tom_1

УДК 94(4) ББК Ф 4(0) 6 Е 22

Под общей редакцией академика О.А. Колобова

Авторский коллектив:

Колобов О.А. (руководитель), Браницкий А.Г., Бугров Р.В., Дмитриева Д.В., Жильцов Н.В., КабешевР.В., Каблова Л.В., Кемаев К.В., Колобов А.О., Леушкин Д.В., Морозова О.С., Сергеев А.Е., Толкачев В.В., Хохлышева О.О.,Чумаков В.А.

Рецензенты:

д.и.н., профессор А.С. Макарычев д.полит.н., профессор А.А. Сергунин д.и.н., профессор С.В. Устинкин

Ответственный за выпуск: к.и.н., ст. преп. А.П. Коротышев

Е 22 Европа: проблемы интеграции и развития. Монография. В 2-х томах. - Т.1.История объединения Европы и теория европейской интеграции. - Ч.1. Кол. авт. /Под общей редакцией академика О.А. Колобова. – Нижний Новгород: ФМО/ИСИ ННГУ; Изд-во АГПИ им.А.П. Гайдара, 2008. - с.

ISBN

В коллективной монографии прослеживается история объединения Европы от самых первых проектов до середины 2008 г., анализируются актуальные проблемы европейской интеграции и развития Европейского Союза, исследуются взаимоотношения России и единой Европы. Работа написана с привлечением широкого круга оригинальных источников, еще не введенных в научный оборот в России и за рубежом.

Она предназначена специалистам-международникам, студентам, аспирантам, докторантам, преподавателям классических университетов России.

ISBN

УДК 94(4) ББК Ф 4(0) 6 Е 22

©Коллектив авторов, 2008.

©Арзамасский государственный педагогический институт им. А.П. Гайдара, 2008.

©Институт стратегических исследований Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского, 2008.

2

ОГЛАВЛЕНИЕ

3

ВВЕДЕНИЕ

Данная работа выполнена коллективом авторов, принадлежащих к научнопедагогической школе американистики и сравнительного изучения процесса формирования внешней политики великих держав в новое и новейшее время (основатель и научный руководитель - д.и.н., профессор, заслуженный деятель науки РФ Колобов О.А.), официально признанной ведущей в России. Собственно Программа европейских исследований как самостоятельное научное направление возникла на историческом факультете ННГУ им. Н.И. Лобачевского в 1997 г. по инициативе декана, профессора Колобова О.А. Тогда же было образовано Нижегородское отделение Ассоциации европейских исследований (председатель – профессор Колобов О.А.). Вскоре под научным руководством О.А. Колобова были защищены первые кандидатские диссертации европейской тематики по специальности «всеобщая история»: «Французско-американские взаимоотношения и общеевропейский интеграционный процесс в 1988-1996 гг.» (Д.В. Кабешев, 1997) и «Интеграционные процессы в Западной Европе в первой половине 50-х годов ХХ века и позиция США» (А.Г. Браницкий, 1998). В ноябре 1999 года была образована Нижегородская региональная общественная организация «Фонд европейских исследований в Нижнем Новгороде» (председатель правления – Колобов О.А., исполнительный директор – Браницкий А.Г.). В декабре 1999 г. состоялось вступление НРОО «Фонд европейских исследований в Нижнем Новгороде» в российскую Ассоциацию европейских исследований в качестве коллективного члена.

В настоящее время многие проекты Программы европейских исследований реализуются с помощью Фонда европейских исследований в Нижнем Новгороде (председатель правления – профессор О.А. Колобов, исполнительный директор – профессор А.Г. Браницкий), Почетного Консульства Чешской Республики в Нижнем Новгороде (Почетный Консул – профессор О.А. Колобов), Общества польской культуры «Полонез» (исполнительный директор – профессор А.Г. Браницкий), а также через Программу европейских исследований Института стратегических исследований ННГУ им. Н.И. Лобачевского (директор Института – профессор О.А. Колобов, руководитель Программы – профессор Р.В. Кабешев). Развиваются связи Программы европейских исследований ННГУ с европейскими вузами, посольствами европейских стран в России, центральными органами Евросоюза, а также Представительством Европейской Комиссии в Российской Федерации. Следует подчеркнуть, что данное издание – плод многолетних инновационных научных усилий нижегородских ученых-европеистов.

Объединение Европы – далекий от завершения исторический процесс, в котором современная Россия вынуждена принимать участие. Становление единой Европы совершается на наших глазах: в начале 2007 г. Евросоюз «расширился» до 27 странчленов, ожидается присоединение Хорватии, Македонии и некоторых других западнобалканских государств. Все еще стоит в очереди Турция, вступление которой в ЕС крайне проблематично. Россия, являясь полноправным членом Совета Европы, строит с ЕС четыре «общих пространства». Сложившаяся ныне международная ситуация требует аргументировано ответить на вопрос о максимальных пределах расширения Евросоюза, а также определить ближайшие перспективы развития институтов ЕС. Именно об этом в 27 странах-членах Евросоюза ведутся непрекращающиеся напряженные дебаты. Европарламент требует от Комиссии определения «природы» Европы, включая ее географические границы. На официальных сайтах ЕС постоянно появляются все новые материалы, призванные ответить на вопрос: «Какими должны быть ценности и границы единой Европы?». Однако сделать это практически невозможно без углубления в историю Европы, без полноценного анализа всех попыток объединить континент, предпринимаемых в разное время и с разными целями. Именно предыстория ЕС должна

4

дать ключ к пониманию важнейших проблем современного Европейского Союза: только зная прошлое, мы сможем понять настоящее и заглянуть в будущее. Необходимо оценить роль католицизма, протестантизма и православия в общеевропейском интеграционном процессе, а также понять суть разногласий между христианскими демократами, социалдемократами и либералами в современном Евросоюзе. Поиск европейской идентичности продолжается, споры не утихают, посему крайне актуально определить действительные принципы формирования единой Европы.

Следует признать, что в современной науке (как отечественной, так и зарубежной) не существует единого мнения насчет того, что именно представляет собой Европа и каковы ее истинные границы. Кроме того, к данному вопросу можно подходить с самых разных позиций: географической, геополитической, экономической, социологической, религиоведческой, культурологической, этнографической, лингвистической, даже расовой или демографической. И всегда определение понятия «Европа» будет несколько иным. К этому следует прибавить различия национальных образов Европы и всю совокупность индивидуальных мнений самых разных исследователей. С одной стороны, научная литература, посвященная отдельным аспектам истории объединения Европы, достаточно разнообразна и обширна, а с другой стороны, работы, рассматривающие именно историю объединения Европы (с древности до наших дней) как единый исторический процесс, практически отсутствуют. В последние годы необходимость пересмотра концептуальных рамок европейской истории растет пропорционально распространению моды на высокоспециализированные исследования с большой «кратностью приближения». Некоторые историки в стремлении «писать больше и больше о меньшем и меньшем» доходят до полной утраты общей перспективы (этим особенно «грешат» работы, посвященные отдельным, часто незначительным, аспектам европейской интеграции). Однако ряд авторов провозглашает предметом своей исследовательской деятельности историю «европейской идеи» (или «идеи Европы»), рассматривая, в том числе, реальные попытки объединения Европы, которые неоднократно предпринимались в ходе истории, и завершая свои труды 1945-м годом. Другие авторы «подхватывают эстафету» и детально разрабатывают историю послевоенной европейской интеграции. Если они и уделяют какое-либо внимание более ранним периодам европейской истории, то лишь символическое (обычно - несколько страниц). Наконец, самые смелые исследователи (чаще – целые коллективы ученых) дерзают писать всеобщую историю Европы – отправной точкой может быть и первобытное общество (в отечественной традиции), и упадок Древнего мира (IV-V вв.), и раннее Средневековье (VIII в.). В таких обобщающих трудах, как правило, история объединения Европы теряется и не прослеживается детально. В результате мы, в лучшем случае, имеем историю Европы (с древности до наших дней), историю «европейской идеи» (с древности до 1945 г.) и историю европейской интеграции (с 1945 г. до наших дней), но никак не историю объединения Европы (в качестве непрерывного исторического процесса, с древности до наших дней).

Исследования, посвященные теоретическому осмыслению процесса объединения Европы, концентрируют основное внимание на механизме интеграции, а не на сущностных характеристиках единой Европы. Многочисленные теории интеграции предлагают четыре основных подхода к определению предмета исследования: 1) ЕС как международная организация. С одной стороны, европейские интеграционные институты, действительно, созданы национальными государствами, которые продолжают играть важную роль в процессе их функционирования (достаточно назвать Европейский Совет) и развития (периодически созываемые межправительственные конференции). С другой стороны, слишком велики специфические особенности ЕС, качественные отличия европейских институтов от органов обычных межправительственных организаций; 2) Европейская интеграция как частный случай региональной интеграции. С одной стороны, в основе интеграционных процессов, вне зависимости от их территориальной привязки, лежат одни и те же процессы интернационализации производства, торговли и инвестиций.

5

С другой стороны, ответы, которые даются на один и тот же вызов в европейском макрорегионе и других регионах мира, настолько различны, что попытки выработать единую методологию для анализа международной интеграции скорее затемняют, чем проясняют суть дела; 3) Европейская интеграция как высший уровень национальных политических систем и процессов (в контексте сравнительной политологии). С одной стороны, европейский уровень политической организации общества, действительно, существует. С другой стороны, при таком подходе имеется серьезный риск оставить без должного внимания самостоятельную роль национальных государств (и даже некоторых интеграционных институтов); 4) Европейская интеграция как уникальное явление (sui generis), не имеющее аналогов в мировой истории и не терпящее поверхностных обобщений. С одной стороны, такой подход кажется эмпирически привлекательным и – в некоторых вопросах – неизбежным. С другой стороны, он обрекает европейские исследования на теоретическую замкнутость, отрывает их от общего развития мировой науки, не говоря уже о том, что европейская интеграция неразрывно связана с глобальным развитием и постоянно как испытывает влияние внешнего мира, так и оказывает сильнейшее воздействие на состояние мировой политики и экономики.

Ни географический, ни геополитический, ни цивилизационный, ни формальнологический подходы к проблеме не способны – в отдельности – ответить на вопрос о «природе» Европы и ее истинных границах. Требуется системный анализ понятия «Европа». Только полноценный синтез различных подходов к данной проблеме может дать понимание возможных пределов европейской интеграции. Известно, что на протяжении всей своей многовековой истории Россия как крупнейшее государство Евразии стремилась быть активным участником процессов, затрагивающих интересы всех европейских стран и народов. Продолжительные политические, экономические, культурные, человеческие связи всегда лежали в основе нашего понимания необходимости обеспечения общеевропейской безопасности и стабильности как залога благополучия самой России. Особенно важно такое понимание сегодня, когда Россия осознанно и твёрдо сделала выбор в пользу активной интеграции в мировое сообщество, о чём неоднократно заявляло высшее политическое руководство нашей страны.

В последнее время сотрудничество Российской Федерации как с общеевропейскими организациями, так и с отдельными европейскими странами, вышло на новый качественный уровень и подкрепляется конкретными шагами во внутренней и внешней политике. Подтверждением этому служат проведение ставших в последние годы регулярными таких важных международных встреч, как саммиты Россия-ЕС и РоссияНАТО, сессии Совета государств Балтийского и Баренцева морей, ряд других многосторонних и двухсторонних встреч и переговоров, в том числе и на высшем уровне, в рамках ОБСЕ, Совета Европы, других континентальных форумов. Документы и решения, принятые в ходе этих встреч, позволили приступить к строительству качественно новой системы коллективной безопасности как в Европе, так и в мире в целом.

На рубеже XX-XXI веков Россия совместно со своими европейскими партнёрами решает задачу укрепления стратегической стабильности, адекватного ответа на новые вызовы и противостояния новым угрозам, формирования новых отношений и расширения сотрудничества по различным направлениям. Меж тем расширение НАТО, как известно, никогда не воспринималось Россией как позитивный и безопасный процесс. За расширением Евросоюза наша страна также наблюдает с внимательной осторожностью. Так или иначе, сейчас практически все государства, некогда участвовавшие в работе Совета экономической взаимопомощи и в Организации Варшавского договора (то есть состоявшие в так называемом «советском блоке»), а также три бывшие союзные республики СССР окончательно влились в интенсивный процесс многосторонней, многоуровневой и многоскоростной европейской интеграции.

6

Европейский Союз – это порождение и результат сложных международных отношений, мощнейшая структура, в рамках которой созданы единая валютная система, заложены основы гармонизации экономической политики государств-членов, действует единая правовая база. Тенденция к перенесению части государственных функций на наднациональный уровень проявляется и в политической сфере. Глобальная эволюция подталкивает государства европейского центра силы ко все большей координации их внешней политики, политики безопасности, политики в области борьбы с терроризмом, наркобизнесом и организованной преступностью. По существу, закладываются основы нового супергосударственного образования, осуществляется трансформация в сторону государственного образования нового типа. Эта трансформация определяется волей государств-участников и получаемыми результатами: имеет место взаимозависимый процесс, который длится уже около 60 лет. Возрастающее значение в контексте современной жизни Евросоюза приобретает процесс коммунитаризации – процесс, согласно которому осуществляется передача отдельных полномочий государств-членов в ведение Сообществ и распространение на них юрисдикции Суда ЕС. Коммунитарный принцип получает все большее распространение в лексиконе Европейского Союза, при помощи которого описываются те или иные особенности интеграционного процесса.

Как комплексная, структурная идея коммунитаризация обладает высоким политикоправовым и экономико-социальным содержанием. Можно сказать, что она является отражением в сознании европейцев принципа сознательного самоограничения личной свободы во имя мира и всеобщего процветания. К пониманию этого факта сегодня приходит Европейский Союз, где процесс коммунитаризации оказывает влияние на ход общественной дискуссии о поиске моделей институционного дизайна, о процессах политического объединения, служит в качестве механизма урегулирования споров между национальными государствами и надгосударственным образованием.

Для нашей страны далеко не безразлично, с какой единой Европой ей придется иметь дело. Станет ли Европейский Союз федеративным супергосударством, фундамент которого будет составлять коммунитарный подход, или свободным союзом нацийгосударств, избравшим в качестве ориентира для своих действий межгосударственный подход? От этого во многом будут зависеть как характер внешнеполитической стратегии России в отношении нашего крупнейшего экономического и политического партнера, так и сама возможность общеевропейской интеграции.

7

ГЛАВА I. РАЗВИТИЕ ИДЕИ ЕДИНОЙ ЕВРОПЫ В ИСТОРИЧЕСКОМ КОНТИНУУМЕ

1.Поиски европейской идентичности в Древнем мире и в Средневековье

Европа и Азия стали резко противопоставляться только с эпохи греко-персидских войн. Так, Фукидид, творивший во второй половине V века до н.э., упоминает имя "Европа" лишь дважды: указывая, что персы покинули Европу после сражения 479 года, и описывая царство скифов как самое большое в Европе.[1] Зато Гиппократ, родившийся почти одновременно с Фукидидом, но значительно его переживший, уделяет теме Европы значительное внимание. В своем труде "О воздухах, водах и местностях" Гиппократ выдвигает оригинальную концепцию Европы как "континента свободы". В ходе войны между греками и персами нейтральный географический термин "Европа" постепенно получал новое значение. Ранее "Европа" и "Азия" разнились языками и культурными особенностями, подмеченными еще греческими колонизаторами Малой Азии. Но в ходе войны с персами "Европа" и "Азия" стали также символизировать различные системы правления. Полис, город-государство как символ политической свободы противопоставил себя империи как символу деспотизма и рабства. Различие между Грецией и Персией спроецировалось на целые "части света". Европа стала восприниматься греками как "континент свободы" в противовес Азии, "континенту деспотии".

Именно эту мысль выражает и пытается аргументировать Гиппократ, отделяя Европу от Азии в географическом плане "Меотийским озером", то есть Азовским морем: "Я хочу также сказать относительно Азии и Европы, насколько они между собой во всем разнятся, а также и относительно внешнего вида их племен, насколько они отличны друг от друга и ни в чем не схожи … все в Азии рождается более красивым и более великим, и сама страна мягче другой, и нравы людей приветливей и спокойней … Но мужественный дух, выносливость … не могут рождаться в такой природе …, но по необходимости берет верх наслаждение … народ азиатский лишен всякого мужества … и по причине их законов, ибо большая часть Азии управляется властью царей. А там, где люди сами над собой не властны и не автономны, а подчинены владыке, забота у них – не о том, чтобы упражняться в военных делах, а чтобы казаться неспособными к войне". Для Гиппократа основополагающим является природный фактор, что делает данного философа первым пророком будущей концепции географического детерминизма. По его мнению, разнообразие природных ландшафтов привело к тому, что европейцы "более отличаются друг от друга по внешнему виду, чем азиаты". Далее же утверждается: "Я считаю населяющих Европу более мужественными, чем азиатов, ибо равномерность вещей производит леность, а разнообразие возбуждает тело и душу к труду. И от покоя и лености возрастает трусость, а от упражнения и трудов – храбрость. По этой именно причине жители Европы воинственны, а также благодаря своим законам, потому что не повинуются власти царей, как азиаты. Где подчиняются царям, там необходимо людям быть самыми боязливыми …, ибо души, попадая в рабство, не желают добровольно подвергать себя опасности за чужую власть … А которые живут по своим законам, те подвергаются опасностям для себя, а не для других, и они охотно по своей воле идут навстречу опасности … очевидно, что законы немало значат для величия духа".[2]

Итак, Азия – это континент трусов и рабов, несмотря на все свои земные блага, в то время как Европа – континент свободолюбивых героев и тружеников. Эта аргументация, безусловно, повлияла на взгляды Аристотеля, жившего в IV веке до н.э., выраженные им в знаменитой "Политике". Однако Аристотель писал уже в новой исторической ситуации, в эпоху господства македонской династии. Сам он был учителем и воспитателем великого завоевателя Александра Македонского. Естественным образом чувство военного

8

превосходства греков над азиатами трансформировалось в чувство превосходства политического. Греки стали полагать себя в некоей идеальной "срединной позиции" между воинственными, но недалекими европейцами-македонцами, с одной стороны, и умелыми, но раболепными азиатами, с другой. Так рождалась идеология "евразийства", первым представителем которой можно считать Аристотеля. По Аристотелю, греки занимают промежуточную географическую нишу между европейцами и азиатами. Вот почему они соединяют в себе положительные качества народов обоих континентов. Аристотель пишет, что у греков наилучшие политические институты, они свободны и при этом способны править другими людьми. Европейцы (то есть македонцы) как продукты холодного климата храбры, но не мудры, и поэтому не могут достойно управлять захваченными территориями. Азиаты же, обладая мудростью и разнообразными умениями, трусливы и безвольны, и потому остаются в рабском подчинении.

В отличие от Гиппократа Аристотель не считает «власть царей» безусловным бедствием для народа. Напротив, царская власть, наряду с аристократической республикой и политией, относится к числу «правильных» видов государственного устройства. «Неправильными» же называются тирания, олигархия и демократия. Критерием здесь является забота об общем благе, а не о своекорыстных интересах. Сама «царская власть», по Аристотелю, имеет несколько различных видов: «Исследованию подлежит вопрос: полезна ли царская власть для государства и страны … или не полезна, … или для одних государств царская власть полезна, для других не полезна? Нетрудно усмотреть, что существует несколько видов царской власти, и самый способ ее проявления в каждом данном случае не один и тот же … Так как по своим природным свойствам варвары более склонны к тому, чтобы переносить рабство, нежели эллины, и азиатские варвары превосходят в этом отношении варваров, живущих в Европе, то они и подчиняются деспотической власти, не обнаруживая при этом никаких признаков неудовольствия. Вследствие указанных причин царская власть имеет у варваров характер тирании, но стоит она прочно, так как основой ее служит преемственность и закон».[3]

Аристотель связывал возможность осуществления своих социально-политических идеалов с колонизацией и эллинизацией Востока. Особенно благоприятные условия для создания полисов с образцовой, по его мнению, организацией он находил в Азии. Азиаты, склонные по своей природе к рабскому подчинению, но обладающие многочисленными способностями и умениями, должны были составить, по мысли Аристотеля, идеальную экономическую базу для развития новых греческих поселений. На огромных просторах завоеванной македонским царем Персидской державы открывалась возможность распространить греческие формы политического бытия в “очищенном” и “облагороженном” виде. Здесь рабами должны были стать исключительно варвары, которые по своей природе и так являются рабами, рассуждал Аристотель. Эллины же образуют свободную прослойку общества, его правящий класс.

Однако в процессе эллинизации Востока контраст между Европой и Азией начинает размываться. Уже Александр Македонский старательно связывал династическими узами “европейские” и “азиатские” правящие элиты. В то же время в самой Европе становились модными восточные культы и традиции. Потомкам эллинов в Азии и Африке утверждение о том, что различные континенты населены людьми различных темпераментов, уже казалось абсурдным. Осталась лишь чисто географическая идея Европы, причем греческие названия континентов в процессе эллинизации стали общепринятыми в Средиземноморье и на большей части Передней и Средней Азии. Греки могли по-прежнему гордиться своими политическими учреждениями и своими законами, которые теперь становились достоянием всей эллинистической цивилизации. Ученики Платона в поисках источника греческой правовой культуры указывали на критского царя Миноса, сына Европы. В одном сочинении платоновской школы Сократ и его друг ведут следующий диалог:

“Сократ. Значит, критяне пользуются древнейшими законами среди всех эллинов?

9

Друг. Да.

Сократ. А ты знаешь, кто были лучшие цари Крита? Минос и Радамант, сыновья Зевса и Европы, и им-то и принадлежат эти законы.”[4]

Следует также отметить постепенный рост географической культуры греков в эпоху эллинизма. Греческая и финикийская колонизация Средиземноморья прояснила многие географические реалии. Около 310 г. до Рождества Христова Пифей, грек из Массалии (теперь это Марсель на юге Франции), посетил Британские острова, а также Норвегию и, возможно, Исландию. Его данные использовал в своей “Географии” Эратосфен Киренский, живший в конце III – начале II века до Рождества Христова. Сам Эратосфен, по-видимому, мало представлял себе северные области Европы.

Полибий, известный историк II века до н.э., считал границами Европы реку Танаис и Геракловы Столбы, вполне в русле более древней традиции.[5] Однако далеко не все разделяли подобную точку зрения. Страбон, творивший на рубеже тысячелетий, подвел некоторые итоги дискуссии о «частях света». В своей «Географии» он указывает на то, что было много споров о материках, и что одни ученые отделяют их реками – Нилом и Танаисом, считая материки островами, другие же разграничивают их перешейками – перешеек между Каспийским и Понтийским морями и перешеек между Красным морем и Экрегмой – и признают их полуостровами.[6] Согласно Страбону, Европа – наиболее разнообразный континент. Север Европы необитаем из-за ужасного холода, царящего там. Народы, населяющие Европу, также довольно различны, но преобладают те, которые настроены миролюбиво. Здесь мы видим явное противоречие с концепцией Гиппократа. Впрочем, за четыреста лет Европа не могла не измениться существенным образом. Страбон указывает, что долгое время гегемония в Европе принадлежала грекам, затем – македонцам, позднее – римлянам. По его мнению, как бы там ни было, Европа – наиболее независимый континент, свободный от чужеземного господства.

Здесь мы видим, как трансформировалась со временем концепция «Европы - континента свободы». Первоначально «свободная Европа» мыслилась в качестве альтернативы «раболепной Азии». Термин «свобода» означал, прежде всего, гражданские свободы, известную автономию личности перед лицом государства. Спустя четыре века “свобода” стала означать не что иное, как государственный суверенитет, то есть свободу государства перед лицом внешней агрессии.

Эллинизация Ближнего Востока затронула в определенной мере даже такой укорененный в собственной традиции народ, как иудейский. Не даром им пришлось переводить Библию на греческий язык (уже за 130 лет до Рождества Христова, вполне вероятно, был переведен весь Ветхий Завет)[7], а некоторые апостолы, бывшие стопроцентными иудеями, носили греческие имена. Между тем, термина «Европа» в Библии нет. Для апостолов, как и для древних патриархов, понятие «Европа» как будто и не существовало. Однако в первой книге Пятикнижия Моисеева (Торы), называемой согласно традиции Септуагинты «Происхождение» (в русском переводе – «Бытие»), а согласно Масоретскому изводу «В начале», рассказано о трех сыновьях Ноя: «И родил Ной трёх сыновей – Сима, Хама и Иафета».[8] После потопа именно их потомство наполнило собою мир (родословная сынов Ноя приводится в 10-11 главах). Египет здесь назван «Сыном Хама», дорийцы (то есть греки) – сыновьями Иафета, а еврейский народ возводится к потомкам Сима.

Знаменитый иудейский учёный, военный и государственный деятель первого века от Рождества Христова Иосиф Флавий в своём сочинении «Иудейская война» сопоставил греческие названия с библейскими. Согласно ему, семь сыновей Иафета поселились в горах Малой Азии, откуда их потомство распространилось к северу до реки Дон и к западу. Таким образом, по Иосифу Флавию, Европа была заселена исключительно потомками Иафета. Фактически, ученый скомбинировал еврейскую генеалогическую историю и греческую географию. Однако он упоминает сам термин «Европа» лишь один раз, говоря что «вся Европа» была тесна для войска Ксеркса.[9]

10