ТРАДИЦИОННАЯ ОДЕЖДА РУССКИХ КРЕСТЬЯН-СТАРОЖИЛОВ ВЕРХНЕГО ПРИОБЬЯ (КОНЕЦ XIX - НАЧАЛО XX ВВ.)

Е.Ф. ФУРСОВА

ВВЕДЕНИЕ

Народная одежда, характеризуясь такими - признаками как устойчивость и массо­вость, относится к тому культурному слою, кото­рый принято именовать "традиционно-бытовым".

Традиционная одежда складывается на про­тяжении всей многовековой истории народа и передается из поколения в поколение, обеспе­чивая, таким образом, преемственность этно­культурной информации. Вместе с тем для нор­мального функционирования этноса, наряду с межпоколенной, важное значение имеет и "син­хронная информация, обеспечивающая его про­странственную стабильность и культурную ин-тегрированность" [I]. Своеобразие бытования русской народной одежды заключалось в рас­пространении ее форм с конца XVI - начала XVII вв. на обширных территориях не только Ев­ропейского, но и Азиатского континентов - в Си­бири и на Дальнем Востоке. Под воздействием изменявшихся социально-экономических, эколо­гических, этнических и других факторов скла­дывались специфические черты одежды русских как Сибири в целом, так и отдельных ее облас­тей, одной из которых является Верхнее При-обье. Огромная площадь Верхнего Приобья вхо­дила в состав горного округа, называвшегося до 1834 г. Колывано - Воскресенским, а позднее -Алтайским (административно относился к Том­ской губернии).

В литературе последних лет не раз указыва­лось на необходимость сопоставления сибирско­го материала с европейским в целях выявления общерусских традиционных черт культуры и закономерностей их развития [2]. Это обуслов­лено, прежде всего тем, что "этнодифференци-рующую роль могут играть не только те компо­ненты культуры, которые едины для всего этно­са, но и ее локальные варианты" [З]. Ареальное сравнительно-историческое исследование одеж­ды русского населения Алтайского округа поз­воляет полнее рассмотреть его этнографический состав, а следовательно, внести определенный вклад в изучение мест выхода, путей передви­жения, внутренних миграций первопоселенцев края. Решение этих проблем по материалам вто­рой половины XIX - начала XX вв. непосредственно связанно с рассмотрением процессов культурной интерференции между проживав­шими здесь этносами (русскими, алтайцами, казахами, украинцами и т.д.), а также культур­ного взаимодействия различных в этнографичес­ком отношении групп русских.

Кроме того, в силу многослойное получае­мой информации этнографическое изучение одежды является важнейшим источником для реконструкций костюма на разных этапах раз­вития общества. Особенно плодотворно в этом от­ношении исследование старообрядчества, хроно­логически нижний слой культуры которого в силу объективных причин (изолированность от мирских, приверженность старине и т.д.) [4] включал элементы, отражавшие давние, а под­час, и весьма древние реалии.

Первые, однако очень краткие и несистема­тические упоминания о русских крестьянах Вер­хнего Приобья и их одежде, содержатся в тру­дах ученых, участвоваших в экспедициях XVIII -начала XIX вв. - П.С. Палласа [5], И.П. Фалька [б], К.Ф. Ледебура [7] и двух его помощников А. Бунге [8] и К.А. Мейера. К.Ф. Ледебур встре­тил в долине р. Бухтармы русских крестьян, уди­вивших его некоей "элегантностью быта". Жите­ли пограничных с Китаем районов "были не только хорошо, но даже нарядно одеты, главным образом в китайские ткани ярких цветов..." и далее: "крестьяне здешних горных деревень и, особенно ясашные (т.е. освобожденные от под­атей, платившие в государственную казну лишь ясак, см. далее - Е.Ф.), живут зажиточно... Оде­ваются они обычно в китайские ткани, частью даже в шелковые, в их домашней утвари есть та уверенность и та склонность к изяществу и чис­тоте, которые обычно сопутствуют зажиточнос­ти" [9].

Сведения, содержащиеся в описаниях, днев­никах путешествий свидетельствуют об извест­ном своеобразии старожильческой одежды как Алтайского округа, так и Сибири в целом, о дли­тельном сохранении здесь элементов старинной русской одежды [10,11]. Однако исследователи этого периода мало интересовались костюмом русских. Причину этого мы видим в характер­ном для всей этой эпохи поиске "раритетов", что

Рис. 1. Рисунок из книги "Путешествия по Сибири и прилегающим к ней странам Центральной Азии по описаниям Т.У. Аткинсона..." - Спб., 1865.

заставляло больше обращать внимание на не­обычную одежду коренных народов [12]. "Неэк­зотическая" же культура русских крестьян с точ­ки зрения науки того времени представлялась слишком малозначительной [13]. По этой же причине наибольшее внимание было уделено ярким, своеобразным костюмам некоторых групп старообрядцев Южного Алтая ("поляков", камен­щиков, т.е. жителей "Камня", гор).

С конца XVIII в. официозная схема присоеди­нения Сибири, господствовавшая в официаль­ной дворянской и буржуазной историографии, перестала удовлетворять общественную и науч­ную мысль в России [14]. Уже А.Н. Радищев свя­зывал присоединение Сибири с народной коло­низацией, считая, что основной силой в этом ис­торическом событии был русский народ. С начала XIX в. по мере развития сибирской ин­теллигенции, подключения к работе местных научных и общественных сил проблеметика изу­чения Сибири существенно изменилась. С 1818 г. неутомимый собиратель сибирских источников Г.И. Спасский начал издавать "Сибирский вест­ник", в отдельных номерах которого описал де­тали костюма русских крестьян Бухтарминской долины [15].

Большая заслуга в описании и изучении одежды русского населения Алайского округа принадлежит сибирскому этнографу-краеведу С.И. Гуляеву, который наиболее полно и обстоятельно описал костюмы алтайских каменщиков, "поляков" и, что особенно ценно, старожилов Северного Алтая (последнее, правда, только в ру­кописи) [16]. С.И. Гуляев в своей работе помимо собственных наблюдений использовал и сообще­ния информаторов, проживавших в сельской местности и непосредственно наблюдавших быт крестьян [17]. С.И. Гуляевым проведена работа большой научной значимости - описаны костю­мы, хранящиеся в этнографическом отделе ге­ографического общества [18]. Исследователь не только описывал народную одежду, но и анали­зировал ее, искал исторические корни. До сих пор не утеряли своего значения некоторые его выводы о сходстве головных уборов "полячек" с уборами женщин Черниговской губернии [19]. Это свидетельствует о широте кругозора, эруди­ции Гуляева-этнографа. Ценным источником по локальной терминологии русских Южного Ал­тая является его описание русской свадьбы, где отмечаются элементы обрядового комплекса [20], приводится "словарь провинциализмов" [21]. Характерно, что С.И. Гуляев рассматривал рус­скую народную одежду того времени как единый комплекс, повсеместно распространенный в Рос­сии : "Одежда крестьян Алтайского округа такая же как и везде у прочего народа в Сибири и в России" [22]. В целом его деятельность в направ­лении изучения быта и культуры русских Ал­тая имела большое значение, а собранные кон­кретные материалы представляют собой важный вклад в исследование одежды русского населе­ния края.

С образованием Русского географического общества некоторые сведения об одежде русско­го населения Верхнего Приобья стали поступать в его архив как ответы на разосланные анкеты [23]. Наблюдения по одежде середины XIX в. со­держатся в работах членов общества П.П. Семе-нова-Тян-Шанского [24], А. Принтца [25]. Не­смотря на краткость сообщений указанных ис­следователей, из их публикаций можно извлечь факты об используемых тканях, праздничной и повседневной одежде. Добротные краеведческие сочинения П. Школдина, П.И. Небольсина, Н.Н. Кострова [26] по большей части были ре­зультатом длительных наблюдений, обобщения данных, полученных в ходе путешествия, от крестьян-информаторов. Для нас они имеют зна­чение источника, содержащего разносторон­ний и очень ценный материал середины XIX в.

В 60 - 70-х годах XIX в. Алтай привлекал вни­мание некоторых ученых своей неизученностью: тут проходили маршруты научных и торговых экспедиций в Китай, Монголию, Среднюю Азию, Казахстан. В 1860 г. в Алтайские горы с целью археологических и этнографических изысканий приехал француз - доктор Мейне, которого, как

и многих, поразила красочность мужской одеж­ды; он даже заметил, что "мужское население простого народа в Южной Сибири отличается большим против женщин пригожеством" [27]. Путешествие по Сибири и прилегающим к ней странам Центральной Азии предпринял англи­чанин Т. У. Аткинсон, который встретил на севе­ре Алтайского округа (с. Поперечное), по его сло­вам, образцового патриарха: "Длинные седые волосы серебристого оттенка и такая же борода, ниспадающая с головы, почти покрывала всю грудь старика; белый зипун перетянут был крас­ным поясом, а широкие голубого цвета шарова­ры заткнуты были в сапоги, доходившие до пол­овины икр. Такою же чистенькою и опрятною показалась хозяйка... Ее костюм состоял из крас­ного пестрого платья и белого платка, которым повязана голова" (рис.1) [28]. Некоторые из поль­ских революционеров, проживавших в Сибири после ноябрьского (1831 г.) и январского (1863 г.) восстаний, проявляли интерес к рус­ской сибирской этнографии и оставили интерес­ные материалы, касающиеся культуры, обыча­ев, фольклора [29]. Значительное место уделя­ла описанию одежды, необычных форм зимнего костюма жителей Березова польская писатель­ница Эва Фелиньская, крестьянин-повстанец И. Дрыгас, отбывавший ссылку недалеко от г. Омска и др.

Во второй половине XIX в. в сибирской исто­риографии отчетливо проявилась идейная борь­ба, обусловленная быстрым развитием буржуаз­ных отношений в России. Представитель демок­ратического направления общественной мысли этого периода А.И. Щапов на основе этнографи­ческих и антропологических материалов борол­ся против националистической ограниченности славянофилов, усматривавших неизменность "самобытных устоев" в жизни русского народа. Но, однако, при этом он впадал в другую край­ность, полагая, что при любых условиях русские должны смешиваться с аборигенами, заимство­вать у них элементы культуры. Особенности на­родной жизни он объяснял последствиями ко­лонизационных передвижений, влиянием ис­торических условий [30]. Соответствовало его теоретическим установкам и утверждение о том, что "сибиряки... забыли всю древнерусскую ста­рину" [31], с чем, естественно, мы согласиться не можем.

Мысль А.П. Щапова об "особенностях этничес­кого развития" русских Сибири была подхваче­на и непомерно раздута идеологами областни­чества, что привело их к неверному выводу о складывании здесь "особого этнического типа" со свойственной только ему культурой [32]. Из ак­тивных деятелей областнического движения на­иболее глубокий след в сибирской этнографии оставили Г.Н. Потанин и Н.М. Ядринцев, внес­шие большой вклад в изучение русского народа Западной Сибири. Г.Н. Потанин видел в куль­туре русского населения Юго-Западного Алтая архангельские, вологодские и пермские истоки [33]. Научный интерес представляет составлен­ный им словарь местных терминов, куда вошли и слова, обозначавшие одежду и обувь [34].

В 1877 г. в г. Омске был основан Западноси­бирский отдел Русского географического общес­тва, а еще через год Омский краеведческий му­зей, что способствовало активизации изучения народного быта в Западной Сибири [35]. Один из основателей Отдела, Н.М. Ядринцев глубоко и всесторонне изучал сибирское русское населе­ние. По поручению Отдела он дважды побывал на Алтае (1879 и 1880 гг.), в результате чего со­брал и обобщил материал о "поляках", бухтар-минских кержаках Алтайского округа [36]. Опи­сывая свое путешествие по Западной Сибири, он сообщил о наиболее ярких, самобытных элемен­тах костюмов алтайских старообрядцев. Рассмат­ривая "поляков" как верное старине и предани­ям население, которому "Алтай обязан по пре­имуществу своей культурой", автор пришел к выводу о том, что "поляки" по мере смешения их с сибиряками, утрачивали свои обычаи и костю­мы [37]. Такой вывод соответствовал его общей трактовке процессов взаимодействия культур местных и русского народов [38]. Н.М. Ядринцев считал, что "славянская раса при смешении с инородцами" больше теряет, чем приобретает, что ведет к ее вырождению [39]. Слишком пря­молинейно рассматривал он и культурные кон­такты, сводя их часто к тому, что "русские усва­ивают азиатскую одежду". Против мнения о дег­радации и "одичания" русского народа в Сибири решительно выступал Д.Н. Анучин. Он правиль­но увидел положительную роль русской культу­ры, которая "удержала все существенные черты своего тона, сделала еще замечательнее успе­хи" [40].

В постоянных периодических органах как центральной, так и сибирской печати публико­вались статьи и заметки этнографического ха­рактера, посвященные различной сибирской те­матике, в том числе и одежде: в "Отечественных записках" [41], "Библиотеке для чтения " [42], "Юридическом вестнике" [43] и в других изда­ниях. Значительное количество материалов по этнографии русских Сибири и Алтая, в частнос­ти, было помещено в серийных и периодических изданиях Русского географического общества и его отделах [44]. Этнографические заметки о рус­ском населении Верхнего Приобья печатались в газетах "Томские губернские ведомости" [45], "Ремесленная газета" [46], "Сибирский листок" [47, 48] и др.

В 90-х гг. XIX в. появляются интересные и содержательные статьи А. Михайловича [49], Е. Шмурло [50], М.В. Швецовой [51]. М.В. Шве­цова считала необходимым как можно полнее изучать своеобразную культуру алтайских "пол­яков". В письме в Западно-Сибирский отдел Рус­ского географического общества она писала: "Ду­маю, что изучение быта... представляет большой интерес: "поляки" несмотря на столетнее знаком­ство с сибиряками до сих пор сохранили в зна­чительной степени нравы и обычаи" [52]. Сама исследовательница собрала большой этнографи­ческий материал, который дал ей возможность достаточно полно и всесторонне осветить свое­образную одежду старообрядцев Южного Алтая [53]. В своих выводах, однако, М.В. Швецова упрощенно рассматривала происхождение их костюма как результат слияния древнерусских элементов с польскими [54].

К концу XIX в. интерес к культуре русского населения заметно усилился, что, по - видимо­му , было вызвано активизацией переселенчес­кого движения в Сибирь [55]. Этнографическо­му описанию русских старожилов было отведе­но место в трудах П.М. Головачева. Отмечая яркость украшений мужской и женской одежды "поляков" и каменщиков Южного Алтая, он, од­нако, слишком однозначен: представляет пос­ледних как "тех же "поляков", бежавших на Бух-тарму, за Камень" [56]. Большую работу по сбо­ру и изучению Южного Алтая провел художник В.Н. Белослюдов. В 1906 г. в г. Семипалатинске был открыт музей братьев Белослюдовых, где эк-спонировлись картины В.Н. Белослюдова и дру­гих художников, а также этнографические ма­териалы [57].

К началу XX в. организовался Семипалатин­ский подотдел Западно-Сибирского отдела Рус­ского географического общества, который интен­сивно начал исследования в Южном Алтае [58]. Сведения, представляющие большой научный интерес, сообщил в одном из номеров "Записок" подотдела священник Б. Г. Герасимов. Прекрас­но зная быт крестьян с. Сенного Верх-Бухтар-минской волости, он описал костюмы разных воз­растных групп населения [59]. В его сообщени­ях мы иногда находим неверную трактовку. Так, он усматривал в обряде покрывания невесты покрывалом "обычай чисто киргизский" [60], в то время как подобная традиция широко быто­вала у русских Европейской России.

Этнографическим изучением быта рус­ских крестьян в это время занималось "Об­щество любителей исследования Алтая", из­дававшее "Алтайский сборник" [61]. В 1902 г. оно преобразовалось в Алтайский подоотдел Западно-Сибирского отдела географическо­го общества [62]. Особенности одежды "поляков" Убо-Ульбинского междуречья нашли отражение в одном из "Алтайских сборников" в работе Г.Д. Гребенщикова [63].

Сведения по одежде русских крестьян Южно­го Алтая были собраны и описаны А.Е. Новосе­ловым. Областник по убеждениям, он видел задачи сибирской этнографии в решении пробле­мы метисации населения [64] и считал старожи­лов "первым звеном, строго говоря, безусловно нового этнографического типа" [65]. С этих по­зиций подходил он и к оценке развития наро­дной одежды, часто сводя его к "смешению", "ут­рате духа крепости" [66].

Крупной работой по одежде бухтарминских кержаков стала вышедшая в 1930 г. статья Н.П. Гринковой [67]. На основе анализа большо­го фактического материала исследовательница сделала правильный вывод о северорусской, вят-ско-пермской, основе бухтарминских форм кос­тюма. Она справедливо указала и на наличие в бухтарминской одежде ряда элементов, считав­шихся в XIX в. южно-русскими. Последние, по мнению Н.П. Гринковой, могли проникнуть вследствие либо давних "столкновений" с южно­русской культурой (или, точнее, образовывав­ших ее элементов), либо поздних связей с "пол­яками", костюм которых заключал значительное количество южнорусских черт [68].

В послевоенные годы в советской науке вопро­сы развития культуры русских крестьян Сиби­ри рассматривались в связи с решением про­блемы присоединения Сибири к России, роли русского населения в освоении этого края. В.И. Шунков обосновал и развил точку зрения о том, что основой развития производительных сил в XVII в. было сельское хозяйство русских земледельцев [69]. Такая постановка вопроса сделала возможным показать положительное влияние русской культуры на сибирские наро­ды, подлинную роль русских крестьян как про­водников прогрессивных культурных форм [70].

В 50-х гг. XX в. в серии "Народы мира" вы­шли в свет обобщающие очерки Т.В. Станюко­вича, Л.П. Потапова [71], издание которых по­казало недостаточную изученность материаль­ной культуры русских Сибири [72]. С целью изысканий по этнографической тематике в пос­ледующее десятилетие было организовано не­сколько экспедиций Институтом этнографии АН СССР (ныне Институт этнологии и антрополо­гии СО РАН, г. Москва), а в 70 - 90-х гг. Инсти­тутом истории, филологии и философии СО АН СССР (ныне Институт археологии и этнографии СО РАН, г. Новосибирск), в результате чего было собрано немало свежих материалов, в т.ч. и по одежде.

В 60 - 80-е гг. об одежде русских крестьян Алтая писали X. Аргынбаев [73], П.Е. Бардина,

М.М. Громыко, А.А. Лебедева [74], В.А. Липинс-кая [75], Л.М. Русакова, Е.Ф. Фурсова [76], Г.А. Щербик [77], О.Н. Шелегина [78] и другие исследователи.

В работах X. Аргынбаева опубликован новый полевой материал о костюмах русских соседних с Южным Алтаем территорий Восточного Казах­стана. Автор на конкретных исторических фак­тах показал, что местное казахское население оказало значительное влияние на развитие одежды русских, прежде всего, прииртышских казаков, испытав, в свою очередь, влияние рус­ских традиций [79].

Большая работа по сбору и анализу одежды русских Сибири проделана А.А. Лебедевой. На основании имеющихся данных исследователь­ница сделала вывод о том, что, если в начале XVIII в. у русских переселенцев Алтайских гор бытовали традиции Поморского Севера, то гор­ные условия ведения хозяйства способствовали заимствованию русскими крестьянами у местно­го населения более удобного покроя одежды, пригодной для верховой езды [80]. Русские вос­приняли от своих соседей главным образом то, что имело практический смысл [81]. Относитель­ная дешевизна среднеазиатских и китайских тканей и изделий способствовали раннему пе­реходу русского населения Алтая к покупным тканям [82].

В монографии "Русское население Алтайско­го края" В.А. Липинской описываются отдель­ные компоненты традиционных костюмов рус­ских старожилов Южного Алтая, выявляются из­менения одежды в разновременные периоды, начиная с конца XIX - начала XX вв. и заканчи­вая послевоенными годами. Исследование одеж­ды в динамике на протяжении столь длитель­ного времени представляется очень плодотвор­ным [83].

Основываясь на архивных материалах, М.М. Громыко дала порайонную характеристи­ку одежды русских крестьян Сибири [84]. При­влечение такого источника позволило ей описать наиболее старинные виды одежды, наметить их связь с трудовыми традициями.

В 80-е годы по этнографии русского народа Сибири вышли две обобщающие статьи, посвя­щенные двум хронологически последователь­ным этапам: XVII - XVIII вв. [85] и вторая пол­овина XIX - начало XX вв. [86]. В.А Александров, В.А. Липинская, А.А. Лебедева, А. В. Сафьянова, характеризуя сибирскую одежду эпохи феода­лизма, пришли к выводу о том, что, если в XVII в. одежда русского населения была однотипна с европейской, то уже в XVIII в. она в значитель­ной степени трансформировалась [87]. В своей работе Л.М. Сабурова отмечала сходство русских костюмов в Сибири с северовеликорусскими, а

также, с одной стороны, влияние на русскую одежду местных форм, а с другой, сохранение в ней архаичных общерусских черт. Переход к одежде нового типа, преимущественно из покуп­ных тканей, закончился, по ее мнению, в основ­ном, к концу XIX - началу XX вв., когда подра­жание мещанским образцам стало заметно и у крестьянской молодежи [88].

Возвращаясь к вопросу истории изучения одежды русских крестьян Верхнего Приобья можно, таким образом, констатировать, что име­ющаяся на сегодняшний день литература сви­детельствует об известном внимании исследова­телей к местным старожилам. Но интерес этот ограничивался и ограничивается, в основном, Южным Алтаем, историография которого, осо­бенно касающаяся "поляков" и каменщиков (кер­жаков) долины Бухтармы, наиболее многочис­ленна, хотя никак и не обобщена. Такая ситуа­ция избирательного изучения способствует распространению иллюзии бытования подобных традиционных форм костюма на территории все­го Алтайского горного округа. Думается, что вновь собранный оригинальный материал со­здает возможность и необходимость обобщить, а также переосмыслить некоторые общепринятые взгляды по вопросу одежды русских крестьян всего Верхнего Приобья.

Автор привлекает разнообразные источники: этнографические - в качестве основных, пись­менные - как дополнительные. Этнографические источники по способу получения информации разделяются на три группы: объекты непосред­ственного наблюдения, сообщения информато­ров, а также материальные остатки культуры, добываемые специальными этнографическими приемами (экспедициями).

Полевые, непосредственно наблюдаемые в наши дни, формы традиционной одежды и их пережитки явились хотя и небольшим по объ­ему, но ценным источником в работе. Автор ра­ботала и была организатором экспедиций 1977 - 1993 гг.* Исследованием охвачено боль­шинство старожильческих районов Верхнего Приобья - более 110 населенных пунктов Алтай­ского края. Новосибирской, Томской и Восточ­но-Казахстанской областей. Для осуществления сравнительно-исторического анализа изучена одежда родственной старообрядцам Южного

* В составе Алтайского и Приобского этнографи­ческих отрядов работали в разное время историки, этнографы Е.А. Балушок, Е.А. Ерохина, Г.В. Люби­мова, А.А. Люцидарская, Л.М. Русакова, архитек­тор А.Ю. Майничева, художники А.Ю. Сидорова, С.А. Шендрик, фотографы А.М. Фаддеев, В.И. Мыль­ников. Пользуясь случаем выражаю признательность всем участникам полевых работ.

Алтая ("полякам") этнографической группы "се-мейских" Забайкалья. Непосредственное наблю­дение традиционой одежды имело то важное до­стоинство, что дало наиболее полную и разнос­тороннюю информацию не только о ее видах, изготовлении, покрое, способах ношения, терми­нологии, но и позволило судить о взаимодейст­вии, взаимосвязи этих характеристик. Привле­кая этот источник, автор отдает себе отчет в том, что наблюдаемые в настоящее время на пожи­лых людях костюмы не сопоставимы с материа­лом начала XX в.

Устные сообщения информаторов несмотря на то, что явились важнейшим источником, все же менее ценны, чем непосредственное наблю­дение, так как качество сведений в этом слу­чае зависело от степени осведомленности ин­форматора, его устремлений в подаче матери­ала и т.д. Корректировать этот изъян помогает усовершенствованная методика полевых ис­следований: хорошо уточняет информацию из­готовление макета одежды самим информато­ром, а также сопоставление сообщений разных людей. Наши информаторы 1890 - 1900-х г.р., как правило, не сомневаются в своем русском происхождении. Их сведения позволили зна­чительно расширить рамки исследования, пос­кольку память хранит сообщения родителей и дедов.

В значительном количестве к работе привле­каются вещевые этнографические материалы, хранящиеся в фондах музеев (городов Ленингра­да, Перми, Кирова, Архангельска, Петрозаводс­ка, Новосибирска, Барнаула, Омска, Бийска и других), а также извлеченные у населения изу­чаемого региона. Из музейных материалов на­иболее важны коллекции одежды: А. В. Адриа-нова (ГМЭ, N 2699, 2720), С.П. Швецова (ГМЭ, N 1343), А.Е. Новоселова (ОГОИЛМ, N 3175, 3134), А.Н. Белослюдова (ГМЭ, N 5091, 5158). Нами использована коллекция одежды, приоб­ретенная автором в ходе экспедиционных изыс­каний, которые отложились в Музее объеденен-ного Института истории, филологии и филосо­фии СО РАН и Историко-архитектурном музее под открытым небом Института археологии и эт­нографии СО РАН. Большим достоинством это­го источника является то, что получаемая ин­формация содержит сведения об уникальных, давно исчезнувших формах одежды второй пол­овины XIX в. и может служить ценным допол­нением к источнику второй группы. Однако не­льзя не видеть и существенных недостатков это­го источника: во-первых, те или иные предметы изымаются из живой культуры с известной до­лей случайности; во-вторых, они представляют собой лишь ее малую часть; в-третьих, при уте­ре или неполноте сопроводительных текстов - явления нередкого - информация значительно обесценивается.

Письменные источники - это сведения, содер жащиеся в разнотипных рукописях XIX - нача ла XX вв. (ГААК - ф. 163 - фонд С.И. Гуляевых;

ГАОО - ф. 366 - фонд Г.Е. Катанаева, ф. 86 - фощ ЗСО РГО; отдел рукописей ГМЭ - ф. 1, 2 и т.д.;

ГАНО - ф. 10), в ответах на анкеты РГО 1848, 1849 гг. (АГО - р. 62 - Томская губерния, р. 55 Сибирь в целом), а также в различных публика циях изучаемого периода. Достоверность зафик сированной в этих источниках информации н( вызывает сомнений - вся она собиралась, ка1 правило, на местах и лицами, близко знакомы ми с образом жизни русских старожилов Алтая Для проведения сравнительного анализа при влекались архивные материалы и по европейс кой одежде (АГО - р. 27 - Орловская губерния р. 15 - Калужская губерния, р. 6 - Владимирская губерния).

В работе используются также изобрази тельные материалы конца XIX - начала XX вв в виде зарисовок, фотографий: А.Е. Новоселе ва, А.Н. Белослюдова, С.П. Швецова, М.А. Кру ковского, П. Кошарова. Рисунки и снимки хра нят изображения "семьи богатого челдона", "бро дяги, пробивающегося на родину в Россию" "российских переселенцев" из различных губерг ний и т.п. [89]. Привлекаются и многочисленные авторские зарисовки, фотографии, чертежи. '

В настоящей работе мы ограничиваемся в ос новном анализом одежды в узком смысле этой слова, уделяя дополнениям значительно мень ше места. Особое внимание автор направляет нг взаимосвязь отдельных видов одежды между со бой, т.е. комплексам.Под комплексами одеждв: понимется совокупность компонентов (виден одежды), более или менее связанных друг с дру гом и бытовавших вместе, хотя и не обязательна возникших одновременно [90]. Иные содержав ния вкладываются в понятия "костюм", "вид" f "форма" одежды. Под костюмом (от фр. costume мы понимаем определенную образно-художес твенную систему одежды и обуви (с прической головным убором, украшениями, гримом), ха' рактеризующую общественную, этнографичес кую или любую другую группу людей. Видам]? или формами одежды называем конкретны! компоненты костюма, выделяемые по утилита?*" ному признаку (рубахи, сарафаны, штаны, обут ки и т.д.). д

В этнографических исследованиях важное значение имеет разработка типологий изучае мых объектов. В современной литературе под та пологией понимается некая "абстракция - иде[ альная модель, отражающая некоторые сущес1 твенные признаки определенного множеств^ явлений, но заведомо игнорирующая другие ел

10

признаки, рассматриваемые в данном случае как несущественные" [91]. Отсюда следует логи­ческий вывод об одновременном сушествова-ниии нескольких принципиально отличных типологий для одного и того же множества изучаемых объектов. За основу типологий компонентов костюма была взята конструкция(покрой) - морфологический признак, характе­ризующийся "устойчивостью и выраженной аре-альностью" [92]. Остальные характеристики -материал, украшения, способы раскладки кроя (раскрой), шитья рассматриваются нами как до­полняющие основной. Центральным понятием любой типологии является "тип". Тип компонен­та костюма выделяется на основании совокупнос­ти наиболее существенных принципов кроя (в плечевой одежде это часто конструкция плече­вого пояса, в поясной - крой штанин и способы их соединения между собой и т.д.). Переходные типы сочетают в себе черты основных, являясь одновременно производными по отношению к более ранним формам; переходные варианты выполняют ту же роль "соединительных звень­ев", но уже внутри конкретного типа.

Таким образом, в научный оборот вводится новый, ранее неизвестный материал по тради­ционной одежде русских крестьян-старожилов Верхнего Приобья второй половины XIX - нача­ла XX вв., раскрывающий этнографическое свое­образие ее отдельных видов и комплексов в целом (при этом автор не ставит задачи охватить исследованием одежду других этнокультурных групп - казачества, российских переселенцев). При изучении одежды рассматриваются не толь­ко материалы, отделка, конструкция - покрой, но и схемы раскладки кроя (раскроя), приемы шитья (технология). Это дает возможность пол­нее интерпретировать фактический материал, точнее охарактеризовать процессы, возникав­шие при контактах разнокультурных групп на­селения, что весьма актуально для изучаемого района. Ставится вопрос о том, что традицион­ные виды одежды могут быть представлены не только локальными типами, но и множествомпереходных (производных). При анализе пере­житочных элементов, приемов и последователь­ности шитья, раскроя костюмов, делаются попыт­ки реконструировать архетипы различных ком­понентов. Материалы подробно представлены в рисунках и чертежах. Распространение отдель­ных видов одежды на территории Алтайского горного округа показано на картах. Приложени­ями к работе служат Список основных инфор­маторов, Словарь терминов, связанных с одеж­дой и Список принятых сокращений.

Автор выражает искреннюю благодарность информаторам - селянам, которые, конечно же, не смогли вместиться все в указанный список, но без участия которых не получилась бы эта книга.

Литература к главе "Введение"

1. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса.- М.,1983.- С. 111.

2. Александров В.А. Проблемы сравнительного изучения материальной культуры русского населения Си­бири (XVII - начало XX в.) // Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сиби­ри.-М., 1974.- С. 17.

3. Бромлей Ю.В. Указ. соч.- С. 126.

4. Успенский М.И. Старообрядческие сочинения XVIII столетия об одежде // Изв. ОРЯС.- С. 18-20.

5. Паллас П. Путешествие по разным провинциям Российского государства в 1768 - 1973 гг.- Спб., 1786.- Ч. 2.-Кн.2.- С. 211, 217.

6. Фальк И.П. Полное собрание ученых путешествий по России, издаваемое Императорскою Академией Наук по предложению ее президента. Записки путешественника Академика Фалька.- Спб., 1824.- Т. 6.-С.499.

7. Ледебур К.Ф., Бунге А.А., Мейер К.А. Путешествие по Алтайским горам и джунгарской Киргизской степи.- Новосибирск, 1993.- С. 119, 121, 123.

8. Риттер К. Путешествие доктора Бунге по восточной части Алтая в 1826 г. // Том. губ. вед.- 1877.- N 4, 5, 7, 12,13,17, 33; 1876.- N 29 - 32, 36, 37,40,45,47.

9. Ледебур К.Ф., БунгеАЛ., Мейер К.А. Указ. соч.- С. 119, 123.

10. Крашенинников С.П. Неопубликованные материалы. Дневник путешествия в 1734 - 1736 гг.- М.; Л., 1966.- С. 54.

11. Радищев А.Н. Письмо о китайском торге // Радищев АН. Собр. соч.- М., 1907.- Т. 2.- С. 99.

12. Лебедева А.А., Липинския В.А., Сабурова Л.М., Сафьянова А.В. Изучение материальной культуры русского населения Сибири (XVIII - XX вв.) // Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири.- М., 1974.- С. 76.

13. Токарев С.А. История русской этнографии (дооктябрьский период).- М., 1966.- С. 111, 112.

14. История Сибири. Сибирь в составе феодальной России.- Л., 1968.- Т. 2.- С. 12.

15. Спасский Г.И. Путешествие по южным Алтайским горам // Сибирский вестник.- 1818.- Ч. I.- С. 125, 130; Ч. IV.- С. 162.

16. Гуляев С.И. Алтайские каменщики // Санкт-Петербургские губ. вед.- 1845.- N 20 - 22; Он же. Этнограф] ческие очерки Южной Сибири // Библиотека для чтения.- 1848.- Т. ХС.- N 9 - 11.- С. 1 - 142; ГАА1 ф. 163, о. 1, N 214, л. 28 - 33, 84 - 87.

17. Бородкин П.А. С.И. Гуляев. (Жизнь и деятельность).- Барнаул, I960.- С. 41, 46, 91.

18. Там же.- С. 35.

19. ГААК, ф. 163, о. 1, N 214, л. 87.

20. Гуляев С.И. Этнографические очерки...- С. 45.

21. ГААК, ф. 163, о. 1, N 297, л. 1 - 17.

22. ГААК, ф. 163, о. 1, N 214, л. 87.

23. АГО, р. 62, о. 1, N 3, л. 6.

24. Семенов-Тян-Шанский П.П. Путешествие в Тян-Шань.- М., 1948.- С. 65, 94.

25. Принтц А. Каменщики, ясачные крестьяне Бухтарминской волости Томской губернии и поездка в и селения и в бухтарминский край в 1863 г. // Зап. РГО.- 1867.- Т. I.- С. 579.

26. Школдин П. Хозяйственно-статистическое описание Бурлинской волости // Журнал заседаний mockoi ского общества сельского хозяйства.- 1863.- Кн. 1.- С. 35 - 50; Небольсин Н. Заметки на пути н Петербурга в Барнаул.- Спб., 1850.- 248 с.; Костров Н.Н. Статистические заметки о Бухтарминско волости Бийского округа // Томские губ. вед.- 1863.- N 50.

27. ГААК, ф. 163, о. 1, N 214, л. 41.

28. Путешествия по Сибири и прилегающим к ней странам Центральной Азии по описаниям Т.У. аткинс( на, А.Т. Фон-Миддендорфа, Г. Раддле и др.- Спб., 1865.- С. 254.

29. Baranovski W. Polskie relacje о rosyiskiej Kulturze ludovej (1831 - 1920).- Lodz.- 1985.- S. 35, 99, 274.

30. Щапов А.П. Историко-географические и этнологические заметки о сибирском населении // Щапов А.В Собр. соч.: в 4-х т. Том дополнительный.- Иркутск, 1937.- С. 83 - 85; Он же. О влиянии гор и моря в характер поселений // Русское слово.- 1864.- N 3.- С. 109.

31. Щапов А.П. Историко - географические...- С. 157.

32. История Сибири.- Т.2...- С. 14.

33. Потанин Г.Н. Юго-западная часть Томской губернии в этнографическом отношении.- Спб., 1864.- С. 1.

34. Там же.- С. 28 - 31.

35. Томилов Н.А. Этнографические коллекции в Омских музеях // СЭ.- 1981.- С. 84; Токарев С.А. Указ. соч С.284.

36. Ядринцев М.Н. Поездка по Западной Сибири и в Горный Алтайский округ // Записки ЗСО РГО.- 1880 Кн. II.- С. 99; Он же. Раскольничьи общины на границе Китая // Сибирский сборник.- 1886.- С. 42

37. Ядринцев М.Н. Поездка по Западной Сибири...- С. 99.

38. Там же.- С. 47.

39. Ядринцев М.Н. Русская народность на востоке // Дело.- 1874.- N 7.- С. 321 - 333.

40. Анучин Д.Н. Этнографические очерки Сибири. Русско-сибирская народность // Ремесленная газета.- 1876 Вып.14, 15,21,22,24.

41. Серафимович С. Очерки русских нравов в старинной Сибири // Отечественные записки.- 1867.- Кн. 2 Т. 174, 175.- С. 232 - 271, 682 - 730.

42. Шашков С.С. Очерки Сибири в историческом и экономическом отношении // Библиотека для чтения 1862.- N 10.- С. 29 - 33.

43. Голубев ПА. Очерки сибирской жизни и положение переселенцев на Алтае // Юридический вестник 1892.- Т. II.- Кн. 1, 2.- С. 126 - 166.

44. Адрианов А.В. Путешествие на Алтай и за Саяны, совершенное в 1881 г. по поручению Императорской Русского географического общества // Записки РГО.- Т.П.- С. 159 - 375; Бабков И.Ф. Сведения Верхне-Бухтарминской долине // Изв. РГО.- 1869.- T.V.- Кн. 5.- Отд. 2.- С. 205 - 209.

45. Басов. Путевые заметки по Алтаю // Томские губ. вед.- 1869.- N 4 - 11; Даниловский. Описание Бухта]' минского края // Томские губ. вед.- 1858.- N 23, 24; Костров Н.Н. Путешествие Палласа по Барш ульскому округу в 1771 году // Томские губ. вед.- 1875.- N 6 - 9; Костров Н.Н. Путешествие Паллас по Бийскому округу в 1770 году // Томские губ. вед.- 1873.- N 42, 43, 44, 45, 46, 48, 50, 51; 1874.- N 51Костров Н.Н. Статистические заметки о Бухтарминской волости Бийского округа // Томские гу вед.- 1868.- N 50; Костров Н.Н. Томский округ по описанию Фалька в 1771 - 1772 гг. // Томские гу вед.- 1875.- N 4, 5; Поездка на Чую доктора Радлова в 1860 г. // Томские губ. вед.- 1878.- N 7, 10, 1; 15, 18, 31, 37, 46, 48; 1879.- N 2, 4, 6, 7, 11, 14, 15, 19; Риттер К. Путешествие доктора Бунге i восточной части Алтая в 1826 г. // Томские губ. вед.- 1877. N 4, 5, 7, 13, 17, 33; 1876.- N 29 - 32, 36, 3' 40,45, 47.

46. Анучин Д.Н. Указ. соч.

47. Марусин С. Старожилы и переселенцы в Сибири // Сибирский листок.- 1891.- N 14 - 17.

48. Дорожные заметки // Сибирская газета.- 1881.- N 18 - 20; С Барнаульского тракта // Сибирская газета 1881.-N 21-23.

49. Михайлович А. Русская колонизация Горного Алтая // Тобольские губ. вед.- 1896.- N 37 - 45. •

50. Шмурло Е. Русские поселения за Южным Алтайским хребтом // Зап. ЗСО РГО.- 1898.- Кн. 25.- С. 1 - 6^

51. Швецова М.В. "Поляки" Змеиногорского округа // Зап. ЗСО РГО.- 1899.- Кн. 26.- С. 1 - 92.

52. ГАОО, ф. 86, о. 1, N 102, л. 1.

53. Швецова М.В. "Поляки" Змеиногорского округа...- С. 29 - 36.

54. Там же.- С. 29.

55. История Сибири.- Т. 2...- С. 16.

56. Головачев П.М. Сибирь. Природа. Люди. Жизнь.- М., 1902.- С. 147.

57. Лебедева А.А. Этнографические материалы о русском населении Южного Алтая (XIX - начало XX в.).-М., 1979.- С. 237.

58. Токарев С.А. Указ. соч.- С. 284.

59. Герасимов Б.Г. В долине Бухтармы // Зап. Семипалатинского подотдела ЗСО РГО.- 1911.- N 5.- С. 20 - 24.

60. Там же.- С. 24.

61. Отчет общества любителей исследования Алтая за 1894 год.- Барнаул, 1895.- С. 13.

62. Отчет Алтайского подотдела Западносибирского отдела ИРГО за 1902 год.- Барнаул, 1904.- С. 1.

63. Гребенщиков Г.Д. Река Уба и убинские люди // Алтайский сборник.- 1912.- Т. II.- С. 1 - 80; Он же. Алтай­ская Русь // Алтайский альманах.- 1914.

64. Александров В.А. Указ. соч.- С. 9.

65. Новоселов А.Е. Задачи сибирской этнографии // Зап. ЗСО РГО.- 1916.- Т. 38.- С. 101.

66. Он же. У старообрядцев Алтая // Беловодье.- Иркутск, 1981. С.- 382, 384, 394, 399.

67. Гринкова Н.П. Одежда бухтарминских старообрядцев // Бломквист Е.Э., Гринкова Н.П. Бухтарминские старообрядцы.- Л., 1930. - С. 311 - 396.

68. Там же. - С. 393.

69. Шунков В.И. Очерки по истории земледелия Сибири (XVIII в.).- М., 1956.- С. 426.

70. История Сибири.- Т. 2...- С. 19.

71. Станюкович Т.В. Русское, украинское и белорусское население Средней Азии и Казахстана // Народы Средней Азии и Казахстана.- М., 1963.- Т. 2.- С. 682 - 688; Потапов Л.П. Историко-этногрфический очерк русского населения Сибири в дореволюциооный период // Народы Сибири.- М.; Л.,1956.-С. 176-182.

72. Александров В.А. Указ. соч.- С. 16.

73. Аргындбаев X. Историко-культурные связи русского и казахского народов и их влияние на материаль­ную культуру казахов в середине XIX и начале XX века (по материалам Восточного Казахстана) // Тр. ин-та ист., археол. и этнографии АН Казахской ССР.- 1959.- Т. 6.- С. 68 - 76; Он же. Краткий очерк материальной культуры переселенцев из России в Казахстан (по материалам Восточного Ка­захстана, вторая половина XIX - начало XX вв.) // Вопросы этнографии и антропологии Казахста­на.- Алма-Ата, 1962.- С. 138 - 167.

74. Бардина П.Е. Женская одежда русского населения Среднего Приобья в конце XIX - первой четверти XX вв. // Культурно-бытовые процессы у руских Сибири XVIII - начала XX вв. - Новосибирск, 1985. -С. 204 - 216; Лебедева А.А. Женская одежда русского сельского населения в предгорьях Алтая кон­ца XIX - начала XX вв.- М., 1981.- С. 32 - 41; Она же. Крестьянская одежда русского населения Сибири XVII - середина XIX вв.- М., 1981.- С. 142 - 179; Она же. Мужская одежда русского населе­ния Западной Сибири (XIX - начало XX вв.) // Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири.- М., 1974.- С. 202 - 22; Она же. Этнографические материалы о русском населе­нии Южного Алтая (XIX - начало XX вв.) // Хозяйство и быт западносибирского крестьянства XVII -начала XX вв.- М., 1979.- С. 223 - 247; Лебедева А.А., Лининская В.А., Сабурова Л.М., Сафьяно-ва А.В. Указ. соч.- С. 22 - 109.

75. Липинская В.А. Поселения, жилища и одежда русского населения Алтайского края // Этнография рус­ского населения Сибири и Средней Азии.- М., 1969.- С. 9 - 79; Онаже. Русское население Алтайско­го края. Народные традиции в материальной культуре (XVIII - XX вв.).- М., 1987.

76. Русакова Л.М., Фурсова Е.Ф. Одежда бухтарминских крестьянок (XIX - начало XX вв.) // Общественный быт и культура русского населения Сибири.- Новосибирск, 1983.- С. 68 - 105; Фурсова Е.Ф. Женс­кая погребальная одежда у русского населения Алтая // Традиции и инновации в быту и культуре народов Сибири.- Новосибирск, 1983.- С. 73 - 87; Она же. Древние элементы в мужской набедрен­ной одежде русских крестьян Алтая и Восточного Казахстана // Проблемы реконструкций в этногра­фии.- Новосибирск, 1984.- С. 129 - 150; Она же. Женская одежда старообрядцев юга Западной Сиби­ри. Конец XIX - начало XX вв. // Традиционная духовная и материальная культура русских старооб­рядческих поселений в странах Европы, Азии и Америки.- Новосибирск, 1992.- С. 240 - 247 и др.

77. Щербик ГА. Коллекция крестьянской одежды в фондах Восточно- Казахстанского историко-краеведчес-кого музея // Культурно-бытовые процессы у русских Сибири XVIII - начала XX вв.- Новосибирск, 1985.- С. 217 - 234; Она же. Вышивка на изделиях русских крестьянок (из фондов Восточно-Казах­станского областного историко-краеведческого музея) // Общественный быт и культура русского на­селения Сибири (XVIII - начало XX вв.).- Новосибирск, 1983.- С. 162 - 176.

78. Шелегина О.Н. Женская одежда русских крестьян Западной Сибири в XVIII - первой половине XIX вв. // Общественный быт и культура русского населения Сибири XVIII - начала XX вв.- Новосибирск, 1983.-С. 57 - 67; Она же. Очерки материальной культуры русских крестьян Западной Сибири (XVIII -первая половина XIX вв.).- Новосибирск, 1992.

79. Аргындбаев X. Историке - культурные связи...- С. 68 - 76.

80. Лебедева А.А. Крестьянская одежда...- С. 157.

81. Она же. Мужская одежда...- С. 221.

82. Она же. Этнографические материалы...- С. 247.

83. Липинская В.А. Русское население Алтайского края...- С. 131 - 171.

84. Громыко М.М. Трудовые традиции русских крестьян Сибири (XVIII - первая половина XIX вв.).- Новое] бирск, 1975.- С. 257 - 269.

85. Крестьянство Сибири в эпоху феодализма.- Новосибирск, 1982.- С. 380 - 389.

86. Крестьянство Сибири в эпоху капитализма.- Новосибирск, 1983.- С. 311 - 316.

87. Крестьянство Сибири в эпоху феодализма...- С. 389.

88. Крестьянство Сибири в эпоху капитализма...- С. 316.

89. ОГОИЛМ N 4255; Архив ГМЭ N 4096; архив МАЭ N 233 а. См. также Кошаров П. Художественно-этно рафические рисунки Сибири.- Томск, 1889 г.- N 1 - 10, 14 - 24.

90. Лебедева Н.И.» Маслова Г.С. Русская крестьянская одежда XIX - начала XX вв. // Русские. Историк этнографический атлас.- М., 1967.- С. 198.

91. Крюков М.В. О принципах типологического исследования явлений культуры // СЭ.- 1983.- N 5.- С. 3.

92. Чеснов Я.В. О принципах типологии традиционно-бытовой культуры // Проблемы типологии в этногр фии.- М., 1979.- С. 195.

ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ГРУППЫ РОССИЯН ВЕРХНЕГО ПРИОБЬЯ

До настоящего времени вопрос о том, кого считать старожилами, а кого - пересе­ленцами Сибири стоит в ряду дискуссионных. Если к этому добавить неразработанность этног­рафических характеристик для различных этно­культурных групп, то можно представить слож­ности, с которыми сталкиваются исследователи восточнославянской культуры. Ведь без учета культурного многообразия населения Сибири и, в частности, Верхнего Приобья, весьма сомни­тельно решать конкретные этнографические проблемы. Более однородным было население по социальному статусу - оброчные государствен­ные крестьяне, приписанные к Алтайским гор­ным заводам (Алтайский горный округ в тексте иногда заменен более кратким названием -Алтай).

Район Верхнего Приобья начал заселяться ^русскими с территорий по р. Верди, Чумышу, Ине, Сузуну и другим лишь в первые годы XVIII в. после вхождения Алтая в состав России. Первопоселенцами Алтайского округа С. И. Гу­ляев считал выходцев из Архангельской, Оло­нецкой, Новгородской, Вятской и частью Тоболь­ской губерний [I]. С 1718 по 1738 гг. здесь, в ве­домстве Белоярской и Малышевской слобод, ; поселились крестьяне Ишимского, Тобольского, 1Тарского уездов, а также "беглецы" из "Архан-гельска, Олонца, Устюга, из Нижегородской и Московской губерний" [2].

В середине XVIII в., благодаря проводимым Екатериной II мероприятиям по обеспечению продовольствием рабочих новопостроенных Ко-лывано-Воскресенских заводов округа сюда ста­ли переселяться выходцы как из ближайших ведомств, так и более отдаленных мест - городов Тобольска, Тары, Иркутска, Кузнецка [З]. Под­авляющее большинство этих вольных и неволь­ных поселыциков происходило также из север­ных районов России [4]. Во второй половине XVIII в., как и ранее, продолжался приток крестьян с соседних территорий Бердского, Ча-усского и Сосновского острогов, Барабинской и Кулундинской степей, г. Кузнецка [5]. Это сви­детельствует о том, что, практически, с самого начала заселения юга Западной Сибири в дви­жении русского населения наблюдалась направленность из северных в более южные районы края. В последующие годы (первой половине XIX в.) в Алтайском округе, как и во всей Сиби­ри, господствующим процессом было перерас­пределение русского населения, что не могло не способствовать унифицированию отдельных эт­нографических групп.

Во второй половине XIX - начале XX вв. юж­ная часть Приобья буквально пестрила разны­ми в культурном и конфессиональном отноше­нии группами старожилов и переселенцев (тер­мина "сибиряки", имевшего топонимическое происхождение, касаться не будем, поскольку он не несет этнографической нагрузки).

В настоящее время старожилы не помнят ев­ропейского прошлого своих прадедов или вспо­минают это как семейное предание, легенду, счи­тают себя исконно живущими на сибирской зем­ле и называются "чалдонами" (или "челдонами", далее в одной редакции). В работах ученых и путешественников XIX - начала XX вв. название "чалдоны" не упоминается, встречаются лишь общие понятия "крестьяне", "крестьяне-старожи­лы", "сибиряки-старожилы" [б]. Это же наблю­дается в сравнительно поздних работах советско­го периода [7]. Однако свидетельством того, что в Сибири в середине XIX в. жили не просто "ста­рожилы", "крестьяне", но гораздо более диффе­ренцированные группы говорит факт наличия в словаре Боровникова слова "чалдоны". Иссле­дователь связывал его с монгольским "шолдон" - ругательным словом, обозначавшим всеми пре­зираемого, негодного человека [8]. У В.И. Даля "чалдон" также отмечается как монгольское за­имствование, бытовавшее в Иркутской губернии и обозначавшее "бродяга, беглый, варнак" [9]. Иные сведения находим у сибирского этногра­фа А. Макаренко, по мнению которого это слово не имеет объяснения, но поселенцы из числа уго­ловников бранят так русское старожильческое население Сибири, которое взаимно обзывает их "посельгой, варнаками" [10].

Гораздо поэтичнее народная память. Вот что рассказывают люди, которые считают себя по­томками "чалдонов". Все рассказы привязаны к р. Дон и передаются почти слово в слово: "Отту-дова, где реки Чал и Дон слились, предков ста-

ли ссылать в Сибирь и звать "чалдонами" или:

"Между реками Чалом и Доном мало житья было. Они в Сибирь и приехали. Так дед и пра­дед говорили". Записаны сообщения и не столь лаконичные, как, например, рассказ Меновщи-ковой М.М. (в девичестве Волковой), 1899 г.р.:

"Это слыхала от своей бабушки. Чалдоны назва­ны по р. Чалда. На ней жили три безродные девы. Когда их лишили голоса (?), то одну отвез­ли на р. Сайву, другую в Елбани оставили, третью - в самую тайгу по р. Сорихе. Их род, Во­лковых пошел от второй девы. Я - семь колен от девы Елбанской." В данном повествовании, та­ким образом, междуречье Чала и Дона замене­но мифической рекой Чалда, откуда и вышли предки рода Волковых. Принцип троичности, как известно, характерен для народных мифов о происхождении рода, возникновении мира (см. древние эпосы Скандинавии, Древней Греции). Себя "чалдоны" идентифицируют с "вековечны­ми, русскими сибиряками".

Довольно часто можно услышать о казачьем происхождении "чалдонов": "Эти люди, по рас­сказам дедов, приехали с рек Чала и Дона. Вот их и назвали. Песни у "чалдонов" такие прого-лосные и мотив такой как у донских казак". Столь настойчивое стремление связать свое про­исхождение с донским казачеством, видимо, для какой-то части сибиряков имеет под собой осно­вание. Во-первых, Дон как и Сибирь, издавна притягивал наиболее свободолюбивых и непо­корных людей, которые бежали от крепостного насилия в поисках безбедной жизни. По архив­ным материалам, первыми жителями Среднего Приобья были служилые люди, пешие, конные казаки [II]. Во-вторых, Дон был символом - пог­раничной рекой, разделявшей русские и неспо­койные татарские земли в течение довольно дли­тельного времени. "Челдоны" могло означать "человеки с Дона", т.е. люди, приехавшие с со­седних, российских территорий. Интересна и еще одна версия, близкая к высказанным выше:

"Чёлны (вариант "чалы") тащили по Дону - вот и стали называться чалдоны". Запорожские и донские казаки плавали на неустойчивых до­лбленых однодеревках "челнах" не только по рекам, но и по Черному морю. Так что, если дей­ствительно генетические связи "чалдонов" тянут­ся к казакам, то и подобное предположение вы­зывает доверие (ср. новгородских "ушкуйников", названных по своему водному транспорту "уш­куям").

В южном Приобье к специфическому назва­нию "чалдоны" нередко прибавляли качествен­ные прилагательные: "закаленные", "желторо­тые", "долгоспинные" (из-за длинных одежд). Приведем объяснения также необычного слова "желторотые", так сказать, предысторию этого

16

выражения: "Когда чалдоны на Дону не прию ли новую никоновскую церковь, их стали гна1 в Сибирь, на восток. Шли они ротами, а в кая дои роте были пояса своего цвета: в одной кра ные, их называли "красноротые", в другой - ж^ тые, их звали "желторотые". Чалдоны желтор< тые так и сохранилось" (Глушаев М.В., 1919 г.{ п. Маслянино Новосибирской области).

Судя по ответам наших информаторов, мн< ние о первичности слов "чалдоны" и "сибиряк! склоняется в сторону первого ("сибиряками сч^ стали звать, а раньше все больше чалдоны" Причинами переезда в сибирские края обьто; называются предания: а) о малоземелье на пр< жней родине; б) о ссылке за какие-то провю ности. Религиозный мотив, как у старообрядце] практически не звучит.

Чалдоны, являясь первыми жителями, дав! ли названия новым поселкам, географически объектам (многие их фамилии запечатлены названиях сел, рек, озер, и пр.). В конце XIX начале XX вв. "чалдоны" были православным! хотя, нередко, и крестились старыми крестам] Жили "крепко" благодаря трудолюбию и преприимчивости. Когда сметка не помогала, обр) щались к магическим средствам; они были и вестны как сильные колдуны, владеющие че] ной и белой магией. Вообще же их быт бы образцовым для позднейших переселенцев: и избах, и во дворах наблюдалась опрятность, чи тота, основательность. Природная чистопло! ность "чалдонов" подчеркивалась даже в поп ворках: "Чалдоны - крылечки скоблены" (t.i вычищены). Они не понимали и не принимал обычаи переселенцев, содержащих скотину избах, мывшихся в печах, где готовили пищ Кроме того, многим выходцам из России каз1 лось, что сибиряки говорили, в отличие от в диалектов, на "городском, интеллигенско языке".

Другая старожильческая группа Приобья это сторонники "древнеотеческой, дониконов» кой" веры, известные под обобщенным назван! ем "кержаки". О популярности старой веры (п< морского, федосеевского, австрийского согласи! среди русского населения Алтайского округа п ворят сообщения современников, документам ные материалы XIX - начала XX вв. "Весь кра от Кузнецка до Семипалатинска преисполни раскольниками и полураскольниками (офищ альное название старообрядцев - Е.Ф.)", писал Д.Н. Беликов, исследуя дела архив Колывано-Воскресенского начальства [12| Н.Н. Покровский, более того, считает, что воо( ще "определенной границы между сибирским староверами и остальным русским население) середины XVIII века" не существовало [13]. В и( следуемый период старообрядческое населена'

Господствовало в Чарышской, Ануйской, Бухтар-^инской, Верх-Бухтарминской, Уймонской (быв­шей Сарасинской инородческой управе), Таль-менской волостях, много староверов было и в таких волостях, как Алтайская, Алейская, Ни­колаевская, Малышевская, Легостаевская, Срос-тинская и др. Еще сегодня встречаются пожилые кержаки, которые помнят дедовские предания о заселении здешних мест. Вот что мы услышали от П.С. Огнева (1909 г.р., родом из б. Барнауль­ского у.): "Старообрядцы сбежались в тайгу на р. Кержу (р. Керженец Нижегородской губ. -Е.Ф.), скот собрали и поселки сделали. Скрыва­лись за веру, девок воровали - их и сослали в Сибирь." Однако в большинстве своем нынеш­ние "кержаки" легендарной Кержи уже не пом-рят, считают себя коренными сибирскими жи­телями.

Старообрядцев начинали звать "кержака-|ми" уже на новом месте и, случалось, парал­лельно с названием, отражавшим их место [выхода, например, "курганы" Барнаульского, рКузнецкого у., "поляки" Бийского и Барнауль­ского у. и пр. Довольно компактную группу ста­рообрядцев по р. Алеусу называли "двоедана-ми" - термин, сохранившийся со времен, когда старообрядцам было предписано платить двой-рую подать ("две дани"). Рядом специфических черт культуры выделялись локальные группы по pp. Бухтарме, Уймону, Берди, Тарсьме и некоторым другим.

"Поляки" Южного Алтая являлись потомка­ми русских старообрядцев, бежавших еще в конце XVII - начале XVIII вв. от религиозных Преследований в Стародубье (Черниговская гу­берния) и Ветку на р. Сож (около г. Гомеля), вхо­дивших в то время в состав Польши. В 60-х гг. XVIII в. беглецы были возвращены в указанныеим районы, одним из которых и стали места по pp. Убе, Ульбе, Березовке ведомства Усть-Каме-иогорской крепости (впоследствии Риддерская, Владимирская, Александровская, Бобровская волости). "Поляки" образовывали новые посел­ки, либо подселялись к старым, где уже жили сибиряки и кержаки - выходцы из различных мест Северного Алтая (Белоярской слободы, Ча-усского острога), а также Сибири (Ишимского, Ялуторовского, Тарского, Омского ведомств), Европейской России (Московская, Калужская, Симбирская, Ярославская, Казанская, Тульская губернии) [14]. Архивные данные свидетельству­ют об изначальной этнографической неоднород­ности и самих "поляков", среди которых имелись крестьяне из Московской (4823 чел.), Белгород­ской (2030 чел.), Новгородской (1864 чел.), Смо­ленской (670 чел.), Воронежской (665 чел.) и Нижегородской (480 чел.) губерний [15]. В на­стоящее время не многие из потомков вспоминают, что прадеды пришли "из Польши", чаще связывая свое происхождение с прожи­ванием у подножия гор - "в поле живем, вот и поляки".

Среди прочих старообрядцев исследователя­ми выделялись этнографические группы бухтар-минских и аргутских ( или по р. Уймону - "уй-монских") каменщиков - так называли на Алтае жителей гор, или, по-местному, "Камня". Пос­кольку местами выхода бухтарминских камен­щиков являлись Северный Алтай (Белоярская, Бердская, Бурлинская, Кулундинская слободы) и Южный Алтай (район рек Убы и Ульбы), то можно предположить в их составе наличие тех этнографических групп населения, которые про­живали в этих районах [16]. По свидетельству С.И. Гуляева, среди бухтарминцев были и вы­ходцы непосредственно из районов Европейской России: Поморья (север Архангельской губер­нии), Олонецкой, Новгородской, Вологодской губерний и Соликамских лесов (Пермская губер­ния) [17].

Аргутские, или уймонские каменщики, по мнению одних исследователей, сформировались из старожилов Алтайского горного округа [18]. По мнению других, представляли собой отделив­шуюся часть бухтарминцев [19]. Происхождение уймонцев пытался выяснить еще Н.М. Ядрин-цев, который зафиксировал со слов информато­ров, что на Тополевку (бывшую реку Аргут) "за­шли старообрядцы с вершин Енисея" [20]. Как видим, вопрос этот пока далек от окончательно­го решения. В конце XIX - начале XX вв. старо­обрядцев Бухтармы и Уймона, как и в прочих местах Алтая, стали именовать кержаками.

"Российскими", "россияками", "россиянами" (в официальной литературе "новоселами") звали старожилы переселенцев из России, прибывших в Сибирь после издания закона от 30 июля 1865 г., разрешавшего переселение из внутрен­них губерний России [21]. В 60 - 70-х гг. XIX в. переселялись, главным образом, выходцы из Вятской, Тамбовской, Тобольской, Пермской гу­берний, а с 80-х гг. сюда также устремились пе­реселенцы из черноземной полосы - Курской, Тамбовской, Воронежской, Орловской, Полтав­ской губерний. Основной поток переселенцев направлялся в это время в Томскую губернию, а в ней - в Алтайский горный округ. Если выход­цы из северо-восточных и приуральских районов России (Пермской, Вятской, Пензенской губер­ний) предпочитали для поселения Барнаульс­кий округ, то южнорусские переселенцы сели­лись чаще в Бийском. Примечательно, что и в этот период среди приезжавших на Алтай пер­мских, вятских и прочих переселенцев были ста­рообрядцы, которые селились, как правило, в старообрядческих же селах.

17

Южнорусских переселенцев, выделявшихся особым наречием, чертами культуры (например, ношением лаптей, понев и т.д.), сибиряки назы­вали "хохлами", "лапотонами" и брали к себе в общества неохотно. "Сибиряк сторонится русско­го переселенца, - писал П. Голубев, - и это раз­деление происходит исключительно под влияни­ем культурных особенностей" [22]. Неприписан­ных к старожильческому обществу называли "полетошными" - от слова "полетки", обозначав­шим сумму всех платежей и поборов, которые должны были выплачивать переселенцы каж­дым летом за право жилья на общественной усадьбе, пользования выгонной, пахотной и се­нокосной землей. В старожильческих деревнях российские занимали лишь какие-то определен­ные места - "концы", "края", называвшиеся в за­висимости от проживавших там групп населе­ния - "Россия", "Вятка", "Рязань" и т.д.

Но и окраинное положение переселенцев мало удовлетворяло старожилов, в особенности старообрядцев, которые "сплошь и рядом остав­ляли свои прежние места жительства" и уходи­ли вглубь гор [23]. До сих пор в разных селах Северного Алтая (Николаевская, Малышевская, Берская, Верх-Чумышская, Бийская, Сростинс-кая и другие волости) потомки российских вспо­минают о том, что, если в конце XIX в. преобла­дающим населением были кержаки, то в нача­ле XX в. таковым уже являлись российские переселенцы. Часть старообрядцев, считают наши информаторы, уехала в соседние районы Кузнецкого округа, часть - в более южные рай­оны Центрального (Ануйская, Алейская, Ча-рышская волости) и Южного Алтая. Так, в с. Усть-Чумыш Тальменской волости, где в настоящее время проживают в основном потомк переселенцев, еще в конце XIX в. было мног кержаков (поморцев), православных сибиряка (среди которых встречались выходцы и из Ар хангельской губернии). То же самое наблюдает ся в селе Тайна Сростинской волости, где раш ше жили почти исключительно кержаки (помор ские, австрийские), а позже - российские (и Рязанской, Тамбовской, Владимирской, Курска губерний) и "хохлы" (из Воронежской губернии} Во многих селах нередко складывалось мной национальное население. В качестве пример можно привести Старую Барду, в которой встр< чались потомки как местного, кумандинского на селения, так и пришлого - кержаки с Амура, та реселенцы из Рязанской, Тамбовской, Пензенс кой губерний, вотяки, пермяки, мордва - мокыя (часть их - старообрядцы), украинцы, немцы! т.д. Крайне сложными по этнографическому со ставу были в это время и села в Южном, Цев тральном Алтае. Например, в с. Солонешй Ануйской волости жили "поляки", кержаки (н^ товцы и другие), российские (из Смоленской Харьковской губерний), в с. Верх-Уймон - кер жаки, российские (из Псковской, Новгородской Саратовской губерний), в д. Малоубинка - "пол яки", казаки, чалдоны, самодуры (стариковцы) Лишь в немногих селах и деревнях Верхней Приобья российских переселенцев было мало либо совсем не было.

Все рассмотренные этнографические груп пы русского населения Алтайского округа! 20 - 30-х гг. XX в. оказались втянуты в интенсив ные процессы внутриэтнической консолидаци и об их былом существовании вспоминает лигш поколение пожилых людей.

Литература к главе "Этнокультурные группы россиян Верхнего Приобья"

1. Гуляев С.И. К истории сибирского раскола // Восточное обозрение.- 1884.- N 16.- С. 9; Онже. былины] побывальщины, собранные г. Гуляевым // Памятники и образцы народного языка и словестност^ 1853.- П отд., 2 тетр.- С. 164.

2. Аполлона Н.Г. Хозяйственное освоение Прииртышья в конце XVI - первой половине XIX вв.- М., 1976, С. 147; ГААК, ф. 163, о. 1, N 214, л. 4, 6.

3. Булыгин Ю.С. Первые крестьяне на Алтае.- Барнаул, 1974.- С. 56, 53.

4. Жидков Г.П. Кабинетское землевладение (1747 - 1917).- Новосибирск, 1973.- С. 100.

5. Мамсик Т.С. Хозяйственное освоение Южной Сибири: механизмы формирования и функционирование агропромысловой структуры.- Новосибирск, 1989.- С. 59.

6. Гагемейстер Ю.А. Статистическое обозрение Сибири, составленное по высочайшему Его императорское. величества повелению, при Сибирском комитете Действительным статским Советником.- Спб., 1854, С. 109; Аткинсон Т.У. Путешествие по Сибири и прилегающим к ней странам Центральной Азш по описаниям Т.У. Аткинсона, А.Т. Фон-Миддендорфа, Г. Радде и др.- Спб., 1865.- С. 83; Материя лы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Томском округе. Промыслы населе ния.- Барнаул, 1900.- Т. 2.- Вып. 3.- С. 90; Швецов С.П. Сибирь. Кто в ней живет и как живет Беседы о сибирских вольных землях и переселении на них.- Спб., 1909.- С. 43; Зеленин Д.К. Сва дебный обряд, песни и заговоры Томского округа // Зап. уральского общ-ва любителей естествозна ния.- 1905.- Т. XXV.- С.36.

7. История Сибири. Сибирь в эпоху капитализма.- Л., 1968.- Т. 3.- С. 22 - 26, 210; Крестьянство Сибири! эпоху капитализма.- Новосибирск, 1983.- С. 176 - 180.

8. Боровников. Областные великорусские слова, заимствованные от монголов и калмыков // Материалы для сравнительного и объяснительного словаря русского языка и других славянских наречий.- Спб., 1853.-П.отд.- 2 тетр.- С. 587.

9. Даль А.И. Толковый словарь живого великорусского языка.- М., 1991.- Т. 4.- С. 587.

10. Макаренко А.А. Сибирский народный календарь.- Новосибирск, 1993.- С. 186.

11. Емельянов Н.Ф. Население Среднего Приобья в феодальную эпоху (Состав, занятия и повинности).- Томск, 1980.- С. 99.

12. Беликов Д.Н. Старинный раскол в пределах Томского края.- Томск, 1898.- С. 27.

13. Покровский Н.Н. Организация учета старообрядцев в Сибири в XVIII в. // Русское население Поморья и Сибири периода феодализма.- М., 1973.- С. 406.

14. Алексеенко Н.В. Русская крестьянская колонизация Рудного Алтая в XVII - XIX вв. // Сибирь периода феодализма.- Вып. 2: Экономика, управление и культура Сибири XVI - XIX вв.- Новосибирск, 1965.-С.143.

15. Лебедева А.А., Липинская В.А., Сабурова Л.М., Сафьянова А.В. Изучение материальной культуры русского населения Сибири (XVIII - XX вв.) // Проблемы изучения материальной культуры русского населения Сибири.- М., 1974.- С. 79.

16. Лукичев С.С. К истории бухтарминских каменщиков // Из истории Алтая.- Томск, 1978.- С. 231.

17. Гуляев С.И. Алтайские каменщики // Санкт-Петербургские губ. вед,- 1854.- N 21.

18. Упхонов В.Г. Консонантизм говора жителей Уймонской долины Алтайского края // Ученые записки Бу­рятского гос. пед. ин-та.- 1970.- Вып. XXVII.- С. 109.

19. Мамсик Т.С. Новые материалы об алтайских "каменщиках" // Древнерусская рукописная книга и ее бы­тование в Сибири. - Новосибирск, 1982.- С. 254.

20. Ядринцев Н.М. Раскольничьи общины на границе Китая // Сибирский сборник.- 1886.- С. 45.

21. Крестьянство Сибири в эпоху капитализма,- Новосибирск, 1983.- С. 32.

22. Голубев П.А. Очерки сибирской жизни и положение переселенцев на Алтае // Юридический вестник.-1892.- Т. II.- Кн. 1, 2.- С. 141.

23. Марусин С. Старожилы и переселенцы в Сибири // Сибирский листок.- 1891.- N 17.

ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ ОДЕЖДЕ

В костюмах русских старожилов Верхего Приобья второй половины XIX - начала XX вв. отсутствовала анонимность, свойственная современной одежде. Почти все операции по ее изготовлению производились в семье: обработ­ка льна, тканье, плетение, шитье, вышивание были уделом женщин, обработка кож и войло-ков, шитье обуви - мужчин. Весь уклад жизни требовал того, чтобы детей начинали приучать к рукоделию очень рано. В 6 - 7 лет девочки, а в иных семьях и мальчики умели уже прясть пря­жу. Даже играть на улицу с подружками мать отпускала дочь "с куделькой", т.е. пучком шерс­ти или льна, который она должна была спрясть за это время. К 10 - 12-ти годам, когда требова­лось начинать готовить приданое, девочки уме­ли ткать, используя различные техники, кроить и шить одежду, вышивать.

Общественная оценка труда являлась очень значимой, особенно для молодой мастерицы. Народный обычай требовал тщательного приго­товления любого вида одежды. Небрежность рез­ко осуждалась, осмеивалась - неумелую, "худую" невесту никто не хотел брать замуж. Мастерски же выполненные рукоделия, особенно украшен­ные узорами, были предметами гордости. "Тру-долюбимую" умелицу, удачно приготовившую головной убор, всегда примечали. Изящные сборки, четкий виртуозно выполненный орна­мент вышивок, тканья на сохранившихся до на­стоящего времени образцах свидетельствует о том, какой титанический труд вкладывала каж­дая крестьянка в свой костюм. Уважительное отношение к работе проявлялось и в термино­логии народной речи. Современные понятия "шить", "сшито" обозначались словами "ладить", "излажено", происходящими от слова "лад", ко­торое издавна было синонимом созидания, гар­монии.

Особого внимания заслуживает факт крайне бережного отношения к одежде, даже многолет­ней давности, сохранившейся от дедов. Эти пред­меты штопали, подновляли и передавали по наследству детям и внукам, что способствовало сохранению традиционных форм. Впрочем, та­кая бережливость проявлялась не только по от­ношению к одежде, а простиралось и на другие культурные ценности, природу, т.е. входило общую систему мировосприятия крестьян. I дело тут было даже не в том, что нарядов был( мало или они стоили дорого. Важнее было, ка1 вспоминали люди, "уметь беречь труд", с детст ва воспитать уважение к труду, воплощенном} в конкретных вещах. Сходили парни с девуш' ками на полянку, потанцевали, домой возвра щались уже босиком, неся туфли или сапоги псу мышкой. О бережливости свидетельствуют i такие стародавние традиции, как безостатковьк способы раскроя тканей, выполнение из лучшиз материалов только видимых частей костюма приготовление подворотников, нарукавников защищавших от загрязнения детали празднич ных одеяний.

Такой подход делал очень естественным де ление как мужской, так и женской одежды h! повседневную и праздничную. Никогда кресть яне не позволяли себе надеть что-либо не соот ветствующее ситуации. Носить в будни праз дничный костюм или, наоборот, в праздник буд ничный считалось в их представлении нелепык фиглярством. Повседневная одежда старожилов несмотря на назначение, не воспринималась ка) унылое зрелище, хотя и шилась из сурового ил8 крашеного холста - "крашенины", узорноткано го полотна - "пестряди". Холсты или пряжу npi этом красили в синий цвет - кубовой краской,Ужелтый - серпухом, в оранжевый или кирпич? но-красный - мареной, в ярко-зеленый - зеленив кой и т.п. Костюм повседневного назначения одновременно служил и рабочей одеждой длЯ¹выполнения работ в домашнем хозяйстве.

Наряды для выхода в церковь, в молельню,' на престольные и съезжые праздники, когдатбирались родственники и знакомые, стремились? готовить из покупных хлопчатобумажных(«.wтайки, ситца, сатина), шелковых, полушелковых» (камки, фанзы), шерстяных (кашемир) тканей? Покупали ткани в лавках, у проезжих торговцев} ездили и специально "за товаром" в города. До' половины XIX в. восточные, в их числе среднеа­зиатские ткани, преобладали, что объяснялосв удобством и близостью транзита и большей про­тив запада дешевизной. Действительно, в архи' вах сохранилось много упоминаний о таких ма-

териалах для одежды начала XX в. Так, в Ле-гостаевском волостном правлении в заявлении крестьянина, у которого ночью "покрали" одеж­ду, можно найти указания на бахту, гранитур, тафту и проч. Среди бумажных тканей встреча­лись как выбойчатые (например, мутнокрасная "с черными мухами" бахта), так и гладкокрашен-ные ("мутножелтая китайка") [I]. Особенно на­рядными считались полушелковые или шелко­вые ткани ярких расцветок с двусторонним узо­ром - камка или гладкие - тафта, которая могла быть также с цветными разводами. По подсче­там О.Н. Шелегиной в Западной Сибири в XVIII - первой половине XIX вв. в общем ассор­тименте тканей на долю самодельных (льняных, шерстяных и полушерстяных) приходилось 41,1%, остальное составляли покупные матери­алы фабричного производства: хлопчатобумаж­ные • 32,1%, сукна фабричные - 10,2%, шелковые - 16,6% [2]. Однако эти подсчеты, намечаю-' щие лишь общую ситуацию в огромном своей протяженностью регионе, требуют уточнения при исследовании конкретного места или этног-1 рафической группы. Самое широкое распростра-I некие шелковые ткани имели у населения Юго-i Восточного Алтая, в частности, долины р. Бух-^; тармы, где старожилы издавна выменивали их на продукты своего труда или охоты [3].

Широкий ассортимент покупных тканей, осо-> бенно китайского производства, придавал свое­образие старожильческой одежде русского насе-^k ления, давал повод исследователям говорить о склонности сибиряков к красочным нарядам, обих зажиточности [4]. Как известно, А.Н. Ради­щев даже сожалел по поводу того, что "низкая цена китаек, а паче даб и фанз изгонит из упот­ребления в Сибири многие рукодельные и ма­нуфактурные товары" [5].

Самым серьезным образом сибиряки подхо-, дали к вопросу сезонности в костюме. Континентальный климат с долгим холодным периодом требовал наличия как разнообразных меховых видов верхней одежды (овчинных, мерлушча-тых, беличьих, лисьих, телячьих, собачьих и т.д.), так и суконных, домашнего изготовления и покупных, полусуконных ("понитчины"). Прак­тически для каждой ситуации - зимняя стужа, оттепель или пурга - было приготовлено подхо­дящее одеяние.

В целом костюмы старожилов характеризов а-лись очевидцами как добротные и опрятные в сравнении с одеждой не только российских пе­реселенцев, но и крестьян Европейской России. "... вы не увидите нигде оборванного и грязно одетого человека, - писал неизвестный путешес­твенник в 1881 г., - на крестьянах и крестьянках чистое, холщевое, самодельное платье, белое, или же окрашенное в общеупотребительный здесь, синий цвет" [б]. Действительно, многие сибиряки обладали достаточно обширным гар­деробом одежды, за что российские нередко на­зывали их "сундучниками". Так, одежда одной старожильческой семьи среднего достатка Юж­ного Алтая без своедельщины оценивалась в 1885 г. в 237 рублей 60 копеек [7].

Одежда сибирских крестьян XIX в. отражала возрастную, а значит, и социальную дифферен­циацию, так как переход из одной возрастной группы в другую сопровождался и изменением общественного положения человека. Особенно это заметно в женском костюме, однако, и в муж­ском такие различия имели место. Костюм де­вочки до 8 - 10 лет ограничивался нательной ру­башкой с пояском, да еще в юго-восточных рай­онах округа головной повязкой - "примазенкой" (рис. 2, 3); по достижению этого возраста "боль­шой девушке" в старину прилично было носить сарафан, в косе шелковые ленты, на голове ко-ронообразную повязку из платка с открытой ма­кушкой и другие украшения (рис. 4). Просватан­ную девушку можно было увидеть по нарядной, возможно, алой рубахе или вставкам кумача на плечах. Алая рубаха или сарафан, его декора­тивно уложенный подол в виде защипов - "куко­лок" характеризовал невесту у "полячек" Южно­го Алтая. В Легостаевской волости Барнауль­ского округа сосватанная кержачка, наряду с обычными украшениями, прикрепляла вокруг головы небольшие бантики или вплетала лен­ты разных расцветок вдоль косы. Рубаха, орна­ментированная цветами или ромбами, пророс­шими колосьями, отличала жениха (рис. 5). Жен­щины первого года замужества выделялись в праздники особенно нарядным костюмом, вклю­чавшим помимо сарафана и рубахи передник, на Бухтарме и в Прибердье - с рукавами, голов­ные уборы с двумя покровами - кокошником (с/ш/ашмурой, в Николаевской волости с "ц/с/ап-цом") или платком и шалью (рис. 6). Пожилые женщины и старухи шили одежду из тканей скромных расцветок, меньше использовали ук­рашений, головы покрывали менее высокими уборами (например, обручи у сашмур), у вдов и незамужних с одним платком, у замужних - с двумя (рис. 7, 8). Кроме того, в начале XX в. по­жилые могли еще хранить глухие и косоклин-ные сарафаны, женщины среднего возраста но­сили прямые или полукруглые, молодые - пря­мые сарафаны, кофты с юбками.

У мужчин различия касались верхней одеж­ды: пожилые и старики надевали одновремен­но два ее вида. В основе одного лежал халатооб-разный, а в основе другого - кафтанообразный крой. Юноши же носили обычно кафтанообраз-ные формы. Молодежные кафтаны украшали вышивками, а стариковские нет (рис. 9,10). При-

Рис. 2. Дети в местных костюмах, д. Быково Верх-Бухтарминской волости Томской губернии, 1914 г. Фото А.А. Белослюдова. АГМЭ 5572.

Рис. 3. Дети старообрядцев-"поляков" из Змеиногорского уезда Томской губернии в 1912 г. С фото А.Е. Новоселова. Архив ОГОИЛМ 4255.

Рис. 4. "Девица Зубова 14-ти лет в местном костю­ме" (подпись), д. Быково Верх-Бухтарминской волости, 1914 г. Фото А.А. Белослюдова. АГМЭ 5572.

мечательно, что такое разделение характерно и для головных уборов, которые у молодежи были украшены (перьями, кисточками) и носились набок, чего не было у стариков (рис. 11).

Во второй половине XIX - начале XX вв. в одежде русского населения Верхнего Приобья прослеживались и различия, в основе которых лежало имущественное расслоение крестьянст­ва. Весьма выразителен был контраст между за­житочными старожилами и не успевшими еще обжиться на новом месте новопоселенцами-бед-|няками, ссыльными. Однако в целом доброт­ность и высокое качество старожильческой одеж­ды вне зависимости от социального положения поражали иностранцев. Как наблюдала Э. Фе-линьская "даже на наибеднейшей батрачке мож­но найти белое тонкое белье (здесь: рубаха?), иного никто не носит" и далее: "только убор на :головах женшин отличал чиновничьих жен от неблагородных: первые носили маленькие чепцы, а другие шелковый разноцветный платок плотно облегающий голову и придающий ей форму дыни" [8]. Экономическое состояние на­ряду с принятыми в семье установками были оп­ределяющими и в вопросе следовать или нет го­родским модам. В 1863 г. П. Школдин в описа­нии праздничной летней одежды крестьянок Бурлинской волости обращал внимание на то, что у "некоторых имущих имелась вся одежда барыни, кроме шляпки и зонтика. Кроме русских сарафанов девки носят платья, в покрое коих они следуют моде, заимствуя от благородного сосло­вия" [9]. Подобное же наблюдал Н. Небольсин в отношении мужских костюмов: "иные крестьяне ходят без бород, в немецком платье, в долгопо­лых капотках и узких сюртучках, но есть и ме­щане, которые не носят ничего, кроме крестьян­ского платья" [10].

В традиционных костюмах старожилов Вер­хнего Приобья отразились эстетические идеалы, которые во многом ориентировались на общеп­ринятые нормы морали и нравственности. Они создали относительно скромный по колориту женский костюм (исключение - население по р. Аную, Алею, Бухтарме, Берди). Его статич­ный, трапециевидный силуэт, многослойность способствовали не выявлению форм тела, а ско­рее, наоборот, их сокрытию. Основными формо-образующими элементами были вытачки-защи-пы, сборки, которые создавали наполненные, объемные формы; облекая все тело в одежду, тщательно регламентировали длину. Тело, как вместилище греха, показывать не рекомендова­лось, особенно замужней женщине. Рукава до­лжны были закрывать запястье ("косточку"), а подол сарафана - щиколотку (в 1920 - 30-х гг. до середины голени). Такие, с нашей точки зрения, детальные ограничения воспринимались на­столько естественно, что при выяснении отноше­ний между мужчиной и женщиной, последняя доказывая, что ее стыдить не за что, могла ска­зать: "Что ты меня ругаешь! Ты моих локтей ви­дал?". Увидеть у женщины локти и, тем более колени или, что еще хуже - "простые (т.е. без го­ловного убора, - Е.Ф.) волосы" считалось боль­шим позором. Обыденное народное сознание осуждало как "нескромницу", так и "нескромни­ка". Однако наряду с этим не было принято но­сить нижнего белья и штанов, почему во время подвижных игр или "куляний" (качаний на ка­челях) подолы рубах застегивались между ног. При взгляде на костюмы женщин нельзя не вспомнить воздвигнутые сибирскими крестьяна­ми усадьбы с их замкнутыми, крытыми двора­ми, оправдавшими себя в суровых сибирских условиях. Ведь основные композиционные при­нципы в архитектуре и костюме всегда взаимоо­бусловлены, выражали одну стилистическую

Рис. 5. Костюм жениха из "поляков", середина XIX в. НОКМ. Фото А.М. Фаддеева.

идею. Приведем высказанное Е.А. Ащепковым наблюдение о том, что "особенности сибирского зодчества - это сдержанность композиции, про­стота форм, скупость красок, лаконизм архитек­турного решения" [II].

Иные эстетические представления, рассмат­ривавшие красоту как соединение духовного и физического здоровья, сложились в среде "пол­яков", а также соседей - бухтарминцев. Посколь­ку здоровье ассоциировалось с дородной фигу­рой, полнокровным румяным лицом, то и костюм был приближен к этому идеалу. Особенно эт» заметно у женщин. Объемные, сборчатые руба хи, сарафаны, передники, подхваченные поясок по талии, пышные головные уборы с сашмура» ми или кичками, чалмообразно повязанными шалями или полушалками под подбородком • создавали пропорции под стать ренессансным, В таком комплексе ни одна деталь не пропада­ла, была значительна по-своему, потому что все одевалось так, чтобы части одежды не заслоня­ли друг друга. И позднее, когда в конце XIX •

Рис. 6. Праздничный костюм старообрядки второй половины XIX в., Ануйская волость. БКМ. Фото А.М. Фаддеева.

Рис. 7. Пожилая старообрядка-кержачка в горбуне, с. Топольное Солонешенского района Алтайского края, 1988 г. Фото А.М. Фаддеева.

Рис. 8. Старообрядка из "курганов" в моленном (праздничном) костюме, д. Маслянино Новосибирс­кой области, 1989 г. Фото А.М. Фаддеева.

начале XX вв. стало модным носить одновремен­но по 2 - 3 кофты, 2 - 3 юбки, каждая была замет­на в костюме, включена в общий ансамбль. При­родная потребность в ярких, жизнерадост­ных сочетаниях цветов обнаружила себя в соответствующем подборе тканей, украшений одежды, прежде всего молодых женщин. Более строгие костюмы, которые носили пожилые, сви­детельствуют о присущем крестьянам чувствам меры, а значит и вкуса.

Традиционное конструирование как способ создания объемных форм характеризовалось своей спецификой. Вытачка, изобретенная за­падноевропейскими портными еще в средние века, в свободной, не стеснявшей движения одежде не требовалась, в ряде конструкций фор-мообразующим элементом служили сборки -"борки", "склады". Крой включал в основном раз­ных размеров прямоугольники, криволинейные детали отсутствовали. Это было связано с очень древним обычаем - разрывать, а не разрезать ткань при раскрое. До настоящего времени ин­форматоры преклонного возраста употребляют стародавние термины, отражавшие такую тра­дицию - вместо "разрезать", говорят "урывать", "урвать". По этой же причине срезы кошеных клиньев, получавшихся в процессе раскраива-ния, обозначались специальным термином -

Рис. 9. Группа юношей старообрядцев-"поляков" Змеиногорского уезда, 1912 г. Фото А.Е. Новоселова. ОГОИЛМ 4255-8.

"резь". Детали кроя соединяли строчками - "жи-вулькой", или вперед иголкой, и "втачкю", или назад иголкой, от названия последней из кото­рых произошла современная терминология швейного дела (ср. стачать, втачать и т.д.). Виды швов зависели от их назначения: в тех местах, где могло быть большое растяжение, ткань со­единяли запашивочным швом, там же, где на­грузки были незначительны - стачивающим.

Перейдем к характеристике русской одежды старожилов Верхнего Приобья в соответствии с комплексами бытования. Во второй половине XIX в. основой традиционного комплекса жен­ского костюма был сарафан. В отдельных рай­онах существовал специальный обряд его пер­вого одевания, условно совпадающий, по-види­мому, с наступлением совершеннолетия. Когда девочке по годам наступала пора носить сара­фан, то, рассказывали информаторы, в день его получения от матери она начинала прыгать по лавке, приговаривая: "Хочу скачу, хочу не ска­чу - еще взамуж не хочу". А уж как заскочет в сарафан, так и замуж начинает проситься.

Повседневно крестьянки Алтайского округа носили льняную или ситцевую одежду, извест­ную также под названием "дубасы", "поморни­ки", "халадаи", "перемитники", "горбуны" и т.д.

В архивных источниках упоминаются еще "вей, хники" - из белого льняного холста, которые меь. тное население уже не помнит (ГАНО, ф. 10(^ о. 1, д. 2, л. 617). Праздничные сарафаны из ш купных тканей назывались "сарафанами" или ц типу используемых тканей - "моркашниками", "дабинниками", "парицкими" и т.п. В зависимое ти от назначения подбирали материал и для ру бах, которые, как правило, шили из двух чаете! - верхней и нижней. При этом на видимую из под сарафана, верхнюю часть рубахи бралиа более дорогие, красивые материалы, совпадаю щие или гармонирующие с тканью сарафана.

По талии сарафан подпоясывали узкими ил] широкими ткаными поясами, которые часто за, канчивались пышными кистями (рис. 12). По, верх носили передник ("запон", "фартук"), кото рый к праздникам изготавливали из покупньц тканей, соответствоваших виду и цветовой гам' ме материалов сарафана и рубахи, а в будни' из холста или дешевых бумажных материй. Пре жде других были распространены передники ( рукавами или без, которые одевались через го лову ("нарукавники", "крылатики" и т.д.) и мог ли богато расшиваться по груди, подолу (рис. 13)

У части чалдонок, по их словам, издавна бы' товал комплекс одежды с юбкой (рис. 14). Те

Рис. 10. Старик-старообрядец в подоболочке, 1916 - 1917 гг. Архив БКМ.

Рис. 12. Женские (узкие) и мужской (широкий) пояса, с. Солонешное Солонешенского района Алтайского района, 1920 - 1930-е гг.

Рис. 11. "Семья богатого чалдона" (подпись), 1911 - 1913 гг. Архив МАЭ 2354.

Рис. 13. "Асон Зырянов с дочерью и тремя учениками" (подпись), д. Белая Верх-Бухтарминской волости,] 1914 г. Фото А.А. Белослюдова. АГМЭ 5572.

группы населения, которые его не использова­ли (старообрядки, часть православных сибиря­чек, российских), называли костюм с кофтой и юбкой "модой по-сибирски". Домотканные, в клетку или полоску, юбки в будние дни надева­ли поверх туникообразных или на кокетке ру­бах, а по праздникам с кофтами "в серпинку" (клетку). Юбки шили из 4 - 6 полотен тканины, которые могли удлиняться в сторону спинки:

верх при этом подгибали и вставляли завязку -"гашник". Чалдонки могли носить их немного набок, "с подтыком" подола, подобно распростра­ненному в некоторых районах Алтая обычаю подтыкать за пояс сарафан. Описанный костюм следует отличать от комплекса с юбкой и коф­той ("парочки") конца XIX - начала XX вв., кото­рый сложился в результате сложного влияния городской, мещанской, а также переселенческой одежды на местные формы (рис. 11).

Поневный комплекс бытовал в старожильчес­ком костюме лишь у "полячек" Южного Алтая, что может быть объяснено наличием южно­русского компонента в их составе. Понева как составная часть костюма отмечена в 1847 г. П.П. Семеновым-Тян-Шанским, который писал о "поляцких" женщинах:"... рубашки их и паневы были красиво вышиты красными шнурам| [12]. Но так как нам не удалось собрать дост| точно полные сведения по этому виду одежд| что было видимо связано с ранним исчезнет нием его из употребления, нет возможное* судить о конкретных типах, вариантах таю| понев. Р

Крестьянки Верхнего Приобья, несмотряЩизвестные ограничения со стороны блюстителе нравственности (особенно в старообрядческ^ среде) любили различные украшения: буо| ожерелья в виде широкого бисерного или став лярусного оплечья ("ряски"), плетеные тесем^ из шелка или разноцветного бисера с кресте! ("гайтаны"), серьги, к которым часто привеци вали либяжий пух и т.д. Девушки и женшищ носили холщевые, шерстяные или бумажнц чулки и обувались в обутки, которые, в отличи от мужских, не имели высоких голенищ, a oi шивались полоской кумача и затягивались п ноге на вздержку. Зимой надевали домотканц или покупные валенки из шерсти ("пимы", "ч< санки"). Верхняя женская одежда была во мне гом схожа с мужской, которую, бывало, малов мущим крестьянкам приходилось заимствоват за неимением своей. В будние дни накидывал

Рис. 14. Девичий костюм (чалдонки) начала XX в., с. Маслянино Николаевской волости. НОКМ. Фото А.М. Фаддеева.

юлусуконные "понитки" или "шабуры", в холод -«чинные шубы; для праздников зажиточные кенщины имели шубы, крытые китайкой, дабой, (елестином, украшенные вышивкой, тесьмойрис. 15).

Для выполнения отдельных видов работ в тарину имелись и отличные от обычных костю-[ы: на покосе - позволялось работать в одной убахе, кокошнике или платке; для вязания сно­пов готовили одежду в виде холщовых мешоч-рвдля рук, ног ("нарукавники", "наголенники").1ри поездке верхом повсеместно на Алтае жен-дины, даже пожилые, использовали холщевые [ембары, в которые заправляли или подтыкали юлы сарафанов и шуб (рис. 16,17). Особенно ши-око штаны были распространены в крестьянс-;ой среде Южного Алтая, где, по описанию[.М. Ядринцева: "Девицы играют в чехарду под-;ембарившись. При полевых работах и отправ-:яясь за грибами и ягодами, как алтайские рестьянки, так и казачки, носят своеобразный остюм. Они ходят в шароварах без верхнего датья" [13]. Эта же особенность, непривычная ля глаза европейца, привлекла внимание дру-ого исследователя Г.Д. Гребенщикова, который вдел женщин из д. Бутаково: "Верхом на коне, штанах из пестрого холста с подтыканным по-олом нарядного сарафана и в красной гарусной юли" [14]. Специально для себя сибирячки не гили чембар, а при необходимости заимствова-и у мужчин (мужа, братьев).

Традиционный повседневный мужской кос­тюм во второй половине XIX в. включал белую льняную (встречалось, с кумачовыми вставками-ластовицами под мышками) или пестрядиновую рубаху. Разрез ворота делали как слева, справа, так и посредине. Праздничные льняные рубахи украшались полосками тканья, вышивкой, пле­теными тесьмами ("вязанками", "плетешками"), а сшитые из покупных материалов и галуном. Украшения располагались по вороту, низу ру­кавов, подолу. Повседневные рубахи, а у старо­обрядцев Горного Алтая и праздничные, носи­ли навыпуск в комплексе с льняными или пестрядиновыми штанами, низ которых заправ­ляли в голенища "обуток", "чирков" (самодель­ной обуви) или покупных сапог кунгурской, тю­менской работы (рис. 18). Праздничные руба­хи было модно одевать с широкими, как юбки, штанами - "шароварами" из плиса, сукна, са­тина и т.д.

Крестьянские рубахи непременно подпоясы­вались ткаными из льняных или шерстяных ниток широкими или узкими поясами. Летом и в межсезонье головы покрывали валяными шля­пами, которые в праздник заменялись поярко­выми - с шелковыми лентами, а также шапка­ми с расширенной кверху тульей типа конфе­дераток. Поверх накидывали суконную или полусуконную одежду ("понитки", "подоболоч-ки", "шабуры", "зипуны", "кафтаны" и т.д.), ко­торую подпоясывали широкими "опоясками", "кушаками". В труде алтайского крестьянина П. Школдина имеется указание о видах летней одежды в 1861 г. у селян с. Крутиха Бурлинской волости: "азям коркового сукна, шаровары сукон-ныя, пеньково-триковыя, халат термалама, три­ковый, казинетовый и др. материй; опояска кру­ченого шелку, гарусная, бумажная; картуз су­конный, триковый, шляпа поярковая, перчатки замшевыя зеленыя, сапоги вытяжныя; многие носят сюртуки, пальто и проч" [15].

Описания мужского костюма находим у А. Краснова, посетившего долину Бухтармы в 1903 г.: "Та же русская рубаха и штаны, тот же сарафан, та же мягкая, круглая войлочная, до­машнего изделия, черная с красною лентою шля­па. Это та шляпа, которую вытеснил теперь поч­ти повсюду в европейской части нашего отечест­ва немецкий картуз" [16].

Для зимы сибирские крестьяне имели овчин­ные, крытые тканью или нагольные, шубы, по­лушубки, поверх которых носили еще суконную одежду. Шубу, по сибирскому обычаю, заправ­ляли в кожаные или холщевые штаны - "чемба-ры" и подпоясывали опоясками (рис. 15). В боль­шие холода поверх шуб надевали еще и дохи, которые не подвязывались. Роль зимних голов­ных уборов выполняли плисовые или суконные

Рис. 15. Крестьяне-старообрядцы в зимней одежде, 1912 г. Фото А.Е. Новоселова. ОГОИЛМ 4255-19.

шапки, подбитые мехом - "треухи", "малахаи", "чебаки", "шапки-долгоушки". Хорошо утепляли и руки: в холода носили длинные шерстяные "ис-подки" и кожаные рукавицы - с меховыми "мох-нашками" или "шубейками", сшитыми мехом наружу. Под самодельные сапоги с длинными голенищами ("бродни", "коношины") пододева-ли валяные ("качемные") чулки или суконные онучи. Не только в деревнях, но и в городах си­биряки носили длинные чулки из козлиных шкур мехом внутрь ("лунты", "кысы") [17]. С 60 - 70-х гг. XIX в. вятскими и другими россий­скими было налажено производство "пимов", ук­рашенных вышивками или крытым холстом ва­ленок, шубный промысел [18].

Достаточно оригинальной была промысловая одежда. Отправляясь на охоту, мужчины Юж­ного Алтая в зимнее время года укутывались в шубы, полы которых подтыкались под пояс, на котором висел охотничий нож и патронташ; на руки надевали длинные, до локтей, мохнашки. Поверх бродней носили меховые, замшевые или кожаные чембары, которые ввиду своего удоб­ства "дожили" в быту и до нашей дней. При ры­балке неводом надевали высокие бродни из сы­ромятной или невыделанной кожи с ремешка­ми, пристегивавшимися к поясу. К промысловой одежде относились и особого кроя шерстяные плащи с капюшонами. Мужчины, занимавшие­ся извозом, а также ямщики на зиму всегда име­ли две меховые одежды - шубу и доху с высоким воротником, головные уборы в виде шапок-лгушек и суконных "башлыков".

Известен перечень зимней мужскойодеж,различного назначения для Бурлинской вол ти: в праздничную пору это "тулуп овчиннь мерлушчатый, крытый сукном, с воротником крымской или русской мерлушки; бродни1менские, либо сапоги кунгурские, шапка 6i хатная, суконная с белковым, выхухлевым, & ровым и др. околом, а обыденная одежда - игу или полушубок дубленая, дымленая и про( белая, своей работы, черный зипун, бродни, большей части тюменския и своеделыцш шапка какая случится, малахай треполой, Д кавицы, для езды козловая или лошадин! доха, а на руки мохнашки овчиныя или из d лчьих лап" [19]. ;

По своему назначению выделялась свада ная, погребальная, моленная, обыденная (сд данная за один день) и другая обрядовая оду да, которая включала компоненты, не исполь! вавшиеся в повседневных костюмах (голова "покрывало", "саван", "покрышки"). В ней пр| сутствовали детали, общие для разных обряда полов, сохранились древние, давно исчезнувцд из быта покрои одежды, обуви, формы причеса Определенное значение придавалось символ ке цвета: для свадебных костюмов использован ся красный или близкие к нему яркие, насыща ные цвета, для моленных - черные, темные р$ цветки, для погребальных - белые или светл;

Рис. 16. Группа молодых мужчин и женщин ("поляков") в повседневной одежде, 1912 г. С фото А.Е. Новоселова.

она, хотя в более поздней одежде были неред-И и отклонения. В течение жизни человека обрядовая одежда, как правило, надевалась еди-южды (свадебная, погребальная) или исполь-овалась лишь в необыденных ситуациях иоленая, для "вызова дождя", "игр шуликанов"

Именно в обрядовых костюмах и их компонен-ах еще и в изучаемое время сохранялась связь магической символикой, восходящей к апотро-(ейной, карпогонической и другим типам магии.

•ак, по-видимому, охранное значение имели ребования старообрядцев перекрещивать и ме-ипъ одежду невесте другой веры или толка на (ринятую в семье жениха. Апотропейную роль | свадебных костюмах играли и такие детали как еленый бисер в рубахах жениха и невесты, пок­рывало невесты, бубенцы, пояса, а также обы-:ай менять костюмы несколько раз во время вадьбы. Красная рубаха, красный сарафан, де-[Оративные куколки по подолу сарафана у не­весты, орнаментированная рубаха жениха Наполняли, видимо, и охранную, и продуци-<ующую роль. Отдельные виды одежды исполь­зовались для символического "оплодотворения" ГОродных растений и в сходных обрядах (муж-

•ими штанами трясли над огурцами, тестом и Р.д.),что свидетельствует о существовании у фестьян поверий в возможность передачи ма-яческих свойств от тела одежде. Маскирование, шляясь архаичной частью сибирского святочного обряда, сохранило костюмы (маски), прообра­зы которых восходят к ранним формам религии. В период временного торжества сил зла и мра­ка, что было характерно для новогодья, ряженые символизировали эту борьбу, воплощая разного рода "нечисть" (оборотней, русалок, чертей, по­койников-вампиров и т.п.), атрибуты которой затем уничтожались [20]. Согласно народному мировоззрению, нательная одежда играла важ­ную роль в лечении болезней, а значит, и в са­мом существовании крестьянского мира. Она участвовала в предупреждении и исцелении практически всех распространенных заболева­ний: взрослых и детских, мужчин и женщин, индивидуальных и массовых эпидемий, инфек­ционных и душевных (наряду с фито- и психоте­рапией) [21].

К концу XIX - началу XX вв. на Алтае все большую популярность начали получать тка­ни российского производства, а успешно раз­вивавшийся шерстобитно-пимокатный про­мысел все интенсивнее вытеснял домашнее производство валенок. Ввозили сюда и ману­фактурные товары, предметы одежды и обуви, которые закупались на Ирбитской, Нижегород­ской и Крестовской ярмарках [22]. В сочетании с изменившимися экономическими, демогра­фическими факторами это ускорило появление в местной одежде, прежде всего молодежи, го­родских элементов. С конца XIX в. по Север­ному, а с 20 - 30 гг. и по Южному Алтаю широ-

Рис. 17. "Полячка" в подоткнутом сарафане и чембарах верхом на лошади, 1912 г. Фото А.Е. Новоселова. ОГОИЛМ 4255.

Рис. 18. Мужской повседневный костюм. БКМ. Фото А.М. Фаддеева.

ко распространился комплекс с юбкой, кофт( (или рубахой на кокетке) и головными убор ми в виде шапочек-"наколок", платков. Но еи и тогда молодые девушки заготавливали eel этот наряд втайне от родителей и переодев лись по дороге к месту гуляния молодежи, t! как в старожильческих, особенно старообрд ческих семьях, следовать такой моде запрещ лось. У мужчин в это время одежда стала en более единообразной и включала общерусски рубаху-"косоворотку" с вышивкой по груди однотонные, без украшений, штаны (пестр динные стали нижней, нательной одеждой Если у мужчин старинные вышивки постепе но сменялись вышивками нового вида как i орнаменту, так и по технике исполнения (кре и гладь взамен тканья), то у женщин oi сплошь и рядом заменялись нашитыми поле ками ситца, лент, кружев, позумента, привс имых с приисков или покупаемых в местш лавках, у проезжих торговцев. Вошли в 6i чисто мужские (пиджаки) и женские (саки, л лусаки, жакетки, плащи-монтоны) виды вер ней одежды. Вместе с тем, следует указать ] этап некоторой архаизации крестьянск< одежды в голодные 30-е гг., когда в целях эв номии ткани опять стали шить косоклинш сарафаны, вернулись к домотканине.

Литература к главе "Общие сведения об одежде"

1. Гано, ф. 100, о. 1, д. 7, л. 116 (об.), 323.

2. Шелегина О.Н. Очерки материальной культуры русских крестьян Западной Сибири.- Новосибирск, 1992.-С. 106, 107.

3. Гуляев С.И. Алтайские каменщики // Санкт-Петербургские губ. вед.- 1845.- N 30.

4. Костров Н.Н. Томский округ по описанию Фалька в 1771 - 1772 гг. // Томские губ. вед.- 1875.- N 4, 5.(. Радищев А.Н. Письмо о китайском торге // Радищев А.Н. Собр. соч.- М.,1907.- Т. 2.- С. 98.

5. С Барнаульского тракта // Сибирская газета.- 1881.- N 21, 23.

6. Чудновский С.Л. Раскольники на Алтае. Выдержки из дневника // Северный вестник.- 1890.- N 9.- С. 69.

7. Baranovski W. Polskie relacje о rosyjskej kulture ludowei (1831 - 1920 r.).- Lodz, 1985.- S. 35.

8. Школдин П. Хозяйственно-статистическое описание Бурлинской волости // Журнал заседаний Московско­го общества сельского хозяйства.- 1863.- Кн.1.- С. 46.

9. Небольсин П.И. Заметки на пути из Петербурга в Барнаул.- Спб., 1850.- С. 112.

10. Ащепков Е.А. Русское народное зодчество в Западной Сибири.- М., 1950.- С. 138.^2. Семенов Тян-Шанский П.П. Путешествие в Тян-Шань.- М., 1948.- С. 94.

11. Ядринцев Н.М. Поездка по Западной Сибири и в Горный Алтайский округ // Записки ЗСО РГО.- 1880.-Кн. II.- С. 101.

12. Гребенщиков Г.Д. Река Уба и убинские люди // Алтайский сборник.- 1912.- Т. II.- С. 68.

13. Школдин П. Указ. соч.- С. 46.

14. Краснов А. В глуши Алтая // Азиатская Россия.- М., 1893.- С. 336.

15. Голубев П.А. Очерки сибирской жизни и положение переселенцев на Алтае // Юридический вестник.-1892.- Т. II.- Кн. 1, 2.- С. 163.

16. Там же.- С. 163, 164.

17. Школдин П. Указ. соч.- С. 46, 47.

18. Фурсова Е.Ф. "Шуликаны" и нечистая сила в селах Западной Сибири // Гуманитарные науки в Сибири.

ЖЕНСКАЯ ОДЕЖДА

РУБАХИ

Рубахи, надевавшиеся непосредственно на тело, составляли одну из неотъемлемых частей женского костюма старожилок Верхнего Приобья второй половины XIX - начала XX вв. В зависимости от покроя в области плечевого пояса женские рубахи можно подразделить на следующие типы: туникообразные, полико-вые, со слитными поликами, на кокетке, с плечевыми швами.

Показанные информаторами способы раскла­док кроя дают представление об очень рацио­нальных, безостатковых раскроях (рис. 19) см. также нашу работу [I]. При их выполнении руководствовались традициями, а также шири­ной тканого полотна (35 - 60 см), которая огра­ничивалась размерами ткацкого станка - "кро­сен". Если при крое все же получались неболь­шие остатки (как правило, в более поздних вариантах), то они использовались на обшивку ворота, низа рукавов.

Туникообразные рубахи. Еще в начале - пер­вой трети XX в. в Алтайском округе сохранялись, а кое-где встречаются и сейчас, реликтовые, ту-никообразного покроя женские рубахи, называв­шиесястановины, пропускнушки. Основу ста­на в них составляло перегнутое по утку полотно с пришитыми по сторонам 2-мя прямыми или 4-мя кошеными бочками(боковинами). Рукава в таких рубахах вшиты в пройму, образуемую центральным полотном и более короткими бо­ковинами (рис. 19, о). Туникообразные рубахи описанного покроя были известны повсемест­но у кержачек и большей части чалдонок в качестве повседневной и погребальной одеж­ды (рис. 20). Туникообразные рубахи входили в погребальный комплекс и у тех групп населе­ния, у которых повседневный и праздничный включали поликовые рубахи (кержачки по ре­кам Коксе, Чарышу, Бухтарме, Аную) (рис. 23). Исключение составляли лишь "полячки" Южно­го и Центрального Алтая (Владимирской, Рид-дерской, Ануйской волостей Бийского округа) -у них даже в погребальной одежде туникообраз-ных рубах не зафиксировано.

Становины и пропускнушки повседневного назначения приходилось довольно часто стирать, что и вызвало появление ходячего выра­жения: "рубаха-перемываха". Женщины носили рубахи в комплексе с перемитниками, дубаса-ми (православные сибирячки, чалдонки), горба­чами (кержачки) (рис. 21, 22). У кержачек При-чумышья бытовал комплекс, в котором тунико­образные рубахи надевали под такого же покроя рубахоподобную одежду. Одни рубахи носили лишь дети до 10 - 12 лет и, встречалось, одевали престарелые люди, которые не выходили уже из дома. Девушки постарше в становинах работа­ли в поле. В начале века, однако, чаще надева­ли поверх юбку. В конце XIX - начале XX вв. повседневные рубахи делали "составными", т.е. с отрезной верхней частью(рукавами)(рис. 20а, б). Нижняя часть(стан) изготавли­валась из 2-х, а, если шла льняная ткань, то и 3-х полос, которые сшивали швом встык косыми стежками. Необычным был способ соединения рукавов и стана: их края подрубали рубцами (подшивочная строчка косым стежком) и, укла­дывая рядом, скрепляли косыми стежками "че­рез край" (рис. 24). Этот шов отличался от осталь­ных, так называемых слепых, которые выпол­нялись гораздо прочнее, потому что при этом захватывались двумя строчками и скреплялись оба края полотен:втачкю (стачивающая строч­ка петлеобразными стежками) и подшивочной косыми стежками или двумя втачкю.

Погребальные рубахи изготавливали из бе­лого льна или белых покупных тканей (ситца, миткаля и других). Еще и сейчас в Горном Ал­тае кое у кого сохранились холщовые пропус­кнушки "на смерть" с цельным станом и боко­вымикосинами по сторонам (рис. 20, в). Те же, кто недавно готовил себе погребальные рубахи из покупных тканей, сшили их уже без бочков, чему способствовала достаточная ширина мате­риала (рис. 23, б). В ряде сел Центрального Ал­тая в туникообразных погребальных рубахах описанной, без косин, конструкции зафиксиро­ван своеобразный способ соединения рукавов со станом: сложенное поперек центральное полот­но подрезали и подгибали на уровне пройм на 2 см и более, создавая таким образом, прямоу­гольные углубления, куда и вшивали рукава [2].

Рис. 19. Схемы раскроя женских рубах: а - туникообразных;б - на кокетке; в - с плечевыми швами. Условные обозначения: С - стан;Р - рукав. Внизу показаны схемы раскладки кроя.

Рис. 21. Пожилая кержачка (поморского согласия) в сарафане и туникообразной рубахе, с. Солонешное Алтайского края, 1988 г. Фото А.М. Фаддеева.

Рис. 20. Рубахи туникообразного покроя, изготовленные в начале XX в.: а - из темного сатина, с. Верх-Уймон Сарасинской управы;б - из темнозеленого сатина, с. Топольное Ануйской волости. Музей ИАЭ 12 Г; в - погребальная ситцевая "пропускнушка", с. Ногино Боровлянской волости.

Рис. 22. Костюм молодой кержачки в туникообраз-ной рубахе и перемитнике, с. Пеньково Николаевс-кой волости, конец XIX - начало XX вв. Фото А.М. Фаддеева.

Рис. 23. Современные туникообразные рубахи: а - повседневная из цветастого ситца, с. Солонешное Солонешенского района; б - погребальная из белого ситца, с. Большой Бащелак Чарышского района; в - повседневная из ситца и пестряди, с. Елиновая Солонешенского района.

Рис. 24. Технологические приемы шитья в рубахах: а,б - швы соединения верха со станом; в - швы соединения полотен стана; г,д - обработка низа стана.

В отличие от повседневных, погребальные ру­бахи всегда старались делать цельными, пропус­кными. Это было связано с представлением о не­желательности поперечных швов в такого рода одежде. Инновации наших дней - укладываемые поперек плеча складки-защипы, свидетельству­ют о живучести таких поверий.

Если в погребальных рубахах ворот мог быть как с воротником, так и "голошейкой", то, в пов­седневных горловина всегда обшивалась неши­рокой, сложенной вдвое полоской ткани -ошей­ником. Для отдельных групп старообрядцев были характерны рубахи с относительно высо­кими стоячими воротниками, так как держать шею открытой считалось грешно (в Сростинской, Ануйской, Чарышской волостях Бийского окру­га, Николаевской волости Барнаульского округа).

Рукава в туникообразных рубахах встреча­лись чаще кошеные, чем прямые. Кошеные ру­кава бытовали в нескольких вариантах:из од­ного кошеного полотна: из полотна и 2-х клинь­ев. срезанных с этого полотна: из полотна и клина, срезанного с этого полотна. В первом, по

кроя при разрезании наискось сложенного вдвое по нити основы полотна одновременно получа­лись кошеные рукава и бочки (рис. 19, а). На Бух-тарме из сложенного вчетверо полотна раскраи­вали ®a.J^^шeныx_Eyкaвa^I^eтыEe_б^к^выxJcOlсины. Описанная взаимозависимость раскроя рукавов и стана объясняет закономерность: пря­мые рукава, как правило, присутствуют в руба­хах с прямым станом, кошеные - в стане с коше­ными бочками. При остальных, втором и треть­ем, способах кроя клинья, срезанные с полотна, пришивали уже не к стану, а к рукавам, вслед­ствие чего отсутствовала отмеченная выше вза­имозависимость между частями рубахи.

Поликовые рубахи. Женские рубахи с поли-ками во второй половине XIX - начале XX вв. были распространены у российских, которые привезли их с собой из России, у старожилок -"полячек", кержачек Южного, Центрального и Юго-Восточного Алтая (Владимирская, Риддер-ская, Ануйская, Чарышская, Бухтарминская, Верх-Бухтарминская и некоторые другие волос­ти Бийского округа, а также Сарасинская ино­родческая управа), кое-где у кержачек Никола­евской, Бурлинской и др. волостей. Носили их в комплексе с "лямошными" сарафанами, надевав­шимися поверх таких рубах.

Поликовые рубахи "полячки" называли по наименованию прямоугольных вставок-поляков-рубахами с поляками. Так как кержачки часто называли плечевые вставкиластовками, то указанные рубахи были известны и какрубахи с ластовками или, из-за сборок -бореными. Та­кие вставки вставляли в области плечевого поя­са между передними и задними полотнами ру­бах по утку или основе последних. Расставлен­ный таким образом ворот присобирали на одну или несколько нитей, в результате чего он при­ближался к форме и размерам шеи. Поликовые рубахи готовили составными, их верхние части шили из более качественных материалов и на­зывали специфически:приставками, подста­вами, рукавами (кержачки),чехликом ("поляч­ки"),кулями ("полячки"). Нижняя часть была известна повсеместно как стан, станушка. Соеди­нение предварительно подшитых частей руба­хи, аналогично описанному для туникообраз-ных, давало возможность несколько раз менять верхние части у одной и той же станушки. С од­ним станом изнашивали двое, а то и трое рука­вов, приставок и т.д.

Исследованные рубахи отличались принци­пом соединения поликов со станом (по основе или утку последнего), а также конструкциями рукавов, каждая из которых характеризовалась конкретными ареалами распространения. Одна­ко эти локальные варианты на протяжении изу-а под воздействием различных факторов (куль­турные контакты, использование новых матери­алов, мода и другие) прошли определенную эво­люцию, частично сместились и их зоны бытова­ния. Это сделало необходимым отразить в нашей типологии и переходные варианты, характери­зующие основные этапы развития локальных в их хронологической последовательности.

"Поляцкие" рубахи с пришитыми по ос­нове стана поликами и рукавами из двух-полутора полотен разной длины:

рубахи с рукавами из двух прямых полотен разной длины. Уголки большего из полотен ук­ладываются "кульком";

рубахи с рукавами из полутора полотен раз­ной длины, у меньшего из которых срезается уголок. Уголок при этом помещали вниз рукава;

рубахи с рукавами из полутора полотен, у большего из которых срезан уголок, надставляв­ший меньшее полотно;

рубахи с рукавами из одного полотна и двух клиньев, срезанных с этого полотна.

Бухтарминские рубахи с поликами, при­шитыми по основе или утку стана, и рука­вами из полотен одинаковой длины:

рубахи с рукавами их двух прямых полотен одинаковой длины, у одного из которых срезан угол;

рубахи с рукавами из полутора прямых полотен, у каждого из которых срезан угол. Фор­ма рукавов приближается к кошеным.

Старожильческие (кержацкие) рубахи с рукавами из двух кошеных полотен - боль­шого и малого.

Старожильческие и российские рубахи с пришитыми по утку стана поликами и прямыми, сборенными внизу рукавами.

Во второй половине XIX в. рубахис рукава­ми из прямых полотен разной длины(кули) бы­товали как старинные у "полячек" Владимирс­кой, Риддерской, Ануйской, Бухтарминской и других волостей Южного Алтая. К настоящему времени сохранились в основном праздничные, свадебные экземпляры этих рубах, сшитые из от­беленного холста. Но, по сообщениям информа­торов, раньше кули такой конструкции носили и повседневно. Вероятно, эту одежду наблюда­ли еще в конце XIX - начале XX вв. М.Н. Собо­лев, А.Е. Новоселов, которые заметили на "поляцких" женщинах белые холщевые рубахи, богато расшитые на плечах и по вороту" [3].

Особенность конструкций этих рубах заклю­чалась в том, что верхняя часть (чехлик) крои­лась по утку, для чего полотно холста разрезали посредине, вдоль нити основы. Так как в этом случае ширина чехлика не ограничивалась раз­мерами тканого полотна, то описанные рубахи

Рис. 25. Женская холщовая рубаха, с. Быструха Владимирской волости, середина XIX в. ОГОИЛМ 2351.

Рис. 26. Верхняя часть чехлика женской рубахи, с. Быструха Владимирской волости. ОГОИЛМ 2351.

были очень широкими в подоле (80 и более см) и объемными в плечевой части. На полики отре­зали куски, равные ширине целого полотна, ко­торые пришивали к чехлику по его нити осно­вы. Ткань поликов окрашивали в красный цвет. В технике "роспись", "набор" по нитям выполня­ли вышивки шелковыми или бумажными нитка­ми (рис. 25). В некоторых просмотренных руба­хах полотна чехлика надставлены вверху кусоч­ками кумача. Отметим, что с подобными же надставками - "пельками" этнограф Н.П. Грин-кова столкнулась в Воронежской губернии, где установила их причастность к врзрастному де­лению - такие "знаки" были присущи рубахам молодых женщин [4]. Можно предположить, что и на Алтае кумачовые надставки несли ту же самую символическую нагрузку (рис. 26).

В рукавах-кулях у более длинного полотна загибали уголки, сшивая их, однако, лишь на­половину, так как нужно было оставить отверс­тия для рук. Второе, меньшее по длине полотно, соединяли по краям и уголку с первыми, так что передний и локтевый швы имели вид продоль­но-поперечных: вначале полотна соединялись по прямым срезам, затем уголки большего полот­на с поперечным срезом меньшего. В результа­те такого расположения полотен под руками об­разовывалась наполненная, подобно японскому кимоно, кулеобразная форма.

Вид соединения полотен этих рукавов также необычен: обметанные швом "замок" (петельны­ми стежками) края скреплялись через вязаные крючком кружева. Таким же образом скрепля­лись рукава с поликами, части полотен чехли-

ка, что было характерно для рубах этнографи­чески родственной "полякам" группы семейских Забайкалья, а также южноруссов, украинцев [5]. Низы рукавов рассматриваемых рубах обшива­лись полосками кумача. | Сборки ворота "брали на прямую нитку", т.е. i складочки нанизывали на иголку. По самому I краю горловины выполняли вышивку по счету боров, нашивали бисер (в просмотренных руба­хах он зеленого цвета). Невысокие воротники -обшивки (1,5 - 2 см) представляли собой пере­гнутую вдвое полоску ткани, заранее вытканную или вышитую в технике "набор" красными льня­ными нитками. С чехликом эти воротники соеди­нялись окантовочным швом (втачкю и подши­вочной строчками), вдоль которого прокладыва­лись плетеные из красного льнаплетешки -косички. Верхний край воротников, как и раз­рез ворота, обшивался швом замок. Разрез ворота, кроме того, украшали вышивкой по сче­ту нитей (рис. 25). Информаторы вспоминали, что как ворот, так и разрез ворота могли отора­чивать кумачом. В рассматриваемых рубахах сохранился старинный способ застежки - на металлические, посеребренные миниатюр­ныепряжкл-схватцы. Нижнюю часть рубахи, если таковая имелась, шили из трех полотен (85 -100 см длиной) холста грубой выделки и рас­полагали по нити утка чехлика.

Формообразование из прямоугольных отрезов псани имело место ив рубахах с менее широки­ми рука нами из1.5 полотен, соединение кото­рых также было продольно-поперечным. Кон­структивно, по способам украшения и местам распространения эти рубахи аналогичны опи­санным выше [б]. Верх шили из покупных мате­риалов - кашемира, шелка. Детали кроя соеди­нялись не через кружево, как в предыдущем варианте, а запошивочными или накладными швами, вдоль которых прокладывались строчки, выполненные разноцветными шелковыми стеж­ками (прямыми, или "вперед иголку", "тамбур").

Рубахи с рукавами, в которыхуголок срезал­ся с меньшего полотна, бытовали у "полячек" по рекам Убе, Ульбе. До наших дней они хорошо сохранились и у старообрядческого населения б. Бухтарминской волости (г. Зыряновск, сел Сне-гирево, Тургусун, Богатыреве и др.) (рис. 27). Последнее можно объяснить тем, что рассматри­ваемые рубахи занесены в низовье Бухтармы группами крестьян-убинцев, переселенных туда по указу колывано-воскресенского начальства в 1797 г. [7]. Вероятно, в этот район были мигра­ции и самовольные [8].

Срезанный с меньшего полотна рукава уго­лок помещали внизу у запястья. Вследствие это­го передний шов, который соединял большее и меньшее полотна, а также уголок-вставку по нитям основы имел вид продольного соединения, а локтевой - продольно-поперечного с посадкой ткани в районе треугольной вставки. В исполь­зовании дополнительного уголка, таким обра­зом, заметен переход от кулевидных рукавов, где прямые срезы комбинировались с поперечными, к кошеным. У запястья рукава обшивали полос­ками контрастной ткани (пояском), косичкой-плетешком или тем и другим одновременно. Особую нарядность таким рубахам придавали полики, которые подбирали из ярких, порой кон­трастных по отношению к основной ткани, мате­риалов.

В рубахах с рукавами, где уголок-вставку сре­зали с большего полотна и использовали прак­тически как продолжение малого, локтевые сре­зы становились симметричными друг относи­тельно друга, так что не было необходимости припосаживать детали. Указанные особенности кроя обусловили то, что соединение полотен было продольным, от кержацких кошеных рука­вов отличала лишь треугольная вставка у за­пястья. Такие рубахи бытовали в основном в тех же районах, что и остальные кули - во Влади­мирской, Риддерской, а также в Ануйской волос­тях. Встречались они и у старообрядок Бухтар­минской, Верх-Бухтарминской волостей, куда были занесены, видимо, убинками (рис. 28).

Рассматриваемые рубахи характеризовались многими чертами, характерными для кулей. Так, в селах по нижней Бухтарме они имели сходные с бытовавшими здесь кулями приемы украшений, шитья: подчеркивание швов разноц­ветными стежками, окаймление рукавов у за­пястья плетешками. Высокие воротники состав­ляли в них важную деталь и носились как стой­кой, так и перегнутыми. Новым элементом в этих рубахах были группы сборок внизу рукавов, де­лать которые в старину считалось грешно.

Как уже отмечалось, в рубахах "полячек" Вла­димирской, Риддерской волостей второй полови­ны XIX - начала XX вв. имели место и рукава великорусского типа, состоявшие из полотна и двух уголков, срезанных с этого полотна. Такие рубахи, сшитые из покупных тканей (в основном цветастых ситцев), имели очень нарядный вид:

края воротников, манжет, швы соединения по-ликов с чехликом отделывались кантами из бе­лой ткани, тесьмой-вьюнчик, блестками, мишу­рой (рис. 29). Оригинальной была и отделкаку­колками, при которой края ткани декоративно присобирали в виде мысиков. Стан готовили из полотен холста, который окрашивали в тон рас­цветки чехлика.

Бухтарминские старообрядки во второй пол­овине XIX в. носилиполиковые рубахи со свое­образными широкими рукавами из 2-х холше-вых полотен одинаковой длины, у одного из ко-

Рис. 27. Рубаха из с. Богатыреве Бухтарминской волости, 1910-е гг. (См. Фурсова Е.Ф. Поликовые рубахи...- С. 191). а - вид спереди;б - вид сзади.

Рис. 28. Праздничная рубаха из кумача с льняным станом, с. Белое Верх-Бухтарминской волости, 1912 - 1914 гг. ОГОИЛМ 3125.

Рис. 29. Праздничная ситцевая рубаха, с. Малоубинка Владимирской волости, начало XX в. (См. Фурсова Е.Ф. Поликовые рубахи... - С. 195).

торых срезан угол. По некоторым особенностям кроя и декора они напоминали ранние кули. Соединение здесь также имело вид продольно-поперечного, так как сшивали не только прямые срезы, но и поперечный с косым. В этом бухтар-минские рукава обнаруживают сходство с "поляцкими", от которых, однако, отличались тем, что, как уже отмечалось, выкраивались из полотен одной длины.

В описанных рукавах, несмотря на значитель­ную ширину, сборки внизу отсутствовали, что было обусловлено спецификой конструкции и шитья. Рукава у запястья обшивали заранее за­готовленными полосками орнаментального тканья, "браных красным льном" (3 - 4 см шири­ной), которыми могли украшать и часть локте­вых швов (рис. 30).

Для бухтарминских рубах характерен собран­ный на 2 - 3 "косые нитки", т.е. косым стежком, ворот. Невысокий, затканный узорами, воротник (1,5 - 2 см в готовом виде) пришивали к вороту швами замок (с лица) и вподгибку косыми стеж­ками (с изнанки). Верхняя часть этих рубах (ру­кава, приставка), подобно рассмотренным выше кулям надставлялась спереди кусочками кума­ча - традиция, вероятно, отражавшая те же воз­растные характеристики женщин, которые ра­нее отмечались нами. Полики изготавливали из отрезов окрашенного в красный цвет льна, вы­шивали "росписью", крестом бумажными нитка­ми различных цветов. Полики, стан соединялись с рукавами не наглухо, а посредством вязанного иглой кружева-связи.

Стан в рассматриваемых рубахах выкраива­ли из 3-х основных и, если это требовалось, не­сколько дополнительных узких полотен изгреб-ного холста, пестряди; по низу украшали полос­кой браного тканья, подобной той, которая пришивалась к низу рукавов. Во время своего путешествия в 1912 г. А.Е. Новоселов мог видеть на крестьянках такую одежду. Он пишет, что они "носили белые холщевые рубахи. Праздничные рубахи живописно вышивались цветными ни­тками, нередко шелком и даже бисером" [9].

Бухтарминские рубахи с рукавами из полу­тора прямых полотен, бытовавшие в конце XIX -начале XX вв. у старообряцев Верх-Бухтармин-ской, Ануйской волостей и Сарасинской инород­ческой управы (сел Усть-Кокса, Верх-Уймон, Бе-резовка и др.), являлись дериватами вышерас-смотренных рубах. Но при раскрое в рукавах таких рубах срезали не один, а два угла, вслед­ствие чего своей формой они напоминали коше­ные. В указанной конструкции локтевые срезы были симметричными, а соединение полотен -продольным (рис. 31). Подробное описание поз­днейших бухтарминских рубах из фабричных тканей дал в 1911 г. священник с. Сенного

Б.Г. Герасимов, который обратил внимание на наличие разноцветных вставок-ластовок на пле­чах и под мышками [10].

Таким образом, в изучаемое время, и в "пол-яцких", и в бухтарминских рубахах с кулеобраз-ными рукавами преобладали тенденции умень­шения ширины этих рукавов, приближения по форме к кошеным. Указанные изменения в ру­кавах были обусловлены рядом причин: влия­нием одежды кержаков Северного, Центрально­го Алтая, у которых неширокие, скошенные книзу, рукава бытовали издавна, большим со­ответствием этих рукавов нормам распростра­нявшейся городской моды. Сказалось здесь и использование широких (60 - 80 см) покупных тканей, вледствие чего на один рукав стали от­резать не два, как в случае холста, а полтора и менее отрезов, что, в свою очередь, повлияло и на конструкцию.

У кержачек, проживавших в конце XIX - на­чале XX вв. в селах долин рек Ануя, Бухтармы, Коксы и другихрукава раскраивали, отрезая от полотна клин, который затем переворачивали ипришивали к другой стороне этого полотна. Сна-чала соединяли части по переднему шву прямы­ми срезами, а после по локтевому - косыми. По форме и конструктивно эти рукава напоминали таковые в туникообразных рубахах. С изнанки низ рукавов подшивали полоской из дешевого материала -обложкой, которую прострачивали многочисленными декоративными строчками, одновременно скреплявшими все слои ткани;

собирали такжебанты, уборки. Вероятно, в ста­рину - в XVIII в., а может и еще в начале XIX в. -рукава были значительно длиннее. На старин­ном рисунке, изображеющем сибирских деву­шек, нарисованы рубахи с неширокими рукава­ми, которые, судя по форме, выкраивались ко­шеными: по множеству заложенных поперечно складок видно, что эти рукава много длиннее рук (рис. 32). Носили их с горбачами, кошеными са­рафанами, дубасами. В рубахах конца XIX в. появилась такая модная деталь, как сборка вер­хней, у проймы и нижней, у кисти рук, частей рукавов, вследствие чего они приобретали слож­ную, порой вычурную, форму (рис. 33 - 35).

Рубахи с более поздними, прямыми рукава­ми в 20 - 30-х гг. XX в. встречались в Южном и Юго-Восточном Алтае - в Риддерской, Владимир­ской, Верх-Бухтарминской и других волостях. Такие бористые рукава были занесены сюда и получили развитие благодаря российским, а осо­бенно украинским и белорусским переселенцам. Отличительной чертой рукавов этих рубах яв­лялось то, что у запястья они собирались в сбор­ки. При этом ткань присобирали на поясок или бантами, уборками, а также на пришивные ман-жеты-абшлага (рис. 36). Эти рубахи украшались

Рис. 30. Рубаха из холста с кумачовыми поликами, с. Белое Верх-Бухтарминской волости, середина XIX в. ОГОИЛМ 3175.

Рис. 31. "Парицкие рукава" из ситца, с. Сибирячиха Ануйской волости, конец XIX в.

Рис. 32. Изображение девушки в праздничной одежде. АГМЭ, р. 55, о. 1, N 77, л. 1.

Рис. 33. Рубаха из кумача с раскладкой ее кроя, с. Шемонаиха Нарымской волости, конец XIX в. АКМ 14771/4: а - контурный чертеж;б - раскладка кроя; в - вышивка полика со спины.

Рис. 34. Рубаха из набивного ситца, с. Шемонаиха Нарымской волости, АКМ 14771/3: а - контурный чертеж;б - вышивка по верху рукава; в - вышивка по низу рукава;г - раскладка кроя.

Рис. 35. Женская рубаха из набивного ситца, д. Плоское Нарымской волости, ГМЭ 8525-67: а - контурный чертеж;б - вышивка по верху рукава; в - раскладка кроя.

Рис. 36. Женская рубаха из кумача, с. Лопатино Третьяковского района Алтайского края, ГМЭ 8525-69: а - контурный чертеж;б - деталь-манжета;в - раскладка кроя.

Рис. 37. Вышивка в женских бухтарминских рубахах (См. Щербик Г.А. Коллекция крестьянской одежды в фондах ВКОМ // Историко-бытовые процессы у русских Сибири. - Новосибирск, 1985. - С. 221 - 222).

различными отделками, характерными для того или иного района (в "поляцких" это декоратив­ный столбик вдоль разреза ворота, канты из бе­лой ткани; в кержацких - простроченные по во­роту и низкам рукавов на швейной машинке различные узоры и т.д.). В праздничных, сши­тых из покупных тканей, рубахах по швам со­единения рукавов с верхней частью проклады­вали тесьму,прозумент, сутажинки, вьюнчик,вшиваликрылышки, кружево -связь. В этом оби­лии отделок, несомненно, сказалось влияние го­родских вкусов.

Рубахи с прямыми рукавами, изготавливав­шиеся из белой хлопчатобумажной ткани "зон­та", называлисьзонтовыми рукавами. Из-за внешнего подобия белой бумажной ткани отбе­ленному холсту, зонтовые рукава сохранили больше традиционных элементов в украшени­ях, по сравнению с рубахами, сшитыми из цве­тастых тканей (рис. 37) [II]. В них еще выпол­нялась отделка вышивкой по поликам, вороту, низу рукавов в технике "роспись", крест и т.д.

Рубахи со слитными поликами. Рубахи со слитными поликами ("бесполиковые"), как ста­ринные, существовали в изучаемое время в "смертной" одежде "полячек" Владимирской, Риддерской волостей Бийского округа, Никола­евской волости Барнаульского округа. Рукава в таких рубахах выкраивались из двух полотен холста разной длины: большее, составляющее верхнюю часть рукава и полик, и меньшее, ко­торое шло на нижнюю часть рукава. Они соеди­нялись со станом по утку. Под мышки вставля­ли небольшие, из белого же холста ластовицы. Часть большего полотна рукава и стан собирали на 1 - 2 нити; ворот завязывали на тесемки, пе­редернутые в дырочки по краям воротника [12]. Встретились такие рубахи, в которых стан вы­краивали цельным, из 2 - 3 полотен холста. Вдоль всех швов белыми нитками прокладыва­ли строчки в виде ритмично повторявшихся 3-х стежков.

У "полячек" Убы-Ульбы в рубахах со слитны­ми поликами обнаружен и иной раскрой рука­вов, при котором полотно, равное по длине двум рукавам и одному полику, разрезали по уступо­образной линии, и, срезав клин, пришивали к этому же полотну. Прямые полотна стана в этих рубахах вставлялись в уступы рукавов (рис. 38).

Рубахи на кокетке, называвшиеся в Причу-мышье, в Бурлинской волостиприставками, а повсеместно - сперелинкой, с рубцом, чалдонки и кержачки надевали с той же одеждой, что и туникообразные рубахи. В таких рубахах по ста­ринке верхнюю, до талии, часть делали отрез­ной и шили из покупного материала, в то время как низ - из холста, пестряди или дешевой бу­мажной ткани (рис. 19, б).

В конце XIX - начале XX вв. рубахи с кокет­кой были широко распространены в северных и восточных областях Алтайского округа (у кержа­чек, православных, сибирячек, российских) и го­раздо меньше - в южных, горных районах (у "пол­ячек", уймонок и их соседей бухтарминок). Бо­лее того, в Ануйской волости, где "поляки" и кержаки проживали вместе, последние при разговоре не раз подчеркивали, что, в отличие от "поляцких рубах с ластовками", кержацкие были с перелинкой. Это свидетельствует о том, что у алтайских кержачек в этот период рас­сматриваемые рубахи уже употреблялись до­статочно широко, в то время как у "польских" старообрядок они были еще эпизодическим яв­лением. Говорить о распространении рубах на кокетке в среде "полячек", ровно как и бухтар-минских кержачек Южного и Юго-Восточного Алтая можно только ко времени 20 - 30-х гг. XX в. и позже.

У северо-алтайских и бухтарминских старо­жилок (кержачек и чалдонок) верхняя часть ру­бах - кокетка - называласьперелинкой, средняя -рукавами илиприставкой (отчего и вся руба­ха называласьприставочек, приставок), ни­жняя - станом (рис. 39). У "полячек" на рубахи с кокеткой были перенесены своеобразные вы­шивки, отделка тесьмами, куколками, прозумен-том более ранних поликовых рубах. Потомки этой группы населения до сих пор называют вер­хнюю часть рубах на кокетке, как и в поликовых рубахах - чехликом.

Кокетку повсеместно делали на подкладке -подоплеке; стан шили из 3 - 4 полотен холста или двух отрезков покупной ткани. Приставка, или чехлик, собирались в две группы складок по обеим сторонам груди, серединка при этом ос­тавалась гладкой. В более поздних по времени изготовления рубахах такие складки могли ук­ладываться и сплошным рядом по всей груди -встречно или односторонне. Рассказывают, что в период распространения такой моды, к борам, как и в общем к рубахам на кокетке, у старооб­рядцев было очень отрицательное отношение, случалось, отцы и свекры категорически запре­щали молодым женщинам их делать. Говори­ли, чтобы отвадить: "В каждой складке черт сидит", называли новую одежду "змеиным ко­жухом".

Рубахи на кокетке обычно имели довольно высокий, плотно облегающий шею, воротник-ошейник, который носили не перегибая. Такой воротник, сшитый из перегнутой полоски ткани, достигал 4 - 5 см в высоту. Сравнительно невы­сокие воротники, 1,5 - 2 см, были распростране­ны в рубахах "полячек" Убы-Ульбы, что, возмож­но, у первых было обусловлено традициями бо­лее ранних поликовых рубах.

Рис. 38. Женская погребальная рубаха, с. Быструха Владимирской волости, 1920-е гг.

Рис. 39. Рубахи и кофты на кокетке, сшитые в начале 1930-х гг.: а - из кумача, с. Секисовка Владимирской волости;б - из светлого сатина, с. Солонешное Ануйской волости; в из бордового сатина, с. Екатериновка Третьяковского района. ГМЭ 8525-74; г - из синего сатина, с. Тогул Уксунайской волости. Нижняя часть везде из холста.

Рис. 40. Рубахи и кофты с плечевыми швами или швами-вытачками: а из ситца, с. Карагайка Сростинской волости;б - из желтого сатина, с. Тайна Сростинской волости; в - из бордового сатина, с. Малоубинка Владимирской волости. Изготовлены в 1920 - 1930-х гг.

Для рубах с перелинкой был характерен пря­мой разрез ворота, доходящий или немного за­ходящий за шов кокетки. Этот разрез обшивали с изнанки полоской ткани, прометывая петли на правой стороне, а "полячки" оформляли харак­терной для их поликовых рубах декоративной деталью столбик.

Наиболее распространенным покроем рука­вов для рубах на кокетке были кошеные, состо­явшие из большего и меньшего кошеных пол­отен. В начале XX в. рукава у плеч стали соби­рать в мелкие борки, что придавало им большую объемность в верхней части, напоминая извест­ные формы одежды господствующих классов это­го периода. Указанная особенность была ха­рактерной чертой поздних форм традиционных костюмов у многих народов. Ее появлению спо­собствовало распространение фабричных тка­ней, а также постепенное стирание классово-сословного барьера в одежде в связи с усилив­шимся подражанием городским и элитарным формам, общая тенденция к демократизации в костюме и т.д. [13]. В 20 - 30-х гг. XX в. сшитые из холста рубахи на кокетке использовались и в качестве нижнего белья.

Появление на Алтае женскихрубах с плече­выми швами, представляющих собой качествен­но новую ступень в развитии и совершенствова­нии кроя одежды, относится к первым десяти­летиям XX в. (рис. 19, в). Но еще и в 20 - 30-х гг. здесь бытовали рубахи с плечевыми вытачками, в которые собирали излишки ткани на плечах, не разрезая ее. Прострачивание швов-вытачек являлось, таким образом, еще народным при­емом шитья, соблюдавшим требование как мож­но меньше резать материал. Этот прием резко отличался от принципов шитья городской ме­щанской одежды, имевшей криволинейную кон­струкцию и плечевые швы. Следовательно, ру­бахи с плечевыми вытачками, сохраняя, с одной стороны, связь с прежними конструкциями одежды, с другой - приблизились к покроям с плечевыми швами, так как вытачки способство­вали лучшему облеганию в области плечевого пояса (рис. 40). Это дает основание рассматри­вать подобные женские рубахи как переходную форму (тип). Распространившиеся плечевые швы-вытачки, а затем и швы вызвали новые из­менения в крое - появились выкройные, или вы­резные проймы и рукава. В 20 - 30-х гг. XX в. рубахи шились без стана, что означало полный отказ от прежних форм и появление нового вида одежды - кофт.

РУБАШКООБРАЗНЫЕ ПЛАТЬЯ

Для кержачек Северного Алтая, в Причу-мышье (Верх-Чумышская и другие сосед­ние волости), еще в начале XX в. бытовали так называемыепоморники (рис. 41), которые над­евали поверх туникообразных рубах (позднее рубах на кокетке). Термин "поморник", по-види­мому, отражает место выхода старообрядцев Се­верного Алтая - Поморье. Поморники по крою,

Рис. 41. Холщовый поморник из с. Язово Язовской волости, начало XX в.

Рис. 42. Праздничный сибирский халадай из дабы, конец XIX в. КМКО.

Рис. 43. Халадай из синего сукна со схемой раскроя. ТОКМ 7143.

Рис. 44. Сарафаны: а-холщовый перемитник из с. Акулово Акуловской волости, 1920-е гг; б - горбач моленный из черного сатина, с. Карагай-ка Сростинской волости, 1950-е гг.

Рис. 45. Дабенник из д. Бутачиха Риддерской волости. ГМЭ 2699-1 (См. Бломквист Е.Э., Грин-кова Н.П. Бухтарминские старообрядцы...- С. 331).

практически, не отличались от конструкций ту-никообразных рубах, за исключением того, чтоих стан никогда не делали разрезным. Шили такую одежду из одного полотна холста, перегну­того по утку на плечах, и двух, вставляемых с боков, кошеных полотен; невысокий воротник-ошейник и разрез ворота застегивались на 3 - 4 пуговицы. Они имели кошеные, ссужавшиеся книзу рукава, которые внизу подшивались швом рубец (швом вподгибку косым стежком).

В конце XIX в. в таких поморниках "богу мо­лились". В ряде сел Барнаульской, Тальменской волостей их использовали как обрядовую, "смер­тную" одежду: "Как человек умер, так на него фазу поморник надевали". Однако, по воспоми­наниям информаторов, давно, матери их мате­рей, носили поморники каждый день. Таким образом, традиция носить повседневно поверх туникообразных рубах сходную по покрою руба-ховидную одежду бытовала у старообрядцев Причумышья еще в середине - второй половине XIX в. К началу XX в. поморники стали шить с перелинкой (кокеткой).

В Причумышье, надевавшуюся поверх рубах аналогичного покроя одежду называли еще са­ванами, а по р. Бурле, Верхнему и Нижнему Сузуну -халадаями, холодаями (рис. 42, 43). Та­кие сарафаны, шитые "переметом через голову" с рукавами, во второй половине XIX в. женщи­ны-старожилки носили как обрядовую одежду (моленную). В отдельных селах информаторы со­общали, что саваны носили и повседневно. Их же надевали на покойниц и раздавали после по­хорон. В 20 - 30-х гг. XX в. повседневные саваны шили с плечевыми швами, используя для этого покупные ткани.

Халадаи служили праздничным нарядом для чалдонок и части кержачек. Эта одежда пол­ностью скрывала фигуру, а высокий воротник-стойка едва не доходил до подбородка. Ворот глухо застегивался на пуговицы. Длинные, со шлейфообразной спинкой, халадаи напоминали известные из истории европейского костюма ру-башкообразные платья романского периода.

САРАФАНЫ

Во второй половине XIX в. безрукавной одеждой, надевавшейся поверх рубах, у старожилок Северного Алтая былиперемитни-ки, дубасы, сарафаны, горбачи, у кержачек Бия-Катунского междуречья и Центрального Алтаягорбачи (горбуны), у "полячек", уймонок и бух-тарминских старожилок -сарафаны (атласни-ки, шалонники, моркашники, клинники и т.д) (см. карту 1).

При разработке типологии сарафанов учиты­вались раскрой и расположение полотен переда и спинки, швов на боках, наличие или отсутст­вие кошеных полотен-косин или клиньев(кли­нышек).

Сарафаны без продольного переднего шва (глухие).

Сарафаны туникообразного покроя без допол­нительных боковых клиньев (центральное пол­отно + кошеные полотна).

Сарафаны туникообразного покроя с допол­нительными боковыми клиньями (центральное полотно + кошеные полотна + дополнительные клинья).

Сарафаны с цельным, но отдельно выкроен­ным передним полотном, с отрезными лямками, кошеными полотнами, возможно, с дополнитель­ными боковыми клиньями (переднее полотно + заднее полотно + кошеные полотна + дополни­тельные клинья).

Сарафаны с продольным передним швом.

Кошеные сарафаны, выкроенные из 3-х це­лых (два на перед и одно на спину) и 2 - 4-х ко­шеных полотен, которые размещали по бокам или на спине между основными; швы шли про­дольно от верха до низа.

Косоклинные сарафаны (клинники), выкро­енные из 3 - 7-ми полотен (четное число шло на перед, нечетное - на спину), с которых срезали уголки-клинья и вшивали затем в подол; швы по бокам располагались в виде "елочки".

Сарафаны из прямых полотен (четное число на перед, нечетное на спину).

Сарафаны с передом из прямых и спин­кой из 4-х кошеных полотен; швы про­дольные.

Сарафаны на кокетке.

Подобно тому, как типы и варианты сарафа­нов нередко имели особые названия, конкретно обозначались и их детали, обладавшие локаль­ной спецификой. Так, для обозначения лямок на Алтае часто употребляли терминпроймы, кото­рый, возможно сохранился как воспоминание о более закрытом покрое сарафанов, а для мыска ткани на спине -спинка (вероятно, также восхо­дящего к глухим покроям) или у "полячек" Вла­димирской, Риддерской волостей -задушка. Вер­хнюю, отрезную часть сарафана, к которой при­креплялись лямки или кокетка, называли в народепере(а)линка (Верх-Бухтарминская, Бух-тарминская, Тальменская и другие близраспо-ложенные волости),оторочка (Сарасинская ино­родческая управа),талия (Бухтарминская во­лость), рамемь (Ануйская волость). Вставляемые в сарафаны клинья называлисьластовками(Верх-Бухтарминская волость),приставками(Бухтарминская волость),клинушками (пов­семестно). Прокладываемую по подолу сара­фана декоративную полоску ткани называли

Рис. 46. Сарафан Огневой А.С. (1911 г.р.) из черного сатина, д. Барсукове Маслянинского района Новосибирской области, современный: а - контурный чертеж;б - раскладка кроя.

Рис.47. Сарафан из черного сатина, с. Усть-Кокса Усть-Коксинского района, 1960-е гг.

Рис. 48. Маслова А.И. из с. Топольное Солоне-шенского района Алтайского края в празднич-ном сарафане и туникообразной рубахе, 1988 г.

обложкой, а такую же с изнанки -подложкой.

Сарафаны без продольного переднего шва (глухие) генетически связаны с туникообразной одеждой древнего происхождения [I]. У старо­жилок Причумышья, Прибердья (Верх-Чумыш-ская, Легостаевская, Николаевская и другие во­лости), по р. Ине еще в конце XIX - начале XX вв. бытовали такие сарафаны-перемитники (рис. 44, а). Название перемитник, по мнению информато­ров, обозначал способ их кроя - "переметом че­рез голову", т.е. без швов на плечах. В бока вши­вали кошеные полотна. Широкие проймы, вы­резную горловину обрабатывали рубчиком -узкой полоской ткани, которую пришивали окан-товочным швом; разрез по груди застегивали на 3 - 5 пуговиц. Перемитники окрашивали в чер­ный или коричневый цвет. Такую, из окрашен­ного холста, одежду носили в качестве рабочей поверх туникообразных рубах (позднее рубах на кокетке). Если же перемитники шили из "хоро­ших материалов", то ходили в нем в церковь. Перемитники, как наиболее старинный вид са­рафанов, были зафиксированы у той части на­селения, которая относит себя к "коренным, за-колдонным сибирячкам".

В районах Верхней Оби глухие сарафаны на лямках, как вспоминают старожилки, в старину называли дубасами. Они служили повседнев­ной, рабочей одеждой и изготавливались из льна или конопли. По внешнему виду дубасы были похожи на перемитники, имели разрез-застеж­ку посредине груди. Широко распространенное в Сибири наименование сарафанов "дубасы" от­ражает, вероятно, название дубящего вещества - коры дуба, которой окрашивали эти сарафаны [2]. Сведения о дубасах содержатся в докумен­тах начала XIX в. как на территории указанного района, так и в близлежащих [3].

Наиболее популярными кержацкими сарафа­нами, распространенными по Северному и Цен­тральному Алтаю во второй половине XIX - на­чале XX вв., являлись горбачи, называвшиеся еще горбунами. В ранних формах эти сарафаны по покрою относились к глухим, туникообразным и носились с такими же рубахами-станушками. Еще и в настоящее время у населения б. Срос-тинской, Николаевской, Легостаевской и других волостей сохранились реликтовые "моленые" горбачи, стан у которых сшит из одного, пере­гнутого по утку полотна, застроченного на пле­чах поперечными складками-защипами - по три с каждой стороны (рис. 44 , б). В бока, между пе­редом и спинкой, вставлены кошеные полотна. По направлению к спинке кошеные полотна уд­линялись и вместе с задним составляли шлейф, вавшжися ранеехвостом. Ворот обшивал-l ошейником и застегивался на не-

Несомненно, что подобная, туникообразного покроя, одежда закрытого типа была ранее из­вестна и старообрядкам Бухтармы. Об этом сви­детельствуют экземпляры сарафанов, сохраняв­шихся у бухтарминок в погребальных костюмах еще в 30-х гг. XX в. [4]. Быстрее отказались здесь от них, в сравнении с северными районами края, видимо, под влиянием соседей -"польских" крестьянок, Носивших лямочные сарафаны.

К следующему варианту отнесенысарафаны туникообразного покроя, но, в отличии от пред­ыдущих,имевшие дополнительные клинья, ко­торые пришивались прямыми срезами к скошен­ной вверху спинке (рис. 45). Вследствие этого, рассматриваемые сарафаны имели большую ширину в подоле, что сближало их с косоклин-ными сарафанами. Делала похожими их на пос­ледние и небольшая по размерам, фигурно вы­кроеннаяспинка, узкие лямки. Однако сущес­твенным отличием от косоклинных лямочных сарафанов было то, что, как уже указывалось, перед и спинка в них выкраивались из одного куска полотна. Сшитые из покупных тканей, такие сарафаны еще в конце XIX - начале XX вв. встречались у "полячек" Владимирской, Риддер-ской волостей в качестве праздничной одежды, а изготовленные из холста "в старое время" но­сились и повседневно [5]. Сохранились они и у старообрядок Бухтармы [6], как форма, переход­ная между глухими и лямочными сарафанами-клинниками.

Сарафаны с цельным передним полотном, в которых перед и спинка уже выкраивались не из одного куска ткани, а из разных, лишь в ка­честве рудиментов сохранили цельнокроенные с задним полотном спинку и с передним - лямки (рис. 46). Указанные сарафаны без шва спереди отмечены для изучаемого времени у кержачек Верх-Бухтарминской, Бухтарминской, Ануйс-кой, Владимирской волостей, а также Сарасин-ской инородческой управы, где их носили в ком­плексе с поликовыми рубахами.

Поскольку до настоящего времени сарафаны этого вида сохранились, в основном, из свадеб­ных или праздничных (в т.ч. моленных) ком­плексов, то нам они встречались сшитыми из ситцев, сатинов, китайских переливчатых шел­ков и цветастых кашемиров. Последние настоль­ко тонки, что, как говорили информаторы, "без подкладки из них не сошьешь". Но, по-видимо­му, подкладку-подо плеку подшивали также с целью продлить срок носки. Выделяются свои­ми значительно более темными расцветками черного, синего, фиолетового тонов уймонские сарафаны (рис. 47). Эта одежда присутствовала в погребальных костюмах. Косоклинные сарафа­ны без переднего продольного шва были извест­ны в XIX - начале XX вв. в севернорусских, а так-

51

Рис. 49. Сарафан из цветастого ситца, украшенный вышивкой набором, позуменом, тесьмой конца XIX-начало XX вв., д. Новая Шульба Нарымской волости. ГМЭ 8524-2: а - контурный чертеж;б - раскладка кроя.

Рис. 50. Погребальный холщовый сарафан, с. Топольное Солонешенского района, 1950-е гг.

Рис. 51. Детали сарафана, ОГОИЛМ 3150: а - застежка;б - спинка.

же Нижегородской, Вятской, Ярославской губер­ниях, т.е. там же, где и, отмеченные ранее, ту-никообразные [7]. Бытовали они и в более север­ных районах Западной Сибири - у старообряд­цев Среднего Приобья [8].

К сарафанам со швом спереди, как уже отме­чалось, нами отнесены те, у которых перед со­стоял из двух, сшитых вместе, полотен, а спин­ка из одного целого или немного скошенного вверху. Происхождение таких сарафанов иссле­дователи связывают с распашными видами одежды [9]. Во второй половине XIX - начале XX вв. кошенные сарафаны бытовали у "пол­ячек" Владимирской, Риддерской, Ануйской, Алейской и других близлежащих волостей. В приалейских и приануйских селах, где кержа­ки и "поляки" жили совместно, кержачки назы­вали их "польскими", подчеркивая тем самым отличие от собственных горбачей. Однако ана­логичного покроя сарафаны отмечены нами и в верхкатунских, и в соседних бухтарминских се­лениях (карта 1). При этом ануйские, верхкатун-ские и бухтарминские старообрядки надевали их как с туникообразными, так и с поликовыми рубахами, "полячки" - только с поликовыми (рис. 48).

Эти повседневные, праздничные, а также сва­дебные сарафаны из кашемира, сатина, морка-ши и т.д. "полячки" шили с довольно узкими лямками, нередко с отрезной задушкой, широ­ким, "два-три перста", ремнем. Ремень мог при­шиваться либо окантовочным швом (строчками втачкю и подшивочной), либо, в случае, если кант делался из другой ткани, обтачным. Встре­чались и обработки швом вподгибку. Верхнюю часть подола борили, причем, в более ранних по времени изготовления борки собирали только в двух местах над грудью, а в поздних - кругом. Для праздничных "поляцких" сарафанов было характерно обилие различных декоративных отделок - в виде белых кантов, тесьмы (особенно выончик),сутажинок (сутажа), кружева,прозу-мента. По низу подола делали красочные, в виде зубцов, полоски-аппликации, нашивали кружева, ленты (рис. 49). Наличие сарафанов такого покроя в костюмах, приготовленных "на смерть", свидетельствует о большой давности для "полячек" традиции шитья с двумя передни­ми полотнами [10] (рис. 50).

В верхкатунских сарафанах имели место не­которые специфические черты, по которым их сразу можно было отличить от "поляцких". Так, кошеные полотна пришивали к передним пол­отнам не только прямыми, как у "полячек", но и косыми срезами. По мнению жителей сел Верх-Уймон, Усть-Кокса, это и делалось для того, что­бы сарафаны живописнее "борило". Прослежи­ваются отличия в используемых материалах -

более темных (черных, коричневых и т.д.), чем у "полячек", цветов. По-иному могли и носили сарафаны - с подтыком за пояс. Другими, чем в "поляцких" сарафанах были приемы шитья -боры по верху подола собирали "на косую нитку" (петлеобразными стежками), отличным спосо­бом обрабатывали и лямки. Все сказанное скло­няет к выводу о конвергентном развитии у уй-монских кержачек рассматриваемого варианта сарафанов. На Бухтарме такие сарафаны харак­теризовались многими общими чертами кроя, отделки с "поляцкими", что заставляет думать о занесении их в свое время в этот край "поляч­ками".

Косоклинные сарафаны с передним швом (клинники) во второй половине XIX - начале XX вв. бытовали у старожильческих групп Юж­ного и Юго-Восточного Алтая - "полячек", бух­тарминских и уймонских кержачек (карта 1). Ис­пользуя в основном в качестве праздничной одежды, крестьянки носили их в комплексе с по­ликовыми рубахами. Для раскроя указанных са­рафанов использовали от трех до семи отрезов ткани, длина которых зависела от роста женщи­ны, моды и колебалась между 95 и 120 см. При этом на перед шло четное число отрезов, а на спинку - нечетное. В центральных передних и одном заднем полотнах в старинных сарафанах делали мысики-проймы и фигурную спинку. С каждого из боковых полотен срезали уголки, ко­торые при соединении всех частей сарафана вшивали в низ подола. Вследствие этого швы на боках располагались "елочками".

После соединения основных частей подола сарафана, к мысикам передних и спинке задне­го полотен пришивали отдельно выкроенные полоски ткани - проймы. В двух местах над грудью, а также по обе стороны от спинки ткань присобирали в мелкие складочки (по три и бо­лее) или "брали боры" кругом. В более старых косоклинных сарафанах, изготовленных во вто­рой половине XIX в., подобные сборки по груди отсутствовали - традиция, вероятно, восходящая к одежде более закрытого покроя. По-видимому, с этой давней традицией связано и особое, нега­тивное, отношение к подобным борам, которое сохранилось в памяти людей старшего возраста и до настоящего времени. Борить сарафаны, т.е., по словам свидетелей, "грешить" начали не так давно, с 80 - 90-х гг. XIX в.

Поскольку сарафаны этого покроя в отделке, шитье и прочих элементах характеризовались многими своеобразными чертами как у "пол­ячек", так и у кержачек, то имеет смысл рассмот­реть их более подробно для каждой из указан­ных этнографических групп. У "полячек" Алей­ской, Риддерской, Владимирской волостей описанные сарафаны во второй половине XIX в.

Рис.52. Сарафан из кумача с отделкой позументом, с. Лопатино Нарымской волости, начало XX в. ГМЭ 8525-70.

Рис. 53. Украшения спинки и переднего разреза (позументом, шнуром, тканьем, вязаным кружевом) кумачового сарафана. ГМЭ 8525-70.

Рис. 54. Погребальный холщовый сарафан из с. Быструха Владимирской волости, начало XX в.

Рис. 55. Сарафан из цветагтого ситца, с. Шемонаиха Нарымской волости, АКМ 14771/3: а - контурный чертеж;б - вышивка спереди;в - вышивка сзади;г - раскладка кроя.

Рис. 56. Сарафан из цветастого ситца, с. Шемонаиха Нарымской волости, АКМ 14771/4: а - контурный чертеж;б - вышивка на спине.

Рис. 57. Вышивка набором в сарафанах: а - по груди;б - по спине (ГМЭ 8524-2);в,г - по груди;д - спине (ГМЭ 8525-68).

Рис. 55. Сатиновый сарафан красного цвета, с. Александровка Зыряновского района, около 1920-го г.

Рис. 59. Дубас из коричневого сатина, с. Новоиушино Уксунайской волости, 1916 - 1917 гг.

выкраивались без отрезной полоски ткани - рем­ня. Передний шов в сарафанах "полячек" убин-ских и верхалейских сел оставался незашитым и оформлялся в виде застежки - на пуговицы и петли из гарусных косичек-плетешков, что сви­детельствовало о родственных связях этих сара­фанов с распашными видами одежды (рис. 51). По застежке, лямкам, задушке, верху сарафана прокладывали полоски позумента, разнообраз­ные тесьмы, по подолу настрачивали фигурные "венцы", "вилюшки". Детали сарафанов могли соединяться между собой через вязанное иглой или крючком разноцветное кружево - подобно но­симым в комплексе с ними рубахам - кулям (рис. 52, 53). Косоклинные сарафаны с передним швом, короткой, богато украшенной наверху, застежкой были известны у русских юга России (Курская, Екатеринославская и другие губер­нии).

Наряду с вышерассмотренными сарафанами у "полячек" убинских сел во второй половине XIX - начале XX вв. бытовала и другая традиция, свя­занная с бытованием глухих видов одежды. Это аналогичного покроя сарафаны, однако, глухо зашитые по переднему шву. В погребальной одежде сшитые из холста сарафаны в качестве дериватов одежды более закрытого покроя сохра­нили цельнокроенную с задним полотном за-душку, мысики-лямки (рис. 54). Для празднич­ных, нарядных костюмов на такие сарафаны употребляли бумажные ткани крупноузорчато-го переплетения, шелка, кашемиры. Яркой, мно­гоцветной была в этом случае отделка белыми кантами, горизонтальными нашивками из тесь­мы, кружева, сутажинок и т.д. по груди, а также по лямкам, задушке (рис. 55-57). Сходная одеж­да встречалась в начале XIX в. и у родственной "полякам" группы семейскйх Забайкалья [II].

В сарафанах старообрядцев Бухтармы шов, соединявший два передние полотна, никогда не украшался и не застегивался. С такимим сара­фанами были, вероятно, связаны и обычаи де­лать у кормящих матерей небольшие надрезы в области груди. В других случаях при кормлении детей их просто снимали. Все сказанное, на наш взгляд, свидетельствует о том, что бухтарминс-кие сарафаны в своей основе восходят не к рас­пашным, а к глухим, туникообразным формам. Мы разделяем высказанное Н.П. Гринковой предположение о том, что косоклинные бухтар-минские сарафаны с передним швом развились вследствие распространения в быту покупных фабричных материалов большей, чем холст, ширины, что позволило свести четыре полотни­ща глухих сарафанов к трем. Благодаря этому обстоятельству, по мнению исследовательницы, "покрой бухтарминского сарафана совпал с мос­ковским из 3-х полотен" [12]. Можно предположить также, что появлению таких форм са­рафанной одежды бухтарминок способствовало и бытование сарафанов со швом спереди у сосед­него "поляцкого" населения.

Имея в принципе одинаковый покрой, бухтар-минские сарафаны резко отличались по своему внешнему виду в зависимости от использован­ных тканей, украшений. Сарафаны первой раз­новидности с Их сложными по фактуре материа­лами (блестящими, переливающимися китай­скими шелками, нагрудными украшениями позументом в тон основной ткани) имели тот строгий, величественный вид, который был традиционен для нижегородских, уральских, олонецких сарафанов [13]. Вторые же, с их до­статочно простыми по структуре материалами российского производства и яркими, многокра­сочными украшениями в виде нагрудных выши­вок, а также аппликаций, кружев, блесток по низу сарафанов более похожи на южнорусские, хотя конкретной привязки к какому-то опреде­ленному региону не обнаруживают (рис. 58). Бы­тование указанных форм сарафанов, возможно, свидетельствует о наличии двух этнографичес­ких традиций в одежде бухтарминских женщин: одна, из которых более тяготела к севернорус-ским формам, а другая - к красочным южным одеждам, в чем, возможно, сказалось соседство с "поляцким" населением.

У кержачек Бухтармы описанные выше са­рафаны имели своеобразную, уже отмечавшую­ся нами выше деталь - хвост. Поскольку основ­ная масса драпировок сосредотачивалась имен­но на спине, то хвост при любом движении женщины изящно покачивался "как хвост у павы".

У кержачек Сарасинской инородческой упра­вы для изучаемого времени сарафаны указан­ного варианта отмечены нами в погребальной одежде. Они сохранили такие пережиточные элементы, как широкие лямки, большую по раз­мерам, цельнокроенную с задним полотном, спинку и т.д. Такие сарафаны не имели выкрой-ных деталей подобных оторочкам, обшивкам и т.д. - все срезы никак специально не обрабаты­вались, а лишь обшивались холщовыми нитка­ми (косыми стежками). Присутствие столь арха­ичного вида сарафанов в похоронных комплек­сах верхкатунских кержачек подтверждает высказанное ранее предположение о существо­вании у них традиций распашной одежды.

В конце XIX - начале XX вв. в Северном Ал­тае сарафаны, изготовлявшиеся из покупных тканей, использовались в качестве праздничной одежды в отличие от дубасов глухого покроя, которые издавна бытовали здесь как повседнев­ные и рабочие одежды (см. выше). Многие наши информаторы хорошо помнят, что в это время как

-

Puc. 61 Старообрядческий сарафан из хлопчатобумажной ткани, с. Тайна Сростинской волости:

а - контурный чертеж;

б - обшивка ворота сарафана швом "замок";

в - вид горбача сзади.

сарафаны, так и дубасы шились косоклинными, а различия между ними заключались лишь в качестве тканей: сарафаны делали из "товара", дубасы из холста (рис. 59).

Дубасы (сарафаны) расширяли как кошены­ми полотнами, так и малыми клиньями, полу­чавшимися срезанием уголков у основных пол­отен переда и спинки. Косины пришивали пос­ледовательно, друг за другом, по две с каждой стороны, соединяя с передними полотнами прямыми, а с задними - косыми срезами. В рас­сматриваемых сарафанах такие детали как спинка и лямки выкраивались заодно с задним полотном, что можно считать дериватом одеж­ды туникообразного покроя. Подобные конструк­ции спинки были известны у старообрядок со­седних областей Томской губернии [14].

Сарафаны прямого покроя (круглые)Г. С. Маслова считает "генетически не связанны­ми" ни с глухими, ни с косоклинными [15]. По мнению исследователей, их покрой сопоставим с западнославянскими рубахами на бретелях, а также с юбками на лямках, известными на севе­ре Европы как древняя одежда [16].

Сарафаны на узких лямках, сшитые из 4 - 8 целых полотнищ, с начала XX в. были известны в Верхнем Приобье почти повсеместно (карта 1). Появление здесь сарафанов прямого покроя свя­зывается информаторами с приездом российских переселенок, которые и завезли такие "моды". Лишь в отдаленных районах население, преиму­щественно старообрядцы, еще и в 30-х гг. XX в. не воспринимали их. Так, например, "полячки" сел Малоубинка, Быструха еще и сейчас не раз говорили нам о прямых сарафанах: "Круглый сарафан - какой же это сарафан!" (рис. 60). А в некоторых районах, если молодые женщины и носили в это время такие сарафаны в качестве повседневных и праздничных, то для отправле­ния в молельню все равно переодевались в ста­ринные кошеные.

Круглые сарафаны шили из российских тка­ней - "парицкий ситец", "мебельный ситец" и т.д. Лямки-проймы и спинка обычно выкраивались отдельно, причем, последняя могла представ­лять собой две перекрашенные бретели. В позд­них по времени изготовления сарафанах проймы выполняли и совсем просто - в виде лямок через плечи, которые не соединялись и не пересека­лись на спине. Такие лямки могли украшаться небольшими оборками. На груди сарафаны со­бирались в густые сборки, которые удержива­лись неширокими или, в некоторых "поляцких" селах, до 10 см шириной, пояском (перелинкой, ремнем). Украшали круглые сарафаны неслож­но: широко были распространены оборки по по­долу, разноцветные нашивки из ситца и сатина. Современные сарафаны шьют без особых отделок.

Вместе с тем, в 20 - 30-х гг. XX в., когда у на­селения ощущалась острая нехватка тканей, по­явились сарафаны оригинальной конструкции:

на перед отрезали одно-два прямых, а на спин­ку четыре раскошенных полотна ткани, получен­ных разрезанием по диагонали 2-х целых. Ко­шеные полотна сходились на спине косыми сре­зами, из-за чего в народе такие сарафаны часто называли "косоклинными", хотя, конечно, ника­кой родственной связи с такими сарафанами они не имели. Эти сарафаны, как и прямые, изго­товляли в основном из дешевых хлобчатобумаж-ных тканей российского производства (сатин, си­тец). Покрой деталей (лямки, спинка, ремень и другие), основные отделки(накладные уборки из разноцветных ситцев) были также очень схожи с таковыми в прямых сарафанах. Однако, даже и в таких, позднего происхождения, вариантах можно было встретить элементы, бытовавшие в более старых для региона, косоклинных сарафа­нах: вышивку по груди "по счету боров", обшив­ку лямок и спинок косичками-плетешками и т.д.

Уже в конце XIX - начале XX вв. в Северном и Центральном Алтае бытовалигорбачи, подре­занные по груди,т.е. с кокеткой (перелинкой).которые получили широкое распространение в кержацкой среде как повседневная и празднич­ная одежда. Как и туникообразные горбачи, они имели невысокий воротник, разрез-застежку посредине и т.д. К кокетке могли пришивать два прямых, переднее и заднее, и два кошеных, бо­ковых, полотна или 3 - 5 прямых (рис. 61). В пер­вом случае расположение вертикальных швов напоминало таковые в туникообразных горба­чах, а во втором - в прямых сарафанах. Симмет­рично, в две группы складок над грудью, ткань собирали в борики или мелкие складки, а в бо­лее поздних - кругом. В 20 - 30-х гг. горбачи шили с плечевыми швами, в которых, однако, как и в рубахах, старались не резать ткань, а присоби-рать ее в складки-вытачки. Отметим, что горба­чи, или горбуны были известны и у старообряд­цев других районов России и Сибири - в Пермс­кой, Томской, Ишимской, Шадринской областях, а также у населения б. Тверской губернии [17].

В первой четверти XX в. горбачи, следуя тра­диции, носили, в основном, пожилые женщины, молодые же стремились надевать более новые для этого края сарафаны на лямках (клинники) или вообще отказывались от этого вида одежды, отдав предпочтение юбкам. Но кержацкие обы­чаи еще были достаточно сильны: если кержак брал себе в жены российскую, то настаивал на том, чтобы она перешла на их "дедовскую" одеж­ду. Так, рассказывали, что, когда мать - пересе­ленка из Вятской губернии вышла замуж за кер­жака из Уксунайской волости, то он демонстра­тивно, у всех на глазах, разрезал лямки ее

Рис. 62. Кержацкий погребальный сарафан из белого ситца, с. Солонешное Солонешенского района, современный.

Рис. 63. Пожилые "полячки". Фото А.Е. Новоселова, 1912 г. ОГОИЛМ 4255-7.

Рис. 64. Нарукавная одежда:

а - из холста, д. Быково Бухтарминской волости. ГМЭ 5158-35;б - из синего сатина, п. Сажаевка Бухтарминской волости;в - вид сзади.

Рис. 65. Нарукавная одежда: "поляцкие" холщовые нарукавники, Крутоберезовская волость, 1867 г. (См. Маслова Г.С. Народная одежда русских, украинцев и белорусов...- С. 651).

сарафана со словами: "У нас такой моды нет". В настоящее время горбачи с перелинкой встреча­ются в моленных и погребальных комплексах (рис. 62).

ПЕРЕДНИКИ

Поверх сарафанов и юбок русские старо­жилки Верхнего Приобья надевали пе­редники, являвшиеся необходимой составной частью как рабочего, так и праздничного костю­ма. Для второй половины XIX - начала XX вв. зафиксированы следующие типы передников:

туникообразные, на кокетке, запоны (фар­туки). Бытовавшие ранее повсеместно тунико­образные передники своим происхождением свя­заны с плечевой туникообразной одеждой - стан в них составляло одно, перекинутое через пле­чи, полотно. С боков вшивали прямые или ко­шеные бочки, а в проймы, образованные станом и бочками - кошеные рукава с клиньями.

В Северном и Центральном Алтае нам уже не удалось встретитьпередники туникообразно-го покроя, но. по сообщениям информаторов, они представляли собой "те же поморники, только без спинки". Их носили здесь еще в 1910 -1920-х гг. "Сквозные", т.е. туникообразные,на­рукавники (нарукавник) крестьянок ряда рай­онов известны не только по сообщениям инфор­маторов, но и по сохранившимся экземплярам одежды, а также старинным фотографиям (рис. 63). Существовало два варианта покроя центрального полотна: при первом оно могло пе­регибаться таким образом, что закрывало на спи­не только лопатки (у старообрядок Причумышья, "полячек"); во втором спинка выкраивалась од­ной длины с передним полотном, но при этом разрезалась сверху до низу (у бухтарминских, бердских старообрядок). По покрою описанные туникообразные передники с рукавами близки к южнорусским "запонам", "занавескам"; анало­гичная одежда существовала и у населения от­дельных районов Вятской, Новгородской, Вла­димирской и Московской губерниий [I].

Особо следует отметить специфику бухтар­минских нарукавников, выражавшуюся в нали­чии нагрудной вставки узорного тканья, в ре­зультате чего верхняя часть получалась как бы отрезной (рис. 64, а). Анализ кроя и украшений таких форм свидетельствует о возможности слияния одежды типа вологодских нагрудни­ков (особую близость с которыми отмечала и Н.П. Гринкова) и северорусских нарукавников, от которых, вероятно, и произошло название бух­тарминских передников. В позднейших нарукав­никах на кокетке тканые полоски заменились вышивкой "по борам", а еще позднее - заранее вышитым куском ткани.

Иные традиции наблюдались в нарукавной одежде(нарукавнях) соседей бухтарминок -"полячек" Южного Алтая (рис. 65). Нагрудные украшения в виде тканья или вышивок отсут­ствовали, только горловину и разрез ворота окай­мляли узкими орнаментальными полосками и контрастной тканью. Подол же, особенно в арха­ичных холщовых нарукавнях, представлял со­бой динамичное чередование вышивок, полосок тканья, вязанных кружев, кумачовых приставок, расшитых "киргизским швом" (тамбуром) и т.д. Указанные элементы сближают "поляцкие" на­рукавники с южнорусскими "запонами" [2].

Материалы по одежде русских крестьян Юж­ного и Юго-Восточного Алтая позволил выявить близость туникообразных передников и мужских старинных рубах "поляцкого" и бухтарминского вариантов. Так, отделки "поляцких" нарукавен в виде вертикальных (продольных) кумачовых нашивок, вышитых "по-киргизски" вставок из кумача - близки аналогичным украшениям мужских рубах "поляков". А характерные узор-нотканые полоски по плечам и низу рукавов бух­тарминских нарукавников перекликаются с та­ковыми в рубахах этого же района. Сходство с другими видами одежды (например, "поляцки-ми" глухими сарафанами дабинниками) носило более отдаленный характер, хотя также просле­живается в приемах шитья, технике вышивок, орнаментальных мотивах.

Столь близкие аналогии, на наш взгляд, не случайны, а отражают, вероятно, параллельное в прошлом развитие указанных видов тунико­образной одежды. Однако от них всех передни­ки отличались укороченным до лопаток или раз­резанным до низа задним полотном. Поэтому вполне закономерно возникает вопрос: для ка­кой цели понадобилось создавать одежду, откры­тую на спине? В отличие от сведений о назначе­нии передников в Европейской России, мы рас­полагаем данными об особой роли таковых у русских крестьян Алтайского округа: передни­ки с разрезанными или несходящимися сзади полами, по мнению информаторов, носили бере­менные женщины (а в некоторых районах вооб­ще только они). Отмеченное назначение пере­дников объясняет во-первых, их своеобразный покрой, обеспечивающий максимально свобод­ную форму, во-вторых, сохранившийся в неко­торых местах старинный обычай не носить их девушкам до замужества.

Наиболее популярными на Алтае в конце XIX - начале XX в. былипередники и на кокетке(сперелинкой, катеткой), носившие различные названия:крылатики (у кержачек сел Тайна, Карагайка, Ново-Зыково, Верх-Уймон, Тумано-во и др.),махалистовый (сел Тайна, Кажа, Ка­рагайка),нарукавники (у старообрядок Бухтар-

Рис. 66. Нарукавная одежда:

а - из фиолетовой фанзы, с. Быструха Владимирской волости конца XIX - начала XX вв.;

б - из холста, д. Бутачиха Риддерской волости. ГМЭ 2699-3.

Рис. 68. Нарукавная одежда: нарукавник из с. Усть-Кокса Усть-Коксинского района Алтайского края, 1960-е гг.:

а - вид спереди;б - вид сзади.

Рис. 67. Костюм крестьянки в нарукавниках, с. Парыгино Бухтарминской волости, начало XX в.

мы, Берди, Верх-Сузуна),нарукавни (нарукав­ник) (у "полячек"). Эти передники бытовали, как правило, в тех же районах, что и туникообраз-ные, интенсивно вытесняя последние (рис. 66). Передники на кокетке были довольно разнооб­разны по используемым материалам, деталям кроя, украшеиям. Так, в Северном Алтае (Зале-совская, Тальменская, Сростинская и другие во­лости) в качестве рабочей одежды, а также одеж­ды для беременных женщин, использовались пе­редники с рукавами. Они состояли из кокетки (перелинки) трапециевидной или прямоуголь­ной формы и двух, сшитых спереди, полотнищ. В середине перегнутой по утку кокетки выреза­ли отверстие для головы. При соединении с пе-релинкой полотнища ткани собирали в сборку или укладывали складками. Спина оставалась открытой, так как полотна не сходились на 22 -25 см. Под прямым углом к кокетке пришивали длинные кошенные рукава, состоявшие из ко­шеного полотна и клина, срезанного с этого полотна.

Носили и передники без рукавов - нарукав­ники (с. Черемшанка, Залесово) или махалис-товый, называвшийся так по виду употребляе­мой ткани крупноузорчатого переплетения, ко­торые являлись поздней формой. Они сменили передник с рукавами: само назвавние нарукав­ники говорит о происхождении от одежды, имев­шей рукава. Такие нарукавники и махалистовые внешне напоминали короткие сарафаны с не­сшитыми задними полотнами. К отрезной, ши­риною до 10 см, нагрудной полоске пришивали два сосборенных полотна, которые будучи сши­тыми спереди, никак не скреплялись на спине. На фигуре эти нарукавники держались с по­мощью широких (5 - 6 см) пришивных лямок -пройм (рис. 67).

Материалы Южного и Юго-Восточного Алтая дают возможность убедиться, что многие харак­терные элементы украшений нарукавников с перелинкой в своей основе восходят к таковым в туникообразных передниках. Так, если в бухтар-минских туникообразных передниках в качест­ве отделки использовали полоски узорного тканья по груди, то и в позднейших нарукавни­ках на кокетке в этом месте выполняли красоч­ную вышивку. Для "поляцких" нарукавников, наоборот, было характерно акцентирование по­дола, а не груди, что также связано с уже отме­чавшимися традициями туникообразных пере­дников. В ряде нарукавников населения Бухтар-минской волости прослеживаются характерные для ранних форм одежды "полячек" черты - ор­наментированные вертикальные (продольные) полоски.

Бухтарминские нарукавники на кокетке в конце XIX - начале XX в. раскраивалась подо­

бно тому, как было описано для кержачек Се­верного Алтая. "Поляцкие" нарукавники на "катетке", совпадая по крою с вышеназванны­ми, отличались от бухтарминских деталями (не трапециевидная, а V - образная форма выреза горловины), используемыми украшениями (пре­обладание аппликаций в виде полосок, пил, на­кладных оборок, позумента и т.д.), приемами шитья (сборка боров на "прямую нитку", а не петлеобразными стежками). По сообщениям ин­форматоров, "полячки" от рассматриваемого вида одежды отказались в 1900 - 1910-х гг. (в это время уже "над ними смеялись"), между тем как бухтарминские женщины носили такие нарукав­ники до 1930 г. и позднее.

У кержачек Сарасинской инородческой упра­вы в изучаемое время бытовала нарукавная одежда в виде короткого, разрезанного на спи­не, сарафана - нарукавни или крылатики (в более поздних вариантах скрылышками-оборками на лямках). Эти уймонские пере­дники отличались от описанных "поляцких" или бухтарминских более темными расцветка­ми тканей, скромными украшениями (рис. 68). До настоящего времени сохранились нарукав­ники переселенок с Бухтармы, вышедших в свое время сюда замуж. Эти передники, как правило, резко отличаются от местных - изго­товлены из характерных для бухтарминских на­рукавников тканей (ярких кашемиров, шелков) и богато украшены по груди, верхней части рукавов, низу подола.

Кержачки Центрального Алтая (Ануйской волости) в нарукавниках на кокетке оформляли ворот подобно мужским рубахам с воротником-ошейником и махлестк-ой-застежкой спереди. "Полячки" этого же района носили глухие, т.е. без застежки, передники, которые называли, как и убо-ульбинские старожилки, нарукавнями. В зависимости от употребляемого материала их ис­пользовали как рабочую и как праздничную одежду. В конце XIX в. ануйские кержачки, а несколько позднее, и "полячки" в качестве праз­дничного наряда стали себе шить безрукавные крылатики. По покрою и общему виду эти кры­латики близки к вышеописанным уймонским. Их одевали молодухи по праздникам или "на полянку", "на лужок". Однако пожилые женщи­ны предпочитали ходить в нарукавнях с рука­вами и в первом десятилетии XX в.

Кроме всего сказанного, необходимо отме­тить, что у сибирячек Верхнего Приобья зафик­сированы нарукавники на кокетке иного вида -с воротником-ошейником и застежкой на спине. Форма нарукавной одежды с завязками на спи­не скорее всего была принесена на Алтай той частью старожилок, которая своим происхожде­нием связана с северорусскими губерниями, где

Рис 69 Фартук из купонной ткани, с Большой Бащелак Чарышской волости, начало XX в

Рис 70 Крестьянка в нарядном фартуке, с Большой Бащелак Чарышского района Алтайского края, современная Фото А М Фаддеева

Рис 71 Изображение девушек в праздничной одежде, середина XIX в , АГМЭ, р 55, о 1, N 77, л. 1

зафиксирована аналогичного вида и названия одежда (Олонецкая губерния) [З].

Как отмечалось, роль передников у русского населения Верхнего Приобья играла ипоясная одежда -запоны, и фартуки (рис. 69). По нашим сведениям, если фартуки на Алтае распростра­нялись под городским влиянием в конце XIX -начале XX вв., то запоны, надевавшиеся сиби­рячками поверх домотканных юбок и сарафанов, являлись более старой одеждой. Запоны шили из двух кусков ткани с опушкой, в которую про­дергивали конопляный гашник; фартуки - име­ли пришивные завязки -вязки. Фартуки могли быть с нагрудной частью - нагрудкой, которой у запонов, как правило, не было (рис. 70). Сущес­твовала разница и в назначении - запоны ис­пользовались и как рабочая, и как праздничная одежда, фартуки же надевали в основном на гу­лянье, "на полянку" ("Без фартука гулять не хо­дили", - часто говорили наши информаторы).

В соответствии с выполнявшимися функция­ми запоны были холщовые (рабочие) или "из товара" (праздничные) - сатина,канифаса, ка­шемира, коленкора и др. Праздничные украша­лисьблондами в виде нашивок-полосок из дру­гой ткани, кружевами, оборками и т.д. При этом сборки могли присоединяться к переднику ку­колками, что в сочетании с полоской вышивки по низу смотрелось весьма живописно. Фарту­ки, служившие, как отмечалось, составной частью праздничного костюма, изготовлялись обычно из покупных материалов и также богато украшались различными отделками. Шили их и из купонных тканей (рис. 69).

ГОЛОВНЫЕ УБОРЫ

\Т русских старожилок Верхнего Приобьяv согласно старой славянской традиции прически и головные уборы девушек и замуж­них женщин значительно различались [I]. Де­вичьей прической повсеместно была заплетен­ная тремя "прядями вверх" коса, "поскольку она была одна, не замужем", но в особых случаях волосы расплетали (например, при венчании, "окручивании", т.е. смене прически и головного убора после венца). Девушкам разрешалось на­ходиться в обществе с непокрытой головой, в от­личие от замужних женщин, для которых это было большим грехом. Истоки подобных тради­ций, несомненно, уходят своими корнями в очень отдаленное прошлое, к которому восходит и обы­чай беречь косу, как сосредоточие девичьей чес­ти, силы (вспомним обряд продажи девичьей косы перед свадьбой). Верили, что стоит подер­жаться за косу свахе или жениху, то можно ли­шиться силы воли - не "хочешь, да пойдешь за­муж". Для того, чтобы коса выглядела аккурат­

ной, волосы смазывали коровьим маслом. Сма­занные волосы хорошо держали популярные у девушеквиски - пряди волос, уложенные в виде петли перед ухом (рис. 71).

В конце XIX - начале XX вв. у чалдонок в Се­верном Алтае было распространено украшение косы одной или несколькими лентами, прикреп­ленными к первой ленте, повязывание сверху платочка "по-Девичьи" - под подбородком [2]. Старинный способ - обертывание головы шалью, сложенной в виде ленты, в указанное время ис­пользовался здесь мало. Кержачки разных рай­онов Алтая в это время еще носили сложенный с угла на угол платок, который сворачивали пол­осой в ладонь шириной и повязывали на лоб уз­лом сзади, обязательно поверх косы. Темя при этом всегда оставалось открытым (рис. 73). Осо­бенно долго, до 20 - 30-х гг., этот старинный обы­чай сохранялся у девочек-подростков Сарасинс-кой инородческой управы [3].

Повязывание платков (шалей) имело свои региональные особенности: их могли складывать более или менее широкой полосой, в зависимос­ти от того, как это было принято в данном селе, свободно распускать концы по всей спине или заматывать в виде чалмы (рис. 72, 73). Среди девушек бытовал обычай носить завязанные сза­ди шали, спуская концы в разные стороны - один на грудь, другой - на спину. При этом в качестве украшения старались использовать и бахрому, кисти которой расправляли у висков. Особый интерес представляют те способы повязывания, которые информаторы характеризовали как "ро­гатые" - ведь, как известно, "рогатость" свой­ственна женским, а не девичьим уборам. При по-вивании "с рогами", "с рожками" свернутую лен­той шаль накладывали на лоб. Здесь их еще раз перекручивали и, заправляя оставшиеся концы под платок, укладывали "рожки". По форме этот тюрбан действительно напоминал женские ро­гатые уборы. У бухтарминских старообрядок по­добный способ повивания носил название "на два конца", т.к. оба конца шали закручивали вокруг головы. Однако, голову могли повязать и "на один конец", когда по очелью наматывали только один конец, оставляя другой на спине [4]. В указанных примерах все приемы укладыва­ния шалей повторяли таковые в здешних женс­ких уборах с той лишь разницей, что в послед­них для закрывания затылка оставляли уголок, чего в девичьих никогда не делали. Подобным образом повязывавшиеся шали девушки носи­ли, по сообщениям информаторов, в определен­ных случаях - на масляницу, на полянку. Опи­санные способы повязывания в виде тюрбана можно видеть и у играющей молодежи на ста­ринном рисунке неизвестного художника (рис. 71). В Европейской России такие, "рогатые",

Рис. 72. Способы повязывания кашемировых шалей у "полячек" Ануйской волости во второй половине XIX - начале XX вв.:

а - девичья повязка "коруной";

б - женская повязка спереди, сбоку и сзади.

Рис. 73. Девичьи повязки на девушках из с. Топольного Солонешенского района (участницы ансамбля "Тополек"), 1988 г. Фото А.М. Фаддеева.

Рис. 74. Девичье украшение в косы - "кисти", с. Белое Верх-Бухтарминской волости. ОГОИЛМ 2222. 2229.

повязки отмечены для девушек Архангельской, Курской, Орловской, Белгородской, Липецкой губерний [5].

Помимо украшений кос лентами, повсемест­но в Алтайском округе бытовала традиция впле­тениябисерных кистей, подкосников, подвесок(рис. 74). Но, если в северных районах бисерные кисти были более характерны для российских из южнорусских губерний (исключение составляли кержачки Прибердья), то в Центральном, юж­ном и Юго-Восточном Алтае такие украшения являлись типичными для старожильческого, прежде всего "поляцкого", населения (Ануйской, Алейской, Владимирской, Риддерской, Верх-Бухтарминской волостей). Кисти, как и подкос-ники с подвесками, состояли из плетеного шнур­ка, концы которого заканчивались бисерными поднизями. Все низки соединялись между собой так, что поднизь напоминала маленькую бисер­ную юбочку. "Полячки" убо-ульбинских сел, по­мимо кистей, вплетали в косы и вязаные шер­стяные полоски, а также тесемки, расшитыеблестками (бляшками), бахромой, пуговицами.

Обычай подтыкать спереди, под шаль,селезне-вые кудри, иликосички, также как и цветы, бы­товал в прошлом как в северных, так и в южных районах Алтая. Головной убор в виде венка из бантов, цветов зафиксирован в обрядовой одеж­де - его надевали просватанные девушки, а так­же при поездке к венцу. В праздник, на Троицу, повсеместно деревенские девушки плели себе венки из живых цветов, которые затем бросали в реку либо носили весь день на голове.

Подчеркнем, что все вышесказанное в отно­шении девичьих уборов, относилось к так назы­ваемым "большим девушкам", т.е. тем, которым уже исполнилось 15-17 лет. Маленькие девоч­ки обычно никаких специальных уборов не име­ли, хотя в некоторых селах Бухтармы старухи и вспоминали сшитые из тканей полоски, которые в старину повязывали подросткам [6]. Те девуш­ки, которые по возрасту вышли из невест (ста­рые девы), хотя и заплетали одну косу, но носи­ли ее не на спине, а вокруг головы. Платок при этом продолжали подвязывать по-девичьи. За­вязывать девушке самой платок "по-бабьи", т.е. концами назад, считалось, особенно у старооб­рядцев, великим грехом, одной из примет при­шествия антихриста, когда "бабы будут просто-волоски, а девки самокрутки".

Отцы патриархальных семей не допускали никаких вольностей и в прическах, как-то: вы­стригать модные в начале XX в. пряди волос у висков -кудельки, баки. Огнева А.С. (1912 г.р.) из с. Пеньково б. Николаевской волости вспоми­нала: "Модны были баки. Их выстригали около ушей и выставляли вперед из-под платка. Отец запрещал этого делать. Сам плел косу от затыл­ка мелкими прядками, вплетал ленточку, а я уж из разных лент хвост навяжу".

Умерших девушек поверх расчесанных и ско­лотых "кустиком" волос накрывали только од­ним, сложенным по диагонали или распущен­ным, платком (кисейным покрывалом свенчи­ком на очелье), концы которого никак не скреплялись. Аналогичный способ набрасыва­ния платков имел место и в свадебной обряднос­ти. Невесту обыкновенно везли к венцу в наки­нутой на голове шали(покрывало), концы кото­рой перебрасывали крест-накрест - один на спину, другой на грудь. Свадебное покрывало могли и просто набрасывать в развернутом виде, частично закрывая при этом лицо [7].

Смена девичьего убора на женский сопровож­далась особыми обрядами (так называмым "ок-ручением","скручиванием"), которые, по-мне-нию Н.И. Гаген-Торн, имели своей целью обез­вредить (закрыть) волосы невесты, вернее, заключенную в них магическую силу, опасную для рода мужа [8]. Окручение заключалось в рас-плетений девичьей косы и заплетении двух "пря­

дями вниз", что значило перемену судьбы - "их стало двое", "жизнь разделилась надвое". Эти косы обертывали вокруг головы, перекрещивая спереди (на затылке не полагалось). Однако кое-где у кержаков зафиксированы и случаи укла­дывания волос узлом на темени (с. Акулово). Воз­можно, что наименование обряда "окручение" и произошло от последнего способа завертывания волос.

При окручении девичий убор дополнялся та­кими "женскими" деталями, каксашмура, кич­ка, с/ц/цапец и т.д., что зависело от бытовав­ших в данном районе традиций. После "окручи-вания без сашмуры в куть не заходи". В районах совместного проживания старообрядцев разных толков, а также чалдонов (Ануйская, Алейская, Владимирская и некоторые другие волости) во­прос о том, чем окручивать, если невеста "дру­гой веры", стоял очень остро. Так, когда "поляч­ка" выходила замуж за кержака, то, невзирая на недовольство родственников с ее стороны, окру­чивали по-кержацки сашмурою и, наоборот. Пос­ле окручивания за выполнением полного закры­вания волос следили, как уже говорилось, очень строго. Об этом свидетельствуют и многие доку­менты из судебных дел, из которых явствует, что снятие или сбивание с женщины платка рас­сматривалось как наивысшее оскорбление не только ей, но и всей родне, мужу [9].

Для картографирования мы выделили не­сколько комплексов женских уборов в зависимос­ти от входящих в них составных частей: