Kulturologia

задатками влечений, которым ранее детские переживания придают окончательную направленность. Пределы человеческой воспитуемости ставят, однако, границы действительности подобного преобразования культуры.

Цит. по: Мир философии. – М., 1991. – Ч. 2. – С. 285–300.

Вопросы для обсуждения

1.В чем специфика понимания культуры Фрейдом?

2.Почему культура угнетает природные влечения человека?

3.Что является главным в культуре?

4.Согласны ли вы, что культура может поддерживаться только насилием?

5.Какова роль личности в становлении культуры?

23

КАРЛ ГУСТАВ ЮНГ (1875–1961)

Швейцарский психолог и философ, психиатр, основатель «аналитической психологии» – цюрихского направления психоанализа. Юнг считал, что бессознательное существует не только в психике индивида, но и в сознании коллектива («коллективное бессознательное»), структурные элементы которого он называл архетипами. Именно архетипы, по Юнгу, являются истоками общечеловеческой символики как основы культуры. В структуре индивидуальной психики Юнг выделял наряду с глубинным ядром и «тенью», «маску» persona, которая как бы отделяет личность от общества.

Архетип и символ

Гипотеза о существовании коллективного бессознательного принадлежит к числу тех научных идей, которые поначалу остаются чуждыми публике, но затем быстро превращаются в хорошо ей известные и даже популярные. <…>

Конечно, поверхностный слой бессознательного является в известной степени личностным. Мы называем его личностным бессознательным. Однако этот слой покоится на другом, более глубоком, ведущем свое происхождение и приобретаемом уже не из личного опыта. Это врожденный более глубокий слой и является так называемым коллективным бессознательным. Я выбрал термин «коллективное», поскольку речь идет о бессознательном, имеющем не индивидуальную, а всеобщую природу. Это означает, что оно включает в себя, в противоположность личностной душе, содержания и образы поведения, которые cum grano salis являются повсюду и у всех индивидов одними и теми же. Другими словами, коллективное бессознательное идентично у всех людей и образует тем самым всеобщее основание душевной жизни каждого, будучи по природе сверхличным. Существование чего-

24

либо в нашей душе признается только в том случае, если в ней присутствуют так или иначе осознаваемые содержания. Мы можем говорить о бессознательном лишь в той мере, в какой способны удостовериться в наличии таких содержаний. В личном бессознательном это по большей части так называемые эмоционально окрашенные комплексы, образующие интимную душевную жизнь личности. Содержаниями коллективного бессознательного являются так называемые архетипы. <…>

Хорошо известным выражением архетипов являются мифы и сказки. Здесь речь идет о специфических формах, передаваемых на протяжении долгого времени. <…> По существу, архетип представляет то бессознательное содержание, которое изменяется, становясь осознанным и воспринятым; оно претерпевает изменения под влиянием того индивидуального сознания, на поверхности которого оно возникает.

То, что подразумевается под «архетипом», проясняется через его соотнесение с мифом, тайным учением, сказкой…

<…> Но каким образом мы придаем смысл? Откуда мы его в конечном счете берем? Формами придания смысла нам служат исторически возникшие категории, восходящие к туманной древности, в чем обычно не отдают себе отчета. Придавая смысл, мы пользуемся языковыми матрицами, происходящими, в свою очередь, от первоначальных образов. С какой бы стороны мы ни брались за это вопрос, в любом случае необходимо обратиться к истории языка и мотивов, а она ведет прямо к первобытному миру чуда. Возьмем, например, понятие «энергия», означающее физическое событие, и обнаружим, что ранее тем же самым был огонь алхимиков, флогистон – присущая самому веществу теплоносная сила, подобная стоическому первотеплу или гераклитовскому вечно живому огню, стоящему уже совсем близко к первобытному воззрению, согласно которому во всем пребывает всеоживляющая сила, сила произрастания и магического исцеления, обычно называемая mana.

25

Достаточно знать, что нет ни одной существенной идеи либо воззрения без их исторических прообразов. Все они восходят в конечном счете к лежащим в основании архетипическим праформам, образы которых возникли в то время, когда сознание еще не думало, а воспринимало. Мысль была объектом внутреннего восприятия, она не думалась, но обнаруживалась в своей явленности, так сказать, виделась и слышалась. Мысль была, по существу, откровением, не чем-то искомым, а навязанным, убедительным в своей непосредственной данности. Мышление предшествует первобытному «сознанию Я», являясь, скорее, объектом, нежели субъектом. Последняя вершина сознательности еще не достигнута, и мы имеем дело с предсуществующим мышлением, которое, впрочем, никогда не обнаруживалось как нечто внутреннее, пока человек был защищен символами.

К феноменологии духа в сказке Дух в сказках

В мифах и сказках, как и в сновидениях, душа высказывается о себе самой и архетипы становятся откровенными в их естественной игре друг с другом как «творенье, перетворенье, вечного духа вечное развлеченье» (Гете. «Фауст»).

Частота, с которой в сновидениях тип духа возникает в качестве старца, примерно соответствует таковой в сказках. Старец появляется всегда, когда герой оказывается в безнадежной и отчаянной ситуации, из которой его может вывести лишь основательное обдумывание или счастливая мысль. Но поскольку герой по внешним или внутренним причинам не в состоянии осуществить это действие, то, компенсируя это бессилие, появляется нужное знание – в форме персонифицированной1 мысли, а именно в облике дающего совет и помощь старца.

<…> Частенько старец в сказках ставит вопросы: «Кто? Почему? Откуда и куда?», чтобы тем самым подготовить самоконцентрацию и собира-

26

ние с моральными силами, а еще чаще он представляет необходимые волшебные средства, т. е. неожиданную и невероятную удачливость, которая являет собой характерные черты собранной личности в добре и зле. Однако столь же неизбежным, видимо, выступает вмешательство старца, т.е. спонтанная объективация3 архетипа, потому что осознанная воля одна навряд ли бывает в состоянии собрать воедино личность в такой мере, чтобы она стала сверхъестественно удачливой.

<…> Тенденция старца побуждать к размышлениям обнаруживается и в форме требования сперва « об этом поспать».

<…> Таким образом, старец представляет, с одной стороны, знание, постижение, размышление, мудрость, ум и интуицию, но, с другой стороны, также и моральные качества, каковы благожелательность и готовность помочь, благодаря чему должен окончательно проясниться его «духовный» характер. Поскольку архетип есть автономное содержание бессознательного, то сказка, которая и вообще-то конкретизирует архетипы, дает старцу возможность появляться во сне, и притом так, как это бывает и в современных сновидениях.

<…> Описание нашего архетипа было бы неполным, если бы мы не вспомнили о еще одной, особенной форме его проявления, а именно о животной форме. Образ животного указывает на то, что обсуждаемые содержания и функции все еще находятся во внечеловеческой сфере, т. е. по ту сторону человеческого сознания, и потому причастны, с одной стороны, демо- ническому-сверхчеловеческому, а с другой – животно-недочеловеческому.

<…> Мы часто встречаем в сказках мотив зверей-помощников. Они ведут себя, как люди, говорят по-людски и высказывают ум и знание, которые даже превосходят человеческие. Архетип духа выражается в облике животного.

Словарь терминов

1.Персонифицировать – олицетворить, представить неодушевленный предмет или отвлеченное понятие в человеческом образе.

27

2.Спонтанный – самопроизвольный.

3.Объективация – воплощение, выражение чего-либо в чем-либо объективном, вещественном, доступном восприятию.

Вопросы для обсуждения

1.Что такое «коллективное бессознательное» и «архетип»? Приведите примеры архетипов.

2.Какова роль архетипов в формировании культуры?

3.Приведите примеры сказок, подтверждающих теорию Юнга.

4.Сравните концепции культуры З. Фрейда и К. Г. Юнга.

28

ЭРНСТ КАССИРЕР (1874–1945)

Немецкий философ-неокантианец. Полагал, что существует единый «мир культуры». Сферы культуры, называемые им «символическими формами», рассматриваются как самостоятельные. Именно способность создавать символические образы, а не разум делают человека человеком в высшем значении этого слова. Основная работа по культурологии – «Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры».

Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры

Поворотным пунктом в греческой культуре и мышлении стал момент, когда Платон совершенно по-новому истолковал смысл афоризма «Познай самого себя». Это толкование поставило проблему, которая не только была чужда мысли досократиков, но и выходила за рамки сократовского метода. Чтобы выполнить требования дельфийского оракула, Сократ должен был подойти к человеку как индивидуальности. Платон признал ограниченность сократовского пути познания. Чтобы решить проблему, заявляет он, мы должны перевести ее в более широкий план. Явления, с которыми мы сталкиваемся в нашем индивидуальном опыте, настолько разнообразны, сложны и противоречивы, что мы вряд ли в состоянии в них разобраться. Человека дόлжно изучать не в его индивидуальной, а в политической и социальной жизни.

<…> Однако политическая жизнь – не единственная форма общественного существования человека. В истории человечества государство в его нынешней форме – довольно поздний продукт цивилизации. Задолго до того, как человек открыл эту форму социальной организации, он предпринимал другие попытки организовать свои чувства, желания и мысли. Язык, миф, религия и искусство суть способы такой организации и систематизации. Лишь на этой более широкой основе можно построить теорию человека. Государство, конеч-

29

но, очень важно, но это еще не все: оно не может выразить или впитать все другие виды человеческой деятельности. В своей исторической эволюции эти виды деятельности были тесно связаны с развитием государства, да и поныне они во многих отношениях зависят от форм политической жизни. Не обладая самостоятельным историческим существованием, они тем не менее имеют свои собственные значения и ценность.

<…> Метод, открытый мной, не отличается радикальной новизной. Он знаменует не отмену, а лишь дополнение предшествующих точек зрения. Философия символических форм исходит из предпосылки, согласно которой, если существует какое-то определение природы или «сущности» человека, то это определение может быть принято как функциональное1, а не субстанциональное2. Мы не можем определить человека с помощью какого бы то ни было внутреннего принципа, который устанавливал бы метафизическую3 сущность человека; не можем мы и определить его, обращаясь к его врожденным способностям или инстинктам, удостоверяемым эмпирическим4 наблюдением. Самая главная характеристика человека, его отличительный признак – это не метафизическая или физическая природа, а его деятельность. Именно труд, система видов деятельности и определяет область «человечности». Язык, миф, религия, искусство, наука, история суть составные части, различные секторы этого круга. «Философия человека» – это, следовательно, такая философия, которая должна прояснить для нас фундаментальные структуры каждого из этих видов человеческой деятельности и в то же время дать возможность понять ее как органически целое. Язык, искусство, миф, религия – это не случайные изолированные творения – они связаны общими узами.

<…> Мы должны исследовать все наличные опытные данные, использовать все методы интроспекции5, биологического наблюдения и исторического исследования. Не следует устранять эти привычные методы: их нужно соотнести с новым интеллектуальным центром и, следовательно, рассмотреть под новым углом зрения. Описывая структуру языка, мифа, религии, искусства и науки, мы ощущаем постоянную потребность в психологической терминоло-

30

гии. Мы говорим о религиозных «чувствах», художественном или мифологическом «воображении», логическом или рациональном «мышлении». И мы не можем войти во все эти миры без надежного психологического метода. Ценный ключ к изучению общего развития человеческой речи дает нам детская психология. И даже еще большей ценностью обладает изучение общей социологии. Не можем мы понять формы первобытного мышления без рассмотрения форм первобытного общества. Еще более насущным оказывается использование исторических методов. Вопросы о том, что такое язык, миф и религия, не могут быть разрешены без глубокого изучения их исторического развития.

Однако даже если можно было бы дать ответ на все эти психологические, социологические и исторические вопросы, мы должны были бы при этом оставаться на территории собственно «человеческого» мира, не переступая его порог. Все творения человека порождаются при особых исторических и социологических условиях. Однако мы вовсе не были бы в состоянии понять эти особые условия, если бы не были способны схватить общие структурные принципы, которым подчинены эти произведения. При изучении языка, искусства, мифа проблема значения имеет преимущество перед проблемой исторического развития.

<…> Необходимость независимых методов описательного анализа общепризнанна. Нельзя надеяться оценить глубину какой-либо отдельной области человеческой культуры, не прибегая при такой оценке к описательному анализу. Такой структурный взгляд на культуру должен предшествовать чисто исторической точке зрения. История сама исчезает в огромной массе бессвязных фактов, если нет общей структурной схемы, с помощью которой можно классифицировать, упорядочить и организовать эти факты.

<…> Если уж лингвисту, историку искусства для их «интеллектуального самосохранения» нужны фундаментальные структурные категории, то тем более необходимы такие категории для философского описания человеческой цивилизации. Философия не может довольствоваться анализом индивидуальных форм человеческой культуры. Она стремится к универсальной синтетиче-

31

ской6 точке зрения, включающей все индивидуальные формы. Но не невозможность ли, не химера ли – такая всеохватная точка зрения? В человеческом опыте мы не находим тех различных форм деятельности, из которых складывается гармония мира и культуры. Наоборот, мы находим здесь постоянную борьбу различных противоборствующих сил. Научное мышление противостоит мифологической мысли и подавляет ее. Религия в своем высшем теоретическом и этическом развитии стоит перед необходимостью защищать чистоту своего идеала от причудливых фантазий мифа или искусства. Таким образом, единство и гармония человеческой культуры предстают не более чем pium desiderium – благими пожеланиями, постоянно разрушаемыми ходом событий.

Здесь, однако, необходимо четко разграничить материальную и формальную точки зрения. Несомненно, что человеческую культуру образуют различные виды деятельности, которые развиваются различными путями, преследуя различные цели. Если мы сами довольствуемся созерцанием результатов этих видов деятельности – мифами, религиозными ритуалами или верованиями, произведениями искусства, научными теориями,– то привести их общему знаменателю оказывается невозможным. Философский синтез, однако, означает нечто иное. Здесь мы видим не единство следствий, а единство действий; не единство продуктов, а единство творческого процесса. <…> В конечном счете, должна быть найдена общая черта, характерная особенность, посредством которой все эти формы согласуются и гармонизируются. <…> Миф, религия, искусство, язык и даже наука выглядят теперь как множество вариаций на одну тему, а задача философии состоит в том, чтобы заставить вас услышать эту тему и понять ее.

Словарь терминов

1.Функциональный – устанавливающий зависимость между объектами.

2.Субстанциональный – рассматриваемый со стороны внутреннего единства.

3.Метафизический – сверхчувственный.

4.Эмпирическое наблюдение – наблюдение, осуществляемое с помощью органов чувств.

32