- •{3} Предисловие
- •{4} От автора
- •{7} Часть первая {9} Глава перваяЗарождение Студии
- •«Усадьба Ланиных»
- •Первая встреча
- •Первые прикосновения к искусству
- •Первый «провал»
- •{21} Глава вторая Конец скитаниям
- •«Честное слово»
- •Новые правила приема в Студию
- •Театральное воспитание. (Школа к. С. Станиславского)
- •Парадоксальное утверждение школы «переживаний»
- •Воспитание этическое. (Школа л. А. Сулержицкого)
- •«Ради чего»
- •Студийные «праздники мира»
- •{32} Студийные вечеринки
- •Требования «студийного такта»
- •«Богатые и счастливые»
- •Студийный организм
- •{39} Глава третья Вахтангов и война
- •Ювелирная работа и опасность обезличивания
- •«Новая полоса»
- •{47} Глава четвертая «Чудо св. Антония»(Первый вариант)
- •Сценическая «вера», как основа театрального искусства
- •«Волнение от сущности»
- •«Идти от себя»
- •«Мысль»
- •{57} Боязнь обезличивания
- •«Артистичность»
- •{60} Глава пятая Февральская революция
- •Тяготение к романтизму
- •«Исполнительные вечера»
- •Выход из подполья
- •{67} Часть вторая {69} Глава шестая Вахтангов и Октябрь
- •Идея «Народного театра»
- •«Народный театр» Театр.‑Музык. Секции Моск. Сов. Раб. Деп.
- •«Школа — Студия — Театр»
- •Вахтангов нарасхват
- •План работ в тео
- •Болезнь Вахтангова
- •{87} Глава седьмая Внутренние нелады
- •Два письма е. Б. Вахтангова
- •Раскол Совета
- •{96} Добро и зло
- •{101} Развал студии
- •{103} Часть третья {105} Глава восьмая Возрождение
- •Опыты в области трагедии
- •Новые театральные лозунги
- •{115} Глава девятая «Чудо св. Антония»(Второй вариант)
- •Мастерство
- •«Театральный реализм»
- •Вахтангов и Станиславский
- •Вахтангов и Мейерхольд
- •{133} Глава X «Принцесса Турандот»
- •Принцип импровизации
- •Обращение с аксессуарами
- •Сценическая площадка
- •{146} Открытие театра
- •Последние репетиции Вахтангова
- •Последняя победа
«Богатые и счастливые»
Особенно огорчался Вахтангов, когда видел легкомысленное отношение к Студии, когда видел, что его ученики перестают ценить то богатство, которым они обладают.
Под влиянием такого огорчения, в связи с понижением посещаемости студийных уроков, он и написал однажды письмо, которое значится в его дневнике под заголовком: «моим ученикам». Приводим это письмо полностью:
«Дорогие мои!
Если б вы знали, как вы богаты. Если б вы знали, каким счастьем в жизни вы обладаете. И если б знали вы, как вы расточительны. Всегда ценишь тогда, когда потеряешь.
И если б вы знали, как грустно от мысли, что и вам когда-нибудь придется оценить поздно.
То, чего люди добиваются годами, то, на что тратятся жизни — есть у вас: у вас есть ваш угол.
Вы молодые и потому не считаете дней.
Когда ваш угол станет прошлым, ему найдется много тепла в воспоминаниях.
Не считаете дней. Пропускаете их.
Подумайте, чем наполняете вы тот час, в который вы не бываете вместе. Хотя и условились именно в этот час сходиться для радостей, сходиться для того, чтобы почувствовать себя объединенными в одном общем для всех стремлении.
Осуществленном стремлении.
Подумайте, много ли их бывает?
Много ли таких богатых и счастливых?
{36} Богатых тем, что объединились одним желанием.
Счастливых тем, что стремление объединиться для одной, общей для всех цели, осуществилось.
Таких мало, и вы это знаете. Вы это видите часто и много.
Вы молоды и не считаете дней.
Вы не знаете, что беспощадна жизнь к тому, кто поздно оглянется, кто поздно пожалеет.
Вы не видите злорадостной улыбки жизни по адресу тех, кто беспечно не считает дней.
Как много прекрасного заложено в каждом из вас, как бурно и кипуче можно было бы прожить земные дни, если б мы не были так расточительны и беспечны.
Казалось бы, что каждый из нас должен был бы создать, себе главное, дорогое и желанное и ради этого главного, дорогого и желанного делать все остальное: давать уроки, учиться в школе, сносить все тяжелое, что дает жизнь.
Казалось бы, что только тогда и имеет смысл земная жизнь, когда ее бремя я сношу ради своего главного, дорогого и желанного.
Казалось бы, что только тогда и имеет оправдание наша вынужденная самой жизнью, греховность.
Я грешу, я поступаю дурно, я делаю много зла, я мельчу себя противненькими и гаденькими делишками, — но зато это не главное, не дорогое, не желанное.
Я не отдам этим делишкам и маленьким минутным наслаждениям ни одной минуты, если в эту минуту я должен быть со своим главным.
Так, казалось бы, должен говорить и поступать каждый из нас.
А между тем, мы главное свое делаем второстепенным, главное свое обращаем в “делишки”, и в минуту, когда надо быть при главном, мы легко и расточительно отдаемся повседневным маленьким минутным наслаждениям и безотчетно этим самым делаем их главными.
Мы небрежны и небережливы.
Мы все думаем, это не уйдет.
Мы все думаем, это я успею.
И это потому, что мы молоды и не умеем считать дней.
А дни уходят.
Незаметно, легко, скользя друг за другом.
Нам кажется, что сегодня я такой же, какой был вчера.
И если мы будем ежедневно смотреть на себя в зеркала в продолжении лет 20, мы не увидим хода жизни на своем, лице, нам будет казаться, что оно таким было всегда.
Хитро обманывает жизнь, хитро завязывает нам глаза и отвлекает нас, а сама мчит день за днем, незаметно для нас {37} нанизывает их на короткий стержень продолжительности нашего существования.
Мы и не замечаем, как приходит к концу вместимость стержня, как скоро не на что будет нанизывать. Оглядываешься, и становится страшно: что же делал все эти дни моей жизни? Что вышло главным? Чему я отдал лучшие часы дней моих? Ведь я не то делал, не того хотел… Ах, если б можно было вернуть, как бы я прожил, как бы хорошо использовал часы земного существования.
У вас есть возможность не сказать этих слов. Поздних и горьких.
Вы богаты.
И так расточительны, небережливы и молодо-беспечны.
Е. В.»
