Философия - лекции, монографии / 2012 ТРЕТЬЯ МОНОГРАФИЯ Научная рациональность. Пределы перепутья / Монография / Научная рациональность. Пределы перепутья

г) конвенционализм – признание, что все естествонаучное и социогуманитарное знание выступает результатом соглашения между учеными о формулировке и специальном языке, но не является отражением реальности.

2 варианта понимания постмодернизма

Рис. 13

В этом плане важным оказывается то, что постмодернизм характеризуется следующими основными положениями [20, с. 8]:

-Отказ от понятия «причина» и от детерминистских представлений в целом, взамен которых вводится понятие «след». Неприятие категории «сущность» и ее замена понятием «поверхность». На указанных основаниях происходит уход в своего рода агностицизм, отказ от идеи адекватного познания мира. Поэтому специфическая логика, методология и стилистика постмодернизма, которые он сообщил философскому дискурсу, опираются на индетерминистские представления.

-Отказ от категориально-понятийной иерархии. Нацеленность на «деконструкцию» и «деструкцию» (перестройку и разрушение прежней структуры интеллектуальной практики и культуры).

Понимание истории как линейного разворачивания событийности, которое предполагает усмотрение в потоке событий их причинности, сменяется в постмодернизме установкой на интерпретационную плюральность наративной истории. Акцентируя свое внимание лишь на тенденциях дезинтеграции и фрагментации общества, постмодернистская социальная теория оказывается весьма односторонней [20, с. 24]. Иначе говоря, программная установка постмодерна не только индетерминизм, но и как следствие идиографизм, под которым мы понимаем парадигмальную установку на видение реальности в качестве неунифицированной и соответственно не подлежащей познанию посредством поиска общих закономерностей и осмыслению посредством общих понятий. Еще одна установка постмодерна – изначальная плюральность проблемного поля, обнаруживающего к тому же постоянные интенции к своему расширению [72, с. 16]. Семантическая и категориальная пестрота, нетрадиционность постмодернистской философии во многом обусловлены радикальным отказом постмодерна от самой идеи конституирования в сфере современного философствования концептуально-методологической матрицы. В этом случае она могла бы претендовать на парадигмальный статус, ради чего пришлось бы отбросить идиографизм [72, с. 15-16].

71

Постструктуралистская и постмодернистская философия не совместима с постулированием общего и закономерного в качестве основания когнитивного процесса. Принцип рациональности, как полагают постструктуралисты, ограничивает спонтанность работы мысли и воображения, они черпают свое знание, приглядываясь ко всему нестабильному, фрагментарному, разорванному [20, с.

14].

Врамках второго подхода (в отличие от уже обозначенного «индетерминистического») считается, что сущностью постмодернизма является не индетерминизм, а принцип нелинейной онтологии и неодетерминизм (рис. 13), т.е. постмодерн отказывается не от рациональности и детерминизма как таковых, а лишь от классических (в чем-то линейных) их форм и типов, которые утратили свою адекватность окружающей нас реальности, ее многообразию и особенностям современного восприятия. Под нелинейной онтологией постмодерна подразумевается принципиально новая онтология децентрированности, плюральности, равнозначности подходов, в гетерогенном пространстве которой избегается любая фиксация для сохранения свободы выбора [72, с. 7]. В качестве модели нелинейной онтологии выступает модель ризомы. Данная модель, как утверждают ее сторонники, пытается подчеркнуть, что знание целостно, а его дробление на дисциплины есть некоторая уступка человека перед сложностью реальности. В ризоматическом пространстве невозможно линейное выделение тех или иных концептов, или тех или иных теорий как доминантных. Постмодерн как бы позволяет избегать одномерного и линейного мышления, позволяет мыслить ризоматично и ризоморфно [72, с. 10, 14-15, 18].

Врамках второго подхода предполагается, что всякая открытая система имеет внутренний потенциал саморазвития, который реализуется в условиях взаимодействия системы со средой (обмен веществом, энергией и информацией) путем выбора одного из возможных вариантов развития [20, с. 8]. При этом траектория эволюции любой системы состоит из участков двух типов: детерминистских, на которых доминируют причинно-следственные связи, и точек бифуркации, в которых происходит случайный выбор одной из возможных ветвей дальнейшего детерминистского развития. Выбор пути развития системы в точке бифуркации непредсказуем, но множество ветвей русла эволюции является конечным, и может быть получен путем решения системы нелинейных дифференциальных уравнений, описывающих поведение системы. Человек, получая доступ к анализу возможных вариантов эволюции системы, может некоторым образом влиять на будущее [20, с. 22].

Переводя обозначенную нами картину в понимании постмодерна в термины дихотомии идиографического и номотетического, придется признать, что индетерминизм в системе предпосылок философского постмодерна (рис. 13) адресует к идиографизму, в то время как индетерминизм – скорее, к какому-то новому номотетизму (или неономотетизму). Осмысливая данную проблему в интерпретации постмодерна (рис. 13), необходимо признать бифуркационный («развилочный») характер этой интерпретации. Непроясненность в этом отношении, скорее всего, косвенно говорит о множественности подходов, относящихся к постмодерну, тем более что последний отрицает какие-либо универ-

72

сальные толкования чего бы то ни было. В любом случае, проблема интерпретации оснований постмодерна и увязки их с проблемой номотетического и идиографического в современной науке и философии сохраняется. Вопрос остается открытым.

В трактовке постмодерна как своего рода интеллектуального течения, отрицающего проектный подход к обществу, в качестве оснований этого отрицания просматривается скорее все-таки индетерминизм и идиографизм. С другой стороны, в условиях культуры постмодерна различного рода социальногуманитарные техники и технологии приобретают доселе невиданный размах. Все это доходит до такой степени, что сама культура постмодерна выступает своего рода метатехнологией управления и технологической средой этого осо-

бого управления, управления неодетерминистского и постнеклассического типа [141]. В такой трактовке постмодерн и впрямь скорее более близок к неодетерминизму, чем к индетерминизму («происходящее в мире не бессмысленно, просто в нем сокрыт какой-то особый смысл»). Недаром некоторые исследователи указывают, что постмодернизм – идеологически обезоруживающая концепция, реализующая заказ социальных верхов на устранение философии из жизни, увод людей от идеологии, от целесообразного и целерационального. Философы, идущие по этому пути, отказываются от борьбы и от деятельности. Постмодернизм как направление в философии и искусстве пытается навязать идею отсутствия смыслов. Смыслов нет – есть только их симулякры. Но если нет смысла, нет и ответственности. Такое «искусство» и такая «философия» перестают быть опасными для власти. В мире, лишенном идеалов и смыслов, невозможно на-

пряжение воли. Без воли нет и действия. Общество, атомизированное и лишенное идеалов и смыслов, находящееся в состоянии смыслооставленности, безопасно, будучи не способным к взятию власти (политической, экономической, концептуальной и др.). Технология постмодерна реализуется посредством превращения иронии в средство саморазрушения культуры; отрицания категории истины и признания равнозначности любых дискурсов; стирания при помощи системы симулякров границ между реальным и виртуальным, высоким и низким, элитарным и массовым, новым и старым, прогрессивным и регрессивным [20, с. 3-4, 18-19; 24; 72, с. 15, 20; 158, с. 16-17]. В результате встает вопрос: есть ли за этим всем некий субъект («целеполагатель»)?

Постмодернисты приходят к выводу о «бесполезности любого политического действия». Постмодернизм снимает проблему поиска универсальной истины, дает возможность каждому для создания своей истины. Интеллектуальная и политическая элита более не контролирует знание и ценности – но при этом сохраняет власть. Таким образом, постмодернизм не дает решения того, как «подавляемые» должны определяться относительно «подавляющих», поскольку места для критериев ценностей в этой философской традиции нет. Доведенная до логического конца социально-политическая теория постмодернизма предполагает хаос («локальные» ценности на деле оказываются лишь «групповым эгоизмом») и невозможность упорядочивания социальной жизни. На практике это может привести к противоположному результату – произволу и подавлению [20, с. 19].

73

Важная черта постмодернизма – сомнение в возможности мировоззренческого и теоретического единства философии. Утверждается исчерпанность он-

тологии, ориентированной на познание и преобразование реальности. Постмо-

дернизм предлагает онтологию сингулярности – произвольной единичности, не определяемой предикатами качества и количества, модальности и отношения [20, с. 16]. Как бы то ни было, если постмодерн является технологией правящего класса по деидеологизации жизни, отрыва общества от идеологии и сферы смыслов, то и впрямь он предъявляет собой какой-то особый тип детерминизма (неодетерминизм).

1.6. Холизмы позитивные и негативные

Как у личности, так и у народа есть задачи текущего дня, есть задачи целой жизни. Не всегда они совпадают, и то, что разумно в целях дня, может быть гибельно в целях жизни. <…> Где нет разума – там люди вообще живут минутой и днем. С появлением разума, наоборот, является мысль о целой жизни, и чем тоньше разум, тем более долгий период будущего он охватывает своей предусмотрительностью. <…> Разум в политике связывает государственные вопросы дня с вопросом о целой жизни нации, о ее исторических судьбах.

Лев Тихомиров

Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего делать.

Р.П. Уоррен, «Вся королевская рать»

Многие аспекты обсуждаемых нами вопросов адресуют к противостоянию мировоззренческих и парадигмальных установок холизма и антихолизма. Учитывая важность данного глубоко дискуссионного вопроса не только для понимания особенностей современной научной рациональности, тактики и стратегии социально-гуманитарных исследований, но и для современного управления (политического, социального, экономического и т.п.), мы позволили себе вынести данный вопрос в отдельный параграф. Связано это с тем, что уже сама дискуссия между сторонниками холизма и антихолизма носит сегодня весьма специфический характер и накладывает отпечаток на позиции современных философов и ученых, в то время как надо попытаться не зациклиться на позициях, многие из которых устарели или сохраняют опечаток Холодной войны (когда дискуссия по данному вопросу была чересчур популярна и носила крайне идеологизированный и политизированный характер). Нужно взглянуть на проблемы и противоречия, в качестве основания используя тот багаж, которым располагает современное знание: это касается и современного научно-философского знания, и того, что можно с некоторыми оговорками назвать «историческим опытом», с помощью которого многое можно переосмыслить.

Уже давно чуть ли не модой стало в научных, экспертных, интеллектуальных кругах ссылаться на синергетику, процессы самоорганизации в социуме, которые якобы противостоят и вертикальному управлению, и холизму как та-

74

ковому, мол, «порядок организуется из хаоса» [23]. Кроме того, самоуправление как принцип либерализма и самоуправление как принцип развития сложных систем оказались отождествленными понятиями [23]. Однако это вопросы далеко не такие простые, как уже стало принято считать1 [98; 291].

Дело в том, что «мода» на синергетику способствовала не только распространению синергетической парадигмы, но и очень часто ее крайне неглубокому восприятию большой массой ученых, философов, экспертов, политиков и управленцев самых разных мастей. Постепенно стала появляться некоторая позиция, согласно которой, если говорить утрированно, «процессами управлять принципиально невозможно и не нужно – должна идти их самоорганизация» (первая часть тезиса – от популярной философии К.Поппера, вторая – от не менее популярной с некоторых пор синергетики). Однако это крайне примитивная позиция, не схватывающая всей глубины синергетики или вообще постнеклассических науки и философии. Приведем такой пример. Человеку необходимо взять какой-то предмет (хотя бы орудие труда). Но он начинает рассуждать, что «все процессы носят синергетический характер, должна идти самоорганизация, не надо ей препятствовать или пытаться на нее влиять, а значит, не надо заставлять себя брать предмет, чтобы не противоречить самоорганизации». На самом деле самоорганизация вполне соотносится с управлением: человеку нужно взять предмет, мозг человека дает управляющий сигнал, который бежит по нервным клеточкам и по нервным окончаниям, в результате чего заставляет

1 В качестве показательного для нашего исследования примера приведем цитату из работы [291]: «В применении к неживой природе выявление процессов самоорганизации позволяет прийти к мировоззренчески значимому выводу о вероятностном характере всех процессов реальности, наличии творческого потенциала в самых фундаментальных структурах материи. Однако когда акцент делается на самоорганизации всех социальных и психологических процессов, синергетический подход превращается в некий новый фатализм.

Действительно, спрашивается, какую роль играют сознание, человеческая воля, если периодически возникают состояния неопределенности (хаоса), блуждание в лабиринтах которого происходит фактически вслепую? В результате встречи с аттрактором необходимым становится автоматическое перенесение системы на уровень новой диссипативной структуры, и тогда становится фатальным, что «все само достроится, организуется, проявится, напишется и т.д.» <…>.

Здесь встает методологически важный вопрос: как попасть на «хороший» аттрактор? Ведь если блуждание по полю путей развития слепое, то по теории вероятностей может выпасть такая серия «плохих» аттракторов, что последней диссипативной структурой станет дикость и варварство. Если же субъект, сообщество, цивилизация сознательно ориентируются в своих проблемах, руководствуются принципами приоритетности и оптимальности в их решении, хотя и не всегда добиваются желаемых результатов, то что тогда означает понятие «самоорганизации»? К чему относится это «само»?

Кроме того, определение точки бифуркации в сознательных и психологических процессах тоже может иметь двоякую интерпретацию. Или эта точка есть результат естественного развития каждой диссипативной структуры, что фактически означает признание фундаментальных законов развития истории, которые так яростно отрицает в «Открытом обществе» Поппер. Или общество действительно носит открытый характер, и тогда любая точка в его развитии есть результат сознательного выбора, подразумевающего ответственность выбирающего перед собой, обществом, но не перед какими-то мифическими законами самоорганизации».

75

мышцы сокращаться и совершать определенную работу, позволяющую взять предмет. При этом уже в самом этом процессе происходит (присутствует) самоорганизация. Человек может идти в направлении заданной им цели – это управляемый процесс, но при этом организм обеспечивает самоорганизацию протекающих процессов таким образом, что человек, переступая с ноги на ногу, находится в некотором самоподдерживающемся состоянии – это уже самоорганизация (и синергия). Таким образом, самоорганизация и управление не противостоят друг другу (как стало принято считать в определенных кругах под влиянием коктейля идей из синергетики и философии Поппета и прочих обли-

чителей тоталитаризма), а находятся в отношении взаимодополнительности.

Рассмотрение их как двух противоположных сущностей глубоко ошибочно. Иначе сказать, самоорганизация не освобождает человека от необходимости осуществления управленческих воздействий на систему, с которой он взаимодействует, а лишь задает какие-то более сложные, новые представления о сущности этих воздействий.

Более того, чистые (то есть неуправляемые) синергетические процессы в обществе и поведении человека идут только в направлении деградации. Процессами же повышения уровня системной организации нужно управлять. Иными словами, нужно «организовывать» самоорганизацию социальных процессов. В качестве «рычагов» подобного управления выступают узлы системы и ее параметры целостности (параметры порядка). Узлы – это пересечения множества системообразующих сред. Так, подобными узлами в экономических системах выступают производительные силы и производственные отношения, взаимодействие между которыми определяет структуру экономики. Параметрами целостности производительных сил является постоянное перевооружение труда и переобучение людей. Параметрами целостности производственных отношений выступают налоговое перераспределение средств и перераспределение собственности.

Целостное управление плотно связано с понятием холизма. Но надо понимать, что обвинять во всех бедах холизм, как это делали обличители тоталитаризма, равносильно тому, как обвинять в произошедшем убийстве не убийцу, а точильщика, который наточил нож, ставший орудием преступления в руках преступника. Холизм в каком-то смысле является парадигмальной установкой, которая носит во многом инструментальный характер: и этот инструмент можно направить как во благо, так и во вред. Признавая некоторую инструментальность (и технологичность) подобного рода установок, надо признать, что инструмент (или даже технология) не может быть «причиной всех бед», тем более что за ними, за их использованием и управлением ими должны стоять какие-то другие, принципиально более значимые основания и субъекты.

История ХХ в., конечно, дала много эмпирического материала для подобного рода размышлений. Вне всякого сомнения, наиболее существенные противоречия в ХХ в. кумулировались в России, так что российская история ХХ в., ее ключевые события многое позволяют понять на конкретном и вместе с тем очень непростом материале. Одним из таких событий является Великая Отечественная война.

76

Великая Отечественная и Вторая Мировая войны вскрыли многие противоречия не только в России, но и в мире. Так получилось, но противостоять натиску фашизма «нормальные» капиталистические государства с либеральнодемократической политической системой практически не смогли, в отличие от Советской России, вне всякого сомнения, построенной по холистическому принципу. Причиной этого является тот факт, что эффективные экономика и организация жизнедеятельности общества в условиях войны несовместимы с капитализмом; эффективное управление общественными процессами и всей системой в целом может обеспечить только мобилизация общества и соответствующая ей мобилизационная стратегия, мобилизационная экономика, мобилизационная организация общества, мобилизационная культура.

При этом мобилизация в условиях войны (а весь ХХ век Россия воевала – начиная с Русско-японской войны и заканчивая войной с исламистским фундаментализмом в Чечне и международным терроризмом вообще) практически несовместима ни с демократией и либерализмом, ни со свободой слова или иными формальными свободами либерализма. И это отражается на жизни людей. Но считать, что исход, который приняла, скажем, основная масса французского общества под натиском фашизма, более правилен потому что Франция была более либеральна (и антимобилизационна), было бы вряд ли верным. И прежде всего по той причине, что отказавшись от социальной мобилизации, элита и общество обрекали себя на национальную гибель, пусть и не такую, которую можно было обрести на войне. Какая из этих «гибелей» хуже и страшнее – вопрос глубоко мировоззренческий и для культуры глубоко интимный (знаменитое «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях»). Советский народ избрал и более жертвенный, и более трагичный, и более сложный, и более тяжелый путь… Не избери он этот путь – мир был бы сегодня принципиально иным. Никаких сомнений по этому поводу нет и быть не может.

Только усилием воли целостного сообщества (т.е. построенного по холистичному принципу) можно было противостоять натиску фашизма. Один из современных брянских историков Ю.Т. Трифанков говорит о советском народе в этой войне как о Народе-Армии: весь народ находится в состоянии Войны (кто с оружием в руках на фронтах, кто стоя у станка, кто в поле, кто в конструкторских бюро); народ становится целостным организмом, своего рода армией, в которой, как известно, есть всѐ: и подвиг, и героизм, и трусость, и предательство. И только такая целостная система смогла противостоять и сопротивляться.

Вэтом смысле советский холизм1 не плох и не хорош (желание потонуть в эти-

1Обратим внимание, что здесь мы под холизмом понимаем холистичность советского образа социального бытия, а не просто парадигмальную и методологическую установку, ориентирующую нас на целостность. Естественно, что здесь может возникнуть серьезная путаница, однако перевод некоторых используемых нами понятий на более формализованный и академический язык не упростит, а наоборот, усложнит обсуждение. Именно поэтому в данном параграфе мы под понятием «холизм» будем понимать не только соответствующую парадигмальную, методологическую, мировозренческую, аксиологическую и иную установку, а иногда и нечто иное, как, к примеру, холистичность устройства бытия. Таким образом в

77

ческих оценках или хладнокровно оторвать позитивы эпохи от ее негативов – принципиально внеисторический подход; до поры до времени этические оценки вывести из рассмотрения и только поняв трагическую логику процесса, этические оценки вернуть, но уже на новом уровне, не как тривиальные оценки, а как серьезные основания со своим методологическим и диалектическим смыслом, позволяющим от обыденного понимания действительности прорваться к ее пониманию на трансцендентном уровне, если угодно уровне «трансфинитных сущностей» [133; 142]), это всего лишь инструмент – методологический, операциональный, мировоззренческий, парадигмальный, какой угодно еще, – но при этом позволяющий разрешить казалось бы неразрешимые проблемы и противоречия, которые в работе [247] описывает Ю.Т. Трифанков.

В условиях подготовки к обороне и ведения войны СССР сталкивался с неразрешимыми противоречиями социального, политического, экономического, геостратегического плана, решить которые позволял только холистичный подход к управляемой социальной системе («холизм»). Одна проблема разрешения вопроса о месте строительства новых предприятий (еще перед войной) чего стоит: по военно-политическим соображениям их выгодно было размещать на востоке страны, но там менее благоприятные инфраструктурные, географические да и некоторые социальные показатели [247; 249]. В первые же дни войны предстояло решить еще более глубокое и трагичное противоречие: либо разрешить советским войскам отступить под натиском танковых армад армии Гудериана и позволить им прямо сходу продвинуться вглубь страны, отдавая тем самым современное, жизненно необходимое и с таким трудом созданное военное производство гитлеровской коалиции, либо приказать советской армии контратаковать, пока идет стремительная переброска промышленности на восток и закладывание на западе страны базы для диверсионноподрывной деятельности. Тяжелейшее и неразрешимое противоречие: либо потерять важнейшие очаги военно-промышленного производства (и тем самым, возможно, повысить вероятность поражения в войне, а значит и уничтожения народов России в рамках плана «Ост»), либо ценой серьезных человеческих потерь контратакующей армии попытаться решить задачу сохранения военнопромышленного потенциала страны путем его переброски на восток.

Задача могла быть решена только большой ценой – и в этом трагизм, и в этом жертвенность народа в условиях этого грандиозного исторического момента (экзистенциального для социально-исторического субъекта). И она была решена. Согласно достаточно смелой гипотезе Ю.Т. Трифанкова, армия практически «сгорала», контратакуя и обеспечивая возможность переброски стратегических предприятий на восток. Не простое, сложнейшее историческое решение. Но даже сегодняшний анализ этой ситуации методами современной военной политологии с использованием представлений о нелинейных и нелокальных военных воздействиях [138] показывает, что решения содержали опреде-

данном параграфе мы определяем понятие «холизм» не формально, а иначе – в чем-то конструктивно, в чем-то интуитивно.

78

ленную логику1: армия исполнила свой долг и трагической для себя ценой позволила вывести точки воспроизводства своего военного потенциала на недоступную для врага часть периферии. Если даже армия сильно повреждена, но на периферии сохраняются и особым образом активизируются (приводятся в действие) точки воспроизводства военного потенциала, обладающие соответствующим ресурсом, то война отнюдь не проиграна.

С другой стороны, заложенные в первые месяцы войны базы диверсионной работы на оккупированных вражескими войсками территориях (в т.ч. и на Брянщине) решали еще одну серьезную геостратегическую спецзадачу – задачу разрушения коммуникации немецких войск, дошедших до Сталинграда или ведущих боестолкновения на Курской дуге, с точками воспроизводства их военного потенциала. Решение таких глобальных и многослойных управленческих задач (а их было гораздо больше – мы лишь позволили себе коротко остановиться на одном из примеров) было возможным только в условиях мобилизационного и целостного (холистического) типа управления. И мобилизация, и холизм в этом случае – никак не цели, а всего лишь средства (инструменты, технологии) их достижения.

Поэлементно оптимизировать функционирование различных элементов социальной системы (вплоть до отдельных воинских соединений) в условиях войны и не проиграв при этом войну, было принципиально невозможно. Оптимизировать систему можно было только целостно (рассмотрев ее как единый организм). Только холистичное управление социальной системой давало шансы на Победу в Войне и спасение мира от фашизма.

Такого рода примеры и их обобщение, некоторые философскометодологические представления заставляют нас рассматривать холизм в существенной мере именно с инструменталистских позиций. Более того, говоря об «инструментально-технологическом» понимании холизма (т.е. холизм как инструмент или как технология), придется разнообразные «холизмы», среди прочего обладающие массой значимых в данном контексте характеристик (функциональность, эффективность, результативность и т.п.), подразделить на позитивные и негативные. Вполне возможно, что есть некоторая закономерность, согласно которой уход от позитивного «холизма» ведет к тому, что начинают

1 «Военная логика» очень часто может быть примером холистичного мышления и холистичного же восприятия процессов («холизма»). Связано это с тем, что «военная логика» не согласуется с «бытовой логикой». В войне можно ценой малых превентивных потерь на подступах к охраняемой территории не допустить потерь более масштабных (к примеру, ценой роты спасти дивизию), но для этого придется решиться на действия, скажем, лишенные очевидных для общества или международной общественности причин. Так, скажем прямо, было в случае введения советских войск в Афганистан. «Военная логика» действует во многих ситуациях (кризисных социально-политических, чрезвычайных и т.п.) и предполагает, что издержки планируемых действий меньше приобретений. Данный вопрос достаточно подробно изучен в теории принятия решений, причем в самых различных ее дисциплинарностях (военной, психологической, политической, математической и т.п.). Кстати сказать, оценку издержек и приобретений (к примеру, при принятии решений в условиях чрезвычайных ситуаций, при террактах, освобождении заложников и т.п.) с некоторых пор осуществляют на ЭВМ с использованием компьютерных моделей.

79

доминировать уже не позитивные, а негативные «холизмы». Примеров негативных «холизмов» можно привести множество – это и раковые анклавы в биологии, и криминальные структуры в социуме и т.п. Развитие подобного рода негативных «холизмов» очень хорошо просматривается на постсоветской истории: на внутриполитическом пространстве с распадом СССР (т.е. с падением «холизма») произошла невиданная криминализация социума (криминал пришел во власть, произошло сращивание криминала и политического класса, криминальные структуры системно заменили собой самые разнообразные формы самоорганизации общества), в то время как на уровне геополитическом мы можем наблюдать, как произошли тоже достаточно серьезные трансформации, в частности, снятие с повестки дня идеологического противостояния блоков биполярной международно-политической системы привело к тому, что доселе находившиеся под прессом этого противостояния противоречия начали интенсивно разрастаться, порождая собою цепь локальных конфликтов, появление новых (в каком-то смысле постнеклассических, построенных по ризомному принципу) генераций международного терроризма.

Многие противоречия и превращения здесь можно попытаться описать в терминологии диалектической логики, а также с помощью понятия превращенной формы (в сущности это марксистский термин, одно из наиболее важнейших достижений марксизма) [252]. Превращенная форма – это форма, воюющая со своим содержанием, ведущая с ним войну на уничтожение. К примеру, человека охраняет служба безопасности. В условиях либо отсутствия опасности, либо вхождения в службу безопасности иного смыслового потока, она превращается из службы обеспечения безопасности в «службу обеспечения опасности». Безопасность превращается в опасность. Форма начинает работать сама на себя (а не на содержание) и, в конечном счете, она превратится в свою полную противоположность. Это и есть превращение и превращенная форма как его результат. В конкретном случае это говорит о том, что недостаточная организованность позитивного «холизма» (содержательного обеспечения безопасности) может стать предпосылкой формирования (и самоорганизации!) «холизма» негативного (источника опасности). При этом позитивный «холизм» нужно организовывать целенаправленно, в то время как негативный холизм может сложиться и сам (самоорганизация негативных «холизмов»).

Ряд политологов и философов описывают процессы и явления в сегодняшней России как своего рода «бытие в превращенных формах» [252]. Так, спустя более двух с половиной десятилетий после начала либеральнодемократических трансформаций, приходится говорить не об имманентных сущностях либерализма и демократии (принцип равных возможностей, спонтанность и динамизм социальной самоорганизации, коммуникативная рациональность в обществе и его отношениях с властью), а скорее, об их превращенных формах, или в еще более близкой нам терминологии, о самоорганизации негативных «холизмов». Монополизация и приватизация возможностей сильнейшими группами влияния, бюрократизм, атомизация общества, социальная апатия, низкая экономическая активность основной массы социума и т.п. – вот черты самоорганизации негативных «холизмов» или бытия в превращенных

80