Философия - лекции, монографии / 2012 ТРЕТЬЯ МОНОГРАФИЯ Научная рациональность. Пределы перепутья / Монография / Научная рациональность. Пределы перепутья

решением, определяется адекватностью «схватывания» проблемы и правильностью постановки целей, диктующих выбор средств-инструментов [169, с. 269]. В конечном счете уровень рефлексии определяет уровень возможности влиять на поток событий и развитие процессов в неустойчивом мире.

В рамках концепции прагматизма как еще более общей, чем инструментализм, содержание и истинность знания определяется его практическими последствиями. Философские споры, как следствие, разрешимы при обращении в плоскость практических последствий философских теорий (это т.н. прагматический критерий истинности, который мы также можем обнаружить у марксистов). На основе этого предполагалось рационально обоснованное и непрекращающееся совершенствование общественного устройства [169, с. 541].

Операционализм исходит из того, что содержание научных концептов и конструкций обусловливается способами (схемами и практическими и умственными процедурами) взаимодействия субъекта с объектом. Работа со схемами, различные схемотехники и «работа по схеме многих знаний» входят в чис-

ло базовых понятий в системно-мыследеятельностной методологии (СМД-

методологии). Есть важные параллели у операционалистов и с неопозитивизмом, и с философскими представлениями Л.С. Выготского, М.Бунге, М.Вебера

идругих. В операционализме важное место отводится различению и соотношению экспериментально-измерительных (эмпирических) процедур и «карандаш- но-бумажных» операций (языковых и математических) – соотносимых, но всегда различимых. Для последних устанавливается требование не порождать противоречия в дальнейших рассуждениях. Сами же они могут быть проинтерпре-

тированы как экспериментально-измерительные процедуры со знаками и язы-

ковыми структурами. Любое понятие, с точки зрения операционализма, содержит в себе одновременно две тенденции, проявляемые в операциях (работе) с ними: тенденция к дифференциации (операционализация понятий) и тенденция к интеграции (концептуализация понятий), что, как мы видим, адресует к определенным противоречиям и подходам, рассмотренным в гл. 2 (методология социологии М.Вебера, представления неокантианцев о номотетизме и идиографизме). Дифференциация при этом понимается как требование уникализации значения понятий. Операциональное значение должно быть настолько единственным, насколько это возможно. Разные процедуры (измерения) формируют различные понятия объектов. Как продукт взаимодействия субъекта и объекта операция не похожа на объект и не сводима к его содержанию. Отсюда тезис одного из основателей операционализма П.Бриджмена о том, что «если применяются два вида операций, то, строго говоря, должны использоваться два имени». Но, с другой стороны, дифференциация постоянно сопровождается и контролируется интеграцией, т.к. всегда необходимо удостоверяться в том, что различение двух и более понятий не приводит к появлению псевдопроблем, характеризующихся в т.ч. и использованием разных имен для обозначения одного

итого же. Принципы операционализма были расширены на понимание социокультурных процессов. В этом отношении функции операции выполняют поступки и переживания людей, в терминах которых истолковываются понятия социальных наук. Суть любого явления эксплицируется через выявление того,

101

что и как делают социальные агенты. Стоит отметить, что Бриджмен считал возможность полной рационализации человеческого поведения иллюзией. Носителем рациональности выступает не индивид, поведение которого спонтанно, а социальность, подчиненная определенным нормам и законам. Поступки же человека всегда находятся в определенном контексте, зависят от конкретных ситуаций их совершения, все их последствия заранее не прогнозируемы, а сами они складываются зачастую стихийно. Рационализация человеческого действия происходит, как правило, post-factum. Рациональное действие есть действие, проектирующее в будущее регулярные связи, обнаруженные в прошлом [169, с.

488-489].

Индустриализация мира идет рука об руку с рационализацией жизнедеятельности общества, при этом рационализация может подразделяться на экономическую, научную и технико-технологическую, социальную (коммуникативную), регулятивную (управленческую) и духовную (в некотором роде элементом которой является научная) [61]. Важным методическим следствием этого являются представления о том, что техногенная рациональность включает в себя экономическую, научную и технико-техническую рациональность как свои основные компоненты (рис. 26) [61]. Аспекты техногенного мира и противоречивой природы его рациональности представлены в социоприродных исследованиях ряда брянских философов (Э.С. Демиденко, Е.А. Дергачева, Н.В. Попкова и др.), согласно которым техногенный социум являет собой интеграцию общества, биосферы и техносферы, причем роль последней в социоприродных процессах неумолимо возрастает [61]. Общество представляет собой противоречивое социо-техносферно-природное образование.

Вопросы о рациональности в жизнедеятельности человека и общества и о социальных технологиях через призму парадигм социологической мысли представлены в работе [115]. В конце концов сложилось довольно много школ, осуществляющих рефлексию

по поводу рациональности действия в обществе и культуре. Одним из первых мыслителей, обратившихся к этой проблеме был, пожалуй, Платон. В идее, со-

гласно которой мудрецы должны править в идеальном государстве, уже просматривались элементы технократизма социально- и политико-философской мысли. Далее проблема была представлена и по-новому развернута в трудах многих мыслителей (идеи меритократии, «государство экспертов» у философов Франкфуртской школы неомарксизма). Очень важным шагом стало формирование в русле неклассической философии и науки таких дисциплин, как политология, социология, психология, экономика. Очень скоро в их рамках были поставлены проблемы социальных и политических технологий, психотехник и т.п. В ХХ в. уже стало формироваться постнеклассическое видение в т.ч. и этих проблем, использование синергетических подходов на уровне сначала парадигмы, а потом и методико-методологического обеспечения (хотя проблема постнеклассического методико-методологического обеспечения в социологии и политологии даже сейчас далека от своего полного разрешения), что знаменовало

102

переход в постнеклассику.

Интересное рассмотрение техники предложил Мартин Хайдеггер, разведя технику как в, с помощью которого человек поставляет себе пищу, одежду, жилище и т.п., и технику как , искусство в понимании древних греков. Если взгляд на технику как на постав является тривиальным, то взгляд на технику как на искусство открывает новые грани рассмотрения феномена рациональности и техники. Дело в том, что сущность искусства – раскрывать духовный мир человека, и Хайдеггер, по сути, от рассмотрения сущности техники «через мост» техне (и его сущности, сущности искусства) изящно перешел к сущности человека. Это было достаточно тонкое и многослойное раскрытие сущности техники, а через нее и рациональности. Если сущность техники можно увязать с технической рациональностью, то уже, рассматривая сущность техники во взаимосвязи с сущностью человека, надо переходить от технической рациональности к рациональности не только технической, но и гуманитарной. И проблема раздробленности научной рациональности и рациональности вообще «всплывает» вновь.

Вданном контексте проблема рациональности имеет не только философский и антропологический смысл, как на это прекрасно указал М.Хайдеггер, но

исмысл практический, даже жизненно важный. Об опасности, которую таит в себе техника, Хайдеггер пишет в своем «Вопросе о технике»: «Угроза человеку идет даже не от возможного гибельного действия машин и технических аппаратов. Подлинная угроза подступила к человеку в самом его существе. Господство постава грозит той возможностью, что человек окажется не в состоянии вернуться к более изначальному раскрытию потаенного и услышать голос более ранней истины» [61, с. 154]. Этот вопрос об угрожающем господстве техники актуален сегодня, причем во многих отношениях. К примеру, в монографии [61] раскрывается тот факт, что современная экономическая рациональность, рациональность техногенного общества вступают в глубочайшее противоречие с гуманитарными ценностями. Проблемы неразумного природопользования, загрязнения окружающей среды, падения качества жизнедеятельности человека заставляют современное общество обратиться к вопросам социогуманитарной рациональности и, если можно так сказать, рациональности экологической. Как оказывается, задачи экономики, техногенного мира, потребления вступают в противоречие с задачами сохранения среды обитания человека (и сохранения самого человека). В подобном контексте мы можем видеть системный конфликт (конфликт целей, ценностей, средств, парадигм и т.п.) экономической и техногенной рациональности, с одной стороны, и гуманитарной и экологической рациональности, с другой. Выражается он в том, что триада, объединяющая науку, технику и производство, безжалостно наступает на природу, т.е. на среду обитания человека, а значит, угрожает его жизни и здоровью. Через призму данной проблемы мы можем убедиться в том, что проблема раздробленности рациональности, несводимости различных подходов носит не только теоретический, но и глубоко практический характер.

Всамом общем виде эту проблему можно обозначить как конфликт рациональности техногенного социума (техногенной рациональности, включающей в

103

себя аспекты технической, экономической, научной и иной рациональности) и рациональности гуманитарной (экологическая проблематика приобрела для общества новое звучание, когда стало понятно, что ее развитие угрожает жизни человечества, т.е. и человека как основного объекта гуманитарного знания). Попытка разрешения этого конфликта рациональностей привела ученых, к примеру, к парадигме устойчивого развития.

Еще раз подчеркнем при этом первые попытки рассмотреть конфликт техники и человека, т.е. в некотором смысле технической и гуманитарной рациональностей, мы обнаруживаем задолго до того, как конфликт приобрел современное экологическое звучание. В первой половине ХХ в. в том или ином аспекте этому вопросу посвятили свое внимание многие выдающиеся мыслители того времени: Н.А. Бердяев, А.А. Богданов, В.И. Вернадский, Х.Ленк, Э.Леруа, Л.Мемфорд, Х.Ортегга-и-Гассет, П.Тейяр де Шарден, Э.Фромм, М.Хайдеггер, Ж.Эллюль, Ф.Юнгер, К.Ясперс. Пусть и созданные в несколько иной терминологии, их философские представления адекватны многим проблемным вопросам в отношениях «человек – техника», «человек – общество», «природа – общество», «культура – техника».

Связь рациональности, рационализации с феноменом техники и технологии заставляет нас обратиться к другой очень важной методологической проблеме. Как очевидно, рефлексия по поводу и рациональности и рационализации в культуре и обществе, и неразрывно связанным с ними феноменом техники и социально-гуманитарных технологий сегодня обсуждается во многих науках: не только в философии, но и в социологии, культурологии, политологии, психологии, педагогике. Соответственно сложилось множество школ и дисциплинарных подходов, по разному обсуждающих одни и те же проблемы (порой даже под очень непохожими «именами»). Такой характер обсуждения имеет массу трудностей и вообще говоря актуализирует проблему сведения различных обсуждений, дискуссий, подходов к единому знаменателю. В этом множестве подходов и методологических тенденций есть и некоторые своего рода «течения», которые, с одной стороны, идут навстречу друг другу, но практически не обладают ни матрицами прогнозирования и проектирования этой встречи, ни очень часто пониманием того, что эта встреча должна состояться и обсуждаемые два течения именно к ней идут. В истории философии и науки такое бывает сплошь и рядом и удивляться этому, увы, не приходится. Причина, видимо, кроется в различных языках концептуализации исследуемых проблем и явлений.

Обозначим два таких течения, хотя при некотором анализе можно увидеть и другие потоки философии. Первое течение – это исследователи и исследования в сфере научной рациональности и рациональности вообще. В рамках этого течения есть как строгие подходы, строящиеся на базе научно-философской рациональности (примерами служат работы [4; 204-206; 226; 228-229; 232]), так и подходы менее строгие, но позволяющие выявлять рациональность мифологии, религии, искусства и других видов познания. В решении последнего класса задач применяются методы философии, антропологии, религиоведения, культурологии, социологии культуры и т.п.

104

Вкратце остановимся на социокультурном анализе в широком смысле его понимания. Социокультурный анализ позволяет подойти к исследуемым феноменам с рационально-духовной точки зрения. Такой подход еще остается научным (как научным остается, например, религиоведение). Но он соотносит рассматриваемый феномен с различными потоками духовной жизни. При том, что эти потоки, будучи не до конца рациональными, не всегда поддаются строго сциентическим и формально-логическим рассмотрениям [135, с. 244-246]. Ценность такого подхода состоит в том, что он рассматривает разные смысловые системы именно как сложно организованные, сложно формализуемые, иногда недоопределенные и недовыявленные. Системы могут быть линейными или нелинейными, распределенными или компактными, классическими или постклассическими, детерминированными или вероятностными (стохастическими). Но если это системы (или даже парасистемы, как, к примеру, постмодернистские ризомы), то можно рассматривать некоторые закономерности даже в той области, где они казалось бы уже не работают. Однако, как оказывается, они работают, правда, очень сложным и не «буквальным» образом. Это хорошо видно на основе социокультурных подходов с их методологической и иной спецификой [135, с. 244-246]. Разумеется, оперирование социокультурными образами и аналогиями нельзя назвать строгим. Но социокультурный метод не «дорожит» избыточной строгостью. В противном случае он совсем не мог бы осмысливать потоки духовной жизни и транскультурные, трансцивилизационные инвариан-

ты [135, с. 244-246].

Второе течение – это совокупность подходов и исследований, акцентирующих свое внимание на экологической проблематике, проблематике социоприродной и техносферной, рассмотрении техногенеза, в который погружено современное общество. Это течение не менее многослойно и многоаспектно, чем предыдущее. Экологические и социоприродные аспекты этого течения берут свое начало в русском космизме, в философских идеях советского академика В.И. Вернадского, ряда других ученых. В чем-то близкими, а в чем-то очень далекими (скорее относящимися уже к нарождающейся тогда постмодернистской эпохе) стали исследования Римского клуба, идеи устойчивого развития и т.п. Не последняя роль в соответствующем ряду философских и социологических исследований принадлежит результатам, полученным в ряде социоприродных исследований брянских философов, множество работ которых посвящено критическому анализу влияния техники и техногенной рациональности на человека, общество, природу и экологию [41; 51-53; 55-61; 183-190; 192]. Все это представляет собой большое течение научно-философской мысли, использующее философские, культурологические, социологические подходы и имеющее достаточно разветвленную структуру с массой новых ответвлений.

Если два указанных нами течения смогут увидеть возможности диалога, встречи и взаимопонимания, то они сольются воедино и благодаря объединенным, совместным усилиям возрастет вероятность решить исследуемую ими проблему; в противном же случае велика опасность того, что проблему они не решат, а только столкнутся и либо пройдут сквозь друг друга, не оставив и следа, как принципиально разнородные течения, либо придут в состояние соударе-

105

ния и в ходе него, не исключено, окажутся отброшенными назад.

Для понимания общих отличий этих течений – условно говоря, научнофилософского (базирующегося на представлениях о научно-философской рациональности в широком ее понимании) и философско-техносферного (базирующегося на философии техносферы также в достаточно широком ее понимании) – обратимся к рис. 27.

Следствием бурного развития науки становится появление технологии, причем как в материально-производственной, так и социально-гуманитарной сферах, что, в свою очередь, в ходе своего развития порождает проблемы экологии (как в узком, так и в более широком смысле слова). При этом научнофилософское течение анализирует науку и научную рациональность и реже другие виды познания и типы рациональности, существующие в культуре (искусство, религия, мифология, эзотерика и др.), а философско-техносферное – проблемы экологии и породивший их бурный расцвет техники, противоречивую природу техногенной рациональности, конфликт техносферы и биосферы, препятствия развитию ноосферы (рис. 27). Иначе говоря, некоторым образом смещены исследовательские и как следствие методологические акценты, однако, в конечном счете, исследуется некоторый единый, пусть и многомерный и многозвенный процесс, разворачивающийся в самых различных срезах (временнóм, социальном, географическом, культурном и т.п.) (рис. 27).

Собственно говоря, некоторое несоответствие, присутствующее между двумя обозначенными подходами, является достаточно серьезной и трудно преодолимой проблемой и выступает одним из разломов, с которыми сталкивается осмысление рациональности. Множество подобных разломов и порождают факт нахождения рациональности на перепутье. Отыскать же детерминанты, позволяющие преодолеть перепутье, вырваться за его пределы, оказаться по ту сторону перепутья – одна из важнейших целей многих исследований и нашего в том числе. При этом одним из подходов, позволяющих снять некоторые противоречия в рациональности, является поиск оснований обсуждаемых нами проблем, в т.ч. и проблемы некоторого несоответствия двух течений, использования ими различных языков, слабое понимание между которыми порождает указанные разрывы. Согласно рис. 27, эти разрывы вполне преодолимые, особенно

1 Рис. 27 и рис. 8-12, в сущности, отражают один и тот же процесс, но в разных ракурсах. Дифференциация социально-гуманитарной и материально-производственной техники и технологии (рис. 12), указывает на проблемы, выходящие за рамки проблем биосферы и ее превращения в техносферу. Вопросу широких толкований экологической проблематики посвящен п. 2.3.

106

если обратить внимание на тот факт, что оба течения исследуют один и тот же системный процесс, но в буквальном смысле с разных сторон. Наука выступает своего рода причиной, а экологические проблемы – последствиями, между которыми (указанной причиной и следствием) лежит еще одно звено – технология (в широком смысле, т.е. технология материально-производственной и социаль- но-гуманитарной сфер).

2.3. Социогуманитарная экологическая проблематика

Бурное развитие науки привело к стремительной «технологизации» окружающего человека мира, становлению целого спектра технологий, причем как материально-производственных, так и социально-гуманитарных. Развитие первого типа технологий несет определенную угрозу для человечества в плане своего влияния на биосферу, формирования рисков постбиосферного и урбаниза- ционно-техногенного образа жизни. Данная проблема на достаточно богатом эмпирическом материале осмысливается в рамках социоприродных исследований, техногенной проблематики и т.п. [41; 55-61; 183-185; 187-189; 192], экополитических исследованиях [293]. Однако второй тип технологий (социальногуманитарные технологии) несет ничуть не меньшую угрозу человеку и человечеству и это тоже постепенно начинает осмысливается в современной философии и науке с самых разнообразных позиций и сторон [41, с. 3-5; 86-87; 110; 113; 117; 132; 151; 175; 203; 220; 292]. Тотальная технологизация жизни в со-

временном обществе способствует формированию «технологического этоса» [41, с. 5], который враждебен экзистенциальным проблемам личности, препятствует их осознанию и разрешению. Сформировавшееся техногенное общество с расцветом не только материально-производственных, но и социальногуманитарных технологий, несет собой огромные риски для человека и общества в культурном, политическом, социальном и иных аспектах; понятие «общество риска» в этой связи становится все более релевантным социальной реальности, ибо современный человек находится в состоянии перманентного риска, который связан с техносферой.

На страницах настоящей монографии нами неоднократно обсуждалась проблема того, что, наряду с техникой и технологией материальнопроизводственной сферы, существует и бурно развивается техника и технология сферы социально-гуманитарной. В каком-то смысле это очередной этап развития техногенного социума, а то и техногенного социума постматериального типа (индустрия по тем или иным причинам отходит на второй план, более значимым фактором становятся технологии постматериальные, т.е. информационные и социально-гуманитарные).

Логика, согласно которой развитие материально-производственного типа технологии (и техногенности) приводит к формированию постбиосферного мира, постепенному замещению биосферы техносферой, нарастанию и накоплению кризисных моментов в биосфере и т.п., нас заставляет предположить, что аналогичные процессы должны происходить и в связи с развитием и экс-

107

пансией второго типа техники, находящейся в непосредственном поле нашего внимания социально-гуманитарной технологии (рис. 28).

вно как развитие техники приводит к превращению биосферы в техносферу, так и развитие социогуманитарных техник и технологий ведет к пре-

вращению социокультурной сферы в социально-гуманитарную техносферу

(социокультурную техносферу). С точки зрения принципов диалектической логики, происходящие и ожидаемые процессы могут быть представлены в виде схемы так, как это показано на рис. 29. Каждый последующий этап отрицает предыдущий и в чем-то напоминает предпредыдущий.

Рис. 29

Как мы полагаем, социогуманитарный (социокультурный) тип техносферы являет собой не что иное, как особый компонент общей техносферы. Связаны подобные выводы с тем, что коль возможен выход за рамки узкого понимания техники и технологии в плоскость социально-гуманитарной техники и технологии, то возможен и выход за рамки узкого понимания техносферы, да и экологической проблематики вообще. Именно это и выступает вводными методологическими основаниями того, чтобы говорить о социогуманитарной техносфере и социогуманитарной экологической проблематике.

Аналогии между техносферой и ее социгуманитарным компонентом могут быть продолжены и во многих других отношениях. Вне всякого сомнения, в социогуманитарной техносфере за счет качественных изменений необходимо должны происходить трансформации. При этом, видимо, важной чертой сегодняшних трансформационных явлений выступает ускорение всех процессов.

1 В схеме, представленной на рис. 28, нами принципиально различаются два вида при- чинно-следственных связей: онтологическая (сокращенно она обозначена надписью ont., происходящей от английских слов «ontology», «ontological»), и гносеологическая (сокращенно оно обозначено как gn., образуясь от английских слов «gnosiology», «gnosiological»). Связано это с тем, что, строго говоря, следствия-явления и следствия-выводы имеют различную детерминацию, иногда даже взаимно-противоположную направленность, когда, к примеру по следствиям мы познаем породившие их причины. С логической точки зрения, в такого рода рефлексии это требует подчас достаточно четкого различения онтологического и гносеологического «следования», или говоря шире, онтологической и гносеологической детерминации.

108

Дадим определение. Социокультурная техносфера – это оболочка Земли, в которой пребывает и действует вся совокупность социально-гуманитарных техник и технологий. Она формируется из изначально существовавшего мира духовного бытия человека и общества путем фундаментальных преобразований, которые осуществляются человеком посредством развития науки и техники, различных видов социально-гуманитарных, организационных, интеллектуальных и иных технологий.

Говорить о проблеме социогуманитарной техносферы приходится не из соображений «академической схоластики», а из тех соображений, что социокультурная техносфера на уровне гуманитарного знания глубоко связана с проблемой экологии человеческой души, а на уровне социальном – проблемой здоровья нации и национальной безопасности. Есть у этого вопроса и глобальный аспект, связанный с тем, какие трансформации происходят с человеком и человечеством в глобальном масштабе в связи с развитием и применением социаль- но-гуманитарных техник и технологий.

2.4. Социотехносфера и экология человеческой души

Применение социально-гуманитарных технологий может иметь самые разнообразные цели и последствия, от благих до деструктивных (к сожалению, чаще деструктивных – отчасти сказывается принцип хрупкости всего хорошего, но и не только он). Уже применение социально-гуманитарных технологий в информационно-психологических войнах ставит ряд вопросов крайне остро. Не случайно нейросемантическое оружие во многих странах мира находится под запретом, ибо крайне глубоко и вместе с тем разрушительно воздействует на сознание своего адресата. Интенсивная нейросемантическая атака на человека ведет к росту агрессивности и отупению, коллапсированию его духовного мира. Вполне очевидно, что «под прицелом» нейросемантического оружия может оказаться не один человек, а целая социальная группа или даже страна. В подобном случае удар, как это очевидно, наносится не только по сознанию отдельного индивида, но и возможен подрыв и разрушение таких важнейших нематериальных капиталов, как «национальное самосознание», «национальный интеллектуальный ресурс», «национальный психологический ресурс», «мо- рально-нравственный климат в стране», «социально-психологическое здоровье» [126; 140; 175; 203; 292]. Подобного рода удары наносятся в серьезных политических целях. Так, в ходе перестройки в СССР был атакован целый ряд архетипов человеческой культуры. Подобного рода удары, наносимые по архетипам, по определенным словам, ключевым образам или социокультурным кодам ничуть не менее опасны, чем военные удары классических боевых действий

[132; 203; 292].

В этой связи приходится переходить к проблемам экологии человеческой души. Человек пребывает сразу в нескольких средах, и экология – это наука о человеке и среде его обитания, гармонизации отношений между ними. В философском смысле экология ставит проблему гармонизации отношений между

109

человеком и средой. Таких сред, в которых живет человек, несколько: не только природная, но и среда техническая, информационная, социальнопсихологическая, социокультурная и т.п. [132]вно как рыба, оказавшаяся в гнилой воде, может умереть, так и человек, оказавшийся в деструктивной культурной ситуации, тоже будет умирать или мутировать. И если ненормальная культурная среда характерна для всего общества или социально значимых групп, то данная среда, в конечном счете, будет образовывать социокультурные патологии [132]. Иначе говоря, приходится делать вывод о высокой степени влияния качества социокультурной среды на человека, а значит, и на общество. При этом необходимо четко понимать, что морально-нравственный, патриотический и иной потенциал общества является фактором, без которого невозможно сохранение государства и народа. Таким образом, качество социокультурной и информационной среды становится важнейшим фактором мощи страны, ее нематериальным капиталом (рис. 30), что особенно важно понимать в современную эпоху, когда ускоряются все информационные процессы и информационные среды становятся чуть ли не «сверхпроводниками» негативных воздействий социально-гуманитарных технологий, а роль нематериальных ресурсов стремительно возрастает [113; 132; 149, с. 21; 166].

Влияние одного фактора на другой

Рис. 30

В конце концов, надо признать, что культурная среда, информационная и другие среды – это такие же экологические среды, и борьба за них, за их чистоту, за позитивную динамику в них ничуть не менее правомочна и актуальна, чем борьба за среду природную [132].

2.5. Социотехносфера и национальная безопасность

Говоря о расширении и развитии широкого спектра управленческих и со- циально-гуманитарных технологий деструктивного воздействия, необходимо четко понимать, что данные технологии оказывают влияние и на экологию че-

ловеческой души, и на экологию социокультурной среды, и на потенциалы государственности и национальной безопасности. Данный вопрос осмысливается в современной политологии, важнейшим следствием чего является признание того факта, что на смену силовым методам политического противостояния пришли технологии soft power, сетевые войны и самые разнообразные нематериальные воздействия в политической, культурной, гуманитарной и иных сферах (информационные войны, психологические, организационные, интеллектуальные и т.п.). Соответственно этому для поддержания потенциалов государственности (или говоря шире, субъектности государства и общества) важен не только

110