3. Стихи на евангельские сюжеты.

Стихи на евангельские сюжеты -"Рождество Христово", "Сон Богородицы", "Страсти Господни", "Сошествие Христа во ад", "Вознесение Христа" и др.

Стих "Два Лазаря" построен на евангельской притче о богаче и о бедняке Лазаре (Евангелие от Луки, 16, 83). Лазарь — евангельский идеал калики, носитель идеи каличества и нищенства. В отличие от еван­гельского текста, стих сделал богача и бедняка родными братьями и даже наделил их одинаковым именем. Этим было подчеркнуто, что все люди на земле — как братья, они равны перед Богом.

Сюжет стиха отчетливо делится на две части, изображая земное и загробное бытие братьев. Поэтика опирается на прием антитезы. Разво­рачивается художественная система противопоставлений: богатство — бед­ность, жадность — щедрость, жестокость — милосердие, материаль­ное — духовное, тьма — свет, дьявольское — божественное, тяжелая смерть — легкая смерть, земная жизнь — загробная жизнь, адские муки — райское блаженство... Земное, материальное — ничто. Песня учит, что богатым быть опасно, богатство улавливает человека в сети дьявола. Убогий Лазарь так говорит об этом Лазарю богатому:

"Едина нас матерь с тобой родила;

Не одни участки нам Господь написал —

Тебе Господь написал богатства тьма,

А мне Господь написал во убожестве рай.

Тебя во богатстве враг уловил;

Меня во убожестве Господь утвердил

Верою, правдою, всею любовию".

"Петь Лазаря" стало синонимом нищенства, синонимом пения нищи­ми духовных стихов и испрашивания ими милостыни. Идея стиха состоит в том, что люди должны подавать бедным милостыню для спасения своих душ в загробном мире. Именно для этого калики и нужны обычным людям.

4. Стихи о Страшном Суде. Вопросу о конце мира посвящены стихи о страшном суде; По сравнению с другими духовными стихами выделяется целая образная система стихов о Страшном Суде. В центре ее - образ Судии на престоле и собирательные образы грешников и праведников, идущих в муку. В некоторых сюжетах возникает и образ Михаила-архангела как вершителя приговора (в этом случае образ самого Господа как бы отходит на второй план или удаляется из стиха вообще). На периферии могут быть образы Богородицы и разных чинов святых, к которым взывают грешные; в стихах об антихристе упоминается о битве Илии с сатаной (что, как правило, не имеет яркой эпической окраски). Как и свойственно эпическим произведениям, в духовных стихах о Страшном Суде практически нет индивидуализации. Есть собирательные образы, которые характеризуются в основном через высказывания в монологах или диалогах, через события, происходящие в стихе. Только про два основных образа можно сказать, что они "действуют" - это Господь и Михаил-архангел. С другими образами -грешными и праведными - события "случаются", т.е. то, что происходит с ними, предрешено их земной жизнью, ходом божественного устройства. Строго говоря, стихи о страшном суде - это не один стих в разных редакциях, а несколько стихов, сочиненных в разное время, в разных местностях и под влиянием различных источников. Некоторые из них дошли до нас как в редакции искусственной по форме, близкой, по содержанию, к книге, так и в свободных переделках народных певцов. Из стихов общего содержания выделились стихи эпизодические (о Михаиле архангеле, о грешной душе, прощание души с телом, плач земли, о суете жизни и пр.). Стихи о страшном суде были популярны с древнейших времен (ср. рассказ начальной летописи об изображении страшного суда, предъявленном кн. Владимиру), а преобразовательное движение XVII—XVIII вв. еще более способствовало усилению мрачного взгляда на жизнь и уверенности в скором конце греховного мира. Раскольники-старообрядцы, убегавшие от новшеств в пустыни, были убеждены, что время антихристово уже настало; стихи о страшном суде переделывались ими применительно к обстоятельствам.  

Русские стихи о Страшном Суде чрезвычайно многочисленны, обильны вариантами и принадлежат к самым сильным и впечатляющим темам народной духовной поэзии. Прежде всего отметим тесную связь, существующую между малой и большой эсхатологией — т.е. посмертным судом над каждой душой и общим судом, ожидающим воскресший человеческий род. Для грешников муки начинаются сейчас же после смерти, как показывает стих о Лазаре. Но одновременно существует и представление об отсрочке окончательного суда. Проведя душу через мытарства, ангелы,

Показав муки, посадят в место темное, До страшного суда и до второго Христова пришествия

Если говорить об источнике стихов о Страшном Суде, их следует искать в отеческой письменности: в «словах» Ефрема Сирина и особенно инока Палладия. К этим источникам следует прибавить некоторые апокрифы: «Вопросы Иоанна Богослова Господу на горе Фаворской», его же «Вопросы Аврааму» ³ и особенно «Хождение Богородицы по мукам». Все, что народ сохранил от апокалиптических сказаний об Антихристе, сводится к краткому упоминанию героев последней борьбы:

Сошлет Господь пророчество, Илью пророка и Онофрия

(Онофрий — Онохрий — Онов заменил собой Еноха).

И сойдет на землю бездушный бог, Бездушный бог Антихристос: Он поколет святое пророчество. От той-то от святой-то крови Загорится матушка сыра-земля.         (5, 122)

Мы видели, как земля, томившаяся под тяжестью людских грехов, призывает суд над человеческим родом. Уже пролог к этому суду приносит земле очищение — огнем и водою. За пожаром Господь Бог пошлет «потопие». Воскресший человеческий род — «старые и малые в тридсять лет» (5, 123) — ожидает небесного Судию. Любопытно, что народ колеблется в определении лица этого судии. В большинстве стихов Судия называется согласно Евангелию: «Господь, Небесный Царь, Иисус Христос». Нередки стихи, где небесным судией является архангел Михаил — один или с другими небесными силами: с Гавриилом (5, 155), с Кузьмой-Демьяном или «со апостолы» (5, 172). Но кто бы ни являлся судией, это не отражается на содержании диалога, который составляет главную тему Страшного Суда. Отметим некоторые черты, завершающие народное представление о неумолимости Судии.

Тогда будет суд немилостив, Немилостив будет ко грешникам.         (5, 195)

Христос говорит грешникам:

С грубостью, со яростью, Со великой с нелюбовию.         (5, 178)

Почти всегда в Его ответах как на один из мотивов осуждения, отягощающих меру грехов, наряду с книгами закона, указывается на Его страдания и даже воплощение.

Я Сам Христос от Девы родился, Три дня был на распятии, Все ради вашего согрешения, Ради вашего беззакония.         (5, 81)

Так крест Христов из орудия искупления становится грехом человеческого рода, требующим сам искупления.

Есть одно условие, при котором грозный, «немилостивый» суд может являться желанным: когда он является возмездием злому обидчику. Страшный Суд в истории христианского человечества часто бывал последней надеждой угнетенных: недаром в Евангелии он показан лишь в своем социальном аспекте — как суд над жестокосердыми. Нельзя отрицать, что и в русских стихах кое-где слышится этот мотив социального возмездия.

Прежде всего, конечно, в стихе о Лазаре. Здесь трудно было удержаться на грани, поставленной евангелистом, и в некоторых вариантах бедный Лазарь сам судит богача, оправдывая его посмертные муки:

Что на вольном свете себе вготовал, За то Господь Бог за то заплатив.         (1, 65)

Неподкупный суд на небесах мог утешать народ, проникнутый сознанием неправды человеческого правосудия, потому что перед Христовым законом едва ли кто может чувствовать себя оправданным. Нет, народ не радуется «немилостивому» суду, не возлагает на него надежд и не почерпает в нем утешения

Страшный Суд — источник не удовлетворения, а ужаса («плачусь, ужасаюсь»), с которого начинаются многочисленные варианты стиха. Такой суд не является разрешением земной трагедии, но продолжает и бесконечно усиливает ее в вечности. Мрачный свет, падающий оттуда, из этого предвкушения вечности, конечно, сам по себе сгущает мрачность земной жизни, образуя неиссякаемый метафизический источник страдания для и без того переполненной чаши страдания человеческого.