Конфликтный личностный смысл единица самосознания личности в.Столин

Человек, стремящийся лишь к одному какому-то мотиву, не более чем абстракция. Реально человек в любой период своей жизни реализует некоторую совокупность жизненных отношений. С по-взрослением человека число его связей с миром расширяется. При этом "чем более расширяются связи субъекта с миром, тем более они перекрещиваются между собой.

Одни и те же по своему содержанию обстоятельства, действия, их последствия, вовлекаемые в разные жизненные отношения, т.е. в разные деятельности, могут иметь различный личностный смысл: позитивный смысл в отношении к одному мотиву и иной, негативный смысл в отношении к другому.

Этот противоречивый смысл можно назвать конфликтным смыслом действия. Он будет позитивным для личности в той мере, в которой отражает связь действия с достижением одного мотива, и негативным в той мере, в которой отражает удаление от другого мотива. Так, длительная командировка может служить реализации профессиональных планов и, следовательно, обладать позитивным смыслом в рамках профессиональной деятельности, но если командировка одновременно требует разлуки с близкими, то она приобретает в отношении к потребности в общении с ними и иной, горький смысл разлуки.

Действие, объективно связанное с двумя мотивами так, что служит шагом в направлении к одному из них и одновременно шагом в направлении от другого, и в силу этого обладающее конфликтным смыслом, будем называть поступком.

Смысл "Я" возникает в результате соотнесения собственных свойств с мотивом деятельности. Расширяются связи человека с миром, расширяется его мотивационная сфера – возникает множественность смыслов "Я".

Если представить себе эту совокупность смыслов "Я" вне факта реального пересечения деятельностей субъекта, то будет ли в сознании "наведен порядок", т.е. будут ли собственные свойства и их смыслы объединены в целостную и непротиворечивую картину ("Я-образ"), или подогнаны под взятый "напрокат" эталон, или они будут слабо структурированы, разобщены – все это будет представлять собой лишь формальные и несущественные для деятельности субъекта характеристики.

Если бы деятельности никогда не пересекались, т.е. не существовало бы действий с конфликтным смыслом и каждая деятельность проходила бы в своем собственном измерении, то оказалось бы справедливым утверждение Джемса о том, что человек имеет столько социальных личностей, "сколько имеется различных групп людей, мнением которых он дорожит"

Но деятельности пересекаются в "жизненном пространстве" индивида. Поступок – это и есть перекресток, пересечение двух деятельностей.

Конфликтный смысл поступка переживается уже до его свершения либо как сознательная дилемма, либо и чаще – как субъективная трудность, нежелание, т.е. в форме эмоциональной сигнализации об этой конфликтности.

Однако, пока поступок не свершен – смыслы "Я" не находятся в противоречии. Конфликтный смысл "Я" возникает после свершения поступка.

Итак, множественность деятельностей приводит к множественности смыслов "Я", пересечение деятельностей – к поступкам, поступки – к конфликтным смыслам "Я", конфликтный смысл "Я" запускает дальнейшую работу самосознания. Эта работа и проявляется в особенностях когнитивного и эмоционального содержания конфликтного смысла

Какие же конкретные процессы самосознания могут запускаться конфликтным смыслом "Я" и к каким результатам могут приводить эти процессы. Другими словами, какие возможны личностные решения задачи на конфликтный смысл?

Введем два "измерения".

Первое – обозначим его как "сознание поступка" – касается субъективного признания того факта, что поступок состоялся. Очень трудно игнорировать факт действия, т.е. реального совершения чего-то, но вполне возможно игнорирование поступка.

Так, в частности, можно "не увидеть" одну из двух (или более) деятельностей, в которую поступок включен, т.е. воспринять его как обычное действие.

Второе "измерение" относится к направлению работы самосознания "за" или "против" того реального выбора, который заключен в самом поступке.

Это измерение обозначим как "личностный выбор".

Внутри него будем рассматривать три возможные ситуации.

1. Личность и в своей осмысляющей работе "голосует" против уже реально, в поступке сделанного выбора и за отвергнутый мотив.²

2. Личность в своем самосознании поддерживает уже сделанный выбор и выступает против отвергнутого мотива.

3. Личность отказывается от решения в самосознании той дилеммы, которая уже решена ею в поступке.

На табл. 2 представлена классификация вариантов осмысления своего "Я" как следствие совершения поступка.

Личностный выбор	Сознание поступка
	факт свершения поступка признается	факт свершения поступка отвергается
В пользу свергнутого мотива	Раскаяние	Самообман
Против отвергнутого мотива	Ужесточение	Дискредитация
Нерешенность выбора "за" и "против"	Смятение	Вытеснение

Раскаяние. Относится к ситуациям, когда человек признает факт совершения поступка, т.е. признает уже свершенный, реальный выбор, но раскаивается в нем. Но эмоции, чувства подсказывают человеку, что выбор он сделал не верный, пошел против самого себя.

Ужесточение. Относится к ситуациям, в которых человек признает факт совершения поступка и сознательно узаконивает выбор. Так, в нашей ситуации с дружбой и делом такой человек мог бы сказать себе: "Я думал, что я хороший друг и дружба для меня ценность. Я сделал выбор не в пользу дружбы и не в пользу друга. Значит, я плохой друг и есть для меня вещи, поважнее, чем дружба". Человек признает лежащую за поступком неравноценность мотивов и очищает, ужесточает внутреннюю иерархию своих мотивов. Можно сказать, что и сам человек с точки зрения его "мотивационного скелета" становится более жестким, "одновершинным".

Подобная трансформация самосознания – также одна из излюбленных тем мировой литературы. Цезарь, перешедший через Рубикон и осознавший себя как Цезаря после этого поступка – наиболее емкий символ подобной трансформации.

Смятение. Относится к ситуациям, при которых признание факта поступка сопровождается внутренними колебаниями, неуверенностью в правильности сделанного выбора, возвратом отвергнутого и вновь утверждением своей правоты. Это ситуация человека, для которого любой выбор оказывается недостаточно внутренне мотивированным, любой отказ – неоправданным.

Весь левый столбец таблицы, т.е. все три вышеуказанные ситуации характеризуют мотивационный вариант решения проблемы конфликтного смысла "Я".

Взвесив свои мотивы на весах поступка, человек либо отвергает результат и активно стремится к отвергнутому мотиву, либо принимает его и укрепляет сознанием сделанный выбор, либо не может решить задачу на иерархизацию мотивов, хотя и пытается это сделать.

Другой вариант решения предполагает, что осознание реального выбора, заключенного в уже свершенном поступке, избегается.

Но поскольку полностью отрицать поступок нельзя, решение достигается за счет изменения содержания сознания, причем такого, которое позволило бы избежать конфликтного смысла "Я". Результатом такого варианта самосознания является не утверждающая себя в поступках деятельность в реальном мире, но особые внутренние действия, происходящие в эмоциональной и когнитивной сфере и направленные на сохранение непротиворечивого "Я-образа".

Проблемы, связанные с анализом этих особых внутренних действий личности, разрабатывались в психологии с двух, достаточно различных позиций.

• Речь идет о разработке представлений о защитных механизмах, осуществленной в психоанализе или с близких психоанализу позиций,

• и о разработке проблем когнитивного диссонанса в когнитивистской психологии. Главная идея теории когнитивного диссонанса Л.Фестингера состоит в том, что наличие в сознании двух психологически противоречивых знаний (установок, мнений) когнитивный диссонанс побуждает человека к поиску их согласованности (консонанса) или иного варианта ослабления несогласованности. Соответственно эмпирически изучались условия, в которых диссонанс наступает, а также способы и формы ослабления диссонанса. Эти способы уменьшения диссонанса содержательно-феноменологически близки к традиционно описанным механизмам психической защиты Подводя итог анализу экспериментальных исследований когнитивного диссонанса, В.П.Трусов отмечает, что "состояние когнитивного диссонанса побуждает человека к преобразованию "личностного смысла" противоречащих друг другу знаний о себе (своем "Я") и о своем поведении" [132, 59]. И далее заключает: "Весь объем проделанных экспериментов дает основание утверждать, что более глубоким источником диссонанса является противоречие между знанием "Я – хороший" и "Я могу показаться другим (и себе) плохим, так как я ответствен за плохой поступок".

8. Поступок как точка пресечения деятельностей.

9. Виды осмысления «Я» после поступка.

10. Проблема смысловой регуляции поведения

Поведение — это система сложных актов, регулируемых на различных уровнях.

В. А. Лисичкин, Л. А. Шелепин и Б. В. Боев выделяют биохимический, биофизический, информационный и психологический уровни регуляции.

В биохимической регуляции принимает участие определенный набор особых веществ, называемых гормонами. Например, у млекопитающих известно более 40 гормонов. Под их контролем протекают все этапы развития организма, все основные процессы жизнедеятельности, многие виды клеточного обмена.

На внешнем уровне взаимодействие организмов регулируется набором управляющих веществ, называемых телергонами. В отличие от гормонов они выводятся в окружающую среду, где действуют на особи того же или другого вида. Они могут обеспечивать узнавание особей разного пола, служить сигналом тревоги, обозначать территорию и др.

У человека роль гормонов в регуляции процессов в организме остается довольно значительной, а вот роль телергонов существенно снижается, хотя они и продолжают выполнять определенные функции. Хорошо известно, что интенсивная умственная работа сопровождается повышенным потоотделением. Эмоции страха, тревоги также связаны с определенными химическими изменениями в организме. Поэтому, например, собака по запаху может определить, что ее боятся. Каждый человек имеет свой специфический запах, который может привлекать или отталкивать других людей. Этим широко пользуются парфюмеры, создающие запахи, которые, влияя на подсознание, способствуют установлению разных по модальности контактов, влияют на характер и продуктивность общения.

В биофизической регуляции принимают участие различные физические поля, как внешние, так и вырабатываемые самим организмом. К ним относят электрические, магнитные, электромагнитные и акустические поля. В последние годы широко обсуждается проблема существования биологического поля.

Такого рода поля используются организмами в процессе жизнедеятельности, например: магнитные поля играют значительную роль при ориентации птиц во время перелетов, акустические — в локации у летучих мышей, китов и т. п.

Известно, что функционирование живой клетки немыслимо без электрической регуляции. Кроме того, у каждого органа имеются свои специфические электрические колебания. Так, для мозга, находящегося в состоянии активности, характерно наличие а-волн, носящих ритмический характер с частотой 9-10 Гц и потенциалом 45 мкВ. Характер волн меняется в зависимости от состояния сна или бодрствования, а также предъявления различных раздражителей. Эти факты широко используются в медицине. Например, с помощью электроэнцефалограмм можно диагностировать эпилептические, опухолевые, сосудистые, воспалительные заболевания, определить место, где протекает патологический процесс.

Наряду с биохимической и биофизической регуляцией поведения можно отметить особый уровень регуляции, называемый информационным. ЧТО есть информация??? Если бы проявление и сущьность вещей совпадали то всякая наука была бы бессмысленной. Информация- снимаемая неопределенность. Информация есть воспринятое разнообразие (нельзя увидеть черную кошку в темной комнате/ мы говорим «масло маслянное», подразумевая, что ничего не узнали.)

Мозг живых существ — открытая система, обменивающаяся с окружающей средой информацией; он также использует химический, биофизический, оптический, акустический и многие другие каналы связи. Однако главная его способность заключается в том, что он может обнаруживать, перерабатывать информацию и транслировать ее другим существам или неодушевленным предметам. Передаваемая информация облегчает поиск пищи и благоприятных условий обитания, защиту от врагов и вредных воздействий, взаимодействие родителей и потомства, формирование групп и т. п.

Обработка информации, оценка сигналов у высших животных связана с наличием у них первой сигнальной системы, базирующейся на безусловных и условных рефлексах.

У человека информационный обмен поднимается на качественно новую ступень, где ведущую роль начинает играть вторая сигнальная система. Но это не значит, что мы не используем первую сигнальную систему для обработки данных (Ну не нравишься ты мне почему-то!!!)

Это система сигналов на значение слова, и в основе ее лежит язык. Язык дает возможность обобщать информацию, и появление его связано с возникновением и развитием сознания, мышления. С формированием языка возникает совокупность актов поведения, совершаемых не с образами реальных предметов, а со знаками, символами, организованными определенным образом. Благодаря этому становятся возможными речь и общение как специфическая деятельность.

Сегодня доказано, что язык - достояние ВСЕХ сложно-социально организованных животных, но у человека он существенно сложнее, потому, что сама социальная система достаточно сложна. Язык- отражение общественной практики (у эскимосов 36 оттенков снега, а у россиян- снежной страны: метель буран, снегопад, пороша, поземка, вьюга и пр.)

Язык и речь- в чем отличие???

Информация- основа психики!

Психологический уровень регуляции — ведущий в поведении человека, именно он позволяет осуществлять наиболее адекватный информационный обмен, дает возможность приспосабливаться к жизненной среде, создавать саму эту среду. Психическая регуляция возникает на довольно позднем этапе эволюционного развития и определяет главным образом поведение организмов, обладающих нервной системой. Основным признаком появления психики выступает способность живых организмов реагировать на абиотические факторы, т. е. такие факторы, которые не удовлетворяют потребности непосредственно, а сигнализируют, что дальше последует нечто важное. Например, лягушка реагирует не на саму муху, а на движение, паук — на вибрацию паутины. Таким образом, движение и вибрация — это абиотические факторы.

11. «Малая» и «большая» динамика смысловых процессов.

Организация смысловой семантики сознания.

Проблема субъективного, пристрастного отношения человека к окружающей его действительности является одной из основных в психологии личности. Взаимосвязь жизнедеятельности субъекта и его созна­ния, отражения и отношения, мотивации и сознания не раз служила пре­дметом теоретического анализа в работах выдающихся советских психологов С.Л. Рубинштейна, Б.Г. Ананьева, В.М. Мясищева. Эта проблема особым образом ставилась и решалась в концепции личностного смысла, разработанной А.Н. Леонтьевым в рамках выдвинутой им теории деятельности [158]. Согласно этой концепции, личностный смысл является одной из образующих сознания наряду со значением и чувственной тканью. Своим происхождением личностный смысл обязан не процессам, происходящим внутри сознания, он не замкнут в его сфере, но возникает в реальной жизнедеятельности субъекта, отражая отношение целей и обстоятельств совершения действий к мотивам деятельности. Однако в структуре сознания личностный смысл вступает в новые связи с другими образующими сознания и выражает себя в значениях и эмоциональных, чувственных переживаниях (чувственной ткани).

Предложенное А.Н. Леонтьевым теоретическое решение проблемы смысла как порождения его одновременно в двух системах − деятельности и сознания, не только намечает путь эмпирического изучения личностных смыслов, но и ставит сложную методическую проблему: как явление сознания, личностный смысл не может быть понят безотносительно к выражаемому в значениях содержанию и чувственной основе (образам, эмоциональной окраске), в то же время личностное, означенное и чувственно окрашенное переживание может быть понято как «смысл» лишь в том случае, если есть отношение обстоятельств реализации Я-целей к мотивам, которые они выражают

Личностный смысл, являясь образующей сознания, одновременно характеризуется и другой системой связи, выходящей за рамки сознания. Эта другая система связей − те отношения, в которых оказываются цели и условия совершения действия к мотиву деятельности [158].

Можно выделить четыре отношения, в которых оказывается то или иное явление в структуре деятельности:

1) оно само является мотивом деятельности,

2) оно представляет собой цель или условие, способствующее достижению мотива,

3) представляет собой условие, препятствующее достижению мотива, и, наконец,

4) представляет собой условие, содействующее достижению одного мотива и препятствующее достижению другого.

Этим четырем отношениям соответствуют и четыре возможных смысла-явления: смысл мотива, смысл способствующего условия (позитивный смысл), смысл препятствующего условия (негативный смысл) и смысл условия, в одно и то же время способствующего и пре­пятствующего (конфликтный смысл). Можно предполагать, что разные личностные смыслы, возникающие в реальной деятельности испытуемого и фиксирующие аспекты этой деятельности, в сознании приобретают особое строение и особую семантику, определяемую различиями во внесознательном, деятельностном содержании смыслов.

Смысл часто может быть вербализуемым: субъект может сформулировать специфику его собственного видения и понимания вещей. Однако часто смысл невербализуем, человек может привести лишь зна­чение, т.е. как бы процитировать толковый словарь. Это может быть как результатом неспособности субъекта в данный момент подобрать нужные слова, так и следствием действия механизма психической защиты, препятствующей осознанию тех или иных неприятных для человека смыслов. Однако любое явление, обладающее для человека личностным смы­слом, обязательно должно иметь какую-то форму проявления.

В ходе работы В.В. Столин и Кальвиньо пришли к выводу о том, что личностный смысл существует в сознании в форме значений, и уже отдельно взятое значение может насыщаться личностным смыслом, становиться его переносчиком. В сознании значение существует не само по себе, а в системе ассоциаций, возможных для данного значения. Ассоциативные связи значения как единицы сознания не тождественны ассоциативным связям, образующимся у данного значения тогда, когда оно становится переносчиком личностного смысла.

Мама: женщина, ребенок, забота – «законные ассоциации»

Мама:. Смерть, печаль, душа – незаконные ассоциации, которые отражают именно личностный смысл.

В последнем случае эти ассоциативные связи могут быть представлены в виде смысловых конструктов. Смысловые конструкты описывают ту форму, которую приобретает личностный смысл в сознании и позволяет дифференцировать семантическое строение разных смыслов у разных испытуемых. Тем самым понятие смыслового конструкта не тождественно и понятию личностного смысла. ???? ( Мы имеем идентичный механизм образования ассоциативных связей, но в случае, если исходному слову-значению доказано присваивается статус мотива, тогда – это уже не просто ассоциативные связи, а смыслы данного слова.)

Так, личностные смыслы могут быть классифицированы в сознании безотносительно к их форме, строению (а это характеристики смыслового конструкта), а лишь на основе того места, которое зани­мает данное явление по отношению к мотиву.

Конструкты могут быть……….

В ходе исследования были выделены двухполюсные шкалы-конструкты и измерена близость положительных и отрицательных полюсов к исходному понятию. Однополюсными конструктами считались те, в которых клю­чевое понятие корелировало только с одним полюсом гипотетического конструкта, а двухполюсными – те, в которых устанавливалась корреляция с обоими полюсами. Последовательными считались такие конструкты, в которых положительная корреляция ключевого понятия с одним из по­люсов не сосуществовала с корреляцией того же знака с другим полюсом. Противоречивыми считались конструкты, образованные корреляцией одного и того же знака между ключевым понятием и обоими полюсами. Утверждающими считались конструкты, в которых ключевое понятие положительно коррелировало с позитивным (в оценочном смысле) полюсом конструкта, а отрицающими – конструкты, содержащие негативную корреляцию с тем же полюсом.

Таким образом, мотив с точки зрения его семантического строения в сознании всегда приобретает форму констатации какого-то позитивного смысла явления, однако у разных людей это может сопровождаться как оппозицией противоположному смыслу явления, так и не сопровождаться такой оппозицией, эта констатация может быть как внутренне логичной, последовательной, так и противоречивой [268].

В отличие от мотива, позитивный или негативный смысл явления семантически всегда последователен, хотя может у отдельных индивидов приобретать характер решенной дилеммы, а у других – единственно возможной.

Конфликтный смысл − это либо борьба альтернатив, фиксирующая неза­конченность выбора между двумя смыслами явления, либо сумма отрицаний; при этом отрицается и позитивный смысл явления, и его негативный смысл. Но конфликтный смысл возникает только после поступка.

По В.В. Столину, конфликтный смысл проявляется в преодолении человеком той или иной преграды ради достижения чего-то важного для него. Смысловые системы высшего порядка несут на себе позицию преображения действительности: ценностное восприятие действительности помогает преодолевать преграды действенного поля, поэтому обилие конфликтных смыслов не меняет общего самочувствия личности.

Признание динамического, регулирующего характера личности влечет за собой вопрос о механизмах ее изменения, для анализа которых смысловой подход оказывается наиболее адекватным, поскольку «изменчивость, динамичность заложены в саму природу смысловых систем, в отличие от личностных черт и диспозиций». «Если нам надо понять изменения личности, необходимо понять, как могут изменять свою природу ее структурные составляющие. Мы не можем объяснить изменение определенного содержания, если наша конкретная теория определяет личность исключительно как содержание. Такая теория может сформулировать только то, что именно должно измениться, и впоследствии она может констатировать, что же изменилось и во что оно превратилось; однако то, как именно стало возможным такое изменение, останется теоретически необъяснимым до тех пор, пока наше объяснение оперирует понятиями о тех или иных определенных содержаниях» [161, с. 13]. При смысловом подходе любой структурный элемент личности включен в два, определяющих его движения: со стороны формы – в непрерывное движение структур деятельности и сознания, и со стороны содержания – в более медленное, но вместе с тем более гибкое движение системы отношений субъекта с миром, изменения которых отражаются в более или менее адекватных изменениях системы личностных смыслов. Динамичность личностных структур прямо вытекает из их функции – сложной регуляции жизнедеятельности субъекта на фоне постоянно изменяющихся условий. Поэтому непрерывное развитие и изменение личности в частностях или целиком является способом ее существования. Д.А. Леонтьев различает «большую» и «малую» динамику смысловых образований. «Большая» динамика развития смысловых образований обусловлена изменением различных видов деятельности. «Малая» динамика наблюдается в результате трансформации смысловых образований в ходе реализации одного вида деятельности [там же, с. 16]

Вопросы смысловой динамики непосредственно рассматриваются в известной монографии Ф.Е. Василюка [67], в исследованиях Д.А. Леонтьева [161 – 164], М.Ш. Магомед-Эминова [171], а также так или иначе затрагиваются в трудах Б.С. Братуся [52 – 57], Ю.А. Васильевой [67], В.К. Вилюнаса [71], Б.В. Зейгарник [111] , А.Н. Леонтьева [158] и др.

Д.А. Леонтьев к процессам «малой динамики» относит «смыслообразование», «смыслоосознание» и «смыслостроительство».

Смыслообразование определяется им как процесс распространения смысла о ведущих, смыслообразующих, «ядерных» смысловых структур к частным, производным от деятельности, развертывающейся в конкретной ситуации путем подключения новых объектов к существующей системе смысловых связей. В результате эти объекты или явления приобретают новый смысл, встраиваются в систему жизненных отношений субъекта, приобретая регулирующие функции, а сама смысловая система расширяется. В отличие от других видов динамики смысловых процессов смыслообразование характеризуется тем, что не происходит содержательной трансформации смыслов. Данная трактовка понятия представляет традиционное понимание смыслообразования (в системе мотив – цель – условие), локальным звеном смыслообразования в широком смысле слова, при котором происходит расширение сети смысловых связей через осмысление новых объектов, явлений и действий в контексте исходных, более общих смыслов. Фундаментальной характеристикой процесса смыслообразования является направленность «сверху вниз» и подчиненность определенной логике [68], в основе которой лежит смысловая динамика. Носителями этой логики выступают особые глубинные структуры психики, которые Д.А. Леонтьев обозначает, вслед за В.Ф. Василюком, как «схематизмы». Для них характерно формирование в период раннего онтогенеза [50]. Синонимами «схематизмов» выступают понятия «интроекты» (З. Фрейд), «комплексы» (К.Г. Юнг), «сценарии» (Э. Берн). Функционально «схематизм», если он не связан с аффективно заряженной смысловой диспозицией, «искривляет пространство», в котором протекают смысловые процессы, преобразовывая в соответствии со своими «формообразующими закономерностями» логику психического отражения в «иную логику», которая становиться потенциальной схемой, определяющей развитие смысловых связей, т.е. направление процессов смыслообразования.

Вторая разновидность динамики смысловых процессов – смыслоосознание, связана с направленной на них работой сознания. Сам факт осознания наличия смысловых структур не трансформирует их ни в содержательном отношении, ни в отношении их действенности. Позитивный терапевтический эффект заключается лишь в потенциальной возможности сознательной перестройки отношений субъекта с миром (С. Гроф, Р. Ленг, К. Роджерс, З. Фрейд, К. Юнг, и др.). Совсем иначе представляется процесс осознания смысловых связей. Это направленная на мир рефлексивная работа сознания по решению «задачи на смысл». «Задача на смысл» характеризуется А.Н. Леонтьевым как задача осознания тех мотивов, которые сообщают смысл тем или иным объектам, явлениям, действиям [158]. В наиболее общем виде «задача на смысл» есть задача определения места объекта или явления в жизнедеятельности субъекта. Она может ставиться по отношению 1) к собственному действию: ради чего я это сделал или сделаю или собираюсь сделать, какие мотивы за ним стоят, какие потребности или ценности находят реализацию в этом действии и к каким следствиям оно приведет; 2) также по отношению к объектам, явлениям или событиям действительности: какое место они занимают в моей жизни, в моем жизненном мире; для каких аспектов моей жизни они небезразличны, как могут повлиять на нее, какие будут иметь последствия.

Неосознанный, но имеющий смысл презентируется в сознании как эмоциональное переживание [68]. Решение «задачи на смысл» выступает как его осознание, что по отношению к исходному смыслу выступает как его вертикализация, а по отношению к предметному содержанию – как расширение контекста его осмысления.

Вербализация смысла включает его в систему причинно-следственных связей [159], сужает его «объем». Приобретая сематическую и логическую определенность, систематизируясь, личностный смысл утрачивает способность к установлению легких связей с другими смыслами, а также часть потенции к своему развитию [30, с. 741].

Смысл явления трансформируется, развивается в связи с расширением контекста осмысления объектов или явлений. Явление, обладающее в данной конкретной ситуации позитивным смыслом, в контексте всей жизни может быть осмыслено как негативное. Расширение контекста осмысления как механизма осознания смысла не гарантирует его адекватности и безошибочности из-за влияния защитных механизмов, даже при максимально возможной полноте контекста. Адекватность осмысления субъектом тех или иных сторон действительности проверяется только его практической деятельностью. В. Франкл охарактеризовал совесть как орган смысла, позволяющий в любой ситуации уловить ее истинный смысл. Поэтому именно совесть дает ответ о результате решения задачи на смысл.

Третья, рассматриваемая Д.А. Леонтьевым разновидность процессов смысловой динамики, - это смыслостроительство. Она качественно отлична от вышеупомянутых разновидностей. Смыслостроительство осуществляется на основании перестройки глубинных личностных структур и реализуется процессами, носящими принципиально неосознаваемый характер. И смыслообразование, и осознание смыслов суть процесса развития, однако они могут обеспечивать это развитие до тех пор, пока противоречия, возникающие, в объективной системе отношений субъекта с миром, не потребуют осуществления от субъекта более или мене радикальной смысловой перестройки личности.

Выделяется три класса ситуаций, в которых наблюдаются процессы смыслостроительства: критические перестройки контакта, взаимодействия с другим смысловым миром, с другой личностью, художественное переживание, т.е. ситуации воздействия искусства на личность.

Термин «критические перестройки» был введен Д.А. Леонтьевым с целью объединить в один класс понятия «критической ситуации» В.Ф. Василюка и «эксвизитной ситуации» Э.И. Киршбаума (которые обобщают более широкий круг ситуаций (от проблемных до пограничных), по отношению, к которым оно выступает как родовое) [67].Критические ситуации – стресс, фрустрация, конфликт и кризис – выражаются в нарушении смыслового соответствия сознания и бытия субъекта. Критическая ситуация – это ситуация невозможности, т.е. такая ситуация когда, субъект сталкивается с невозможностью реализацией внутренних необходимостей своей жизни (мотивов, стремлений, ценностей) [68 ,с. 5] За каждой критической ситуацией Ф.Е. Василюком закреплено свое категориальное поле. Тип критической ситуации определяется характером невозможности, в которой оказалась жизнедеятельность субъекта.

Смысл явления трансформируется, развивается в связи с расширением контекста осмысления объектов или явлений. Явление, обладающее в данной конкретной ситуации позитивным смыслом, в контексте всей жизни может быть осмыслено как негативное. Расширение контекста осмысления как механизма осознания смысла не гарантирует его адекватности и безошибочности из-за влияния защитных механизмов, даже при максимально возможной полноте контекста. Адекватность осмысления субъектом тех или иных сторон действительности проверяется только его практической деятельностью. В. Франкл охарактеризовал совесть как орган смысла, позволяющий в любой ситуации уловить ее истинный смысл. Поэтому именно совесть дает ответ о результате решения задачи на смысл.

Третья, рассматриваемая Д.А. Леонтьевым разновидность процессов смысловой динамики, – это смыслостроительство. Она качественно отлична от вышеупомянутых разновидностей. Смыслостроительство осуществляется на основании перестройки глубинных личностных структур и реализуется процессами, носящими принципиально неосознаваемый характер. И смыслообразование, и осознание смыслов суть процесса развития, однако они могут обеспечивать это развитие до тех пор, пока противоречия, возникающие в объективной системе отношений субъекта с миром, не потребуют осуществления от субъекта более или менее радикальной смысловой перестройки личности.

Выделяется три класса ситуаций, в которых наблюдаются процессы смыслостроительства: критические перестройки контакта, взаимодействия с другим смысловым миром, с другой личностью, художественное переживание, т.е. ситуации воздействия искусства на личность.

Термин «критические перестройки» был введен Д.А. Леонтьевым с целью объединить в один класс понятия «критической ситуации» Ф.Е. Василюка и «эксвизитной ситуации» Э.И. Киршбаума (которые обобщают более широкий круг ситуаций (от проблемных до пограничных), по отношению к которым оно выступает как родовое) [67]. Критические ситуации – стресс, фрустрация, конфликт и кризис – выражаются в нарушении смыслового соответствия сознания и бытия субъекта. Критическая ситуация – это ситуация невозможности, т.е. такая ситуация, когда субъект сталкивается с невозможностью реализацией внутренних необходимостей своей жизни (мотивов, стремлений, ценностей) [68 ,с. 5]. За каждой критической ситуацией Ф.Е. Василюком закреплено свое категориальное поле. Тип критической ситуации определяется характером невозможности, в которой оказалась жизнедеятельность субъекта.

Ф.Е. Василюк понимает «переживание» как особый тип деятельностных процессов, специфицируемых в первую очередь своим продуктом – смыслом (осмысленностью). Он употребляет термин «работа переживания», результатом которой является изменение сознания субъекта и его психологического мира. Переживание как деятельность реализуется и внешними (поведение), и внутренними действиями. В работе переживания участвуют все психические эмоции, но каждая из них может играть главную роль, беря на себя основную часть работы переживания, т.е. работы по разрешению критической ситуации. Ф.Е. Василюком было раскрыто внутреннее структурное и процессуальное содержание состояния фрустрации. Этот термин часто употребляется при анализе мотивационной сферы личности, поэтому мы остановимся на нем более подробно.

Современные исследователи проводят различия между фрустратором и фрустрацией – внешней причиной и ее воздействием на личность. Во фрустрирующей ситуации принято различать «фрустратор», «фрустрационную ситуацию» и «фрустрационную реакцию». В отечественной психологии «фрустрация» рассматривается как один из видов психических состояний, выражающихся в характерных особенностях переживаний жизненных трудностей и состояния неудовлетворительности.

Необходимыми признаками фрустрирующей ситуации являются наличие сильной мотивированности достичь цель (удовлетворить потребность) и преграды, препятствующие этому достижению [68]. Фрустрирующие ситуации могут классифицироваться по характеру фрустрируемых потребностей (врожденных или приобретенных, А. Маслоу), барьеров (физических, психологических, социокультурных); внутренние препятствующие достижению цели и внешние, не дающие испытуемым выйти из ситуации (Т. Дембо), физические, вещественные, социологические и идеологические (К. Левин).

В психологической литературе широко представлен эмпирический материал, касающийся эмоций, сопровождающих состояние фрустрации: беспокойство и напряжение, чувство безразличия, апатии, утраты интереса, чувство вины, тревоги, ярости и т.п. [111, 112]. Авторами выделяются виды фрустрационного поведения: двигательное возбуждение, апатия, агрессия, деструкция, стереотипия, регрессия.

Ф.Е. Василюком выделено два параметра, характеризующих и организующих любое поведение:

1) мотивосообразность, т.е. наличие осмысленной перспективной связи с мотивом, конституирующим психологическую ситуацию;

2) организованность поведения какой бы то ни было целью.

На основании наличия или отсутствия данных параметров поведения Ф.Е. Василюк выделяет четыре формы поведения, при этом акцент делается именно на его внутренних характеристиках, поскольку внешний вид поведения не может однозначно свидетельствовать о наличии или отсутствии у субъекта состоянии фрустрации. Следует отличать ситуацию затрудненности деятельности и собственно фрустрирующую. Переход от ситуации затрудненности к ситуации фрустрации осуществляется по линии утраты контроля со стороны воли и/или по линии утраты контроля со стороны сознания. К поведению, свидетельствующему о состоянии фрустрации, он относит:

1. Поведение, не организуемое целью. В нем утрачен контроль со стороны воли, но в сознании еще сохраняется связь между поведением и мотивом, надежда на разрешение ситуации;

2. Для второго типа поведения характерна утрата смысловой связи между мотивом и действием. Человек лишается сознательного контроля над связью своего поведения с исходным мотивом, хотя отдельные действия еще остаются целенаправленными, он действует уже не «ради чего-то, а вследствие чего-то» [68, с. 41];

3. Поведение, которое, пользуясь термином Гольштейна, можно назвать «катастрофическим». Это поведение не контролируется ни волей, ни сознанием, оно дезорганизовано и не состоит в содержательно-смысловой связи с ситуацией, но, чтобы ситуация могла классифицироваться как фрустрирующая, необходимо констатировать наличие какой-либо иной формы связи с мотивом и поведением. Признавая данную составляющую,

Ф.Е. Василюк ограничивается лишь констатацией необходимости существования такой связи в какой бы то ни было форме (энергетической, например), не указывая на возможные эмпирические индикаторы этой связи, «формулу» которой можно обозначить так: мотив неосознан, а цель не ясна. Единственным индикатором наличия ситуации подобного рода являются, на наш взгляд, эмоциональный фон как форма репрезентации личностного смысла ситуации для субъекта [270].

Подход Ф.Е. Василюка преодолевает линейные представления о фрустрационной толерантности. Фрустрация обычно рассматривается как явление, вредное для человека. В литературе по данной проблеме практически не затронут тот факт, что вызванное фрустрацией напряжение может способствовать достижению цели, фокусируя внимание индивида более твердо на конкретном мотиве, действующем в данный момент. Таким образом, этот мотив становится более выраженным, и другие конкурирующие потребности, желания и интересы при этом относительно ослабляются в своей силе. Несущественные и отвлекающие аспекты воспринимаемого субъектом мира отходят на второй план. В результате усиливается привлекательность ещё не достигнутой цели. Это явление носит название «конструктивного эффекта фрустрации». Во-первых, конструктивный эффект фрустрации выражается в интенсивности усилия в определенных пределах: чем больше препятствие, тем больше мобилизация сил для их преодоления. На самом деле, лишь в условиях наличия препятствия сила мотива достигает своего максимума. Не встречая сопротивления, деятельность по достижению цели носит привычный характер, и её мотивация оказывается периферической. Интенсификация усилия может принимать форму компенсации, что часто приводит к преодолению препятствия.

Во-вторых, если препятствия слишком велики и компенсация не достигается, часто может последовать приспособительное действие другого, типа, в виде замены средств достижения цели.

В-третьих, может произойти замена цели. Так же, как индивид может найти альтернативный путь для достижения цели, он может обнаружить и альтернативную цель, удовлетворяющую потребность или желание. Воздействие роста напряжения может проявиться в том, что расширение поля поиска решения приведет к осознанию возможности подходящей замены цели. Однако цель-замена редко имеет свойства, идентичные таковым у изначальной цели или оказывается не вполне равной по желаемости. Принятие альтернативной цели возможно через компромисс, и, таким образом, изначальное напряжение может остаться неразрешенным.

В-четвертых, если интенсификация усилий, использование новых средств достижения цели или замена цели как таковой не приведут к успеху в разрешении фрустрации, то могут произойти более существенные изменения и переоценка ситуации. Это происходит путем изменения значения события или снижения его значимости для человека.

Очевидным путем для устранения фрустрации и усиления напряжения служит выбор между альтернативами. Усилившееся напряжение помогает совершить выбор, обеспечивающий адаптацию. В целом переоценка ситуации обозначает привлечение индивидом новых элементов или расширение воспринимаемого контекста проблемы. Переоценка ситуации может происходить неожиданно, в результате инсайта, но может быть и более постепенной (в ситуации хронической фрустрации).

Э.И. Киршбаум [130] определяет две возможные альтернативы разрешения критической ситуации. Первая заключается в трансформации смысловых структур личности в соответствии с жизненными отношениями, поскольку перестройка практически жизненных отношений в целях их соответствия утратившим адекватность представлениям о них может иметь своим исходом либо суицид, либо тяжелую психическую болезнь (Р. Ленг, Ф. Капран и др.). Второй альтернативе соответствует ситуация защитной перестройки структур сознания. Потребность в сохранении «идеализированного Я», иллюзорной целостности личности, приводит к тому, что проблемная ситуация устраняется из сознания. Предпосылкой конструктивной смысловой перестройки личности является положительная дезинтеграция уже сложившейся структуры [135, 261].

Вторым классом ситуаций, в которых мы наблюдаем перестройку смысловой сферы, является ситуации контакта с иным смысловым миром – другой личностью. Тенденция к поддержанию целостности личности, сохранению сложившихся смысловых структур обусловливает в большинстве случаев «закрытый», монологический характер общения. Образ собеседника является «проекцией личностной позиции говорящего» [208]. Открытость глубинному диалогу с конкретным другим, допускающая возможность изменения «меня» в ходе этого диалога, обусловлена значимостью этого другого меня, а само наличие реальных изменений может служить критерием этой значимости [157].

Концепция «отраженной субъектности» А.В. Петровского открывает путь к анализу механизма воздействия на личность через логическое превращение форм отраженной субъектности [215]. Первая форма – запечетленность «другого» в эффектах межиндивидуальных влияний, представленная субъекту как переживание того влияния, которое непроизвольно оказывает данный индивид. Вторая форма – это представленность другого во мне в виде альтернативной перспективы осмысления действительности, не зависящей от фактического присутствия «другого» в ситуации. Третьей, завершающей формой отраженной субъектности является претворенный субъект. Здесь уже происходит полное слияние и взаимопроникновение смысловой перспективы «Я» и «Другого».

Третий класс ситуаций смыслостроительства − ситуации воздействия искусства на личность. В качестве теоретического обоснования Д.А. Леонтьев выделяет следующие:

1. Для полноценного восприятия произведения необходима внутренняя работа сознания, несводимая к эмоциональному или познавательному отражению, а заключающаяся именно во внутренних преобразованиях, «переплавке чувств».

2. Личностные смыслы рассматриваются как специфическое содержание художественного произведения, а их трансляция – основная функция последнего.

3. Сама художественная деятельность часто описывается как форма общения автора (исполнителя) со зрителями, писателя с читателями.

«Внесение (или невнесение) в сознание реципиента нового смыслового содержания позволяет ответить на вопрос: состоялось или не состоялось реальное восприятие художественного произведения… Следующей стадией является соотнесение личного смыслового опыта реципиента со смысловым опытом художника…» [159, с. 30]

Если это взаимодействие приводит к реальным трансформациям воспринимающего, то имеет место эффект катарсиса – преобразование и очищение перестройки, разрешение глубинного противоречия в смысловой сфере личности. Таким образом, эмоции, возникающие при взаимодействии с произведениями искусства, свидетельствуют о том, что это взаимодействие состоялось. Важным условием является внутренняя готовность субъекта к диалогу с иной смысловой перспективой. Рационалистическая установка на восприятие искусства, расчленяющая его на составляющие, «лишающая» целостности восприятия, является вариацией защитной установки, обеспечивающей нечувствительность к его трансформационным возможностям [62].

Следует отметить, что ситуации второго и третьего класса будут являться критическими и запускающими процесс смыслостроительства, если только альтернативная смысловая перспектива другого будет оценена в силу различных обстоятельств как более адекватная, чем своя. Различия трех описанных ситуаций связаны со степенью их остроты и насущности.

Критические жизненные ситуации запускают смысловые перестройки, без которых становится проблемным сохранение целостности личности в долгосрочной перспективе. Смысловые перестройки, возникающие при взаимодействии с искусством, не являются жизненно необходимыми сегодня, но вооружают субъекта механизмами преодоления реальных кризисов завтра [161, с. 24]. Ситуации общения не содержат в себе такой жесткой необходимости, как ситуации первого рода, но и не дают такой свободы, как ситуации третьего класса. Основная тенденция для них заключается в преодолении эгоцентрической смысловой перспективы.

Процессуальный подход к исследованию смысловых образований, в качестве которых выступают личностные ценности и самоотношение личности, представляется нам наиболее перспективным.

Положение Ф.Е. Василюка, о внутренней структуре состояния «фрустрация» как критической ситуации, характеризующейся степенью постепенной утраты смысла с исходным мотивом деятельности, позволяет по-новому взглянуть на результаты эмпирических исследований ценностей Е.Б. Фанталовой [275, 276]. Состояние, обозначенное ею как «экзистенциальный вакуум», на наш взгляд, представляет собой тип поведения, характеризуемого утратой осознанной связи с исходным мотивом деятельности, но сохранившего признак, выделенный Ф.Е. Василюком, − «организация целью».

Обозначенные А.Д. Леонтьевым механизмы «малой» динамики смысловых процессов позволяют расширить представления о возможных механизмах изменения самоотношения личности, природа которого наиболее исчерпывающе раскрывается через категорию «смысла Я».

12. Общая характеристика процессов смыслообразование: направленность, логика протекания и формирования новых связей.

Смыслообразование определяется им как процесс распространения смысла о ведущих, смыслообразующих, «ядерных» смысловых структур к частным, производным от деятельности, развертывающейся в конкретной ситуации путем подключения новых объектов к существующей системе смысловых связей. В результате эти объекты или явления приобретают новый смысл, встраиваются в систему жизненных отношений субъекта, приобретая регулирующие функции, а сама смысловая система расширяется. В отличие от других видов динамики смысловых процессов смыслообразование характеризуется тем, что не происходит содержательной трансформации смыслов. Данная трактовка понятия представляет традиционное понимание смыслообразования (в системе мотив – цель – условие), локальным звеном смыслообразования в широком смысле слова, при котором происходит расширение сети смысловых связей через осмысление новых объектов, явлений и действий в контексте исходных, более общих смыслов. Фундаментальной характеристикой процесса смыслообразования является направленность «сверху вниз» и подчиненность определенной логике [68], в основе которой лежит смысловая динамика. Носителями этой логики выступают особые глубинные структуры психики, которые Д.А. Леонтьев обозначает, вслед за В.Ф. Василюком, как «схематизмы». Для них характерно формирование в период раннего онтогенеза [50]. Синонимами «схематизмов» выступают понятия «интроекты» (З. Фрейд), «комплексы» (К.Г. Юнг), «сценарии» (Э. Берн). Функционально «схематизм», если он не связан с аффективно заряженной смысловой диспозицией, «искривляет пространство», в котором протекают смысловые процессы, преобразовывая в соответствии со своими «формообразующими закономерностями» логику психического отражения в «иную логику», которая становиться потенциальной схемой, определяющей развитие смысловых связей, т.е. направление процессов смыслообразования.

13. Психотерапевтическое значение осознания смысловых структур и смысловых связей. смыслоосознание, связана с направленной на них работой сознания. Сам факт осознания наличия смысловых структур не трансформирует их ни в содержательном отношении, ни в отношении их действенности. Позитивный терапевтический эффект заключается лишь в потенциальной возможности сознательной перестройки отношений субъекта с миром (С. Гроф, Р. Ленг, К. Роджерс, З. Фрейд, К. Юнг, и др.). Совсем иначе представляется процесс осознания смысловых связей. Это направленная на мир рефлексивная работа сознания по решению «задачи на смысл». «Задача на смысл» характеризуется А.Н. Леонтьевым как задача осознания тех мотивов, которые сообщают смысл тем или иным объектам, явлениям, действиям [158]. В наиболее общем виде «задача на смысл» есть задача определения места объекта или явления в жизнедеятельности субъекта. Она может ставиться по отношению 1) к собственному действию: ради чего я это сделал или сделаю или собираюсь сделать, какие мотивы за ним стоят, какие потребности или ценности находят реализацию в этом действии и к каким следствиям оно приведет; 2) также по отношению к объектам, явлениям или событиям действительности: какое место они занимают в моей жизни, в моем жизненном мире; для каких аспектов моей жизни они небезразличны, как могут повлиять на нее, какие будут иметь последствия.

Неосознанный, но имеющий смысл презентируется в сознании как эмоциональное переживание [68]. Решение «задачи на смысл» выступает как его осознание, что по отношению к исходному смыслу выступает как его вертикализация, а по отношению к предметному содержанию – как расширение контекста его осмысления.

Вербализация смысла включает его в систему причинно-следственных связей [159], сужает его «объем». Приобретая сематическую и логическую определенность, систематизируясь, личностный смысл утрачивает способность к установлению легких связей с другими смыслами, а также часть потенции к своему развитию [30, с. 741].

Смысл явления трансформируется, развивается в связи с расширением контекста осмысления объектов или явлений. Явление, обладающее в данной конкретной ситуации позитивным смыслом, в контексте всей жизни может быть осмыслено как негативное. Расширение контекста осмысления как механизма осознания смысла не гарантирует его адекватности и безошибочности из-за влияния защитных механизмов, даже при максимально возможной полноте контекста. Адекватность осмысления субъектом тех или иных сторон действительности проверяется только его практической деятельностью. В. Франкл охарактеризовал совесть как орган смысла, позволяющий в любой ситуации уловить ее истинный смысл. Поэтому именно совесть дает ответ о результате решения задачи на смысл.

14. Смыслостроительство как способ восстановления смыслового соответствия сознания и бытия субъекта. смыслостроительство. Она качественно отлична от вышеупомянутых разновидностей. Смыслостроительство осуществляется на основании перестройки глубинных личностных структур и реализуется процессами, носящими принципиально неосознаваемый характер. И смыслообразование, и осознание смыслов суть процесса развития, однако они могут обеспечивать это развитие до тех пор, пока противоречия, возникающие в объективной системе отношений субъекта с миром, не потребуют осуществления от субъекта более или менее радикальной смысловой перестройки личности.

Выделяется три класса ситуаций, в которых наблюдаются процессы смыслостроительства: критические перестройки контакта, взаимодействия с другим смысловым миром, с другой личностью, художественное переживание, т.е. ситуации воздействия искусства на личность.

Термин «критические перестройки» был введен Д.А. Леонтьевым с целью объединить в один класс понятия «критической ситуации» Ф.Е. Василюка и «эксвизитной ситуации» Э.И. Киршбаума (которые обобщают более широкий круг ситуаций (от проблемных до пограничных), по отношению к которым оно выступает как родовое) [67]. Критические ситуации – стресс, фрустрация, конфликт и кризис – выражаются в нарушении смыслового соответствия сознания и бытия субъекта. Критическая ситуация – это ситуация невозможности, т.е. такая ситуация, когда субъект сталкивается с невозможностью реализацией внутренних необходимостей своей жизни (мотивов, стремлений, ценностей) [68 ,с. 5]. За каждой критической ситуацией Ф.Е. Василюком закреплено свое категориальное поле. Тип критической ситуации определяется характером невозможности, в которой оказалась жизнедеятельность субъекта.

Ф.Е. Василюк понимает «переживание» как особый тип деятельностных процессов, специфицируемых в первую очередь своим продуктом – смыслом (осмысленностью). Он употребляет термин «работа переживания», результатом которой является изменение сознания субъекта и его психологического мира. Переживание как деятельность реализуется и внешними (поведение), и внутренними действиями. В работе переживания участвуют все психические эмоции, но каждая из них может играть главную роль, беря на себя основную часть работы переживания, т.е. работы по разрешению критической ситуации. Ф.Е. Василюком было раскрыто внутреннее структурное и процессуальное содержание состояния фрустрации. Этот термин часто употребляется при анализе мотивационной сферы личности, поэтому мы остановимся на нем более подробно.

Современные исследователи проводят различия между фрустратором и фрустрацией – внешней причиной и ее воздействием на личность. Во фрустрирующей ситуации принято различать «фрустратор», «фрустрационную ситуацию» и «фрустрационную реакцию». В отечественной психологии «фрустрация» рассматривается как один из видов психических состояний, выражающихся в характерных особенностях переживаний жизненных трудностей и состояния неудовлетворительности.

Необходимыми признаками фрустрирующей ситуации являются наличие сильной мотивированности достичь цель (удовлетворить потребность) и преграды, препятствующие этому достижению [68]. Фрустрирующие ситуации могут классифицироваться по характеру фрустрируемых потребностей (врожденных или приобретенных, А. Маслоу), барьеров (физических, психологических, социокультурных); внутренние препятствующие достижению цели и внешние, не дающие испытуемым выйти из ситуации (Т. Дембо), физические, вещественные, социологические и идеологические (К. Левин).

В психологической литературе широко представлен эмпирический материал, касающийся эмоций, сопровождающих состояние фрустрации: беспокойство и напряжение, чувство безразличия, апатии, утраты интереса, чувство вины, тревоги, ярости и т.п. [111, 112]. Авторами выделяются виды фрустрационного поведения: двигательное возбуждение, апатия, агрессия, деструкция, стереотипия, регрессия.

Ф.Е. Василюком выделено два параметра, характеризующих и организующих любое поведение:

1) мотивосообразность, т.е. наличие осмысленной перспективной связи с мотивом, конституирующим психологическую ситуацию;

2) организованность поведения какой бы то ни было целью.

На основании наличия или отсутствия данных параметров поведения Ф.Е. Василюк выделяет четыре формы поведения, при этом акцент делается именно на его внутренних характеристиках, поскольку внешний вид поведения не может однозначно свидетельствовать о наличии или отсутствии у субъекта состоянии фрустрации. Следует отличать ситуацию затрудненности деятельности и собственно фрустрирующую. Переход от ситуации затрудненности к ситуации фрустрации осуществляется по линии утраты контроля со стороны воли и/или по линии утраты контроля со стороны сознания. К поведению, свидетельствующему о состоянии фрустрации, он относит:

4. Поведение, не организуемое целью. В нем утрачен контроль со стороны воли, но в сознании еще сохраняется связь между поведением и мотивом, надежда на разрешение ситуации;

5. Для второго типа поведения характерна утрата смысловой связи между мотивом и действием. Человек лишается сознательного контроля над связью своего поведения с исходным мотивом, хотя отдельные действия еще остаются целенаправленными, он действует уже не «ради чего-то, а вследствие чего-то» [68, с. 41];

6. Поведение, которое, пользуясь термином Гольштейна, можно назвать «катастрофическим». Это поведение не контролируется ни волей, ни сознанием, оно дезорганизовано и не состоит в содержательно-смысловой связи с ситуацией, но, чтобы ситуация могла классифицироваться как фрустрирующая, необходимо констатировать наличие какой-либо иной формы связи с мотивом и поведением. Признавая данную составляющую,

Ф.Е. Василюк ограничивается лишь констатацией необходимости существования такой связи в какой бы то ни было форме (энергетической, например), не указывая на возможные эмпирические индикаторы этой связи, «формулу» которой можно обозначить так: мотив неосознан, а цель не ясна. Единственным индикатором наличия ситуации подобного рода являются, на наш взгляд, эмоциональный фон как форма репрезентации личностного смысла ситуации для субъекта [270].

Подход Ф.Е. Василюка преодолевает линейные представления о фрустрационной толерантности. Фрустрация обычно рассматривается как явление, вредное для человека. В литературе по данной проблеме практически не затронут тот факт, что вызванное фрустрацией напряжение может способствовать достижению цели, фокусируя внимание индивида более твердо на конкретном мотиве, действующем в данный момент. Таким образом, этот мотив становится более выраженным, и другие конкурирующие потребности, желания и интересы при этом относительно ослабляются в своей силе. Несущественные и отвлекающие аспекты воспринимаемого субъектом мира отходят на второй план. В результате усиливается привлекательность ещё не достигнутой цели. Это явление носит название «конструктивного эффекта фрустрации». Во-первых, конструктивный эффект фрустрации выражается в интенсивности усилия в определенных пределах: чем больше препятствие, тем больше мобилизация сил для их преодоления. На самом деле, лишь в условиях наличия препятствия сила мотива достигает своего максимума. Не встречая сопротивления, деятельность по достижению цели носит привычный характер, и её мотивация оказывается периферической. Интенсификация усилия может принимать форму компенсации, что часто приводит к преодолению препятствия.

Во-вторых, если препятствия слишком велики и компенсация не достигается, часто может последовать приспособительное действие другого, типа, в виде замены средств достижения цели.

В-третьих, может произойти замена цели. Так же, как индивид может найти альтернативный путь для достижения цели, он может обнаружить и альтернативную цель, удовлетворяющую потребность или желание. Воздействие роста напряжения может проявиться в том, что расширение поля поиска решения приведет к осознанию возможности подходящей замены цели. Однако цель-замена редко имеет свойства, идентичные таковым у изначальной цели или оказывается не вполне равной по желаемости. Принятие альтернативной цели возможно через компромисс, и, таким образом, изначальное напряжение может остаться неразрешенным.

В-четвертых, если интенсификация усилий, использование новых средств достижения цели или замена цели как таковой не приведут к успеху в разрешении фрустрации, то могут произойти более существенные изменения и переоценка ситуации. Это происходит путем изменения значения события или снижения его значимости для человека.

Очевидным путем для устранения фрустрации и усиления напряжения служит выбор между альтернативами. Усилившееся напряжение помогает совершить выбор, обеспечивающий адаптацию. В целом переоценка ситуации обозначает привлечение индивидом новых элементов или расширение воспринимаемого контекста проблемы. Переоценка ситуации может происходить неожиданно, в результате инсайта, но может быть и более постепенной (в ситуации хронической фрустрации).

Э.И. Киршбаум [130] определяет две возможные альтернативы разрешения критической ситуации. Первая заключается в трансформации смысловых структур личности в соответствии с жизненными отношениями, поскольку перестройка практически жизненных отношений в целях их соответствия утратившим адекватность представлениям о них может иметь своим исходом либо суицид, либо тяжелую психическую болезнь (Р. Ленг, Ф. Капран и др.). Второй альтернативе соответствует ситуация защитной перестройки структур сознания. Потребность в сохранении «идеализированного Я», иллюзорной целостности личности, приводит к тому, что проблемная ситуация устраняется из сознания. Предпосылкой конструктивной смысловой перестройки личности является положительная дезинтеграция уже сложившейся структуры [135, 261].

Вторым классом ситуаций, в которых мы наблюдаем перестройку смысловой сферы, является ситуации контакта с иным смысловым миром – другой личностью. Тенденция к поддержанию целостности личности, сохранению сложившихся смысловых структур обусловливает в большинстве случаев «закрытый», монологический характер общения. Образ собеседника является «проекцией личностной позиции говорящего» [208]. Открытость глубинному диалогу с конкретным другим, допускающая возможность изменения «меня» в ходе этого диалога, обусловлена значимостью этого другого меня, а само наличие реальных изменений может служить критерием этой значимости [157].

Концепция «отраженной субъектности» А.В. Петровского открывает путь к анализу механизма воздействия на личность через логическое превращение форм отраженной субъектности [215]. Первая форма – запечетленность «другого» в эффектах межиндивидуальных влияний, представленная субъекту как переживание того влияния, которое непроизвольно оказывает данный индивид. Вторая форма – это представленность другого во мне в виде альтернативной перспективы осмысления действительности, не зависящей от фактического присутствия «другого» в ситуации. Третьей, завершающей формой отраженной субъектности является претворенный субъект. Здесь уже происходит полное слияние и взаимопроникновение смысловой перспективы «Я» и «Другого».

Третий класс ситуаций смыслостроительства − ситуации воздействия искусства на личность. В качестве теоретического обоснования Д.А. Леонтьев выделяет следующие:

1. Для полноценного восприятия произведения необходима внутренняя работа сознания, несводимая к эмоциональному или познавательному отражению, а заключающаяся именно во внутренних преобразованиях, «переплавке чувств».

2. Личностные смыслы рассматриваются как специфическое содержание художественного произведения, а их трансляция – основная функция последнего.

3. Сама художественная деятельность часто описывается как форма общения автора (исполнителя) со зрителями, писателя с читателями.

«Внесение (или невнесение) в сознание реципиента нового смыслового содержания позволяет ответить на вопрос: состоялось или не состоялось реальное восприятие художественного произведения… Следующей стадией является соотнесение личного смыслового опыта реципиента со смысловым опытом художника…» [159, с. 30]

Если это взаимодействие приводит к реальным трансформациям воспринимающего, то имеет место эффект катарсиса – преобразование и очищение перестройки, разрешение глубинного противоречия в смысловой сфере личности. Таким образом, эмоции, возникающие при взаимодействии с произведениями искусства, свидетельствуют о том, что это взаимодействие состоялось. Важным условием является внутренняя готовность субъекта к диалогу с иной смысловой перспективой. Рационалистическая установка на восприятие искусства, расчленяющая его на составляющие, «лишающая» целостности восприятия, является вариацией защитной установки, обеспечивающей нечувствительность к его трансформационным возможностям [62].

Следует отметить, что ситуации второго и третьего класса будут являться критическими и запускающими процесс смыслостроительства, если только альтернативная смысловая перспектива другого будет оценена в силу различных обстоятельств как более адекватная, чем своя. Различия трех описанных ситуаций связаны со степенью их остроты и насущности.

Критические жизненные ситуации запускают смысловые перестройки, без которых становится проблемным сохранение целостности личности в долгосрочной перспективе. Смысловые перестройки, возникающие при взаимодействии с искусством, не являются жизненно необходимыми сегодня, но вооружают субъекта механизмами преодоления реальных кризисов завтра [161, с. 24]. Ситуации общения не содержат в себе такой жесткой необходимости, как ситуации первого рода, но и не дают такой свободы, как ситуации третьего класса. Основная тенденция для них заключается в преодолении эгоцентрической смысловой перспективы.

Процессуальный подход к исследованию смысловых образований, в качестве которых выступают личностные ценности и самоотношение личности, представляется нам наиболее перспективным.

Положение Ф.Е. Василюка, о внутренней структуре состояния «фрустрация» как критической ситуации, характеризующейся степенью постепенной утраты смысла с исходным мотивом деятельности, позволяет по-новому взглянуть на результаты эмпирических исследований ценностей Е.Б. Фанталовой [275, 276]. Состояние, обозначенное ею как «экзистенциальный вакуум», на наш взгляд, представляет собой тип поведения, характеризуемого утратой осознанной связи с исходным мотивом деятельности, но сохранившего признак, выделенный Ф.Е. Василюком, − «организация целью».

Обозначенные А.Д. Леонтьевым механизмы «малой» динамики смысловых процессов позволяют расширить представления о возможных механизмах изменения самоотношения личности, природа которого наиболее исчерпывающе раскрывается через категорию «смысла Я».

15. Утрата смысла и «экзистенциальный вакуум» – пути возвращения субъектом осмысленности жизни.

16. Категории «личностные» и «субъективные» ценности в психологии.

Представление о ценностях как компоненте мотивационной сферы личности

Спектр содержательного определения понятия «ценность» в науках, имеющих место с ценностной проблематикой (философия, социология, психология), достаточно широк, что связано с разнообразием теоретико-методологических установок авторов. В работе Д.А. Леонтьева ценность реконструируется как многомерное междисциплинарное понятие, в пространстве определений которого им выделяются шесть оппозиций [165].

Первая оппозиция: объекты имеют ценность или они являются ценностями. Понимание ценности как атрибута (объекты имеют ценность) характерно для работ психологов (Д.Н. Узнадзе, С.А. Рубенштейн, Т. Оппорт, К. Роджерс и др.). Однако «суждение о ценности как атрибуте объекта в отвлечении от субъекта <…> было бы не корректным» [165, с. 17]. Поэтому в психологических исследованиях, посвященных данной проблематике, разрабатывается категория «смысла» [4, 26, 37, 54, 55, 75, 144,159, 171, 176, 217, 247 и др.], обладающая большим эвристическим потенциалом, позволяющим прояснить логику зарождения ценности, присвоения их личностью, различные формы презентации ценностей личности, динамический характер их взаимодействия, а также позволяет соотнести между собой категории «личность», «мотив», «субъектные и личностные ценности» и др.

Вторая оппозиция формулируется следующим образом: считать ли ценностями конкретные, значимые для субъекта и/или удовлетворяющие его потребности предметы, его окружающие, или же закрепить это понятие за абстрактными сущностями. Распространение первой трактовки Д.А. Леонтьев объясняет, с одной стороны, чисто языковыми особенностями традиции употребления слов «ценность» и «стоимость» в англоязычных источниках, а с другой − возможностью выведения «ценностей» из потребностей и интересов (утилитаристский подход к ценностям), которые в этом случае легко фиксируются и операционализируются как эмпирический факт (Ф. Знанецкий) [263]. Сущность ценностей, понимаемых таким образом, заключается в потребностях и интересах и не содержит ничего нового [311].

Большинство философских и значительная часть психологических подходов исходит из противоположной установки на то, что понятие «ценность» описывает особую реальность, несводимую до потребности [273]. Спектр конкретных определений в рамках этой установки достаточно широк (от любой личностно-осмысленной социальной нормы до осознанного и принятого смысла жизни). Концепция ценностного сознания «как новой формы мировоззрения» Н.С. Розова позволяет интегрировать в единую систему эти две оппозиции и вводит интересы и потребности в контекст ценностного сознания, обосновывая специфику собственно-ценностного измерения [234]. «Большинство ценностей обусловлено наличием соответствующих склонностей и интересов, но есть такие (ценности), для которых наличие или отсутствие склонностей не имеет значения. Это ценности, осуществление (не нарушение) которых объективно необходимо для того, чтобы человек мог обдумывать и осуществлять любые ценности. Эти общезначимые ценности могут быть легко установлены в масштабах кантовской априорной логики» [234, с. 50-51]. «Интересы являются психологическими и социальными носителями ценностей, как правило, не моральных, но уже поддающихся экзистенциальному сопоставлению с моральными. В каждом интересе можно реконструировать обосновывающие его ценности, таким образом, интересы всегда являются носителями ценностей, а ценности, с одной стороны, смысловыми инвариантами интересов и в то же время их основаниями» [234, с. 86-87].

Третья оппозиция при рассмотрении категории «ценность» поднимает вопрос: индивидуально или надындивидуально исходное бытие ценностей. Понимание ценности как сугубо индивидуальной реальности, возможно только в рамках атрибутивно расширительного понимания, отождествляющего ценность с субъективной значимостью. Постулирование же надындивидуальных ценностей не исключает и даже предполагает существование их субъективно-психологических коррелятов (мотив, потребность, интересы и т.п.), но они рассматриваются как вторичные по отношению к объективной надындивидуальной реальности. Эмпирическое «Я» находит себя уже включенным в надындивидуальные духовные ценностные образования. Философская концепция Н.С. Розова, определяя ценности как «предельные, рациональные нормативные основания актов сознания и поведения людей», говорит о том, что «нормативное обучение не может не быть внушением <…>. Базовые суждения уже введены в сознание субъекта явно или не явно» [234, с. 92]. Это вполне согласуется с представлениями, развиваемыми гуманитарным направлением отечественной психологии, разрабатывающим проблематику «сущности» человека, которая есть «ансамбль всех его отношений» [52, 53]. Личности в данном подходе отводится роль «психологического органа» обретения человеком собственной сущности. По мнению Д.А. Леонтьева, истинной проблематикой в данном случае выступает не само существование индивидуальных или надындивидуальных ценностей, так как и то и другое наблюдаемо, а соотношение между ними.

Четвертая оппозиция в пространстве определения понятия ценность связана с социологизацией или онтологизацией природы надындивидуальных ценностей. Онтологизация и абсолютизация ценностей, постулирование их как сущностей особого рода, бытие которых подчинено особым законам, отличным от законов материального мира (аксиологическая теория Э. Шпранглера, Н. Гартмана) «выводит понятие «ценности» за пределы научного, в том числе философского анализа» [165, с.19]. Отнесение же ценности к нормативному знанию (С.Н. Розов) предполагает изменение критериев объективности, «поскольку нет способов обнаружения нормативных суждений в мире без предпосылаемых им авторитетных суждений» [234, с. 134]. Наличие референтного сообщества является способом утверждения нормативного знания. Поэтому социологическая интерпретация надындивидуального характера ценностей, исходящая из иного критерия объективности, лишает последние их абсолютного характера. Объективность предстает в модальности противопоставления общественного и культурного. «От того, что та или иная оценка разделяется всеми людьми, она не перестает быть оценкой и не становится объективным отражением свойства вещи как такового» [32, с. 85]. Признание культурной специфики и историчности морали, а, следовательно, и ценностей, дает свободу, которая без точки опоры может обернуться вседозволенностью. Искомую точку опоры должны составлять принципы, которые не давали бы моральной санкции злу. Н.С. Розов на основании кантовского различия обусловленных и абсолютных ценностей, критерия объективности, в смысле общезначимости для всех разумных существ земли, обосновывает состав кардинальных ценностей как условие осуществления человеком любых других, «признаваемых им» ценностей (культурных, этносных, субкультурных, личностных и т.п.).

Эвристичность социологизации природы надындивидуальных ценностей нашла свое отражение в разработке различными дисциплинами понятия о «групповом субъекте», что позволяет поставить понятие «ценность» в один ряд с понятиями «общественное сознание», «коллективное бессознательное», «коллективные представления», «социальная психика». Самостоятельным субъектом ценностного отношения может выступать любая социальная общность [81, 85, 286 и др.]. Первичность, трансцендентность ценностей сознанию и деятельности не исключает их относительности во времени, поскольку, являясь отражением жизнедеятельности социума в снятом виде, они изменяются вместе с ней. Неоднородность социальной структуры общества приводит к существованию в нем в любой исторический отрезок времени различных, иногда противоречивых ценностей [72, 81, 87, 88, 93, 101 и др.].

Пятая оппозиция затрагивает статус вторичных, по отношению к социальным, субъективных ценностей. Являются ли субъективные ценности проекцией надындивидуальных и отображением их в сознании или же они интегрированы в структуру личности и мотивации индивидуальной деятельности и определяют ее направленность вне зависимости от того, насколько осознаются как таковые. Первая точка зрения вписывается в концепцию З. Фрейда, а также реализуется при исследовании механизмов социального контроля [31, 121, 124, 133 и др.]. Вторая точка зрения приобретает все большую популярность в рамках исследования социальной регуляции поведения. Признание ценностей реально действующими имманентными регуляторами деятельности индивидов, оказывающими влияние на их поведение, вне зависимости от их отображения в сознании, не отрицает существования социальных убеждений субъектов в ценном для них. В психологических работах, посвященных личностной регуляции поведения, самосознанию личности, поднимается вопрос о соотношении между декларируемыми и реальными ценностями [5, 59, 60, 132, 146, 193 и др.]. Расхождение здесь может быть вызвано рядом факторов:

1. недостаточно устоявшейся и структурированной системы личностных ценностей и/или недостаточно развитой рефлексией сознания;

2. значимость тех или иных ценностей может субъективно преувеличиваться или преуменьшаться благодаря действию защитных механизмов, стабилизации самооценки;

3. многообразие ценностных представлений других людей, многообразие вариантов содержательного наполнения ценностей затрудняет их рефлексию [144].

Шестая оппозиция относится к функции ценностей на индивидуальном и групповом уровнях функционирования. Смысл ее заключается в понимании ценностей как нормы или как жизненных целей, смыслов или идеалов, не сводимых к однозначным предписаниям и задающим общую направленность. Функциональные различия между нормами и собственно ценностями заключаются в том, что ценности в большей степени соотносятся с целеполагающими сторонами человеческой деятельности, тогда как нормы тяготеют к средствам ее осуществления и более жестко детерминируют деятельность. Ценности различаются по интенсивности, а нормы монополистичны во внутреннем мире.

Этический аспект современной конструктивной аксиологии, а также ряд отечественных социологов и психологов развивают представление о ценностях как о предельных, рациональных нормативных основаниях актов сознания и деятельности людей [33, 36, 42, 53, 75, 80, 87, 147, 177, 197, 108, 211, 222, 234 и др.]. Нормативное обоснование сущности человека через отношения к другому человеку развивается гуманитарным направлением отечественной психологии [53]. Поэтому разделение ценностей на средства и цели, понимание ценностей только как «целей» или только как «норм» является упрощением, поскольку «побудительная» и «регулирующая» функции трудно разделимы на практике и находят свое интегральное выражение в понятии «ценностной ориентации» [59, 60].

По мнению Б. Шлейдера [294] до сих пор актуальным остается определение ценности (в широком смысле) как эксплицитных и имплицитных концепций желаемого, характеризующих индивида и группу и определяющих выбор типов, средств и целей поведения. В связи с этим можно выделить основные формы существования ценностей [165]:

1. Общественные идеалы, выработанные общественным сознанием и присутствующие в нем обобщенные представления о совершенстве в различных сферах общественной жизни, отражающие практический опыт жизнедеятельности данного конкретного социума и отличные от идеалов, формулируемых в виде идеологических конструкций.

Общественные идеалы подразделяются на виды:

– общечеловеческие (красота и т.п.) ценности;

– ценности больших социальных групп (равенство, демократия);

– ценности малых референтных групп.

Несовпадение ценностных ориентаций, референтных для индивида, может трансформироваться во внутриличностный ценностный конфликт. В этом случае ведущая роль отводится самосознанию личности [39, 67, 59, 75, 82, 111, 114, 117, 124 и др.], как пространства, в котором происходит ее самоопределение.

В зависимости от объекта, на который направлено ценностное отношение и оценка, она выделяет следующие ценности: природные, социальные (экономические, социально-политические, этические, религиозные, научно-информационные, коммуникативные, семейно-демографические и др.).

2. Предметно воплощенные ценности. Воплощением их может выступать либо сам процесс деятельности (деяние), либо объективный продукт деятельности – произведение. Совокупностью объективированных форм существования ценностей выступает материальная и духовная культура человечества. Необходимым условием существования этой формы ценностей является деятельность. Но ценность не закреплена за произведением или деянием, в котором она нашла свою реализацию, поскольку она обусловлена историческим характером общественных отношений, породивших её.

Формы существования ценностей связаны между собой и взаимно обусловлены. Лишь приняв статус личностной ценности, ценностный идеал может найти свое воплощение, а воплощенная ценность будет являться таковой лишь при наличии у субъекта ценностного отношения к ней.

3. Третьей формой существования являются «личностные ценности». В аспекте психологических исследований мы должны остановиться на двойственном понимании данного термина, что связано с переходом от понятия субъективных ценностей (В.Н. Мясищев, А.Н. Леонтьев) к понятию личностных ценностей на основе раскрытия их роли в саморегуляции субъекта [61, 62, 161 и др.].

Понятия «личностные ценности» и «субъективные ценности» часто употреблялись авторами как синонимичные. В связи с наметившейся дифференциацией понятий «индивид», «личность» и «человек» [53], а также разработкой проблемы осознанной и неосознанной регуляции поведения [144, 256 и др.] возникает необходимость в более четком содержательном определении данных терминов. Д.А. Леонтьев понимает под личностными ценностями идеалы, задающие конечные ориентиры индивидуальной деятельности, отличающиеся сравнительно высокой осознанностью, но «осознанность» не является необходимым признаком личностной ценности. «Сам человек может вообще не осознавать, осуществляет ли он ценностное отношение к действительности и, если да, то − какое. Действенная же сила ценностного отношения от этого не меняется» [165, с. 24].

С развитием концепции самосознания В.В. Столина, методологическим основанием которой выступило понятие личностного смысла, ценностная проблематика получила свое новое прочтение. [61, 268]. Активная регулирующая роль самосознания предполагает не только отражение субъектом своих личностных смыслов, но и личностное решение (как специальная форма активности) об их принятии или непринятии, придании им ценностного статуса, т.е. структурирование собственного «Я», специфической чертой которого является именно осознанность образования.

Личностными ценностями становятся те смыслы, по отношению к которым субъект самоопределился. Личностные ценности выступают как определенный уровень развития смысловых образований личности. Данное понимание ценностей позволяет: а) установить взаимосвязи с уже известным рядом понятий, используемых для описания смысловой сферы личности через углубление представлений об их специфическом качестве как осознаваемых образований; б) выявить закономерности развития личностных ценностей, т.е. прохождение ими различных уровней осознания, включая самосознание личности. В.Е. Клочко отмечает, что с приходом смыслов предметный мир становится реальностью, «переживаемый как нечто соответствующее актуальным потребностям и возможностям» [137, с. 89]. Именно смыслы, по его мнению, представляют человека, его потребности в предмете, а также позволяют человеку избирательно взаимодействовать с объективной реальностью.

Позже человеку открывается системное, сверхчувственное качество – ценность. Ценности индивидуальны, закреплены в культуре и существуют в ней в своей идеальной форме (В.Е. Клочко, В.П. Зинченко, Л.Я. Дорфман и др.). Превращение ценностей из идеальной формы в аффективно-смысловую, индивидуально-личностную представляет процесс становления нового ценностного измерения жизненного мира человека. Исследуя особенности мышления человека в условиях реальной жизнедеятельности, О.М. Краснорядцева определяет ценности как смыслы второго, более высокого типа «за которыми, как, оказалось, стоят не потребности («необходимость»), а возможности субъекта» [148, с. 37].

Личностные ценности опосредуют переход на более высокий уровень тех смысловых образований, которые могли и до этого выступать в качестве значимых психических регуляторов деятельности и общения субъекта, но приобретают ценностный статус только при обращении его личностных усилий на свою смысловую сферу, свое «Я». При обращении мысли на себя возрастает конструктивная роль планов вербализации как способов объективирования внутреннего содержания, поскольку найти критерии осмысления и осознания своих смысловых образований при опоре на них же самих проблематично, если только не сводить план самосознания к «самопереживанию» [61; 68, с. 99]. «Перевод плана индивидуальной представленности значений в план внешней речи и подключение к личностным смысловым структурам надындивидуальных значений культурного резерва, в том числе и нормативных ценностных шкал, может давать субъекту те точки опоры, в отношении к которым решение «задачи на смысл» приобретает характер принятия осознанных смыслов как «своих» или «чужих», желательных или отвергаемых в контексте более высоких уровней осознания Я-концепции. «Принятие или отвержение первоначально лишь переживаемых или знаниемых состояний становится для субъекта специальной формой активности, требующей личностных решений о допустимости и близости этих смыслов к собственному Я» [61, с. 100].

Таким образом, становление личностных ценностей связано с динамикой процесса осознания, включающего различные виды вербализации и смещения познавательно-личностных усилий на собственную смысловую сферу, реализуя процесс самоопределения человека. Это становление включает в себя два этапа: 1) образование личностных смыслов; 2) образование самих личностных ценностей, специфической характеристикой которых выступает осознанность, посредством процесса осмысления, взвешивания разных смысловых содержаний и ценностном сопоставлении их близости к собственному «Я».

Введение Г.Л. Будинайте параметра «осознанности» для личностных ценностей сужает исходную область эмпирических фактов, описываемых понятием субъективные ценности. Другое ограничение эмпирического поля, касающееся всякого рода ценностей связано с их отличием от мотивов и потребностей. Ценность является характеристикой не любого предпочитаемого или желаемого объекта или способа поведения, а такого, предпочтение которого является обоснованным с точки зрения определенных стандартов или критериев личных или общественных.

Всю совокупность ценностей, которыми руководствуется личность или группа, обозначают как «ценностные ориентации». Они определяют направления активности и приоритетные сферы самореализации. В работах отечественных психологов понятие «ценностная ориентация» синонимично понятиям «основная жизненная направленность» (Б.Г. Ананьев), «динамическая тенденция» (С.Л. Рубинштейн), «смыслообразующий мотив» (А.Н. Леонтьев) [59]. По мнению Д.А. Леонтьева, ценностные ориентации не являются формой бытия ценности, они не связаны с ней необходимым и однозначным образом. Их специфика в отражении пространства «между» ценностями, воплощающими в характере связей и динамике взаимодействия.

В структуре мотивационной системы личности ценностные ориентации традиционно помещают на высший диспозиционный уровень регуляции поведения [295, 308 и др.]. Индивидуальные ценности выступают как внутренние носители регуляции поведения, закрепившиеся в структуре личности. Осознание некоего предмета как общественной ценности предшествует его превращению в личностную ценность – регулятор социального поведения.

Представление о структуре ценностных ориентаций можно разделить на несколько групп:

1. в структуре направленности личности можно выделить только одну основную ценность.

2. ценностная ориентация личности представляет собой иерархическую структуру по степени предпочтения ценностей, достаточно устойчивую на больших временных интервалах. Сторонниками данной точки зрения являются М. Рокич, Schwarts и Bilsky. В рамках этой позиции существует и несколько иная точка зрения, разделяемая В. И. Паниотто [208, с. 110]: Иерархия ценностей состоит не в том, что одними ценностями жертвуют ради других, а в том, что разные ценности обладают различной степенью общности и одни являются конкретизацией других.

3. Ценностные ориентации личности представляют собой многомерную нелинейную систему, в которой ценности взаимосвязаны и находятся в динамическом равновесии, зависящем от личностной ситуации субъекта; они соотносятся между собой по принципу личностной значимости [60, с. 39].

Следует отметить, что вторая и третья точки зрения не противоречат друг другу, если мы будем рассматривать их как дискретное описание состояния одной и той же системы ценностей, периодически возникающей в разные временные периоды. В нашей работе мы будем исходить из определения, данного С.С. Бубновой [60].

Важнейшими принципами организации системы ценностных ориентаций являются [60, с. 40 ]:

1. Иерархичность строения. Существует два подхода к выделению уровней в данных системах: нормативный – построение модели в соответствии с психологической теорией, дескриптивный – эмпирическое построение модели для группы или отдельного человека.

2. Многомерность системы ценностной ориентации заключается в том, что ее иерархии (личностные значимости) включают в себя различные содержательные аспекты, обусловленные различным влиянием типов и форм социальных отношений.

Динамика системы ценностной ориентации заключается в:

1. изменении сил стремления к реализации отдельных ценностей;

2. устойчивости ценности (под этим С.С. Бубнова понимает ее ситуативную или повсеместную активизацию);

3. изменении совокупности ценностей, воплощаемых в конкретные области деятельности;

4. изменении иерархии групп ценностей;

5. многообразии структурных компонентов ценностной ориентации (количества ценностей, реализуемых в процессе жизни индивидом).

Психологическим механизмом, детерминирующим динамику ценностей в структуре ценностной ориентации, является разрешение ценностного противоречия. Классификацию ценностных противоречий приводит в своей работе Т. Н. Иванова [117].

Ценностное противоречие может иметь различные предметные содержания, но любые из них, по словам Т.Н. Ивановой, можно отнести к одной из трех категорий: противоречие может быть основано на тождестве, различии или противоположности смысловых содержаний одной и той же ценностной ориентации (ЦО), ценности.

Классификация ценностных противоречий, основанных на тождестве:

1. между одинаково значимыми ЦО;

2. между двумя антиценностями;

3. между двумя ЦО, реализация которых приводит к негативным последствиям для субъекта;

основанных на различии:

1. внутри одной ЦО в связи с разницей или противоположностью уже имеющегося смыслового содержания и вновь появившегося (полностью или частично);

2. внутри одной ЦО в связи с её амбивалентным смысловым содержанием;

3. между взаимоисключающими ценностями;

основанной на противоположности:

1. внутри одной ЦО в связи с разницей или противоположностью уже имеющегося смыслового содержания и вновь появившегося (полностью или частично);

2. между признаваемой и усвоенной ЦО;

3. между двумя ЦО, одна из которых социально одобряема;

4. между ЦО и развитием уровня средств ее реализации.

Становление негибкой системы ценностей ведет к обострению ценностных противоречий, которые переживаются субъектом как трудность принятия решения или как переживание неудовлетворенности собой (в случае низкой осознанности субъектом своих мотивов). Результатом разрешения ценностного противоречия является установление динамического равновесия в системе ценностей, которое является следствием появления нового значения старой ценности, либо отказ от неё.

Н.М. Пейсахов [212], занимаясь исследованием личности как целостной системы переменных, пришел к выводу, что для всякой системы существует оптимальный уровень связи между компонентами, при котором её интегральная эффективность будет максимальной. Оптимальный коэффициент этой связи находится в пределах от 0,4 до 0,6 значения коэффициента корреляции. Более сильная связь приводит к жесткости системы и трудностям в адаптации человека. Более слабая – к дискретности системы.

При исследовании ценностей в структуре мотивационной системы личности акцент делается на их регуляторную функцию, в направлениях исследования механизмов присвоения личностью ценностей, трансформации системы ценностных ориентаций [3, 124, 133, 257, 271 и др.], а также силе действительной регуляции презентируемых личностью и латентных ценностей, оказывающих реальное влияние на деятельность [153].

Исследователями до сих пор ведется полемика относительно содержания списков, степени общности включенных в них понятий, выделения групп ценностей и построения классификаций. Содержание списка корректируется в соответствии с теоретико-методологическими установками автора [27, 59, 60, 61, 101, 116, 117, 134, 148, 158, 208, 243 и др.].

Функциональный характер каждой ценности отражает классификация ценностей: на ценности-цели и ценности-средства, или терминальные и инструментальные ценности в терминологии М. Рокича [261]. В ходе экспериментальных исследований было доказано, что люди различают эти два вида ценностей, а также их известную самостоятельность, по крайней мере, на индивидуальном уровне. Значимым для исследования ценностей является их разделение на базовые ценности, имеющие высокую степень абстракции, и оперативные ценности, выделяемые в ходе наблюдения реального поведения.

С.С. Бубновой [60] выделены три уровня личности, которым соответствуют иерархически организованные уровни ценностных ориентаций: наиболее обобщенные абстрактные ценности (духовные – познавательные, эстетические, гуманистические; социальные – достижения уважения и т.п.; материальные), ценности – свойства личности, характерные способы ее поведения. В ходе экспериментального исследования ею было показано, что формированию ценностных идеалов способствуют вполне определенные личностные свойства, одно и то же свойство может быть связано с несколькими ценностями. С.С. Бубнова также вводит понятие идеальных и реальных систем ценностной ориентации, в зависимости от степени реального воплощения в действиях субъекта [59].

В социальной психологии разработано несколько общих схем, структурирующих все многообразие ценностей, вопрос лишь в полноте содер­жательного наполнения. Шпранглером [299, с. 56] выделено шесть шкал ценностей: правды, красоты, необходимости, власти, любви, религии − которым соответствуют различные проявления ценностей, характерные как для отдельной личности, так и для общества данной эпохи.

Морриц выделял в соответствии с культурно заданной шкалой ре­лигиозных ориентаций 13 содержаний определенных типов образа жизни и жизненного пути [299].

Schwarts и Bilsky [2, с. 8] постулируют в своей концепции ряд областей дея­тельности, в качестве универсально значимых ориентиров для следующих ценностей: 1) просоциальное поведение; 2) ограниченный конформизм; 3) радость достижения; 4) зрелость, самоутверждение; 5) уверенность. Им соответст­вуют ценности: 1) готовность помочь другим; 2) послушание; 3) удовольствие; 4) целеустремленность; 5) интеллигентность; 6) прочность семьи.

Олдмеер[299, с. 49], в своей классификации выделял базовые ценности, относящиеся к минимальному канону; поверхностные, ситуативно обусловленные ценности. Под минимальным каноном он понимал ценности, служащие для защиты физической жизни, охраны человеческой собственности, обеспечения взаимного доверия [299]. Им выделено четыре направления, в которых функционируют ценности:

1. Отношения «Я – Ты», «Мы – Вы» − ценности в области межперсональных отношений;

2. «Я – оно», «Мы – оно» − ценности в области человек - природа.

3. Отношения «Я – Я», «Я – Мы» − ценности, направленные на собственное Я.

4. Отношения «Я – сверх Я» и «Я – сверх – Мы» – ценности, направленные на высшие смысловые инстанции и смысловые содержания.

Следует отметить, что вышеобозначенные способы классификации ценностей имеют целью упорядочить, разделить на специфические группы все многообразие ценностей, представленных в данную культурно-историческую эпоху с целью возможности их дальнейшего сравнения.

В процессе философских рассуждений Н.С. Розовым [234] были разведены общезначимые и этносные ценности, а среди общезначимых выделены кардинальные, относящиеся к жизни, достоинству и основным гражданским правам человека, и субкардинальные – политико-правовые, социально-экономические и экологические. Последние необходимы для осуществления кардинальных ценностей. Выявление субкардинальных ценностей на основе кардинальных, а также знание об условиях их осуществления в современном мире проводится в логике импликативного императива. Все не общезначимые ценности, реально служащие основаниями сознания и поведения людей, являются этносными. Кардинальные ценности – это такие ценности, нарушение которых прямо ущемляет права индивидов и сообществ: жить, мыслить и действовать в соответствии со своими ориентирами.

В состав кардинальных ценностей как необходимых условий осуществления любым субъектом своих этносных ценностей и потребностей входят следующие компоненты [234, с. 132]:

а) жизнь, здоровье, свобода принятия и выполнения человеком решений относительно собственной жизни;

б) личное достоинство, понимаемое здесь как право на защиту от публичного унижения, физического насилия, также считается кардинальной ценностью, поскольку постоянная опасность, тем более практика публичного унижения и физического насилия, неизбежно деформирует психику и препятствует осуществлению права на свободный выбор и следование этносным ценностям и потребностям, что может быть доказано историческими наблюдениями и объективными методами психологии;

в) возможность иметь семью и продолжать род, воспитывать своих детей по собственному усмотрению причисляется к кардинальным ценностям, поскольку в роли субъекта может выступать не только субъект или сообщество современников, но также «диахронное сообщество», состоящее из двух и более поколений: семья, род, клан, этнос. Очевидно, что защита такой преемственности необходима для производства этносных ценностей и потребностей при смене поколений;

г) доступность культуры общества, означающая, с одной стороны достижение некоторого максимального уровня развития познавательных способностей субъекта (грамотность и т.п.), с другой – открытость источников культурной информации (библиотеки, школы и т.д.), считается кардинальной ценностью, поскольку лишение некоторых субъектов (по расовому, половому, имущественному, сословному или иным признакам) такого доступа ущемляет их право на ценностное самоопределение и соответствующую свободу жизнестроительства;

д) право добывать своим трудом жизненные блага для трудоспособных и минимальное жизнеобеспечение (пропитание, одежда, жилье) для нетрудоспособных и безработных также считаются кардинальной ценностью, поскольку без этого осуществление этносных ценностей и потребностей в общем случае невозможно.

Состав субкардинальных ценностей определяется на основе состава их кардинальных ценностей [234, с. 134]:

а) для сохранения жизни каждого человека необходима безопасность (военная безопасность, внутренняя безопасность от преступности, безопасность от стихийных бедствий);

б) для здоровья – минимальное жизнеобеспечение (пропитание, одежда, жилище) и экологические условия (состояние атмосферы, воды, продуктов питания, уровня радиации, климата);

в) для свободы и достоинства – социальные (традиционные – моральные и/или правовые) гарантии и нормы окружения, защищающие от публичного унижения и неправового физического насилия, защита известного комплекса гражданских свобод (свободы совести, свободы слова, свободы собраний и ассоциаций, неприкосновенности жилища, защиты собственности и пр.), какая-либо форма реального участия в принятии социально значимых решений общества (через институты представительства, выборы, традиционные институты кланов, советов старейшин и т.п.);

г) для права иметь семью, продолжать род, воспитывать детей по своему усмотрению – запрет на вмешательство в семейное воспитание (за исключением случаев физического насилия и публичного унижения по отношению к членам своей семьи), предоставление доли ресурсов общества на образовательные институты для этнокультурных меньшинств;

д) для доступа к культуре общества – запрет на утаивание или систематическое искажение информации (например, исторической) в школах, библиотеке, прессе и т.п., обязательная грамотность в письменных культурах, обязательное начальное образование, возможности продолжения образования в современных обществах.

Мы уже говорили, что результаты многочисленных исследований ценностной ориентации могут быть сопоставимы только на основании анализа сходства и различия теоретико-методологических установок авторов [127, 257]. Л.М. Смирновым проанализированы многообразные подходы к построению эмпирических исследований ценностных ориентаций и обозначен круг проблем, связанных с недостаточной теоретической проработанностью авторами собственных представлений о предмете исследования.

В результате тщательного теоретико-методологического анализа нами выделены три блока проблем, связанных с изучением ценностей.

Первый блок связан с содержательным наполнением списков ценностей:

1. Существует проблема полноты предлагаемых в методиках или получаемых в результате исследования списков ценностей.

2. Возникает вопрос о достоверности интерпретации получаемой информации из-за неточности теоретико-методологической позиции автора относительно того, носят ли ценности надындивидуальный характер или же в результате мы имеем лишь дело со статистическим распределением в группе индивидуальных ценностей. Это связано с недостатком информации о логике функционирования индивидуальных и общественных системных ценностей, а также трудностью ответа на вопрос: каким образом при исследовании ценностной ориентации отделить уникальное, сугубо личное, от того, что может разделяться многими.

3. Направленность ли списка ценностей на выяснение специфики культуры или на поиск того, что должно быть представлено во всех культурах.

4. Проблема отбора языковых форм для выражения ценностей.

Во второй блок вошли проблемы, связанные с использованием техники измерения. В социально-психологических работах, посвященных исследованию ценностных предпочтений, использовались следующие техники сбора и обработки информации:

1. Опросники с использованием готовых списков ценностей, которые ранжируются в порядке предпочтения либо оцениваются по шкале. При этом возникают проблемы, связанные с ипсативной шкалой: увеличение коэффициента корреляции, просчитанного между такими данными, трудности в вычислении иерархической структуры. Поэтому вводятся ограничения на количество заявленных ценностей, поскольку это делает процедуру утомительной и снижает достоверность (особенно при применении метода парных сравнений Ш. Шварца).

2. Для изучения и фиксации ценностей широко использовалась проективная техника: неоконченные предложения, сочинения и т.п. Все методы подобного рода объединяет то, что для выводов о разделяемых людьми ценностях исследователи проводили работу по восстановлению логической связи, утверждений, раскрывающих предпочтение той или иной ценности и самой ценности. При этом справедливость предполагаемой связи еще требует доказательств [247, с. 163].

3. Одно время применение адекватных приемов к исследованию ценностных ориентаций личности связывали с методами, созданными в соответствии со всеми психометрическими принципами. По сложившимся требованиям к психометрическим методам они должны соотноситься со схемой личности, в которой исчерпывающе описано место измеряемого качества, но универсальной схемы так и не было выработано. Традиционно в подходах к исследованию ценностной ориентации личности пользуются схемой, содержательно и структурно разработанной М. Рокичем, который подразделял ценности на терминальные и инструментальные и для каждого типа привел список, состоящий из 18 ценностей.

4. Когнитивная ориентация в изучении ценностей представлена работами Г. Триандис. Его метод опирался на исследование «натуральной логики», которая исходит из следующего допущения: если есть «х», то есть и «у». Это уточнило содержательное наполнение слов, претендующих на выражение ценности и естественные связи между ними, возможности для исследования ценностной регуляции поведения, но сами авторы этим не занимались.

Ряд нерешенных проблем оказался общим для всех методов:

1. Списки ценности трудно было уравнять по степени абстрактности понятий.

2. Нет проверки полноты списка ценностей даже в рамках представленной культуры.

3. Авторы обращались в методиках к положительно сформулированным ценностям.

4. При проведении исследования возникают трудности с устранением действия фактора социальной желательности, а именно желания испытуемых преподать себя в благоприятном свете.

В третий блок мы бы отнесли проблемы, с одной стороны, связанные с интерпретацией полученных данных, обусловленные многообразием подходов к пониманию самой природы «рождения» ценностей в обществе и «появления» их в структуре мотивационной сферы личности (мы рассмотрели эти вопросы в начале главы). С другой стороны, интерпритативное соотнесение полученных данных влечет за собой необходимость содержательного определения понятия «личность».

В психологии существует достаточно прочная теоретическая традиция различия двух относимых к человеку понятий − индивида и личности. Наибольший вклад в разработку этого направления внесли Б.Г. Ананьев и Д.А. Леонтьев [10, 164]. Определяя отличия личности и индивида, А.Н. Леонтьев говорит о том, что личность как индивид есть продукт интеграции, процессов, осуществляющих жизненные отношения субъекта. Фундаментальное отличие того особого образования, которое мы называем личностью, определяется природой самих порождающих его отношений, в которые он вступает в своей предметной деятельности.

То, что Б.Г. Ананьев и Д.А. Леонтьев описывали как индивида, с точки зрения В.В. Столина, является «биологическим индивидом». «демаркационная линия» между индивидом и личностью проходит между человеческим организмом, с одной стороны, и человеком одновременно как социальным индивидом и человеком как личностью – с другой. Для того, чтобы разделить эти две последние ценности, необходим специальный анализ.

Личность оказывается индивиду все более необходимой, чем труднее ему регулировать свое деятельностное отношение к миру, себе путем прямого следования норме, правилу, образцу, обычаю. «Личность в самом общем виде может определить как психический орган позволяющий интегрировать свое «Я» и свою жизнедеятельность в системе множественных связей с миром…» [157, с. 10].

Человек представляет собой одновременно три целостных системы: он выступает как организм, как социальный индивид и как личность. С постепенным изменением парадигмы психологической науки [46, 53, 57, 90, 126, 136, 140, 152, 194, 287 и т.д.] происходит изменение и ее предмета [136]. В поле зрения ученых попадает целостный человек (А.Н. Леонтьев), обладающий личностью как «сверхчувственным качеством», как «сосредоточием совокупной активности человека» (В.А. Петровский), как «высшим уровнем системной организации человека» (В.Е. Клочко). Происходит теоретико-методологическое разделение понятий «человек» и «личность».

Б.С. Братусем была намечена новая линия дифференциация психологической терминологии [53]. По его мнению, существует неоправданная тенденция «подмены человека личностью, некий «персоноцентризм», «насаждаемый в психологии». Формирование и самостроительство в себе человека, сама способность и возможность такого самостроительства подразумевают наличие некоего психологического орудия, органа, полностью координирующего и направляющего этот невиданный, не имеющий аналогов процесс в живой природе. Этим органом и является личность человека.

Таким образом, личность как специфическая, не сводимая к другим измерениям конструкция не является самодостаточной, в себе самой несущей конечный смысл. Смысл этот обретается в зависимости от складывающихся отношений, связей с сущностными характеристиками человеческого бытия. Иначе говоря, сущность личности и сущность человека отличаются друг от друга тем, что первое есть способ, инструмент, средство организации достижения второго, а значит, первое получает смысл и оправдание во втором.

Центральной смыслообразующей характеристикой человека является его способ отношения к другому человеку [53, 246 и др.], который формируется в борьбе двух разнонаправленных векторов, один из которых ведет к пониманию и реализации человека как существа, способного к развитию «безотносительно к какому-либо заранее установленному масштабу», а другой, противостоящий ему, к пониманию и реализации человека как средства. Разрешение противоречия в пользу первого отношения ведет к утверждению сущности человека, тогда как в случае превалирования второго рода отношений человек выступает в обезличенной, вещной, т.е. в конечном итоге не человеческой форме своего существования» [52, с. 30].

Согласно этой позиции, личность как специфический инструмент обретения человеком собственной сущности оценивается (и этим задаются критерии «нормальности») в зависимости от того, как служит она своему назначению, т.е. способствует или нет приобщению человека к его сущности. В свою очередь необходимо разделять в человеке «психическое» и «личностное». Человек может быть «психически здоров, но личностно болен» [54, С.103].

Несводимость личностной регуляции деятельности к процессам сознательным заставляет искать иные психические реалии, позволяющие субъекту решать задачи выбора мотивов. Эти реалии должны лежать в пространстве надмотивационных процессов, так как построение иерархии все новых мотивов может превратиться в «дурную бесконечность» [5]. Введение личностного уровня регуляции деятельности позволяет разомкнуть круг мотивационной обусловленности [там же, с. 125]. Для С.Л. Рубенштейна личностный уровень реализуется через черту характера, формирующуюся на основе генерализации ситуационно обусловленных мотивов [238]. В концепции Д.Н. Узнадзе выбор мотива деятельности осуществляется в поле действия фиксированной установки как модуса личности [120]. А.Н. Леонтьев выделяет особую смысловую реальность, возникающую в ситуации соподчинения мотиву. Процессы осмысления ситуации не совпадают с рациональными рассуждениями и могут осуществляться как в осознанной, так и в неосознанной форме.

Для В.В. Столина человек выступает в единстве трех целостных систем: как организм, как социальный индивид и как личность. Взаимоотношения между этими системами подчинены принципу уровневой организации:

1) целостность организма является необходимым условием функционирования человека как социального индивида;

2) каждый из уровней активности человека имеет свою природу, т.е. образован существенно различными связями, отношениями, опосредованиями;

3) личностный уровень является вышележащим по отношению к двум другим. Индивидный – вышележащий по отношению к организмическому; нижележащий уровень управляется вышележащими;

4) имманентное развитие каждого уровня и свойственной ему формы активности не прекращается с развитием системы и активности вышележащего уровня.

Принятие точки зрения другого на себя, идентификация с родителями, усвоение стандартов выполнением действия и формирование самооценки, приобретение самоидентичности в рамках семейных отношений и отношений со сверстниками, формирование половой, а позднее профессиональной идентичности, становление самоконтроля характеризуют развитие самосознания социального индивида. Выявление своей социальной ценности и смысла своего бытия, формирование и изменение представления о своем будущем, настоящем и прошлом характеризуют самосознание личности.

Ценностная идентичность личности и общества играет важную роль в воспроизведении его социальной структуры [197, 207, 208, 217 и др.]. Большинство изученных нами авторов полагают, что в основе отклоняющегося девиантного поведения лежит социально-неприемлемая система ценностной ориентации, а в основе процесса лежит расхождение в системах ценностей как отдельной личности и группы, так и отдельных социальных групп и принятых в данной культуре ценностных стандартов [39]. Одним из механизмов поиска собственной социальной идентичности является сравнение личностью собственных ценностных ориентаций с ценностными ориентациями группы. Социальная идентичность определяет включенность личности в различные сферы жизнедеятельности социума, а также приоритетные сферы и способы ее самореализации [207].

Опыт эмпирических исследований показал, что ценностные ориентации имеют существенную дифференциацию в своей содержательной структуре в зависимости от того, какие социальные группы являются их носителями. При этом социально-типический набор ценностных ориентаций отличается стабильностью компонентов и относительной прочностью связей между ними. Зависимость ценностных ориентаций от половозрастных особенностей респондентов, места проживания, профиля обучения, принадлежности к социальной группе показана в работах алтайских социологов и психологов [87]. Ценностные ориентации в них содержательно раскрывали смысл жизни респондентов. Смысл жизни выступил здесь как интеграционный показатель ценностных ориентаций личности [87, с. 17]. Социально-классовая дифференциация общества ведет к дифференциации и конкретизации смысла жизни личности в соответствии с ее функциями и структурой социальных ролей [87, с. 15]. Рассмотрение мира как объекта мировоззренческой направленности, представленной в сознании в виде комплекса значимых для человека явлений, с которыми он связывает чувство долга и т.п., позволило типологизировать объекты направленности и выстроить девять концепций смысла жизни.

Существует несколько механизмов изменения ценностных ориентаций социальных групп и слоев [208]:

1. Изменение структуры потребностей. С ростом материального благосостояния ранее сложившиеся потребности личности удовлетворяются полнее, вызывая появление новых. Этот процесс подчинен закону возвышения потребностей. Зависимость изменения ценностных ориентаций от структуры потребностей находит свое подтверждение в диспозиционной концепции В.А. Ядова [302]. Определяя ценностные ориентации функционально, как высший диспозиционный уровень регуляции поведения, В.А. Ядов считал, что ценностные ориентации образуются в результате столкновения потребностей с ситуацией. Преобразование потребностей в результате такого столкновения ведет к преобразованию диспозиционной структуры личности.

2. Одним из самых действенных механизмов изменения ценностных ориентаций являются межличностные влияния, которые обеспечивают, во-первых, межпоколенную передачу культуры, а во-вторых, интеграционные процессы сближения социальных групп.

В отечественной и зарубежной литературе активно обсуждается вопрос об изменении приоритетов ценностей в современном обществе [240, 172]. Трудно обозначить генеральную тенденцию в изменении приоритетов ценностей. Кроме того, возникает вопрос о существовании такого изменения вообще. Приведем в сжатом виде некоторые точки зрения.

Р. Иглехарт [311] постулирует изменение ценностей в рамках гипотезы первой необходимости и приходит к выводу об увеличении роли пост-материальных ценностей (таких, как утверждение прав человека, свободы, дружелюбия, стремления к идеалу, а не к деньгам) [299, с. 55]. X. Клагес изменение приоритетов ценностей связывает с усилением ценностей, выражающих самого индивида [там же]. С.Г. Климова [134, с. 46] приходит к выводу, что меняется набор ценностей или механизм их навязывания. Олдмеер придерживался мнения, что существует стабильное для значительного промежутка времени ядро ценностной ориентации. Наряду с этим существуют более ди­намичные системы ценностей, реализуемые в конкретных субгруппах общества и ситуативно изменяемые [299, с. 56]. Переоценка затрагивает те ценности, которые выходят за рамки минимального канона.

Анализируя работы зарубежных авторов, Б. Шлейдер приходит к выводу о том, что "процессы признания ценностей, отказа от них протекают независимо друг от друга и, следовательно, могут породить совершенно различные комбинации ценностей" [299, с. 57]. Принятие новых ценностей не требует отказа от противоположных альтернатив. Поэтому трудно оценить динамику ценностей: имеет ли место сдвиг по шкале приоритета, налицо ли качественный скачок или же ничего не происходит, а мы имеем дело со сменой идеологии.

Путь к разрешению этой проблемы видится следующим образом: построение опросника и соотношение его результатов с единой схе­мой ценностей, которая определит рамочные условия для разных эпох. Наиболее эвристичной, методологически обоснованной из всех, описанных нами выше, представляется структурная схема, разработанная С.Н. Розовым [234].

В нашей работе мы будем опираться на понятие «личностные ценности» (Г.Л. Будинайте, Т.В. Корнилова). Личностные ценности выступают как определенный уровень развития смысловых образований личности. Становление личностных ценностей связано с динамикой процесса осознания, включающего различные виды вербализации и смещения познавательно-личностных усилий на собственную смысловую сферу. Это становление включает в себя два этапа: 1) образование личностных смыслов; 2) образование самих личностных ценностей, специфической характеристикой которых выступает осознанность посредством процесса осмысления, взвешивания разных смысловых содержаний и ценностном сопоставлении их близости к собственному «Я». Личностными ценностями становятся те смыслы, по отношению к которым субъект самоопределился. Становление системы личностных ценностей характеризует процесс самоопределения личности.

Смысловой подход к категории «ценность» позволяет, прежде всего, связать ценностное измерение с характером жизнедеятельности индивидов. Отнесение ценностей к смысловым образованиям включает их в теоретический ряд понятий, относимых к личностной сфере (мотивы, потребности, черты характера и др.), давая возможность определить специфику собственно ценностного измерения. Первым основанием является параметр «нормативности», разделяющий ценностную и мотивационно-потребностную сферу. Вторым основанием, составляющим исходную область эмпирических фактов, описываемых понятием «субъективные ценности», является параметр осознанности образований. Ценностные ориентации личности представляют собой многомерную нелинейную систему, в которой ценности взаимосвязаны и находятся в динамическом равновесии, зависящем от личностной ситуации субъекта; они соотносятся между собой по принципу личностной значимости. В структуре ценностной ориентации мы, вслед за С.Н. Розовым, выделяем кардинальные ценности, нарушение которых прямо ущемляет права индивидов и сообществ: жить, мыслить и действовать в соответствии со своими ориентирами.

17. Динамика ЦО. (ценностные ориентации)

18. Анализ опыта эмпирической и теоретической разработки понятия «самоотношения» в отечественной и зарубежной психологии.

19. Субъектный и объектный способы отношения к себе и к миру. Строение, функции, механизм формирования самоотношения.

20. Психологические защиты: основные виды и функции.

Психологические защиты

Представления о П. з. первоначально формировались в рамках психоанализа. Концепция П. з. в виде классического психоаналитического подхода была представлена А. Фрейд (Freud А.) в книге «Эго и механизмы защиты» (1936). Согласно разработанной Фрейдом (Freud S.) структуре личности, П. з. рассматривается как бессознательные, приобретенные в процессе развития личности способы достижения «Я» компромисса между противодействующими силами Оно или Сверх-Я, а также внешней действительностью. Механизмы П. з. направлены на уменьшение тревоги, вызванной интрапсихическим конфликтом, и представляют собой специфические бессознательные процессы, с помощью которых «Я» пытается сохранить интегративность и адаптивность личности. Эта концепция в рамках психоанализа подвергалась определенным изменениям. Согласно взглядам современного психоаналитика Бреннера (Brenner Ch., 1981), П. з. является определенным аспектом мышления, отражающим взаимосвязи между «Я» и Оно. В зависимости от особенностей конфликтной ситуации (различное размещение ее на оси «удовольствие—неудовольствие») «Я» может применять защитные механизмы как защиту при давлении влечений и для их удовлетворения. В защитных целях «Я» использует любую установку, восприятие, отвлечение внимания, смещение на побудители иного поведения и вообще «все, что есть под рукой».

В основе современных представлений о механизмах П. з. доминируют познавательные теории Гжеголовской (Grzegolowska H., 1981). Эти механизмы определяются как защитные переоценки (реинтерпретации), характеризующиеся изменением значения факторов эмоциональной угрозы, собственных черт и ценностей. В основе защитной деятельности, целью которой является снижение тревоги (психического дискомфорта) или повышение самооценки, лежит защита «Я» посредством искажения процесса отбора и преобразования информации. Благодаря этому сохраняется соответствие между имеющимися у больного представлениями об окружающем мире, себе и поступающей информацией.

В отечественной психологии и психотерапии понятие П. з. рассматривается как важнейшая форма реагирования сознания индивида на психическую травму (Бассин Ф. В. и др., 1975). При этом имеется в виду прежде всего защитная перестройка, происходящая в системах взаимосвязанных психологических установок и отношений, в субъективной иерархии ценностей, которая направлена на редукцию патогенного эмоционального напряжения, способствуя хотя и временному, но определенному лечебному эффекту и предотвращая дальнейшее развитие психологических и физиологических нарушений.

В личностно-ориентированной (реконструктивной) психотерапии Карвасарского, Исуриной, Ташлыкова П. з. понимается как система адаптивных реакций личности, направленная на защитное изменение значимости дезадаптивных компонентов отношений — когнитивных, эмоциональных, поведенческих — с целью ослабления их психотравмирующего воздействия на Я-концепцию больного. Такие негативные чувства, как тревога, страх, гнев, стыд и др., сама болезнь как эмоциональный стресс, вызывают в личности адаптивные процессы переоценки значения ситуации, отношений, представлений о себе в целях ослабления психического дискомфорта и сохранения соответствующего уровня самооценки. Этот процесс происходит, как правило, в рамках неосознаваемой деятельности психики с помощью целого ряда механизмов П. з., одни из которых действуют на уровне восприятия (например, вытеснение), другие — на уровне трансформации (искажения) информации (например, рационализация). Устойчивость, частое использование, ригидность, тесная связь с дезадаптивными стереотипами мышления, переживаний и поведения, включение в систему сил противодействия целям лечения делают такие защитные механизмы патологическими. Общей чертой их является отказ личности от деятельности, предназначенной для продуктивного разрешения ситуации или проблемы, вызывавших отрицательные, мучительные для индивида переживания.

Наиболее распространенные и важные механизмы П. з. могут быть представлены в виде нескольких групп. Первую группу составляют защитные механизмы, которые объединяет отсутствие переработки содержания того, что подвергается вытеснению, подавлению, блокированию или отрицанию. Вытеснение — активное недопущение в сферу сознания или устранение из нее болезненных, противоречивых чувств и воспоминаний, неприемлемых желаний и мыслей. Это наименее дифференцированный и нередко малоэффективный способ защиты, но в той или иной мере он присоединяется к действию всех других защитных механизмов. Человек легко может забывать некоторые вещи, особенно то, что снижает чувство собственной ценности как личности. Чаще этот механизм проявляется у людей с незрелым «Я», истерическими чертами характера, у детей. Близкими к описанному способу защиты считаются механизмы перцептивной защиты (автоматические реакции невосприятия при наличии болезненного расхождения между поступающей и имеющейся информацией), подавление (более сознательное, чем при вытеснении, избегание тревожащей информации, отвлечение внимания от осознаваемых аффектогенных импульсов и конфликтов), блокирование (задержка, торможение — обычно временное — эмоций, мыслей или действий, возбуждающих тревогу), отрицание (непризнание, отвергание ситуаций, конфликтов, игнорирование болезненной реальности, фактов).

Вторая группа механизмов П. з. связана с преобразованием (искажением) содержания мыслей, чувств, поведения больного. Механизм рационализации проявляется в псевдообъяснении больным собственных неприемлемых желаний, убеждений и поступков, интерпретации по-своему различных личностных черт (агрессивности как активности, безразличия как независимости, скупости как бережливости и т. д.) с целью самооправдания, так как осознание истинного их содержания может привести к снижению чувства собственной ценности, повышению тревоги и другим отрицательным переживаниям. При защитном механизме по типу интеллектуализации вступает в действие контроль над эмоциями и импульсами путем преобладания размышления, рассуждения по их поводу вместо непосредственного переживания. Характерным признаком является «объективное» отношение к ситуации, чрезмерно рассудочный способ представления и попытки решения конфликтных тем без ощущения связанных с ситуацией аффектов. Близким к описанному способу защиты является механизм изоляции, состоящий в интеллектуально-эмоциональной диссоциации, отделении эмоции от конкретного психического содержания, в результате чего представление или эмоции вытесняются или эмоция связывается с другим, менее значимым представлением, и тем самым достигается снижение эмоционального напряжения. Следующий в этой группе защитный механизм формирования реакции характеризуется совладением с неприемлемыми импульсами, эмоциями, личностными качествами посредством замены их на противоположные (например, пациент с вытесняемой враждебностью по отношению к окружающим неосознанно принимает установку и поведение человека послушного и уступчивого). Механизм смещения проявляется в том, что реальный объект, на который могли быть направлены негативные чувства, заменяется более безопасным (например, сдерживаемая агрессия больного в отношении авторитетного лица перемещается на других, зависимых от него людей). В случае защитного механизма проекции происходит приписывание больным непризнаваемых собственных мыслей, чувств и мотивов другим людям. В отличие от механизма смещения при идентификации больной отождествляет себя с более сильной личностью, в частности, имитируя агрессивную или дружелюбную манеру поведения в зависимости от ассоциируемых с этим человеком чувств страха или любви.

Третью группу способов П. з. составляют механизмы разрядки отрицательного эмоционального напряжения. К ним относится защитный механизм реализации в действии (acting out), при котором аффективная разрядка осуществляется посредством активации экспрессивного поведения. Этот механизм может составлять основу развития психологической зависимости от алкоголя, наркотиков и лекарств, а также суицидальных попыток, гиперфагии, агрессии и др. Защитный механизм соматизации тревоги или какого-либо отрицательного аффекта проявляется в психовегетативных и конверсионных синдромах путем трансформации психоэмоционального напряжения сенсорно-моторными актами. Некоторые авторы включают в защитную деятельность личности механизмы сублимации, преобразующей энергию инстинктивных влечений в социально приемлемую активность.

К четвертой группе могут быть отнесены механизмы П. з. манипулятивного типа. При защитном механизме регрессии происходит возвращение к более ранним, инфантильным личностным реакциям, проявляющимся в демонстрации беспомощности, зависимости, детскости поведения с целью уменьшения тревоги и ухода от требований реальной действительности. С помощью механизма фантазирования (в функции манипуляции) больной, приукрашивая себя и свою жизнь, повышает чувство собственной ценности и контроль над окружением. Известен также защитный механизм ухода в болезнь, при формировании которого больной отказывается от ответственности и самостоятельного решения проблем, оправдывает болезнью свою несостоятельность, ищет опеки и признания, играя роль больного.

Общепринятой классификации механизмов П. з. до сих пор не существует, и список защитных механизмов может быть продолжен. Здесь же были представлены наиболее распространенные из них. Защитные механизмы в некоторой мере способствуют стабилизации «Я» личности больного, но приводят к неадаптивной ригидности его поведения, ограничивают возможности вскрытия и разрешения внутриличностного конфликта. В системе адаптивных реакций пациента механизмы П. з. тесно связаны с копинг-механизмами (механизмами совладания) как активными, преимущественно сознательными усилиями больного, направленными на овладение ситуацией или проблемой.

Знание и учет механизмов П. з. необходимы при проведении личностно-ориентированной психотерапии с целью повышения ее эффективности. Эти механизмы обнаруживаются при изучении стратегии поведения пациента в связи с болезнью, в трудных жизненных ситуациях.

При диагностике механизмов П. з. в последние годы широко используется экспериментально-психологическая методика «Индекс жизненного стиля» (LSI — Lifestyle index), разработанная Плучиком, Келлерманом, Конте (Plutchik R., Kellerman H., Conte H.). Этот опросник, адаптированный в Институте им. В. М. Бехтерева, позволяет оценить частоту использования индивидом в повседневной жизни того или иного защитного механизма и выявить свойственную ему структуру защитного реагирования. Опросник определяет выраженность восьми основных механизмов Эго-защиты: вытеснение, отрицание, проекция, интеллектуализация, реактивное образование, регрессия, компенсация, замещение. Примеры утверждений опросника: «Я ни к кому не испытываю предубеждения» (отрицание); «Я не боюсь старости, потому что это случается с каждым» (интеллектуализация); «Порнография — это ужасно» (реактивное образование).

Особенности П. з. проявляются в период интенсивной психотерапевтической работы при обсуждении существенных проблем больного, анализе самооценки, прояснении неотчетливо выражаемых пациентом эмоций, конфронтации (сопоставление и демонстрация больному его противоречивых высказываний и поведения), осознании внутреннего конфликта при общении с психотерапевтом. Защитные механизмы пациента представляют собой один из источников сопротивления в процессе психотерапии. Сопротивление отражает наличие противоречивой мотивации к лечению: с одной стороны, сознательного стремления к выздоровлению, с другой — неосознаваемой потребности в сохранении заболевания, так называемой «условной желательности болезни». Пациент оказывает сопротивление в определенные моменты психотерапевтического процесса, используя типичный для него стиль защиты, с помощью которого он избегает болезненных переживаний.

Важнейшим правилом психотерапевтической тактики при работе с защитными механизмами больного является признание врачом определенного положительного значения П. з., проявление уважения к личности пациента, осуществляющей центральную регулирующую функцию в системе психической адаптации. Следующим, также важным правилом является постепенная, пошаговая работа с выявлением, осознанием и истолкованием способа защиты. В моменты выраженного сопротивления пациента психотерапии психотерапевт может продемонстрировать очевидность этого защитного противодействия, а больной окажется в состоянии осмыслить и признать факт действия этих неосознаваемых им прежде сил. Только тогда можно приступить к истолкованию механизма проявления конкретного способа П. з., его адаптивных и дезадаптивных функций.

Психотерапевтическое воздействие при наличии П. з. может осуществляться на различных уровнях. Конструктивное изменение психотравмирующей жизненной ситуации, симптоматическое снижение тревоги, укрепление «Я» и повышение самооценки способствуют снижению дезадаптивной защитной деятельности пациента. Эмпатическое общение (сопереживание и эмоциональная поддержка) с больным также приводит к уменьшению его защитного сопротивления. При целенаправленной работе с механизмами П. з. происходит изменение нарушенных отношений личности, осознание и разрешение конфликта. В ходе психотерапии следует стремиться к замене примитивных, незрелых защитных реакций вытеснения более избирательными и сознательными адаптивными способами подавления и совладания. Тем самым достигается вербальный контроль, и пациент начинает использовать более совершенные, сознательные механизмы П. з. Раскрытие и переработка одних защитных механизмов (замещение, идентификация) проводится с целью укрепления «Я» пациента, других (рационализация, интеллектуализация, фантазирование, реализация в действии, вытеснение) — для обучения контролю и управлению ими, третьих (уход в болезнь, регрессия) — для их устранения.Нейропсихология эмоциональных расстройств при алкогольной зависимости.

21. Актуализация ПЗ в онтогенезе. Примитивные и высшие ПЗ.

Защитные механизмы

Неприятные или нежелательные чувства и мысли нормальный человек приемлет как часть своего сознания, как импульсы своих инстинктов. Их появление не заставит его пугаться или чувствовать себя виноватым. Но в ходе своего вживания в общественный организм он будет все сильнее ощущать, что определенные импульсы запретны, и поэтому должны быть отнесены к низменным. Так, например, он не может проявить свою агрессивность, когда ему этого хочется; он не имеет права проявлять свое вожделение или свободно выразить свою ненависть. Чем больше пуританства в среде, в которой он растет, тем строже регламентация и жестче штампы общественного поведения.

К сожалению, христианское воспитание с его завышенными моральными требованиями слишком долго стесняло психику человека и ограничивало его естественную экспансивность, обкрадывало его, лишая оригинальности и творческого духа.

Следовало ожидать появления противоположной тенденции, возникшей как реакция на подобное положение дел и продолжающей развиваться и ныне; либеральные по своим взглядам и, как правило, антицерковно настроенные терапевты требуют полной свободы проявления инстинктов, не замечая, как при подобном самоудовлетворении человека начинает еще сильнее мучить чувство вины и неумение ориентироваться.

Обе реакции – и проклинающая, и прославляющая – могут рассматриваться как различные защитные механизмы – вытеснения в первом случае и конверсии – во втором.

Без процесса вытеснения жизнь невозможна. Чтобы себя защитить, мы вынуждены постоянно вытеснять многое в подсознание. Само по себе это еще не должно делать человека больным: сосредоточение этих сил на выполнение нормальных жизненных обязанностей достаточна для того, чтобы сделать рождаемое ими напряжение выносимым или снять его полностью. Так что, если человек не справляется со своими инстинктами (причем здесь имеются в виду не только инстинкты пола), это значит, что он не справляется и в других жизненных сферах.

Если у человека накапливается раздражение на своего начальника, но он не научился выражать это раздражение в этичном и открытом разговоре с этим начальником, у него остаются еще разные другие возможности справиться с этим. Он может вытеснять это пока не заболеет, может приспособиться и играть роль человека пассивного – «паиньки». Но как долго он это выдержит? Как прореагирует на это его организм? Он может держаться и очень приветливо, невероятно податливо; тем самым, КОНВЕРТИРУЯ свое раздражение в противоположное, он будет играть излюбленную роль общества, но не это его подлинная сущность, проявление которой лишь откладывается на долгое время. В конечном итоге он может излить это свое раздражение и злобу в искренней молитве Богу – и на этот раз свое сердце освободить от злобы. Но, разумеется, прямое объяснение с шефом или, точнее, прямая конфронтация с ним, остается лучшим рецептом. В Библии подобные споры предлагаются не раз – например, у Матфея (18: 15), Луки (17:3) или Иисуса Сираха (9:13) (не канонический старозаветный пророк – перев .).

Другой пример КОНВЕРСИИ своих чувств являют люди, которые прячут свои страхи за авторитарностью и риском. Исходя из этого, можно предположить, что все диктаторы и деспоты, как и ведущие себя тиранически отцы или преподаватели, обладают сильным чувством страха и недостатком эмоций, но которые конвертируются в мнимую силу. Во всех этих случаях слабость вытесняется ее наигранной противоположностью.

Нередко человек ПРОЕЦИРУЕТ себя на другого, находя в нем те черты, потребности или проявления характера, которые свойственны ему самому, но которые он не хочет признать. Примером является ненависть расиста. Пусть другие выступают козлами отпущения из-за непорядков, в которых он сам участвовал или которые сам спровоцировал. И так как подобная проекция реализуется подсознательно, ее разоблачение очень затруднительно. «Моя соседка ходит в церковь, только чтобы показать свое новое пальто» – вот упрощенный, но типичный пример подлога, который, может быть, указывает на то, что говорящий сам хотел бы иметь или показать такое пальто.

Болезненная подозрительность, особенно заметная у пожилых людей, проецирует их собственные враждебные чувства на других, приписывая им всевозможные дурные поступки или побуждения. Эти инстинктивные импульсы доставляют людям неприятности, и они стараются от них избавиться.

Если муж зол на свою жену, но ведет себя по отношению к ней приветливо, а свою злобу срывает на секретарше – это случай ПЕРЕНОСА. Дома это примерный отец и муж, может быть находящийся под каблуком у своей жены, но на работе он просто невыносим.

Немало людей переносят свою злобу, которая первоначально предназначалась кому-либо из своих близких, на Бога или на церковь. Естественно и то, что иногда агрессивность, предназначенную окружающим, человек может перенести и на самого себя. Дети начинают при этом грызть ногти или царапают себя до крови; взрослые угрожают самоубийством.

В области пола такие отводные механизмы также возможны. Например, человек, неспособный из-за своих страхов любить другого, может обратить эту привязанность на самого себя. Это нарцисстический тип, который хочет, чтобы им восхищались и за ним ухаживали, но сам он любить не способен.

Недостаток Божественного опыта, как и страх перед эмоциональной верой, не в последнюю очередь оказываются результатом сопротивления своим чувствам. Многие люди говорят о чувствах так, словно речь идет об интеллектуальных проблемах. Но спонтанное проявление чувства, обнаружение того, что ты взволнован или тронут – это их пугает. Они стремятся держать себя под контролем, выдавать за людей трезвых. Так, важную роль приобретает РАЦИОНАЛИЗАЦИЯ: действия, порожденные чувством, люди пытаются объяснить «разумно», чтобы не прослыть слабыми. Кто не знает таких ситуаций, когда человек устраивает или разыгрывает всевозможные «случайности», чтобы как можно чаще встречать своего любимого? На вопрос о причинах этого приводятся самые разные аргументы; исключается лишь один – влюбленность.

Наконец, я должен назвать еще РЕГРЕССИЮ, которая проявляется довольно сложно. Это как бы возврат к детскому поведению; взрослый человек ведет себя как ребенок. Например, у матери начинается приступ мигрени, если дети поступают не так, как ей хочется. Или она грозит им, что расскажет об их поведении отцу. Так она пытается овладеть своей фрустрацией и реализовать свои желания. К явлению регрессии можно, несомненно, отнести и онанизм, если человек прибегает к нему, чтобы избавиться от фрустрации. Регрессируют и люди, часто предающиеся сну и сердящиеся, если их желания не сбываются. Они реагируют на действительность не как взрослые люди, они не способны воспринимать ее такой, какова она на самом деле.

В основе всех этих защитных механизмов лежит страх. Поэтому неудивительно, что Иисус постоянно призывает нас в свете Его близости и Его высказываний – не бояться. Предсмертное борение, к которому он прибег на Масличной горе – это лучший способ предотвращения страха. Иногда вытеснение необходимо и возможно без последствий. Но удается оно лишь человеку свободному, ведущему уравновешенный образ жизни. Неверно, что лишь повышенное чувство моральной ответственности заставляет человека сдерживать свои первобытные инстинкты; столь же действенной оказывается, например, нищета, которая также ставит ему границы. И также духовный наставник может тут больше помочь, чем и так «избитая» мораль.

Я повторяю снова и снова: Бог допускает нужду и другие крайности для того, чтобы мы в союзе с Ним дали нашим инстинктам и порывам очиститься. Нужда делает человека находчивым, но и верующим.

Определенные защитные механизмы могут возникать на определенных стадиях развития человека.

Раннее младенчество (от рождения до одного года, по терминологии Фрейда, – оральная стадия).

На этой фазе происходит постепенное приобретение представлений о себе и о значимых объектах (матери, отце, которые станут моделями будущих значимых объектов: партнера, друзей, врагов и т. д.), потом постепенная дифференциация, выражающаяся в частичной идентификации, которая ведет впоследствии к установлению идентичности. Могут возникнуть следующие защиты: интроекция, проекция, отрицание, сонливость, идентификация, смещение, обращение против себя.

Младенчество (1–2 года, по терминологии Фрейда, – анальная стадия).

На этой стадии происходит приучение к туалету, продолжается развитие функций «Я»: движение – речь – тестирование реальности – интеграция. Возможно развитие кошмаров, страхов, фобий. Возникают следующие защиты: изоляция, реактивные образования, отмена, интеллектуализация, регрессия.

Дошкольный возраст (2–6 лет, по терминологии Фрейда, – фаллическая стадия).

В идеале «Я» завершает процесс своего отделения от «Оно». Сверх-«Я» начинает влиять на поведение около 5–6 лет. Эдипов комплекс разрешается посредством идентификации с родителем своего пола. Неразрешенный

Эдипов комплекс ведет к неврозу. Для этого возраста характерны явления отрицания, появление болезней, неспособность справиться с гневом, а также с любыми сильными чувствами, формирование симптомов. Происходит установление согласованной структуры психики для поддержания идентичности и интернализированных стандартов морали, этики и поведения.

Школьный возраст (6-10 лет (девочки), 6-12 лет (мальчики), по терминологии Фрейда, – латентная стадия).

Завершение развития Сверх-«Я» (10–11 лет). Появление защитного механизма подавления. На этой стадии выражены тревожность, фобии, эмоциональное блокирование учебы, чрезмерная регрессия и и (или) фиксации.

Юность (10–21 год (девушки), 12–23 лет (юноши), по терминологии Фрейда, – генитальная стадия).

Усиление сексуальных и агрессивных тенденций. Возможно возникновение психотических расстройств с целью ухода от трудностей, перепады настроения и стресс могут приводить к психотическим эпизодам в поведении. Возможно развитие склонности к дурным привычкам, зависимостям (как химическим, так и психологическим). Критический период для возникновения нарушений характера.

Клинические наблюдения в процессе психотерапии и психоаналитические исследования показали, что неразрешенные проблемы детского возраста дают о себе знать во взрослой жизни человека.

Так, фиксации на оральной стадии могут стать причиной, например, страха одиночества, неуверенности в окружающих, причиной того, что удовлетворение своих потребностей приносит страдания, причиной попыток самоубийств, нервных расстройств, непонимания себя и своих чувств, частых обид, навязчивых идей.

Фиксации на анальной стадии также могут стать причиной ряда проблем в последующей жизни: негативизма, противоречивости, желания того, чтобы кто-то контролировал, сдерживал. Такие люди часто сердятся, чтобы скрыть другие чувства, и игнорируют чувства других.

Неразрешенные конфликты фаллической стадии могут во взрослой жизни человека привести к чрезмерной зависимости от других людей, от внешних событий, к неспособности самостоятельно принимать решения, а также к проблемам половой идентификации.

Если у ребенка не разрешены проблемы латентной фазы развития, то в его последующей жизни, возможно, будут трудности в обучении, необдуманные поступки. Такие люди отвергают все, что не приносит пользы, не берут в расчет эмоции, делая что-либо. Они обычно живут событиями прошлого или мечтами о будущем.

Даже психиатры и клинические психологи, не являющиеся убежденными психоаналитиками, приходят к пониманию роли защитных механизмов в развитии личности. Так, было показано, что преобладание, доминирование какого-либо защитного механизма может вести к развитию определенной черты личности. Или наоборот, человек с сильными характеристиками личности имеет тенденцию доверять определенным защитным механизмам как способу совладания с определенными жизненными стрессами: так, например, личность с высоким самоконтролем имеет тенденцию использовать интеллектуализацию как основной защитный механизм (см. табл. 11).

С другой стороны, обнаружено, что у людей с серьезными личностными расстройствами и нарушениями может преобладать определенный механизм защиты как средство искажения реальности. Например, такое расстройство личности, как паранойя (страх преследования), связан чаще с проекцией, а психопатии – преимущественно с регрессией как защитным механизмом личности.

Предполагаемые взаимосвязи личностных черт, расстройств личности и механизмов защиты

В связи с этим необходимо трансформировать данный подход к рассмотрению психологической защиты личности в более общем социальном контексте. Для описания понятия "защита" использовалась схема, включающая четыре элемента: 1) предмет защиты; 2) угроза; 3) ущерб; 4) средства защиты. Для описания понятия защиты в качестве родового с учётом социального контекста и межличностных связей данную схему необходимо трансформировать и расширить за счет включения еще одного элемента - субъекта защиты. В измененном и дополненном виде она может быть представлена следующим образом.

Во-первых, необходимо определить, что именно защищается, что является объектом или предметом защиты (в качестве такового рассматривается любое целостное образование, любой социальный субъект)?

Во-вторых, установить, от чего защищается? Какова угроза (опасность) - внешний по отношению к данной целостности фактор, воздействующий на нее.

В-третьих, что именно необходимо предотвратить, чего нужно избежать, какого конкретного ущерба - уничтожения, разрушения, расчленения или отчуждения части, подчинения и т.п.? То есть, такого влияния, которое приводит к исчезновению целостного образования как сущности или частичному нарушению его целостности и нормального функционирования.

В-четвертых, как избежать возможного ущерба, каким образом и чем защищаться? То есть, определить средства или способы защиты, зависящие как от специфики и возможностей предмета защиты, так и от характеристик опасности (угрожающих факторов).

В-пятых, кто защищает? То есть, выяснить кто является субъектом защиты личности (конкретное личностное образование, человек, группа, социальная организация, общество, государство).

Кроме этого, следует отметить, что понятие "защиты", как уже показывалось ранее, употребляется также еще в двух основных значениях, имеющих существенное различие. Во-первых, защита как то, что защищает, т.е. определенное системно-структурное образование, и, во-вторых, защита как действие, т.е. как процесс функционирования данной системы.

По оценке представителей психосоматической медицины, около 50% всех органических заболеваний в индустриально развитых странах имеют психогенный характер. В механизме возникновения этих заболеваний ("соматизации") особая роль отводится нарушениям в эндокринной системе. Основным методом лечения выступает психотерапия, цель которой заключается в установлении скрытых для самого пациента связей между его эмоциональными конфликтами и возникновением соматических симптомов.

* Как известно, боль свидетельствует о том, что в организме что-то работает неправильно. Это, своего рода, сигнал о помощи. Когда наши эмоции долго остаются не услышанными, а душевная боль продолжает расти, на помощь приходит тело. Страдает наиболее уязвимое место человека. У одних людей, при сильном стрессе, страдает сердечнососудистая система, у других - кишечником и т.д. У каждого человека свои реакции организма, в том числе и обусловленные наследственной предрасположенностью. Такие болезни как гипертония, бронхиальная астма, полиартрит, нейродермит, мигрень, - относят к психосоматическим заболеваниям. А список болезней, возникновение которых связано с психикой человека все растет.

Примеры взаимосвязи между душевными состояниями человека и их соматическими проявлениями.

Для более подробного изучения взаимосвязи между душевными состояниями человека и их соматическими проявлениями смотрите список болезней и их психологических предпосылок.

* Одна из теорий связывает возникновение психосоматических заболеваний с внутренними конфликтами между различными желаниями, возникающими у индивида. Идя против своей совести, каждый из нас теряет частичку себя, отдавая ее во власть болезни, мы как бы наказываем сами себя за отступление от законов Бытия, установленных Творцом. Любое явное или скрытое нарушение законов нравственности ведет к появлению болезни душевной, а затем и телесной. Душевное устроение человека самым непосредственным образом влияет на состояние его физического здоровья. Болезнь является прямым следствием того, что на духовном и эмоциональном уровне происходит внутри нас.

* Каноны древнегреческой медицины подразумевали неделимость телесного и психического начал в человеке. Каждый орган описывался и рассматривался в тесной связи с соответствующей ему эмоцией (печень — гнев, сердце — страх, желудок — печаль и тоска и т.д.). Связь, как указывали древние врачи, является взаимной. Болезнь органа влияет на эмоциональное состояние человека, негативные чувства и эмоции способствуют заболеванию конкретного органа.

* Причинно-следственная связь психологии конкретного человека и соматических заболеваний существует, но она опосредованная, неоднозначная и в элементарные схемы не укладывается. Патогенез психосоматических расстройств чрезвычайно сложен и определяется:

1. неспецифической наследственной и врожденной отягощенностью соматическими нарушениями и дефектами;

2. наследственным предрасположением к психосоматическим расстройствам;

3. нейродинамическими сдвигами (нарушениями деятельности ЦНС);

4. личностными особенностями;

5. психическим и физическим состоянием во время действия психотравмирующих событий;

6. фоном неблагоприятных семейных и других социальных факторов;

7. особенностями психотравмирующих событий.

* Перечисленные факторы не только участвуют в происхождении психосоматических расстройств, но и делают индивида уязвимым к психоэмоциональным стрессам, затрудняют психологическую и биологическую защиту, облегчают возникновение и утяжеляют течение соматических нарушении. Существует множество явных и скрытых закономерностей взаимодействия психического содержимого и возникновения телесных болезней. Например, известно, что гнев разрушает печень и способствует болезням глаз, болезни почек и зубов являются следствием страха.

* Болезни сердца зачастую возникают как следствие недостатка любви и безопасности, а также от эмоциональной замкнутости. На эмоциональные потрясения сердце реагирует изменением ритма. Сердечные расстройства происходят из-за невнимания к собственным чувствам. Человек, считающий себя недостойным любви, не верящий в возможность любви, или же запрещающий себе проявить свою любовь к другим людям, непременно столкнется с проявлениями сердечно-сосудистых заболеваний. Обретение контакта со своими истинными чувствами, с голосом собственного сердца в значительной мере облегчает бремя сердечных болезней, со временем приводя к частичному или полному выздоровлению.

Ограничивающие убеждения.

Люди, испытавшие травму, считают, что мир полон опасностей, и нужно все время быть начеку. Это убеждение может оказывать сильнейшее воздействие на все, что люди переживают на опыте. Глубинные убеждения играют центральную роль и влияют на организацию практически всего опыта. Некоторые глубинные убеждения ставят ограничения на то, что можно переживать на опыте. Например, включается привычный шаблон поведения, который уводит от позитивного и развивающего опыта, противоречащего системе убеждений, создавшей привычку. Такие мыслительные вирусы могут заразить мозг и нервную систему, так же как физический вирус заражает тело, или же компьютерный - компьютерную систему, приводя к беспорядку и хаосу. "Мыслительный вирус" - основа ограничивающего убеждения, которое мешает своим собственным или другим усилиям, направленным на исцеление или улучшение. Эти системы убеждений называют ограничивающими убеждениями, а переживания, которые они предотвращают, - недостающими переживаниями.

* "Мыслительный вирус" невозможно убить, его можно только опознать и нейтрализовать от остальной системы. "Ограничивающие убеждения" и "вирусы мыслей" общаются между собой так же, как, например, тело — с физическим вирусом, компьютер - с компьютерным, т.е. путём распознавания вируса, не воспринимая его и не оставляя ему места в системе.

* Глубинные убеждения меняются, когда человек получает недостающее переживание. Убеждения и переживания – это части нераздельного целого, влияющие друг на друга. Внесение глубинных убеждений в сознание и их оспаривание дает возможность получить недостающее переживание. При внесении ограничивающего убеждения в сознание открывается возможность для нового переживания, и это ранее недостающее переживание создает более реалистичное и успешное убеждение. Таким образом новые переживания становятся основой для новой системы убеждений, стабилизируя новые шаблоны поведения, которые в итоге сами становятся привычками.

* Если внимание сосредоточено на одном и том же наборе мыслей, вырабатывается стереотип мышления, то есть формируется колея, по которой энергия мысли мчится автоматически. Мир, в котором вы живете, включая и ощущение вашего тела, целиком зависит от того, как вы привыкли его воспринимать.

Телесные болезни и эмоциональная сфера.

Часто бывает так, что с детства разрешается проявлять лишь положительные эмоции, а на отрицательные (горе, тоска, обида, страх, завись, горечь, гнев и т.д.) налагается запрет. То, что человек не проявляет определенные эмоции - еще не значит, что он их не испытывает. Рано или поздно "механизмы контроля" нашего эмоционального состояния дают сбой. Поток искаженных и подавленных эмоций либо изливается в самый неподходящий момент, либо находит свое проявление через соматические симптомы.

* Наиболее распространенным недугом современности стали сердечно-сосудистые заболевания. Характерной чертой людей, подверженных заболеваниям сердечно-сосудистой системы, является желание "всё успеть". Чаще всего это забывшие об эмоциональной стороне своей жизни, испытывающие дефицит чувственных ощущений. В эмоциональной основе ишемической болезни сердца лежит недостаток радости, нехватка любви. Сосудистые расстройства свойственны людям закрепощенным, деликатным и застенчивым. Повышенное артериальное давление характеризуется тревожностью или сдерживаемым чувством гнева.

* Для всех людей, страдающих психосоматическими заболеваниями характерно одно: они не умеют, не научены облекать свои чувства в слова и высказывать их вслух. Психотерапия учит человека распознавать и выражать полноту своих чувств, а не вытеснять их телесными страданиями.

* Известный исследователь, доктор Уильям Глассер, считает, что каждый человек, имеют две основных потребности: потребность любить и быть любимым и потребность ценить самого себя и знать, что тебя ценят другие люди. Когда эти нужды удовлетворяются, то люди действуют как существа ответственные. Когда эти нужды не удовлетворяются, то тогда появляется безответственность, часто называемая психическим заболеванием.

* В психосоматике разработаны две концепции для объяснения повышенной предрасположенности людей определенного эмоционального склада к психосоматическим заболеваниям. Концепция алекситимии - неспособности к эмоциональному резонансу и концепция "оперативного мышления" (конкретное мышление, свобода от сновидений), невозможности выразить собственные переживания, эмоции и ощущения, неспособности человека быть в контакте с собственным внутренним миром. Человек как бы отделен от всего того в себе самом, что не поддается строго логическому упорядоченному анализу. Все нюансы собственных душевных движений остаются для него скрытыми. Алекситимия рассматривается как некая совокупность признаков, характеризующих психический склад индивидов, предрасполагающий их к психосоматическим заболеваниям. Ее рассматривают как фактор риска развития многих заболеваний.

Личностные особенности (тип D)

Состояние психики имеет такое же ключевое значение для здоровья сердца, как диета, упражнения и внешний стресс. Две основные характеристики типа личности пациентов сердечных отделений (а также больных, страдающих гипертонией, сердечной недостаточностью, аритмией, артериальными заболеваниями): это, во-первых, "негативная возбудимость", склонность испытывать негативные эмоции (беспокойство, печаль, пессимизм); и во-вторых, "социальное подавление" – склонность сдерживать выражение эмоций, склонность к низкой самооценке и скрытности.

"Важно именно сочетание негативной возбудимости и социального подавления. Человек может быть очень негативно возбудимым, но если он говорит о том, что чувствует, то он может с этим справиться и риск для него не повышается", – говорит Деноллет, профессор медицинской психологии из Тилбургского университета в Голландии. Такой тип личности он назвал тип D.

"Если пациент с сердечно-сосудистым заболеванием относится к типу D, риск инфаркта или преждевременной смерти для него повышается в четыре раза", – говорит Деноллет.

* Выделение типа личности D является продолжением известной работы психологов 1960-70-х годов, которые связали специфические личностные характеристики со здоровьем. Амбициозные, целеустремленные трудоголики были отнесены к типу A. Они более склонны испытывать стресс и для них возрастает риск повышенного давления и болезней сердца. Относящиеся к типу B люди, не склонные к конкуренции, легкие в общении и задумчивые, не подвергаются особенному риску для здоровья. Тип C – надежные люди, способные преодолевать трудности, которые избегают конфликтных ситуаций, подавляя свои чувства. Для них, по результатам исследований, повышен риск раковых заболеваний.

Глубокие межличностные отношения и здоровье.

Уже является общепризнанным фактом, что наличие близких отношений с другим человеком, будь это друг, возлюбленный или родственник, значительно уменьшает риск сердечных приступов. Близкие отношения имеют не только социальный, но и медицинский аспект. Они способствуют как "профилактике сердечно-сосудистых заболеваний, так и быстрому выздоровлению после острого приступа".

* В другом исследовании, специалисты исследовали количество антител в крови, которые наш организм производит для борьбы с болезнями. Повышение уровня антител показывает, что организм находится во всеоружии перед лицом болезнетворных микроорганизмов. Оказывается, что у людей, которые счастливы в браке, этих самых защитных антител гораздо больше, чем у холостяков и старых дев по убеждению. У тех, кто недавно пережил трагедию расставания с любимым человеком, уровень спасительных антител также намного ниже, чем у радостных супругов. Руководитель исследования доктор Анна Филипс отметила: "Мы знаем, что пожилые люди старше 65 лет более подвержены риску заболевания гриппом, нежели молодежь. Однако в ходе нашего эксперимента оказалось, что внутри данной возрастной группы подхватить грипп в большей степени рискуют овдовевшие люди, холостяки и те, кто решил расстаться со своей второй половиной в столь солидном возрасте. Тем же, кто счастлив в браке, грипп не так уж и страшен".

* На 45-й ежегодной конференции по эпидемиологии и профилактике сердечно-сосудистых заболеваний Американской Ассоциации Сердца было представлено исследование, показавшее, что фактор риска заболеваний сердца больше у людей с меньшим количеством социальных контактов. "Наши исследования означают, что социальные контакты оказывают положительное влияние на сердце" - считает доктор философии Эрик Б. Локс, инструктор департамента здоровья и развития человека Гарвардской Школы Общественного Здоровья в Бостоне. "В общем, для здоровья полезно иметь близких друзей и семью, состоять в общественных или религиозных организациях".

* Ещё в одном исследовании ученые следили за тем, как целый набор факторов - общение, здоровье, образ жизни - влияли на продолжительность жизни 1,5 тысяч человек старше 70 лет. Результаты исследования опубликованы в Journal of Epidemiology and Community Health. Специалисты пользовались данными, сбор которых начался в 1992 году в Аделаиде. В рамках исследований людей спрашивали о том, как часто они общаются - лично или по телефону - со своими детьми, родственниками, друзьями или доверенными лицами. А затем через интервалы в несколько лет проверяли продолжительность жизни исследуемых. Ученые пришли к выводу, что за те 10 лет, которые они наблюдали за пожилыми людьми, общение престарелых с детьми и родственниками почти не влияло на продолжительность жизни. Вместе с тем, статистика показала, что люди, тесно связанные с множеством друзей и знакомых, с большей долей вероятности дожили до окончания исследования чем те, у кого было совсем мало друзей.

Иммунитет и стресс.

Достаточно давно стало понятно, что иммунная система является компонентом гомеостатического треугольника, в который кроме нее входят нервная и эндокринная системы. А иммунитет защищает постоянство клеточного состава организма человека, выявляя и удаляя любые генетически чужеродные клетки и вещества, поступающие извне и образующиеся внутри организма. Против всех этих антигенов развивается иммунный ответ с образованием разных эффекторных клеток и молекул.

* По данным ВОЗ, в настоящее время первой особенностью состояния здоровья населения в мире является снижение иммунореактивности: по разным источникам до 50–70% людей имеют нарушения иммунитета. И второй особенностью, вытекающей из первой, считают повышение частоты заболеваний, вызываемых условно–патогенной микрофлорой, а также рост числа аллергических, аутоиммунных и онкологических болезней. Сбой иммунной системы и, как следствие — простуда, являются для человека сигналом со стороны организма: "Хозяин, остановись, не спеши, сделай небольшую передышку, слишком многое пытаешься успеть!"

* Врачи давно обратили внимание на то, что люди, часто находящиеся в стрессовом состоянии, в большей степени подвержены инфекционным заболеваниям, например, гриппу. При инфекционных заболеваниях пусковыми механизмами являются раздражение, злость, досада. Любая инфекция указывает на неизжитый душевный разлад. Слабая сопротивляемость организма, на которую накладывается инфицирование, связана с нарушением душевного равновесия.

* Многими учеными психологический стресс определяется как сильная неблагоприятная для организма психологическая и физиологическая реакция на воздействие экстремальных факторов, воспринимаемых человеком как угроза его благополучию. При развитии стресса определяющим моментом является психологическая оценка факторов, представляющих для человека угрозу. Стресс может развиться, как при наличии реальных признаков угрожающих факторов, так и при представлении возможной угрозы, либо образа прошлого неблагоприятного события, так как психика человека одинаково реагирует как на реальную угрозу, так и на представление об угрозе. В возникновении стрессовых реакций и последующих заболеваний важную роль играет ряд личностных особенностей.

* Не только клиническими наблюдениями, но и экспериментами на животных было доказано, что психоэмоциональный стресс может способствовать развитию различных психосоматических заболеваний.

* Люди, склонные к депрессии или обладающие высокой личностной тревожностью, как и пессимисты, высокочувствительны к развитию стресса. А характеризующиеся низкой личностной тревожностью, эмоционально более устойчивы и спокойны. Для последних требуется относительно высокий уровень стресс-факторов, чтобы вызвать у них стрессовую реакцию. Восприимчивость к стрессу связана и с фактором самооценки. Люди с низкой самооценкой считают себя неспособными, не умеющими справляться с трудностями и противостоять угрозе. Как правило, у них высокий уровень тревожности и соответственно они более подвержены развитию стресса.

* Ученые установили, что при стрессе активируется центральная нервная система, которая и запускает стрессовую реакцию: активизируется периферическая нервная система и железами внутренней секреции выделяются различные гормоны. В организме происходит существенное нарушение биохимических процессов, которое приводит к нежелательным изменениям в органах и тканях. Страдают при этом и органы, ответственные за иммунитет. В условиях стресса в крови резко возрастает уровень гормонов - глюкокортикоидов, высокая концентрация которых подавляет иммунную систему организма, защищающую человека и животных от чужеродных веществ и инфекционных агентов, проникающих в организм извне, например, вирусов и бактерий, а также от собственных измененных клеток, превратившихся в опухолевые.

Вот почему люди, находящиеся в состоянии психологического стресса чаще болеют инфекционными заболеваниями. Нарушая систему иммунитета стресс делает организм беззащитным перед инфекцией. Человек, длительное время находящийся в состоянии психологического стресса, как правило, не осознает истощения нервной системы и не может его предотвратить.

* Американскими исследователями был установлен интересный факт: у людей, подвергшихся воздействию психологического стресса, значительно снижено содержание лейкоцитов в крови, а ведь именно лейкоциты играют важную роль в процессе иммунологической защиты организма. Замечено, что в условиях длительного стресса процесс восстановления количества лейкоцитов до нормы может длиться несколько месяцев.

* Аналогичная ситуация складывается и с иммунной защитой организма от опухолевых клеток. Против раковых клеток в организме действуют несколько видов специализированных клеток иммунной системы, которые обнаруживают и уничтожают опухолевые клетки. В результате стресса происходит нарушение клеточной иммунной защиты, что может способствовать развитию опухоли. Выяснилось, что при стрессе напряженность иммунной системы и активность естественных защитных сил организма снижается у людей, состояние которых характеризуется мрачными предчувствиями, беспокойством, страхом, унынием, отчаянием. И, наоборот, иммунная система более устойчива у людей, имеющих надежду, веру в благополучный исход и судьбу, уверенность в своей способности справиться с угрожающей жизни ситуацией и имеющих хорошие отношения с окружающими.

*Погружение в свое тело.

Классические вербально-ориентированные подходы утрачивают свою актуальность, в то время как работа с телом имеет большие перспективы по свои возможностям совершенствования. Различные системы, ориентированные на тело, развившееся независимо в разных местах земного шара имеют много общего. Они пропагандируют так называемое "давание" телу действовать естественно и легко. Предпочитают релаксированные действия напряженным, стараются научить человека уменьшать привычные напряжения в теле. Все эти системы рассматривают тело и ум как одно целое, текущий психофизиологический процесс, в котором изменения на любом уровне действуют на остальные части. Таким образом, воздействуя на мышечные зажимы, возможно воздействовать на соответствующие структуры в психике, и наоборот. Этим и занимается телесно-ориентированная терапия. Откуда у человека появляются мышечные зажимы? Накопление "панциря", отделяющего ум от тела и чувств происходит с детства, продолжаясь и потом.

* У человека любой стресс, любое раздражение приводит к выбросу "гормонов действия". Древние предки на стрессовую ситуацию реагировали незамедлительным действием. Разумеется, у каждого это происходит в разном количестве – но в любом случае, стрессовая ситуация провоцирует мышечное напряжение и готовит организм отреагировать действием на стресс. Причем далеко не всегда это напряжение внешне заметно. В современном мире немедленное действие часто не оказывается решением проблемы. Не говоря уже о детях, воспитываемых в репрессивных условиях и не имеющих возможности выражать свои переживания. Разрядка возникшего внутреннего напряжения не происходит. И остается так называемый мышечный зажим – незначительный и со временем проходящий. Но если пережитый стресс многократно и часто повторяется, тогда напряжение копится, и возникает стойкий зажим определенной группы мышц.

* У каждого человека индивидуальны и реакция на проблему, и восприятия, и ассоциации, и мышцы могут напрягаться в разной степени и в разном сочетании, создавая сложную мозаику. Работа телесно-ориентированного консультанта продвигается быстрее за счет подсказки мышечных зажимов клиента.

* В телесно-ориентированной психотерапии разработано много способов обрести контакт с самим собой, вернуть гармонию душевного и телесного. Один из таких способов – упражнение "погружение в свое тело". Наше тело - точное отражение наших мыслей и чувств, оно обязательно реагирует на все, что происходит с нами. Если вы страдаете от какой-нибудь хронической болезни или что-то заболело у вас в первый раз - это значит, что тело посылает вам сигнал: "внимание, что-то в вашей жизни происходит не так, на что-то вы неправильно реагируете или не справляетесь должным образом". Мы часто игнорируем сигналы собственного тела о том, что где-то сбились с пути, изменили сами себе. Если вас что-то гнетет изнутри, причем либо очень давно, либо очень чувствительно, то проблема вскоре дает о себе знать с помощью ухудшения вашего здоровья.

* Что можно почувствовать, погружаясь в своё тело? Например, давно подавляемые желания или негативные эмоции, которые вы блокируете, а они в ответ разрушают вашу внутреннюю гармонию. Можно услышать детские психологические травмы, разочарования. Болезни обусловлены длительно действующими и непреодолимыми психологическими травмами, такими событиями в жизни человека, которые оставили в его душе незаживающие раны. Наше тело всегда готово отдать нам любовь и мудрость, которыми оно обладает. Но мы часто не замечаем этого сокровища, у нас не хватает терпения и любви, чтобы понять свое тело. Отрыв от своей внутренней основы неизбежно приводит к конфликту между сознательным и бессознательным, духом и природой, знанием и верой. Все, в чем мы отказываем своему телу, мы будем требовать от других. Но если мы не заполним свой собственный вакуум, ничто не сможет нас удовлетворить. Даже капля любви и внимания, отданная телу, может быть достаточной, чтобы исцелить очень серьезные заболевания и разрешить наши внутренние и внешние конфликты.

* Упражнения, подобные "погружению в своё тело", помогают вернуться в соприкосновение с нашими телами и чувствами, со способностями, развивают способность улавливать малейшие нюансы в изменении собственного самочувствия. Мир ощущений имеет огромное значение. В том числе - ощущения в области внутренних органов, тактильные, а также зрительные и слуховые ощущения.

22. Рефлексия личности. Рефлексия (от позднелат. reflexio — обращение назад)

— обращение внимания субъекта на самого себя, и на продукты собственной активности, а также какое-либо их переосмысление.

В частности, — на содержание и функции собственного сознания, в состав которых входят

• личностные структуры (ценности, интересы, мотивы),

• мышление,

• механизмы восприятия,

• механизмы принятия решений,

• механизмы эмоционального реагирования,

• поведенческие шаблоны и т.д.

П. Тейяр де Шарден: благодаря рефлексии, человек выделился из царства животных,

смог сосредоточиться на себе самом и овладеть самим собой как предметом, а также получил возможность не просто познавать, но [I]познавать самого себя,

[B]не просто знать, а знать, что знаешь.

Э. Кассирер: рефлексия заключается в «способности выделять из всего нерасчленённого потока чувственных феноменов некоторые устойчивые элементы, чтобы, изолировав их, сосредоточить на них внимание».

А. Буземан:«всякое перенесение переживания с внешнего мира на самого себя».

Рефлексия есть мысль, направленная на мысль (или направленная на саму себя).

Возможно, существо рефлексии — не в том, что она есть мысль, а в обращённости на себя и в том, что рефлексия, может рассматриваться как генетически вторичное явление, возникающее из практики.

Одна из возможностей для появления рефлексии обнаруживается при возникновении непреодолимых затруднений в функционировании практики, в результате которых не выполняется практическая норма (потребность). Рефлексия, в таком случае — это выход практики за пределы себя самой, и в этом смысле она может рассматриваться как инобытие практики, а именно как процедура, осуществляющая снятие практического затруднения.

В психологии творчества и творческого мышления рефлексия трактуется как процесс осмысления и переосмысления субъектом стереотипов опыта, что является необходимой предпосылкой для возникновения инноваций.

Феноменология Э. Гуссерля и современная феноменологическая концепция М. Мерло-Понти служат важнейшим методологическим основанием для понимания рефлексии измененных состояний сознания.

А. В. Россохин о Гуссерле: рефлексия - трансформируется в зависимости от объекта, на который направлена (например, рефлексия фантазии сама должна быть фантазией, рефлексия воспоминания — воспоминанием).

Гуссерль уверждал, что самоактуализация может происходить лишь посредством рефлексии рефлексии, с учетом существенной связи между рефлексивным и нерефлексивным опытом. Именно рефлексия, согласно Гуссерлю, обладает свойством изменения сознания.

Это приводит Гуссерля к разделению всех переживаний сознания на «рефлексивные» и «нерефлексивные». Он понимает «нерефлексивный» опыт как любой неотрефлексированный опыт, включая и опыт неотрефлексированных рефлексий.

Современная феноменология М. Мерло-Понти акцентирует важность понимания рефлексии как рефлексии нерефлексивного, которая является подлинным творчеством и способом изменения структуры сознания.

Рефлексия:

• изменяет содержания сознания.

• изменяет структуры сознания.

В целом, анализ проблемы рефлексии с философских позиций показывает, что традиционная интерпретация рефлексии, выражающаяся в конституирующей работе сознания, расценивается современной философской мыслью как понимание рефлексии исключительно с позиций интеллектуализма.

В психологических исследованиях рефлексия выступает как базовое свойство субъекта, благодаря которому становится возможным осознание и регуляция своей жизнедеятельности.

Рефлексией называют всякое размышление человека, направленное на рассмотрение и анализ самого себя и собственной активности (своеобразный самоанализ), например, — собственных состояний, поступков и прошедших событий.

При этом глубина такой рефлексии, связана и с заинтересованностью человека в этом процессе, отстроенностью его внимания замечать что-то в большей, а что-то в меньшей степени ,на что может влиять степень его образованности, развитость моральных чувств и представлений о нравственности, уровень его самоконтроля и многое другое. Считается, что представители различных социальных и профессиональных групп различаются в использовании рефлексии.

В исследованиях когнитивной и метакогнитивной психологии все функции рефлексии замещаются метакогнитивными процессами (формирование метакогнитивных стратегий, метамышление, метапамять, метакогниция, метапонимание, метакогнитивная регуляция, метапроцессы как «клей» для целостной психики). Однако, при этом происходит не просто замещение рефлексивных процессов метакогнитивными, но и существенное обеднение самой сущности рефлексии. Она низводится до обслуживания контроля, мониторинга, регуляции, планирования, согласования

Новое понимание рефлексии как рефлексии нерефлексивного исходит из понимания недостаточности сферы сознания, его зависимости от нерефлексивных психических содержаний.

Благодаря работам Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, С.Л. Рубинштейна, А.Г. Асмолова, А.К. Абульхановой-Славской, В.А. Петровского и др. мы хорошо знаем, что наличие только адаптивных тенденций взаимодействия человека с самим собой и с миром недостаточно для развития, для формирования личности как субъекта активности.

Именно благодаря рефлексии, понимаемой нами вслед за А.Н. Леонтьевым как внутренняя работа, и вслед за А.Г. Асмоловым как активный субъектный процесс порождения смыслов, и возникает выход за пределы адаптивного поведения, позволяющий преодолевать сложившиеся стереотипы и порождать принципиально новые личностные смыслы и способы рефлексии, формируя субъектность как важнейшее качество развивающейся личности.

Предпосылки к этому новому пониманию рефлексии как рефлексии о нерефлексивном заложены в отечественной психологии, в частности, в идеях А.Н. Леонтьева о рефлексии как о «внутренней работе решения задач на личностный смысл», и А.Г. Асмолова о рефлексии как о процессе смыслопорождения, раскрытия и обретения уникальных, часто неосознаваемых личностных смыслов.

Появление этой функции рефлексии, связано, хотя бы с тем, что как всякой самоорганизующейся системе, личности необходима «обратная связь». Для самоуправления и саморегуляции не обойтись без хорошо отлаженной системы обратной связи. Однако рефлексия не есть сама обратная связь, подобно тому, как обычное зеркало, отражающее внешний облик человека, не является само по себе обратной связью, а лишь средством, способом или механизмом, с помощью которого эту обратную связь можно получить. Рефлексия как механизм обратной связи в жизнедеятельности человека – это не только некий результат (изображение в зеркале), но и процесс, который связан с внутренними преобразованиями - осмыслением и переосмыслением стереотипов мышления.