Промышленная зона и жилые микрорайоны строились с нарушением существующего градостроительного и санитарного законодательства. В строящихся микрорайонах не создавались объекты социальной инфраструктуры;

2.Уже существующие промышленные предприятия серьезно загрязняли воздушную среду микрорайона и влияли на здоровье жителей;

3.Возникли аномические соседства офицеров, многодетных, «лимитчиков»; Возникло мощное диффузное соседство алкоголиков; Возникли оборонные соседства «гаражников» и «огородников»;

4.Представители этих соседств были подвержены серьезному социальному стрессу, связанному с развитием уличной преступности, плохой работой общественного транспорта и переполненными школами;

5.Представители этих сообществ были подвержены технофобии, которую актуализировали слухи и листовки, распространяемые по

460

микрорайону. В силу отсутствия телефонов и слабой уличной телефонизации, в Братеево была создана уникально благоприятная среда для распространения слухов;

6.Жители конца 3 и 4 микрорайонов Братеево обладали большим организационным потенциалом и были более состоятельные, более мобильные новоселы, нежели остальные братеевцы. Это был своеобразный «средний класс», очутившийся в «клоаке» - самом

неблагоприятном месте депрессивного микрорайона Братеева.

Возникновение социального конфликта в Братеево условно разделено нами на два этапа, в основном, согласно степени организованности протестующих и степени радикализации конфликта. На первом этапе

братеевцы пытались в письмах выразить свое недовольство сложившейся в микрорайоне ситуацией, на втором – пошли на открытое противостояние с властями и создали орган для борьбы с властями, в этом смысле – антивласть

– Совет инициативных групп. Это был идеальный орган антивласти, орган для организации «разрешенного властями бунта» - несанкционированных, но и не запрещенных сходов, пикетов, собраний, а также проведению субботников (в некотором смысле, тоже «бунт»). Особую роль в «разрешенном бунте» играли митинги-сходы.

Состав акторов митинга-схода как социально-ролевой игры включал:

1.активных участников митинга, членов «дружины героя»,

2.пассивных участников митинга,

3.союзников митингующих,

4.шпильбрехеров.

Каждый из этих акторов действовал по своему четко определенному алгоритму, выполнял свою задачу в рамках игры.

В ходе проведения митингов-сходов создавалась обстановка эйфории,

которая позволяла мобилизовывать актив протестного движения для выполнения решений Совета инициативных групп. Сам же совет под конец

своей деятельности начал выполнять представительскую функцию по