Лекция 3. Источниковедение и историография отечественной истории

В приобретении знания историк вынужден опираться на факты – на источники. Но как их классифицировать? Общеупотребительной системой является та, по которой все источники делятся на вещественные, этнографические, лингвистические, устные и письменные. Под вещественными источниками обычно подразумевают то, что исследователь получает в резуль­тате археологических раскопок – остатки фундаментов или, скажем, черепки, наконечники, монеты и т.д. Однако изучение русской истории происходит в первую очередь на источниках другого рода. Что касается этнографических источников, то они касаются быта, обычаев жизни народов: «этнография» – описание народов, описание племен. Это то, что записывают обычно исследователи, наблюдая за жизнью тех или иных племен, поэтому здесь не всегда можно говорить о каких–то исторических критериях. Разложить бытование тех или иных обычаев во времени не всегда просто. Лингвистические источники – это нормы языка, зафиксированные чаще всего в каких–то письмен­ных сочинениях. Здесь есть сложность, потому что лингвистические источники часто являются одновременно и письменными источниками.

Устные источники – это устно передававшиеся легенды, сказки, так называемые плачи, предания, сказания, которые рано или поздно записывались, но все-таки на протяжении многих сотен лет сущест­вовали в устной традиции.

И, наконец, источники письменные – это главные для нас источники, самые важные, все остальные являются вспомогательными. Здесь следует назвать, во-первых, летописи, во-вторых, юридические па­мятники, актовые материалы, жития святых, а для более поздних времен (XVIII–XIX века) – эписто­лярное наследие, мемуарную литературу, документы, связанные с делопроизводством и т.д. Русские летописи – это колоссальное количество рукописных памятников разных веков, которые из­даются в нашей стране на протяжении очень большого времени, издаются научно, и все это многотомней­шее издание называется «Полное собрание русских летописей». Издаются они обычно одним форматом, с комментариями не только к каждому слову, но иногда к начерту отдельных букв. Причем есть летописи, написанные очень давно, и летописи, которые были созданы в XVII веке.

Первой русской летописью, дошедшей до нас, была «Повесть временных лет». Это летопись, расска­зывающая о происхождении Руси, о первых русских князьях и о событиях X – начала XII века. «Повесть временных лет» была создана Нестором – монахом Киево-Печерского монастыря – около 1113 года. Эта точка зрения наиболее распространена, хотя время от времени появляются работы, где она подвергается сомнениям, потому что все-таки, как ни говори, а автографа Нестора (его подписи в конце страницы) у нас нет.

В своем труде Нестор использовал, очевидно, уже существовавшие летописи. Использовал «Визан­тийскую хронику» Георгия Амаркова, договоры русских князей с греками и, наконец, народные предания. Предания – это не легенды, это совсем другое. Если говорить о тех письменных летописных источ­никах, которыми Нестор пользовался, то у него перед глазами был так называемый «Начальный свод» (свод – это тоже какая-то летописная работа, где объединялись летописные известия за какой-то срок). «Начальный свод» датируется 1093–1095 годами. Ученые полагают, что «Начальному своду», в свою очередь, предшествовал «Свод Никона», созданный в 70-е годы XI веке. Существует так­же гипотеза, что был еще более ранний летописный свод – «Древнейший» (это условное название), который был написан, вероятно, еще в начале XI века. Но это только гипотеза; никто никогда не видел ни «Древнейшего свода», ни «Свода Никона», ни «Начального свода». Родилась эта гипотеза вследствие анализа текстов – анализа филологического, исторического, поскольку ученые стремились выделить определенные временные пласты и на основе их исследования пришли к таким вы­водам. Но оригинал Нестора до наших дней тоже не дошел. «Повесть временных лет» была им написана в 1113 г. в Киеве. А спустя три года, в 1116 г., игумен Выдубецкого монастыря (тоже в Киеве) Сильвестр переписал Несторовскую летопись, заново отредактировав только ее последнюю часть, в которой говорилось о событиях 5–10-летней давности. Эти события были, как говорится, у него на памяти, а и та или иная политическая конъюнктура требовала определенных изменений.

Этот вариант (или, как его называют, редакция Сильвестра) дошел до нас полностью в составе «Лаврентьевской летописи». «Лаврентьевская летопись» – это летопись, написанная монахом Лаврентием в 1377 г., за три года до Куликовской битвы. Лаврентий держал перед собой «Сильвестровскую редакцию», и благодаря тому, что он ее переписал просто автоматически, слово в слово, мы получили возможность читать эту древ­нейшую русскую летопись. Существуют еще два варианта, помимо «Лаврентьевской летописи», – это «Радзивилловская летопись» и летопись по так называемому Московско–академическому списку.

Вообще летописи называются обычно либо по имени писца, что бывает очень редко, либо по месту хранения или находки. «Московско–академическая летопись» – это летопись, которая хранилась в библио­теке Московской Духовной Академии, «Радзивилловская летопись» принадлежала знаменитому магнату Радзивиллу, ее еще иногда называют «Кенигсбергской», потому что она хранилась в архиве Кенигсберга. «Полное собрание российских летописей» всегда начинается первым томом – «Лаврентьевской лето­писью» – независимо от переизданий.

Спустя два года после того, как Сильвестр сделал свою редакцию, была сделана еще одна редакция, тоже в Киеве, в 1118 г. Автор этой третьей редакции (первая – Нестора, вторая Сильвестра) нам не извес­тен. Но эта редакция тоже дошла до нас в составе «Ипатьевской летописи», которая была создана в первой четверти XV столетия. Кем – неизвестно. Название свое она получила потому, что хранилась и была най­дена в Ипатьевском монастыре. Это – второй том «Полного собрания российских летописей». Обычно в академических изданиях «Повесть временных лет» публикуют по «Лаврентьевской летопи­си» с дополнениями в тех случаях, когда это необходимо, с вариантами – по «Радзивилловской» («Кенигсбергской»). Но для анализа текстов всегда привлекают и «Ипатьевскую летопись», и ее списки.

Летописи, при единой канве изложения, писались в каждом княжестве и это определяло их контекстуальную политическую направленность. Источниковедение и изучает правдоподобность, принадлежность, сроки написания. С другой стороны, летописи выступают и первыми историографическими документами – учебниками, первыми концептуальными синтезами русской истории.

Важно понимать и трудности и специфику летописного творчества, критически сознавать содержащиеся в них преувеличения, вымыслы. Ряд летописных истин являются спорными, например, о посещении славян апостолом Андреем.

Позже, в XV – XVII вв стали создавать хронографы. Это своды, фиксирующие главные события, войны, указы, открытия. В это же время выдвигаются теории русской истории. Свое видение предлагает Иосиф Волоцкий, Иван Грозный: им принадлежит разработка и воплощение идеи «Москвы – третьего Рима». Краткие учебные пособия выпускались и при Алексее Михайловиче и при его сыне Петре, который лично писал серьезный труд. Но все же это были скорее морализирующие работы, а не научные. Однако уже во времена петровских реформ делаются попытки создать первые научные труды. И здесь, ко­нечно, на первом месте стоит 5-томная «История» знаменитого русского ученого В.Н.Татищева, которая и по сей день сохранила определенное значение. Дело в том, что Татищев использует массу источников, иногда перепечатывает, как говорится, все подряд, но поскольку сейчас многие из этих источников не существуют, то Татищев фактически становится весьма солидным и почтенным автором.

Затем появляются ученые историки – и русские, и немецкие. Шлецер – это знаменитый автор первого науч­ного труда о русских летописях (под названием «Нестор»). Это большая книга, посвященная анализу трудов первых русских летописцев. Вместе с Мюллером и Байером им принадлежит «норманская теория» происхождения русского государства. М.В.Ломоносов начинает писать курс русской истории, критикует норманистов, обосновывает изначально славянскую природу нашей культуры, но доходит только до изложения событий первых веков.

Николай Михайлович Карамзин написал первый научный систематический труд по русской истории. Другое дело, что не все выводы Н.М.Карамзина признает современная наука, что не все равноценно у него изложено. Карамзин был чудесный писатель, и чисто литературная сторона его таланта иногда принижает его талант историка, тем не менее, это первая солидная «История», где ставка делается на психологическом и духовном методе познания, ее и очень интересно читать и по сей день.

Известны исторические сочинения М.П.Погодина, а дальше наступает время, когда профессор Московского университета Сергей Михайлович Соловьев начинает издавать свой курс, свою многотом­ную «Историю России с древнейших времен». В течение 29 лет выходит 29 томов с удивительной акку­ратностью: каждый год по тому – и он доводит свое огромное историческое сочинение до времен Екатерины. С.М.Соловьева очень непросто читать подряд; людей, которые прочитали весь его труд подряд, единицы. Но труд С.М.Соловьева – это фактически энциклопедия русской истории (естествен­но, не исчерпывающая все проблемы и вопросы). Можно дополнить этот труд, но предпринять еще одну такую попытку, вероятно, никто никогда уже не сможет. Будут создавать энциклопедии, справочные ма­териалы, курсы лекций, но без Соловьева представить себе русскую историческую нау­ку нельзя.

У С.М.Соловьева был ученик – Василий Осипович Ключевский. Если С.М.Соловьев был сыном законоучителя училища коммерции (родился Соловьев в Москве, на Остоженке), то его ученик В.О.Ключевский был родом из Пензы, окончил там семинарию. Если учитель был гениален, то ученик поразительно талантлив. Ключевский понял, что переписать «Историю...» С.М.Соловьева нельзя и не нужно. Если Соловьев «государственник», то он создал свой курс лекций, совершенно под иным – экономическим – углом зрения. Это был своеобразный теоре­тический комментарий к «Истории» С.М.Соловьева, правда, очень неровный. Там, где дело касалось ха­рактеристики личности отдельных исторических деятелей, Ивана Грозного, или Петра Перво­го, или Екатерины, – там Ключевский, великолепный стилист, становился не столько историком, сколько прекрасным писателем. Его исторические портреты дают почувствовать обаяние русской ис­тории. А там, где он разбирал, например, дворянское землевладение, таможенные тарифы или где он ка­сался особенностей финансовой системы России в тот или иной период ее существования, – там он был немножко заумен и сух. Там все запоминается, – здесь глаза уже не читают, ум переполнен фактами, цифрами, справками.

И, наконец, Сергей Федорович Платонов, который был представителем школы петербургских ученых, подводит определенную черту под развитием русской науки истории, и черта эта приходится как раз на годы революции. То есть Платонов – это та вершина, на которую поднялась до революции русская историческая наука. Он не только ав­тор «Курса лекций...» – он еще и автор классических трудов по отдельным вопросам русской истории (например, «Очерки по истории смуты»). Это был замечательный ученый, замечательный человек, и недаром он был обвинен чекистами в саботаже и контрреволюции. Его не расстреляли, видимо, посчитав это несколько неудобным перед Европой, а сослали в Самару, где он скоро умер, поскольку в то время условия жизни там были совершенно непере­носимы. Когда у нас в стране любят говорить, что большевики разгромили в первую очередь генетику, надо помнить, что первой погибла русская история.

После 1917г. начинается период советской историографии, когда принятой идеологией считался марксизм, и всякая мысль неизбежно принуждалась к экономическому толкованию. Но и в это время творили видные ученые, такие как Рыбаков, Греков, Тихомиров, Вернадский, Сахаров. Создано бесчисленное количество трудов, скрупулезных исследований, но все они подгонялись под идею трудовых отношений.

Историческое познание продолжается и сегодня, идет поиск соответствующей методологии, сама история получает новые смысловые горизонты. По-другому оценивается советская эпоха, в ином свете авторы видят значение революции 1917г.