6. "Не притрагивалась рука человека"

До сих пор я останавливался на тех условностях повествования, с помощью которых рассказ излагается от первого лица, таким образом, что рассказчик выступает в. виде скромного, но квалифицированного приверженца морального ко­декса, членом которого хочет считаться. Но научная речь усложняется с точки зрения повествования благодаря переплетению с другой сюжетной линией. Это — повествование о себе самой объективности, без вмешательства человека. Я снова обращаюсь к Латуру и Улгару, которые привлекли наше внимание к явлению "дезуказательности" (снятию указаний на авторитеты — ред.), т.е. последователь­ности грамматических трансформаций, с помощью которых претензии, содер­жащиеся в речи, приобретают нечто, напоминающее "фактическую точность". Под этим я имею в виду эпистемологическое положение, существующее независимо от каких-либо человеческих воздействий, концептуальных или практических.

Согласно Латуру и Улгару, результаты исследовательских программ сначала появляются в научной литературе с указанием на дату их открытия, автора, а часто также применяемого оборудования и методики. По мере того, как результат интегрируется в корпус "фактов", эти указания систематически начинают опускаться. Сначала перестают указывать дату выполнения работы, потом обору­дование и методику, с помощью которых она проводилась, и, наконец, и имя человека, опубликовавшего результат (если только он не является героической личностью). Теперь факт существует не как нечто, подкрепленное личной гаран­тией и тем, что его автор заслуживает доверия. Он существует, как претен­зия, сделанная от имени всего сообщества в целом. И наконец, как отметил Флек, опускается даже это указание, так что факт выглядит совершенно сво­бодным от контекста, не имеющим отношения ни к чему. Конечно, не вполне установленный факт может быть "захламлен" повторным включением указаний в обратном порядке, особенно если имя ученого само по себе является дискре­дитирующим. Наряду с этой последовательностью пропущенных указаний применяется и другой стилистический прием, а именно, опускание местоимений (даже академи­ческого "мы") и употребление страдательного залога. Вместо того, чтобы сказать: "Мы добавили в раствор такой-то реактив" чаще всего скажут: "Такой-то реактив был добавлен в раствор". Студенты, когда они учатся "на ученых", осваивают такую риторику, начиная со школьной скамьи. Из речи удаляется все личностное. Выступая как условность повествования, этот грамматический выбор позволяет ав­тору выступать, я бы сказал, воплощением не просто Одного из Людей, но са­мой Логики. Именно с помощью безличной силы методологии и логики были получены крупицы истины. Запустите машину науки, и с неизбежностью, если только не произойдет некомпетентного вмешательства человека, она начнет выдавать положительные результаты. Теперь доверие подверглось более высокой степени обобщения, чем просто обязательство человека перед человеком, о котором говорилось в первых строках нашей работы, и стало безличным отношением между читателем и методом. Это напоминает доверие к веревке и крючьям, а не к альпинисту, работающему с ними.