8. ««Проклятые вопросы» Камю». С. Великовский. Москва , Изд. Искусство, 1993.

будет способен ее понять. Наука, исходя из этой точки зрения, не объясняет, а лишь перечисляет феномены, а потому Камю отрицал ее значение. «Я хочу, чтобы мне либо объяснили все, либо ничего не объясняли», - писал он. Мир в принципе недоступен человеческому пониманию, так как разум способен объяснять лишь то, что связано с человеком, а других инструментов познания человек лишен. Поэтому мир становится предельно иррациональным для человека, предстает ему как абсолютный хаос. «Разум бессилен перед криком сердца. Поиски пробужденного этим требованием ума ни к чему, кроме противоречий и неразумия, не приводят. То, что я не в силах понять, неразумно. Мир населен такими иррациональностями. Я не понимаю уникального смысла мира, а потому он для меня безмерно иррационален», считает Камю. Понять мир можно было бы, только если бы он был родственным человеку, разумным. Мир принципиально неразумен, однако в нем самом по себе еще нет абсурда. Суть абсурда в столкновении между миром и человеком. «Абсурдно столкновение между иррациональностью и исступленным желанием ясности, зов которого отдается в самых глубинах человеческой души. Абсурд равно зависит и от человека, и от мира … Абсурд рождается в этом столкновении между призванием человека и неразумным молчанием мира ... Иррациональность, человеческая ностальгия и порожденный их встречей абсурд — вот три персонажа драмы, которую необходимо проследить от начала до конца со всей логикой, на которую способна экзистенция» - вот центральная мысль философии Камю.⁹ Человек превыше всего стремится к ясности мира, к пониманию и таким образом соединению с ним, однако мир не дает никаких ответов и ничего человеку не дает, он «молчит». В связи с этим можно вспомнить фразу, которую произносят герои некоторых фильмов Ингмара Бергмана, посвященных разочарованию в вере – «Бог молчит». Человек призван к познанию, так как ему дан разум, порождающий исступленное желание постичь смысл мира. Трагедия состоит в принципиальной невозможности этого постижения, ведь преодолеть отчуждение человеку не дано, и в этом же абсурд. Поскольку основным компонентом, рождающим абсурд, является разум, абсурд субъективен, он возможен лишь в рамках индивидуального существования, и вместе со смертью он заканчивается, и при этом смерть и есть самое яркое и полное выражение абсурда. Смерть так же необъяснима, как и весь мир, но она является высшей формой иррациональности, так как представляет собой небытие, уничтожающее сознание. Камю считал смерть величайшей несправедливостью, причиненной человеку, и если человек должен умереть, то и вся его жизнь и деятельность лишены смысла.¹⁰ Но при этом они приобретают некую исключительную ценность, так

9,10 . «Философия» в.Д.Губина, т.Ю. Сидорина, в.П. Филатова – Москва, Изд. Русское слово, 1996.

как, кроме жизни, у человека ничего нет и быть не может. Герой пьесы «Калигула», сталкиваясь со смертью близких людей, осознает, что перед лицом смерти жизнь теряет всякий смысл, а значит, у человека остается лишь свобода – свобода делать все, что угодно, так как любое действие лишено смысла и значимости, «бытие полно невыносимой легкости», а значит, верна формула Ивана Карамазова «всё позволено». Калигула решает максимально реализовать свою власть, вступает на путь невообразимой жестокости, однако этот путь Камю считает ложным, потому что свобода за счет других не является свободой. Несмотря на крайний индивидуализм (со смертью индивида мир заканчивается), для Камю был характерен и гуманизм, и в этом противоречивость его мировоззрения. В романе «Чума» он изображает людей, которые вступают в борьбу с неразумным, враждебным и бесчеловечным началом мира, причем делают это ради других, перед лицом смерти и деградации они сохраняют человеческий облик. Сам Камю в годы оккупации Франции фашистами был активным участником французского Сопротивления. Чтобы понять, на чем основана эта проповедь человечности, необходимо рассмотреть другое его произведение – «Миф о Сизифе». В наказание за попытку Сизифа преодолеть смерть, подняться выше человеческого удела, то есть фактически за бунт, боги осудили Сизифа на вечный бесполезный труд, на неизменное взваливание на плечи одной и той же тяжести. Однако ясное сознание своей полной обреченности в какой-то мере ставит Сизифа выше его судьбы, делает мученика сильнее мучителей. Ему не дано превозмочь обстоятельства, но он способен возвыситься над ними, так как «нет судьбы, которую не превозмогло бы презрение».¹¹ Таким образом, Сизиф находит спасение в себе самом, в силе своего духа, высшая ступень которой – презрение к собственным страданиям. «Одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека, Сизифа следует представлять себе счастливым», - пишет Камю, то есть, пользуясь расхожей фразой, «цель – ничто, движение – всё».¹² Эту притчу можно легко спроецировать на наш мир. Человек вынужден нести на себе ярмо существования, которое «нас томит, как долгий путь без цели, как пир на празднике чужом», и вся его деятельность по сути сводится к бесплодным исканиям – каждую следующую минуту человек вынужден создавать себе смысл, которого он лишен и без которого жизнь невозможна, и чем яснее осознание того, что вскоре этот мимолетный смысл будет утерян, вместо него создан новый, и так до бесконечности, потому что единого смысла нет, - тем полнее страдание. При этом источник счастья, о котором говорит Камю в связи с Сизифом, находится, как ни парадоксально, в самом человеке, его способности возвыситься над абсурдностью