Dobrynin

чаще вмешивается в сферу деятельности госдепартамента, что не нравится Хейгу.

Вчисле немногих иностранных послов я был (28 марта) на ежегодном обеде известного в Вашингтоне клуба „ Гридайрон". На обеде было около 500 человек - представители администрации, конгресса, делового мира и средств массовой информации. По традиции, во время обеда объектом дружеских шуток становятся видные политические деятели, начиная с президента. Последний также выступил, обменялся остроумными репликами

слидером оппозиционной партии и другими. Немало было пародийных выступлений. Вообще это было интересное, чисто американское политическое шоу, несколько непривычное для иностранцев.

Втеатрализованном представлении неожиданно выступила супруга Рейгана, она участвовала в шуточном хоре группы переодетых корреспондентов, которые пели частушки и плясали. Это было необычно даже для американской аудитории. Как мне дооверительно рассказал один из устроителей вечера, поскольку пресса недоброжелательно высказывалась о Нэнси Рейган (ее критиковали за высокомерие, увлечение дорогими вещами, богатыми знакомыми и т. п.), ей посоветовали пойти на такой экстравагантный шаг. Пресса это оценила и стала в более благоприятном свете освещать ее деятельность.

Вперерыве у меня состоялся краткий разговор с Рейганом. После обмена обычными приветствиями он выразил надежду, что сможет в будущем более обстоятельно побеседовать со мной, заметив, что это рекомендовал ему и Никсон.

Я ответил президенту, что готов встретиться с ним в удобное для него время. Рейган сказал, что обязательно сделает это, но чуть позже. Чтобы беседа была полезной, он хотел бы глубже изучить вопросы внешней политики и отношений с СССР. Сейчас, добавил он в шутку, мне было бы трудно „ на равных" вести беседу, поскольку Вы, как посол, „ пережили" уже нескольких президентов США и хорошо знаете все детали вопросов, а я еще нет.

Покушение на Рейгана. Письма Брежневу

Через пару дней Америка была в шоке - на Рейгана было совершено покушение. Он получил серьезное ранение, хотя сгоряча в первый момент этого не осознавал. К счастью, недалеко был госпиталь, где смогли быстро сделать операцию. Мотивы покушения остались не совсем ясными. Стрелявший в президента был признан психически больным. Сам факт покушения вызвал в стране волну симпатий и сочувствия к президенту. Аппарат Белого дома вначале растерялся, и главным распорядителем стал инициативный Хейг. Окружение президента ему этого не простило.

Через несколько дней у меня на обеде был Анненберг с женой, ближайшие друзья семейства Рейганов еще по Калифорнии. Он бывший посол в Англии. Она же заведовала протокольным отделом госдепартамента.

Анненберг высказал мнение, что Рейган в конечном счете осознает -возможно, даже раньше, чем некоторые его помощники, - необходимость внесения корректив в его нынешний курс в отношениях с СССР. „ Рейган -небезнадежен в этом смысле", - утверждал он. Но потребуется время, тут же добавил он, и, возможно, немалое.

ПРЕЗИДЕНТ РОНАЛЬД РЕЙГАН

Правда ранение Рейгана, видимо, задержит „ процесс познания" им внешнего мира, отметил Анненберг. Ранение оказалось более серьезным, чем сообщалось общественности. Хорошо, что его не повезли в военный госпиталь, где обычно лечат президентов, который находился довольно далеко от места покушения и куда президент мог и не доехать. Ему здорово повезло, что ближайший гражданский госпиталь оказался одним из немногих, который располагал первоклассной службой реанимации. Когда Рейгана привезли в госпиталь, он потерял сознание и наступило опасное состояние шока, серьезно затруднившего дыхание. Лишь экстренное вмешательство высококвалифицированных специалистов помогло предотвратить возможную трагедию.

По ходу нашей беседы Анненберг заметил, что Рейгану придется еще преодолеть сильную психологическую предубежденность против переговоров с СССР. Он считает, что русские могут его перехитрить, если за ним не будут стоять мощные вооруженные силы.

25 апреля Хейг сообщил мне, что у него есть поручение Рейгана передать сразу два письма Брежневу. Одно является как бы официальным ответом на последнее письмо Брежнева. Другое написано самим Рейганом от руки, а не на машинке, в нем „ он хотел бы в личной форме поделиться некоторыми своими мыслями с советским руководителем".

Отвечая на вопрос, чем руководствовался Рейган, направляя сразу два письма, Хейг сказал, что проект первого письма был подготовлен госдепартаментом. Отдавая его Хейгу, президент одновременно вручил второе письмо, которое он сам написал, начав его, когда еще был в госпитале. По мнению Хейга, президент захотел по возможности оторваться от нынешних конкретных проблем, которые еще нуждаются в детальном изучении и которые достались ему в наследство, а не являются результатом его собственных действий, и посмотреть на советско-американские отношения философски, пошире, имея в виду постоянный поиск возможностей их улучшения. Рейган откровенно изложил свои мысли и свое видение мира. В этом особенность второго письма президента.

В личном письме Рейгана проводилась мысль - в историческом плане - о неизменной доброй воле Америки в международных делах; он ссылался, в частности, на период сразу после второй мировой войны, когда у СССР не было еще атомной бомбы, а вся страна была разрушена войной. США не воспользовались тогда свои превосходством, когда их никто не мог бы остановить, чтобы захватить чужие территории. На этом фоне последующая советская политика, в изложении президента, выглядела иной. Если бы изменилась политика СССР, то обе страны могли бы вместе взаимодействовать. Это письмо Рейгана держалось администрацией в секрете. Ближайшее окружение президента считало его „ наивным".

Ответ Брежнева на личное письмо президента я вручил Хейгу 27 мая. Привожу его достаточно полно, поскольку оно было одним из ключевых в начале их переписки. Оно было продуктом коллективного решения всего Политбюро.

„ Уважаемый г-н президент! Я тщательно обдумал Ваше личное письмо мне и хочу ответить на него в таком же личном и откровенном плане.

Как и Вы, я помню о нашем с Вами кратком разговоре на приеме у президента Никсона в „ Каса Пасифика" в июле 1973 года... Я обратил внимание, что, вспоминая 1973 год, Вы отмечаете, что' достижение мира и доброй воли между людьми не оказалось столь близким, как тогда. И действительно, именно в те годы наши две

СУГУБО

ДОВЕРИТЕЛЬНО

страны вступили на путь договоренностей, которые знаменовали коренной поворот к лучшему не только в наших отношениях, но и в международной обстановке в целом. Это были годы, когда СССР и США активно и небезуспешно взялись за решение задачи ограничения вооружений, прежде всего стратегических, когда они приступили к совместным поискам решений острых международных проблем, когда плодотворно развивались взаимовыгодные двусторонние связи и сотрудничество наших стран в самых различных областях. Почему же процесс начал давать сбои, а потом приостановился и даже оказался отброшенным вспять?.. И тогда мы вспомним, что еще в то время, когда развитие наших отношений шло по восходящей линии, в США раздавались голоса людей, которым не нравилось такое их развитие, которые упорно стремились затормозить и сорвать этот процесс. В Вашем письме говорится, что после второй мировой войны США обладали способностью добиться мирового господства, но, дескать, сознательно не воспользовались этой способностью. Скажу прямо: вряд ли найдется много людей, которые согласились бы с таким утверждением. На самом деле США сделали максимум, чтобы добиться того, что американские деятели сами называли „ Паке Американа"... Но это оказалось за пределами их возможностей - вот в чем дело. Кстати, еще до того, как появилась американская атомная бомба, СССР был в состоянии много сделать, чего он не сделал, сохраняя верность своему слову и уважая союзнические обязательства.

...Ну а если взять самые последние годы, когда отношения между нашими странами стали ухудшаться, и ухудшаться резко, то известно, что „ львиную долю" в этот процесс внесла администрация Картера, хотя, скажем прямо, в конечном итоге никаких лавров Картеру это не принесло. Не так ли, г-н президент?

Но почему-то и новая администрация США решила продолжать движение по этому же пути. Попробуйте, г-н президент, посмотреть на происходящее нашими глазами (...военно-политические союзы, военные базы за тысячи километров от США, нацеленные на нашу страну...).

...Главное же, что мне хотелось донести своим письмом, это мысль о том, что мы не ищем противоборства с США, не покушаемся на законные интересы Америки. Мы хотим иного - хотим мира, сотрудничества, чувства взаимного доверия и благожелательности между СССР и США. Мы предлагаем сейчас США и другим западным странам честные конструктивные переговоры, поиск решений практически по всем существующим между нами вопросам - и о сдерживании гонки вооружений, и о ликвидации опаснейших очагов напряженности в различных районах мира, и о мерах укрепления доверия.

...Мы никогда не будем зажигать военного пожара... Хотели бы верить в Вашу личную мудрость также не допускатьчшчего, что толкало бы мир к катастрофе.

Переписка имеет свои ограничения, личная беседа в этом смысле лучше. В этой связи хочу сказать, что относительно нашей с Вами встречи я также исхожу из того, что она должна быть хорошо подготовлена. К вопросу о сроках ее проведения мы, я полагаю, могли бы еще вернуться в подходящий для обоих нас момент. С уважением, Л.Брежнев. 25 мая 1981 года".

Хейг внимательно прочитал текст, но от своих комментариев воздержался, сказав, что это письмо должен сперва прокомментировать сам президент.

В целом надо признать, что интересная попытка Рейгана завязать какой-либо личный диалог с Брежневым окончилась безрезультатно. Советское руководство просто не обратило внимания на психологический аспект письма Рейгана, когда он впервые обращался с собственным письмом к коммунисту, Генеральному секретарю ЦК КПСС, что само по себе было для него непростым шагом. Брежнев, не задумываясь, прямо вступил с ним в

ПРЕЗИДЕНТ

РОНАЛЬД РЕЙГАН

привычную советско-американскую полемику, которая не могла привести в тот момент к „ наведению мостов" между ними. Правда, сам Рейган в своем письме также ничего не сделал в этом направлении, хотя, видимо, и откровенно изложил свои личные убеждения. Оба лидера не смогли настроиться на близкую волну для дальнейшего диалога. Их личная переписка повисла в воздухе. В дальнейшем их письма опять готовились дипломатическими ведомствами в духе существовавших идеологических концепций. „ Прорыв" на высшем уровне, фигурально говоря, не состоялся. Больше того, Белый дом стал давать тенденциозные утечки из других писем Рейгана, что обесценивало их конфиденциальность.

На следующий день я передал Хейгу второе письмо Брежнева (ответ на второе, официальное, письмо Рейгана, в котором поднимались конкретные вопросы).

В ответе Брежнева выражалось сожаление, что письмо Рейгана построено на общей посылке об ответственности СССР за существующую в мире напряженность и о советской военной угрозе. Отмечался положительный отклик Рейгана на наше предложение расширить зону доверия на всю европейскую часть СССР, но в то же время западные участники мадридской встречи, включая США, уходили от ответа, что они готовы сделать сами в порядке взаимности. Высказывалась надежда на более конструктивную позицию США по другим вопросам мадридской встречи (в частности, по вопросу о созыве общеевропейской конференции по разрядке и сотрудничеству в Европе и т. п.).

Выражалось сожаление по поводу отрицательного отношения к советскому предложению об установлении моратория на размещение в Европе новых ракетно-ядерных средств средней дальности. Указывалось на то, что фактическое положение (вопреки утверждениям о советском превосходстве) таково, что ядерные вооружения СССР в Европе не превышают совокупного уровня ядерных средств группировки НАТО, и, стало быть, в Европе существует сейчас примерное равенство в соответствующих видах вооружений. Мораторий лишь фиксировал бы сложившееся равенство. Далее кратко говорилось о Польше (США не должны вмешиваться во внутрипольские дела) и об Афганистане (нужен процесс политического урегулирования).

Взаключение выражалась надежда, что обмен мнениями на этом и другом уровнях будет способствовать нахождению решений.

Хейг кратко сказал: доложу президенту.

Из беседы с ним по ядерным вооружениям явствовало, что администрация не будет готова обсуждать с нами эти вопросы до встречи министров на Генеральной Ассамблее ООН, т. е. фактически в течение всего первого года президентства Рейгана сознательно исключались такие переговоры.

Входе той же беседы Хейг сказал, что администрация с озабоченностью следит за тем, как СССР вооружает Никарагуа, руководство которой продолжает „ возмущать спокойствие" в районе Центральной Америки, на что жалуются правительства стран этого региона. Хейг не мог, однако, привести каких-либо достоверных фактов на этот счет (он вообще был не прочь порой блефовать).

Тем не менее он бросил многозначительную реплику, которая была, судя по всему, ключом к затеянному им разговору о Никарагуа, а именно в случае необходимости они „ могут ответить поставками американского оружия в страну, непосредственно соседствующую с СССР" (т. е. Китаю).

СУГУБО

ДОВЕРИТЕЛЬНО

Я предостерег Хейга не играть с огнем. Он промолчал. В то же время Хейг достаточно откровенно пытался нас шантажировать - как в ответ за Центральную Америку (хотя наша активность там была минимальная) -возможностью американской военной помощи Китаю или определенными шагами в Польше.

Администрация активизирует „ китайскую карту"

Хейг устроил (4 июня) прием в честь дипломатического корпуса в Вашингтоне (он произнес приветственную речь, я - как дуайен корпуса -ответил ему).

В связи с его предстоящим визитом в Китай в печати появились сообщения, что в ходе этого визита речь пойдет о расширении перечня американской военной техники, разрешаемой для продажи Китаю. Поэтому в беседе с ним я поинтересовался, насколько это соответствует действительности. Он утверждал, что вопрос о продаже оружия не является целью его визита, ибо главное - это обсуждение „ взаимных стратегических интересов" США и Китая в глобальном плане. Правда, скороговоркой признал, что они рассматривают вопрос „ о некотором поднятии уровня" списка военной техники для продажи Китаю, учитывая „ дружественный характер" отношений США с ним.

Я заметил, что они затевают опасную игру, которая может самым серьезным образом отразиться на наших отношениях. Однако администрация, судя по Хешу, была уже настроена на китайскую волну.

Китайский вопрос поэтому стал занимать видное место в наших отношениях с Вашингтоном.

17 июня Стесселу было сделано представление по поводу данного нам ранее „ разъяснения" Белого дома в отношении продажи военной техники Китаю, из которого следовало, что США допускали такую возможность.

„Подобное поведение американской стороны, - говорилось в советском представлении, - не могло бы расцениваться иначе, как откровенно враждебное в отношении СССР. Правительству США должно быть ясно, что его практические шаги по предоставлению Китаю оружия, военной техники

итехнологии будут соответствующим образом учитываться нами в общем контексте советско-американских отношений и что в этом случае СССР был бы свободен применять такие меры, которые могут диктоваться складывающейся обстановкой".

Стессел сказал, что он, конечно, хорошо понимает важность этого вопроса для будущих советско-американских отношений. О нашем заявлении он сегодня же доложит правительству США (и пошлет телеграмму Хейгу, который был в загранпоездке).

Когда госсекретарь вернулся, я встретился с ним. В дополнение к обращению, переданному ранее через Стессела, сообщил, что советское руководство считает необходимым вновь затронуть вопрос о намерениях и действиях США в отношениях с Китаем. Передал ему текст соответствующего заявления.

„Советское руководство хотело бы надеяться, - говорилось в заявлении, - что правительство США и лично президент еще раз тщательно взвесят свои последние шаги в отношении Китая и сопоставят их с реальными издержками и с теми опасностями, которые они несут миру и не в последнюю очередь самим США".

ПРЕЗИДЕНТ РОНАЛЬД РЕЙГАН

Реакция Хейга свелась к словесным оправданиям и заверениям, что, дескать, ничего особо нового не произошло, что не предвидится больших продаж в близком будущем и что вообще он может заверить нас в том, что „ у администрации Рейгана нет намерения заниматься программой перевооружения Китая".

Но, несмотря на словесные заверения Хейга, администрация явно вела дело к расширению военного сотрудничества с Китаем. В июне администрация решила существенно ослабить ограничения на поставки в Китай военной техники (радары, противотанковые ракеты, средства ПВО и т. п.) и технологии, имеющей военное применение, а также упростить процедуру выдачи экспортных лицензий. За 8 месяцев 1981 года Пекину было выдано вдвое больше лицензий на закупку такой техники и технологии, чем за весь 1980 год.

Интересный взгляд на этот счет высказал вице-президент Буш в доверительной беседе со своим другом бизнесменом Кендаллом. Буш не одобрял нежелание администрации вести переговоры с СССР по вопросам контроля над вооружениями. Он сдержанно относился и к недавнему решению продавать оружие Китаю, так как это - без нужды - сильно испортит и без того плохие отношения с СССР. Сложность сейчас состоит в том, сказал Буш, что мы рассматриваем СССР через микроскоп, даже электронный микроскоп, т. е. все видим в сильно преувеличенном виде. А на Китай мы смотрим лишь через розовые очки. Немалую роль играет тут и то обстоятельство, что таким микроскопом в США в основном являются враждебные СССР средства массовой информации, которые к Китаю сейчас относятся почти с умилением, поскольку там нет „ еврейского вопроса", но ведется сильная антисоветская пропаганда.

Вцелом можно было констатировать, что вопрос о Китае становился еще одним серьезным раздражителем в наших отношениях при администрации Рейгана.

Овзглядах Рейгана

Водин из дней июня я был на обеде у Аллена, помощника президента по национальной безопасности. Разговор вели с глазу на глаз.

Аллен сказал, что накануне он беседовал с Рейганом, который сказал

ему, что считает полезным состоявшийся откровенный обмен мнениями в ходе переписки между ним и Брежневым. Такой обмен мнениями Рейган считает целесообразным проводить периодически. Президент сожалеет, что не совершил пару лет назад поездку в Москву, когда была такая возможность. Если бы он тогда встретился с Брежневым, то, по мнению Рейгана, многое могло бы выглядеть по-другому, поскольку они уже знали бы друг друга (в этом Рейган был прав). Сейчас же лишь взаимная подозрительность характеризует их отношения. Конечно, Рейган не теряет надежду на личную встречу, но когда она конкретно состоится, сейчас сказать трудно.

У Рейгана есть твердые убеждения относительно своих приоритетов. Сначала - провести через конгресс законодательство, которое должно выправить экономическое положение и усилить военную мощь страны, поскольку война во Вьетнаме позволила СССР вырваться вперед в военной области. После этого президент готов приступить к серьезным переговорам с СССР по разным вопросам, включая возможное взаимное „ существенное

СУГУБО

ДОВЕРИТЕЛЬНО

сокращение" ядерных вооружений. Аллен признал, что тут „ мало логики": сначала вооружаться, тратить уйму денег, а потом сокращать вооружения путем переговоров. Однако сам Рейган очень верит в эффективность этой своей „ формулы", когда имеешь дело с СССР.

Бизнесмен Хаммер, давний мой знакомый, как-то сказал мне, что считает помощника президента Аллена одним из главных антисоветчиков в Белом доме, который постоянно снабжает Рейгана клеветническими и другими предвзятыми материалами о СССР. Была у Хаммера и личная неприязнь к Аллену. Как-то жена Рейгана, с которой Хаммер установил хорошие отношения, участвуя во всех ее начинаниях по сбору средств в деловом мире, показала ему докладную записку Аллена президенту Рейгану.

В этой записке Аллен предостерегал президента против слишком тесного общения с Хаммером и приглашений его в Белый дом, так как, утверждал Аллен, Хаммер является „ негласным агентом КГБ", хотя прямых доказательств у него нет. Рейган, по словам жены, посмеялся насчет

„сверхподозрительности" Аллена и оставил этот донос без последствий. Больше того, он назначил Хаммера (за его пожертвования в фонд избрания президента) на почетную должность координатора - от имени Белого дома -всех работ в США по борьбе с раковыми заболеваниями.

Аллен, как помощник президента по национальной безопасности, по своему общему профессиональному уровню заметно уступал своим предшественникам - Киссинджеру и Бжезинскому. Впрочем, он, видимо, неплохо вписывался в общую команду Рейгана.

Через день после беседы с ним у меня была неофициальная встреча со Стесселем. Он по ходу беседы, по существу, признал, что в администрации сейчас серьезно не изучают советские инициативы, выдвинутые на XXVI съезде партии и в письме Брежнева Рейгану. Главное тут в том, признал он, что у президента Рейгана „ другие приоритеты": сначала программы по экономике и вооружению, укрепление связей с союзниками и друзьями США, а уж затем возможные переговоры с СССР. Немалую роль в действиях Рейгана и Хейга играет „ психологический фактор" - желание утвердить себя перед всем миром и общественным мнением США как

„новых энергичных и твердых руководителей, восстанавливающих роль США в качестве лидера свободного мира". Отсюда - немало „ излишней риторики, которая никак не помогает тем, кто работает в области советско-американских отношений". Стессел признал антисоветскую предубежденность Рейгана. Очень часто по ходу выступлений он отходит от

Советский посол - дуайен дипкорпуса Вашингтона

Дуайеном (старшиной) дипломатического корпуса в Вашингтоне очень долгое время был Севилья Сакасса, посол Никарагуа в США с 1943 года (когда еще Громыко был там послом). Человек он был жизнерадостный, дружелюбный, и так как он не был очень обременен официальными делами (он был зятем пожизненного диктатора Сомосы, у которого были отличные отношения с США), то охотно, как дуаейн, посещал все протокольные мероприятия во всех посольствах. Неожиданная революция в Никарагуа лишила его поста посла, и он скоро исчез, прихватив, как утверждал его

ПРЕЗИДЕНТ РОНАЛЬД РЕЙГАН

преемник, деньги посольства. Одновременно эта революция сделала меня главой дипкорпуса в Вашингтоне, так как я был вторым послом по длительности пребывания в американской столице.

У меня сразу возникли две проблемы. Во-первых, у меня просто не было времени ходить на все приемы в разных посольствах. В Вашингтоне было более 150 посольств, каждое из них устраивало по крайней мере один прием по случаю национального праздника, не говоря уже о приемах по другим поводам. Короче, не проходило и дня без какого-либо протокольного мероприятия. Во-вторых, как глава дипкорпуса, я должен был присутствовать на официальных церемониях в Белом доме, когда туда прибывали главы других государств. Однако нередко приезжали главы таких государств, с которыми у СССР были плохие отношения или совсем не было дипломатических отношений. Формально это не затрагивало моего статуса, как главы дипкорпуса, но все-таки порой было просто неуютно присутствовать на таких церемониях. Но'главное, именно на них президент Рейган в своих приветственных речах не забывал критиковать Советский Союз, его политику и идеологию. Для него это становилось чуть ли не ритуалом. Выслушивать все это мне, советскому послу, было совсем ни к чему.

Поэтому я договорился с госдепартаментом (который проявил понимание деликатности такой обстановки для меня), что когда в Вашингтон приезжали главы заведомо недружественных нам государств или когда госдепартамент заранее знал, что в приветственной речи Рейгана будет немало колючих фраз в адрес СССР, то я просил посла Швеции, второго по старшинству посла, подменять меня. Так мы успешно „ взаимодействовали" все время.

На посту дуайена я был участником многих интересных событий. Помню, в Вашингтон приехал папа Иоанн Павел II с официальным визитом. В посольстве Ватикана был устроен прием для дипкорпуса. Послы собрались в большом зале посольства, а затем по очереди входили в небольшой зал, где их принимал папа.

Как глава дипкорпуса, я был первым. Мне было известно, что папа римский неплохо понимает русский язык, поэтому спросил его по-английски, на каком языке он предпочитает говорить. Он ответил: давайте я буду говорить по-польски, а Вы по-русски. После краткого разговора он довольно неожиданно спросил, не буду ли я возражать, если он благословит меня как посла великой страны и пожелает успехов в укреплении мира на Земле (он, конечно, знал, что все советские послы были тогда членами коммунитичес-кой партии, т. е. предполагалось, что все они атеисты).

Я ответил, что с удовольствием приму его благословение во имя названной им великой цели. Думаю, что я был единственным советским послом за всю историю нашей дипломатической службы, которого лично благословил папа римский.

Политбюро не скрывает недовольство Рейганом

В Москве росло раздражение по поводу того, что с Рейганом не удалось установить доверительного диалога. Пости все личные письма Рейгана Брежневу (за исключением самых первых), попадали затем на страницы американской прессы в соответствующем пропагандистском оформлении. Не было и конфиденциального канала, как это бывало при других

СУГУБО

ДОВЕРИТЕЛЬНО

администрациях, поскольку Рейган не видел в этом нужды. Все шло по официальным каналам через госдепартамент. Больше того, когда Громыко приехал на Генеральную Ассамблею ООН, то он не получил традиционного приглашения от американского президента приехать в Вашингтон для беседы с ним. А у Громыко было специальное поручение Политбюро лично высказать президенту нашу оценку состояния отношений с новой администрацией. Но он не смог этого сделать.

30 сентября Политбюро специально обсудило вопрос о переписке с Рейганом. На заседании отмечалось, что американцы пытаются- в выгодном для себя свете обыграть факт направления президентом США 22 сентября послания Брежневу, содержание которого сразу же предали гласности.

Соответствующую работу они проводят и через свои посольства за рубежом. В этой связи Политбюро сочло целесообразным довести до сведения руководства социалистических стран, а также некоторых нейтральных государств нашу оценку как самого послания Рейгана, так и той явно пропагандистской кампании, которую затеяли вокруг него США. В своем обращении к дружественным странам Советское правительство указывало, что „ содержание послания президента преподносится американцами в тенденциозной форме, явно рассчитанной на то, чтобы создать впечатление конструктивного подхода администрации США к отношениям с СССР. Одновременно распространяются спекуляции, что в противоположность этому советская сторона ведет „ жесткую линию". Все это вынуждает нас разъяснить, как в действительности обстоит дело с посланием президента США".

Следует иметь в виду, что особое возмущение в Москве вызвало то обстоятельство, что администрация Рейгана в погоне за пропагандистскими дивидендами стала использовать советско-американскую переписку на высшем уровне, организуя „ утечки" в прессу надлежащим образом подготовленной информации. До сих пор, при всех предыдущих администрациях, такая переписка не предавалась гласности. Сам Кремль строго придерживался этого правила. Шаги администрации, конечно, не укрепляли доверия между руководством обеих стран и значительно обесценивали личную переписку на высшем уровне.

В Политбюро все же сочли целесообразным, чтобы Брежнев послал Рейгану ответное письмо. При этом сделать вид, будто не было „ утечки" письма Рейгана в печать и переписка продолжается.

16 октября я вручил Хейгу это ответное письмо Брежнева. В нем, в частности, говорилось:

„ Достойно сожаления то, что в Вашем письме вновь предпринимается попытка представить дело так, будто помехой на пути улучшения наших отношений и снижения общей международной напряженности является политика СССР. В нашей с Вами переписке я уже подробно говорил о безосновательности такой постановки вопроса. Равным образом не служит полезной цели и линия в Вашем письме на то, чтобы так или иначе увязать перспективу развития наших отношений с какими-то изменениями в „ поведении" Советского Союза. Ставить так вопрос - значит заведомо

заводить дело в тупик".

Далее Брежнев касался Кубы, Анголы, Кампучии, призывая Рейгана „ без предвзятости" посмотреть на положение дел.

Брежнев отвергал ссылку Рейгана на то, что советская „ кампания антиамериканизма" является одним из факторов, отравляющих атмосферу.

„ Если у кого есть основания предъявлять такой счет по поводу разгула враждебной пропаганды, так это у нас, советской стороны. Чего, например, стоит непрерыв-

ПРЕЗИДЕНТ

РОНАЛЬД

РЕЙГАН

ная кампания по поводу так называемой „ советской военной угрозы". И зачем Вам лично, г-н президент, понадобилось недавно публично заявить, будто СССР строит свою политику в расчете на победу в ядерной войне? Разве Вы не знаете - быть может, это от Вас кто-то умышленно скрывает - мое заявление о том, что ядерная

война явилась бы катастрофой для всего человечества?"

Письмо заканчивалось на позитивной ноте.

„ Недавно состоялась встреча наших министров в Нью-Йорке (имеются в виду две встречи Громыко с Хейгом в сентябре. - А.Д.). В определенном смысле результаты положительные. Я имею в виду достигнутую договоренность о проведении переговоров по ограничению ядерных вооружений в Европе. Конечно, сделан только первый шаг... Открытым по-прежнему остается важнейший вопрос - о продолжении переговоров об ограничении стратегических вооружений... Будем надеяться, что наши с Вами обмены послужат делу установления лучшего

взаимопонимания по ключевым проблемам советско-американских отношений".

Президент тем временем объявил о новой долгосрочной программе наращивания стратегических сил США. Она давала самый крупный прирост современных и наиболее мощных стратегических вооружений из всех планировавшихся и финансировавшихся любым президентом США. Программа включала строительство и развертывание 100 бомбардировщиков

атомных подводных лодок класса „ Огайо", строительство 100 МБР „ МХ", совершенствование систем управления и связи.

Эта программа сопровождалась соответствующей модификацией воен- но-стратегических доктрин США, в которых главным оставалось признание возможности ядерной войны. Рейган на пресс-конференции заявил о своей приверженности „ ограниченной ядерной войне", а несколько позднее, в том же году, издал президентскую директиву № 32, в которой предусматривалась возможность ведения „ затяжной" ядерной войны с СССР.

20 октября Политбюро вновь обсудило вопрос об отношениях с Рейганом. Конкретно рассматривался вопрос о том, что „ среди измышлений", с помощью которых американские руководители пытаются как-то обосновать свой курс на форсирование наращивания ядерного арсенала США, особое место отводится тезису о том, будто советское руководство исходит из возможности победы в ядерной войне. А из этого делается вывод, что в основе такого подхода к ядерной войне лежат якобы агрессивные намерения СССР. С подобным заявлением недавно выступил и лично президент США.

В этой связи было решено опубликовать интервью Брежнева корреспонденту „ Правды". Был одобрен следующий текст:

„ Вопрос. Недавно президент Рейган заявил, что СССР, судя, дескать, по разговорам его руководителей „ между собой", считает возможной победу в ядерной войне. Этим он пытался обосновать свой курс на форсированное наращивание ядерного арсенала США. Что Вы могли бы сказать по поводу упомянутого заявления американского президента?

Ответ. Оставляя на совести г-на Рейгана ссылку на то, будто ему известно, о чем говорят между собой советские руководители, по существу вопроса скажу следующее: начинать ядерную войну в надежде выйти из нее победителем может только тот, кто. решил совершить самоубийство. Какой бы мощью ни обладал, 'какой бы способ развязывания ядерной войны ни избрал, он не добьется своих целей. Возмездие последует неотвратимо.

СУГУБО

ДОВЕРИТЕЛЬНО