Сборник 50 лет АЭ БашГУ

математического анализа. Однако, несмотря на недостатки, которые во многом были исправлены во втором выпуске коллективной монографии, посвященном раннесарматской культуре (IV-I в.в. до н.э.), данный труд является замечательным явлением в кочевниковедении, и, несомненно, послужит одним из реперов в исследованиях сарматологов.

Приведенная выше критика в адрес слишком большой величины выборки, отнюдь не призывает к ее максимальному уменьшению. Недостаточность выборки также вредит исследованию, как и чрезмерная ее «раздутость». Речь идет о сбалансированности между величиной выборки, возможностями машинного анализа и конкретной целью исследования.

В отношении реконструкции социальной структуры кочевников Южного Урала возможны следующие перспективы:

Создание типологии на уровне погребений, происходящих из разных, но расположенных компактно и находящихся в одном хронологическом горизонте могильников. При этом территорией, расположения могильников должен быть не весь южноуральский регион, а локальные зоны внутри него, в которых и расположены могильники (напр. Илекская, Аландская, Новокумакская группы памятников). На следующем этапе в выделенном комплексе погребений вычленяются половозрастные и социомаркирующие признаки, и затем, через проведение взаимной корреляции этих признаков, ранжируются погребения. Эти операции повторяются на следующем хронологическом горизонте. В результате мы выявим не только достаточно достоверную социальную структуру ранних кочевников, но и динамику ее развития на определенном отрезке времени.

Оптимальной представляется также предложенная В.Ф. Генингом и В.А. Борзуновым методика построения типологий, основанная на сравнительном парном и групповом анализе, при котором исследуемые объекты поочередно попарно сравниваются между собой. В результате выделяются всеобщие и частные признаки, согласно которым и строится типология [Генинг, Борзунов, 1975. С. 42-72]. Данная методика была успешно апробирована Е.П. Бунятян при создании социальных реконструкций на материалах скифских могильников [Бунятян, 1982. С. 136

– 184; Бунятян, 1985].

Существует и другой путь исследования кочевого общества – социальный анализ внутри целого могильника. Однако этот метод требует наличия полностью раскопанных могильников, что не всегда соответствет археологическим реалиям Южного Урала относительно эпохи кочевников раннего железного века.

Литература.

1. Бернабей М., Бондиоли Л., Гуиди А. Социальная структура

погребальных памятников Азиатской Сарматии. Вып.I: Савроматская эпоха. М., 1994

2.Бунятян Е.П.Методика социальной реконструкции по данным рядовых скифских могильников.//Теория и методы археологических исследований. Киев, 1982

3.Бунятян Е.П. Методика социальных реконструкций в археологии (на материале скифских могильников IV-III в.в. до н.э.). Киев, 1985

4.Генинг В.Ф., Борзунов В.А. Методика статистической характеристики и сравнительного анализа погребального обряда.// Вопросы археологии Урала. Свердловск, 1975. Вып. 13

5.Железчиков Б.Ф. Общая характеристика исходных признаков погребального обряда савроматского времени.// Статистическая обработка погребальных памятников Азиатской Сарматии. Выпуск I: Савроматская эпоха. М., 1994.

6.Зуев В.Ю. К вопросу о «савроматской» культуре. СПб., 1997

7.Ковалевская В.Б. Археологическая культура – практика, теория, компьютер. М.,1995

8.Соенов В.И. О степени достоверности реконструкций социальной структуры населения Горного Алтая по материалам погребальных памятников.//Социально-экономические структуры древних обществ Западной Сибири. (Материалы Всероссийской научной конференции. Барнаул, 1997

9.Статистическая обработка погребальных памятников Азиатской Сарматии. Вып.II: Раннесарматская культура. М., 1997

10.Тихонов С.С. О достоверности социальных реконструкций в археологии.// Проблемы археологии скифо-сибирского мира (социальная структура и общественные отношения). ТД Всесоюзной научной конференции, Ч.I, Кемерово, 1989

11.Тихонов С.С. К проблеме определения достоверности социальных реконструкций.// Социально-экономические структуры древних сообществ Западной Сибири. Барнаул, 1997

12.Федоров-Давыдов Г.А. Статистические методы в археологии.

М., 1987

13.Федоров-Давыдов Г.А. [Рец. на кн.:] Статистическая обработка погребальных памятников Азиатской Сарматии. Вып.I: Савроматская эпоха. М., 1994.//Российская Археология, 1996. №1

©Банников А.Л., 2011 г.

32

УДК 902/904

Е.В. Берсенёв,

БашГУ, Уфа

К ВОПРОСУ О ТОПОГРАФИИ ПОСЕЛЕНЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ БАХМУТИНСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Область распространения бахмутинских поселений охватывает территорию центральных и северных районов современного Башкортостана, Удмуртии (мазунинские памятники), часть Пермского края.

На территории РБ бахмутинские памятники расположены в основном, на правобережье р. Белой с бассейнами рек Быстрый Танып, Бирь, Уфа, а также на р. Буй, левом притоке р. Камы [Останина, 1997. С. 85].

Предметом исследования в данной работе стали поселенческие памятники, локализованные на р. Б. Танып и ее притоках в Бураевском районе РБ. При проведении инвентаризации памятников археологии Бураевского района в сентябре 2011 г. было исследовано 4 городища и 49 селищ, стоящих на государственной охране.

Для выявления топографических особенностей распределения памятников, взаимосвязи поселений различного типа и их роли в жизни бахмутинского населения выбранного микрорегиона необходимо определиться с подходами их изучения. Для достижения данной цели требуется типологизировать памятники и выявить механизмы взаимодействия между выделенными типами.

Достижение поставленной цели требует решения следующих задач: 1) выделения критериев для типологии и её проведения. 2) определение типологического состава поселений бассейна р. Б. Танып; 3) определение видов взаимосвязей и роли в них различных типов поселений.

Поселенческие памятники бахмутинской культуры можно разделить на две категории: укреплённые (городища) и не укреплённые (селища).

Городища бахмутинцев расположены на высоких холмах или мысах. Края защищались крутыми склонами, с напольной стороны сооружались высокие (высотой до 10 м) валы и рвы. Селища представляют собой неукрепленные поселения, занимающие невысокие надпойменные террасы.

В работе мы опирались две типологии укрепленных поселений бахмутинской (мазунинской) культуры. В основе обоих лежала площадь памятников. Т.И. Останиной была предложена классификация городищ по трем группам:

1) городища – сторожевые крепости с малой площадью от 0,5 до 3,5 тыс. кв. м. Для них характерен слабый культурный слой или его отсутствие (Югомашевское II, III, Кизганское, Чандарское);

33

2)одноплощадочные городища-поселения с большой площадью от 4,0 до 35 тыс.кв.м. (Тучубаевское, Урновское, Тибельское);

3)многоплощадочные городища-поселения, имеющие по несколько площадок (Барьязское, Ксяко-Тау, Рождественское) [Останина, 1997. С. 87,

89-90].

В.Ф. Генинг также предложил классификацию городищ мазунинской культуры, разделив те из них, площадь которых известна, на три группы: 1) памятники с площадью 13-42 тыс.кв.м; 2) с площадью 5-10

тыс.кв.м; 3) 240-4000 кв.м. [по Голдиной, 1985. С. 67-68].

Согласно типологии Т.И. Останиной городища бассейна р. Танып можно классифицировать следующим образом: 1 тип: Бустанаевское, Ардашевское городища; 2 тип: Кудашевское городище; 3 тип: Юмакаевское городище.

Селища бахмутинцев располагались в основном на невысоких мысках и террасах по берегам рек. Культурный слой их беден и состоит в основном из керамики, шлаков, костей животных. Площадь распространения находок составляет от 300 до 15 тыс. кв.м, но чаще всего равняется 2000-4000 кв.м в Удмуртском Прикамье и 8000-10 000 кв.м в Башкирском Прикамье. [Останина, 1997. С. 86]. Нередко бахмутинские селища устраивались, также как и городища, на местах селищ предшествующих культур (Ново-кизгановская стоянка и селище). Указанным признакам соответствуют и селища бассейна р. Б. Танып.

Следует отметить, что для северной и частично центральной части территории культуры (р. Кама с правобережными притоками, р. Буй, низовье р. Белой до устья р. Б. Таныпа) характерно равномерное расположение городищ с незначительным числом селищ [Останина, 1997. С. 85]. Такая система укрепленных поселений может объясняться необходимостью защиты от внешних врагов или же географическими особенностями данного района. Возможно, как и в других исторических случаях, существование мелких поселений-сателлитов было нецелесообразным ввиду небольших размеров “сельскохозяйственной округи” [Зданович, 1997. С. 14-15]. Согласно Т.И. Останиной в бассейнах реки Б. Танып и Бирь характерно расположение городищ в верховьях этих рек и их мелких притоков. А остальная прибрежная часть притоков этих рек была густо заполнена селищами, количество которых на каждой мелкой речке составляло от 4 до 11 [Останина, 1997. С. 85]. Однако проведенные нами исследования показывают, что городища, в исследуемом районе, располагаются на всем течении р. Б. Танып и его притоков. Отсюда можно предположить, что наличие столь большого количества селищ было хозяйственно оправданным.

34

Относительно вопроса о взаимосвязи городищ и селищ, можно сказать следующее: 1) городища первой группы в классификации Т.И. Останиной являлись сторожевыми крепостями, вокруг которых устраивались селища, в задачу же охранного отряда входило временное задержание врага, “отсидеться”, чтобы мирное население вместе со скотом, наиболее ценным имуществом, могло отойти в наиболее безопасные места [Останина, 1997. С. 88]. К таким сторожевым крепостям относятся Ардашевское и Бустанаевское городища, исследуемого района; 2) городища второй и третьей групп являлись постоянными поселениями, что подтверждается результатами раскопок, например, Кудашевское городище (вторая группа) и Юмакаевское городище (третья группа), где было исследовано 59 хозяйственных ям и два овальных слабо углубленных жилища, а находки представлены керамикой, каменными зернотерками, железными ножами, серпами и наконечниками стрел. В то же время эти городища могли служить и убежищами для населения “привязанных” к городищу селищ. Как отмечала Р.Д. Голдина городища первой группы по В.Ф. Генингу, вероятно, являлись родовыми политическими, а также металлообрабатывающими центрами [Голдина, 1985. С. 73]. Однако нужно отметить, что в городищах, вероятно, проживало небольшое количество людей, что подтверждается слабым культурным слоем. Небольшой культурный слой селищ говорит, возможно, о том, что они являлись сезонными поселениями, жители которых могли переходить с одного на другое из-за необходимости обеспечивать скот новыми пастбищами, что вполне возможно благодаря географическому характеру рассматриваемого района. Для подтверждения или опровержения такого предположения, на наш взгляд, более глубокого изучения требует сравнение вещевого материала близлежащих селищ и городищ, к которым они “привязаны”.

Таким образом, на основании рассмотренного выше, можно заключить, что, в исследуемом районе имеются две категории поселений бахмутинского времени: городища и селища, причем последних значительно больше. Несомненно, между ними существует взаимосвязь, так как к каждому городищу примыкает несколько селищ. Городища, как отмечено выше, могли служить сторожевыми крепостями или же местом проживания небольшого количества населения, но в то же время служить защитой в случае опасности, возможно, они являлись политическими родовыми центрами. Для более глубокого изучения взаимосвязей следует, на наш взгляд, сделать упор на сравнении вещевого материала поселений, а также на дальнейшем полевом исследовании бахмутинских памятников.

35

Рис. 1. Памятники бахмутинской культуры в бассейне р. Быстрый Танып

1. Сабаевское селище; 2. Кочкольдинское селище; 3. Байбаковское селище; 4. Бабаевское селище; 5. Ново-Акбулатовское селище; 6. Унуровское селище; 7. КурзяСаитовское селище; 8. Тугоряк 1 селище; 9. Тугоряк 2 селище; 10. Хожийское селище; 11. Челкаково 1 селище; 12. Челкаково 2 селище; 13. Ташкубаровское селище; 14. Аштияз 1 селище; 15. Аштияз 2 селище; 16. Каинлыковское 1 селище; 17. Каинлыковское 2 селище; 18. Каинлыковское 3 селище; 19. Каинлыковское 4 селище; 20. Каинлыковское 5 селище; 21. Каинлыковское 6 селище; 22. Карабаевское 1 селище; 23. Карабаевское 2 селище; 24. Кудашевское 1 селище; 25. Кудашевское 2 селище; 26. Кудашевское 3 селище; 27. Кушманак 1 селище; 28. Кушманак 2 селище; 29. Сибирганское селищн; 30. Кудашевское 4 селище; 31. Кудашевское 5 селище; 32. Шабаевское селище; 33. Шунякское селище; 34. Муллинское 1 селище; 35. Муллинское 2 селище; 36. Ново-Кизгановское 1 селище; 37. Ново-Кизгановское 2 селище; 38. Старо-Тазларовское 1 селище; 39. Старо-Тазларовское 2 селище; 40. Старо-Тазларовское 3 селище; 41. Бакалинские курганы; 42. Варзинское 1 селище; 43. Варзинское 2 селище; 44. Больше-Шукшановское селище; 45. Кутлияровское селище; 46. Чиатавское селище; 47. Николаевское 1 селище; 48. Николаевское 2 селище; 49. Николаевское 3 селище; 50. Ардашевское селище; 51. Александровское селище; 52. Байкинская стоянка; 53. Байкинское селище; 54. Якуповское 1 селище; 55. Якуповское 2 селище; 56. Байки-Юнусовская стоянка; 57. Чишминское селище.

36

Литература.

1.Археологическая карта Башкирии. М., 1976

2.Голдина Р.Д. Ломоватовская культура в Верхнем Приуралье. Иркутск, 1995

3.Зданович Д.Г. Синташтинское общество: социальные основы “квазигородской” культуры Южного Зауралья эпохи средней бронзы. Челябинск, 1997

4.Останина Т.И. Население Среднего Прикамья в III – V вв. Ижевск, 1997

5.Пшеничнюк А.Х. Научный отчет о результатах археологических исследований за 1967 год.// Научный архив Институт археологии РАН

©Берсенев Е.В., 2011 г.

УДК 902/904

О.И. Борисова,

БашГУ, Уфа

К ИСТОРИИ ИЗУЧЕНИЯ ПАМЯТНИКОВ СЕВЕРНОГО ПРИЧЕРНОМОРЬЯ

Исследования памятников античной культуры всегда представляли особый интерес для ученых. Цивилизация, имевшая обширные торговые и культурные связи, внесшая огромный вклад в материальную и духовную культуру народов, оставила множество археологических памятников. Немалую роль здесь сыграли частые переселения людей. Одним из организаторов их был греческий город Милет, корабли которого уже в VII до н.э. достигали берегов Черного моря. Судя по находкам фрагментов расписных ваз на горе Митридат и в Керчи, относящимся к этому времени, можно предположить, что милетские колонии, а позже и такие крупные полисы как Пантикапей, возникли здесь уже примерно в первой половине VI века до н.э. [Кобылина, 1965. С. 166], а исследования последних 25 - 30 лет отодвигают границу ранних античных поселений в Крыму к рубежам VII-VI в.в. до н.э. Жители этих поселений в ходе первых 40-50 лет вели борьбу за выживание как против холодных условий Крыма, в отличие от Балканской Греции, так и от недружественного приема со стороны коренного населения – тавров и киммерийцев.

Позднее, когда киммерийцы были вытеснены из Крыма скифами, жизнь древнегреческих переселенцев стала заметно улучшаться: укрепились их жилища, прибывали новые волны переселенцев, а самое главное изменился характер отношений с местным населением, т.к. взаимосвязи со

37

скифами получили совершенно другой качественный уровень, чем с киммерийцами. На смену откровенной вражде приходили взаимопонимание и взаимовыгодный торговый обмен скифского зерна на античную продукцию. Торговые контакты со временем стали подкрепляться брачными союзами, свидетельством чего служат расположенные вблизи Пантикапея курганы царских размеров, где покоится знать смешанного греко-скифского происхождения. Намного хуже обстояли дела с этим вопросом (брачные союзы греков и скифов) на западе Крыма, в Херсонесе, где еще долго сказывалось влияние воинственных киммерийцев и тавров. Этот фактор, т.е. взаимоотношения с местным населением, а также более благоприятные природные условия, чем на западе горного Крыма, привели к тому, что именно восточный Крым начал опережать в своем развитии соседние античные колонии. Постепенно среди этих поселков-апойкий восточного Крыма все больше на первый план начинает выступать Пантикапей — в последствии один из наиболее значительных античных городов Северного Причерноморья, столица Киммерийского Боспора, расположенный в историческом центре современной Керчи, на вершине и склонах холма, именуемого гора Митридат. И не случайно спустя 26 веков именно Пантикапей становится объектом пристального внимания и длительных плодотворных раскопок целой плеяды замечательных археологов России. За долгие годы многочисленных исследований с территории городища и его обширных некрополей получен огромный и разнообразный материал. Нумизматические находки, эпиграфические документы, скульптура, керамика различных стилей, типов и периодов, терракота, оружие, украшения из драгоценных металлов – эти свидетельства тысячелетней истории столицы Боспора рассеяны сегодня по многим музеям мира [Толстиков, Эл. Ресурс.].

В советское время середины XX в. свою лепту в раскопки городища внесут и археологи из Башкирии, которые почти 30 лет будут трудиться в раскопах Пантикапея под руководством маститых московских археологов. Здесь сменяли друг друга, набираясь мудрости и археологического опыта у учителей, В.Д. Блаватский и В.Ф. Гайдуневич, И.Д. Марченко и В.Т. Толстиков, работающий в Керчи с 1972 года. Но мы упомянули о раскопках нашего времени, между тем как начало исследования Крыма относится к началу XIX века.

Первые шаги в археологическом изучении Пантикапеи были сделаны Павлом Сергеевичем Дюбрюксом в 1816 году. В течении последующих десятилетий Пантикапейское городище исследовали Антон Балтазарович Ашик, Александр Ефимович Люценко, Карл Евгеньевич Думберг, Шкорпил Владислав Вячеславович, Марти Юлий Юльевич и другие [Шургая, 1984. С.60].

38

Втечение XIX столетия деятельность любителей древностей и профессиональных археологов ограничивались, главным образом, добычей ценных артефактов. Проблема же научных изысканий, воссоздания истории

иархитектурно-планировочного облика древнего города и его акрополя не находила решения. Даже сегодня на поверхности Митридатовой горы заметны оплывшие котлованы раскопов XIX в., документация и планы к которым зачастую полностью отсутствуют.

В1945 году по инициативе профессора Владимира Дмитриевича Блаватского в Керчи начались планомерные исследования Пантикапея, позволившие установить его историческую топографию и стратиграфию городских напластований. С 1959 года раскопки на горе Митридат велись экспедицией Государственного Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина под руководством Ирины Дмитриевны Марченко, которой были изучены значительные участки территории на вершине горы [Толстиков, Эл.Ресурс.].

Результаты археологических исследований Пантикапея позволяют предположить, что во второй половине VI века до н.э. на его акрополе был возведен большой храм ионийского ордера, от которого сохранились лишь некоторые обломки. Кроме того, раскопками был обнаружен ряд жилых домов VI века до н.э.; большинство из них имели небольшой размер и скромный характер. Гораздо более богатыми и более обширными были жилые дома и общественные здания, сооруженные в VI-II веках до н.э. [Блаватский, 1985. С. 268]. Следы пожаров, открытые раскопками в слоях конца II – начала I в. До н.э., а также каменные ядра для метательных машин

ипращевые камни свидетельствуют о боевых действиях на территории столицы Боспора в период господства царя Митридата VI Евпатора. Находки довольно хорошо сохранившихся остатков керамических обжигательных печей конца VI – начала V в. до н.э. с образцами обжигавшейся в них продукции дают ценные сведения об уровне развития и технологии гончарного ремесла в архаическом Пантикапее, обнаруженные остатки металлургического производства в городе могут помочь в определении специализации этого ремесла. Найденные же в раскопках граффити, в том числе и наиболее ранние из известных здесь до сих пор, служат источником по социальной и религиозной жизни города, а монетные находки способствуют выяснению экономических связей столица Боспора с другими государствами и городами античного мира [Марченко,1978. С. 25].

За прошедшие четверть века, конечно, многое изменилось в Крыму. Подаренный в 1954 году Украине, полуостров оставался в рамках СССР

общим для археологов и Москвы, и Уфы, и Киева. Но после распада СССР, Крым стал составной части независимой Украины, и условия раскопок, а также правила оформления находок, серьезно изменились. До этого

39

десятилетиями наиболее значимые материалы раскопок Крыма поступали по итогам археологических сезонов в фонды музеев Москвы и Ленинграда. Теперь же, согласно нормам международного права, большая часть обнаруженных в ходе раскопок материалов, уходит в Киев, что затрудняет дальнейшее их изучение и выпуск публикаций российскими исследователями.

Литература.

1.Блаватский В.Д. Античная археология и история. М., 1985

2.Кобылина М.М. Милет. М., 1965

3.Марченко И.Д. Раскопки Пантикапея в 1965 – 1972 годах.// Сообщения государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. М., 1985

4.Толстиков В.П. План П.Дюбрюкса и археология Пантикапея. Электронный ресурс: сайт Храмы и святилища античного Боспора. http://bosportemple.ru/content/library/paper_07.htm

5.Шургая И.Г. Пантикапей.// Археология СССР. Античные государства Северного Причерноморья. М.,1984

©Борисова О. И., 2011 г.

УДК 902/904

С. Л. Воробьёва

НИЦ «Наследие», Уфа

«ВОСТОЧНЫЙ ИМПУЛЬС» В КАРА-АБЫЗСКОЙ КУЛЬТУРЕ

Южное Приурлье, а точнее – правобережье р. Белой, в эпоху раннего железа явилось центром сложение кара-абызской культуры. С одной стороны, она сложилась на основе местного лесостепного ананьинского населения, с другой, при непосредственном вливании ранних кочевников Южного Урала. Неоднородный характер материальной культуры кара-абызского населения проявляется на протяжении всего периода ее существования. Это отражается прежде всего в своеобразии костюмного комплекса, который, с одной стороны имеет ананьинские черты, с другой – уникальный набор элементов убранства, имеющий кочевническое происхождение.

Начальный период кара-абызской культуры определен А.Х. Пшеничнюком как IV-III в. до н.э. [Пшеничнюк, 1973. С. 162-243]. В.В. Овсянников предложил рассматривать кара-абызскую культуру с V в. до н.э., т.е. с момента миграции в Приуралье разнородных групп ананьинцев из Среднего Поволжья и Нижнего Прикамья [Овсянников, 2009. С. 224].

40