«Дом с мезонином» (1896)
Один из самых трогательных и поэтических рассказов Чехова – «Дом с мезонином». Словно легкой, светлой акварелью написан этот рассказ, в котором, как это часто у Чехова, радость совмещается с грустью, надежда – с отчаянием. В доме с мезонином встретились разные люди, и в разгадке их взаимоотношений заключены авторские размышления о любви и счастье.
Прежде всего поражает несхожесть двух сестер Волчаниновых – Лиды и Жени. Они обе красивы, молоды, обе привлекают внимание художника, но наши и авторские симпатии бесповоротно отдаются Мисюсь.
Уже в первом описании Лиды что-то настораживает: «упрямый рот», «строгое выражение лица», «не глядя на нас». Позже читатель поймет, что взгляд Лиды всегда и во всем обращен лишь на себя. В ней нет душевной тонкости, она никогда не испытывала потребности всмотреться в другого человека, понять его. Описание облика Лиды без малейшего авторского комментария помогает почувствовать чёрствость героини, отсутствие в ней искренности, умения понять и принять другую жизненную позицию, иной стиль жизни. Упрямый рот Лиды, ее громкий голос, неизменная серьезность и строгость выявляют в ней душевную глухоту, внутреннюю неподвижность, поэтому не случайно именно Лида разрушает счастье Жени и художника, «изгоняет» их из дома с мезонином.
Человек, живущий по-другому и другим, ей несимпатичен: «Она не любила меня за то, что я пейзажист и в своих картинах не изображаю народных нужд и что я, как ей казалось, был равнодушен к тому, во что она так крепко верила». В словах Лиды многое кажется справедливым: действительно, «отрицать больницы и школы легче, чем лечить и учить», однако суть не в том, что она говорит и делает, а в том, как она это делает. Добро не делается громко, настоящая любовь к ближнему некриклива, несуетна, а в Лиде всё «громко»: «говорила она много и громко», «торопясь и громко разговаривая, она приняла двух-трёх больных». Чехов, чуткий к фальши, видит в этой громкости неискренность, довольство собой, уверенность в своей непогрешимости: «Мы делаем то, что можем, и мы – правы». Ни минуты не усомнившись в своём праве распоряжаться чужими судьбами, «прогрессивная», «свободомыслящая» Лида разбивает только начавшуюся любовь свое й сестры и художника. «Она требует, чтобы я рассталась с вами», - написала Женя в последнем письме. У Лида на всё есть готовый ответ, для неё нет в жизни тайн, всё предельно просто, но потому и примитивно.
Ещё одна деталь многое говорит о Лиде – ее неизменная строгость и серьёзность. Лида не умеет быть разной, она всегда одинаково неулыбчива и скучно-серьёзна: «Лида опять говорила о земстве, о Балагине, о школьных библиотеках». И даже через несколько лет в словах Белокурова о Лиде – всё тот же Балагин и те же земские выборы.
Примечательно, что Чехов никогда не описывает, о чём думает Лида и что она чувствует, - лишь действия, поступки, слова, по которым невозможно понять мир её чувств. Ни в чём нет присутствия души, внутренний мир Лиды абсолютно закрыт, ущербен. «Узкий, серый, как часы столовые», - сказала как-то Наташа Ростова о Борисе Друбецком. Удивительно подходят эти слова и к чеховской героине.
Совсем иная Мисюсь. Вот уж кого совершенно невозможно представить с «хлыстом в руках», «с деловым, озабоченным видом», Чем-то детски наивным, чистым и трогательным веет от её «тонких, слабых рук», больших глаз, от всего её облика. Чехов словно видит её глазами нежно влюбленного в неё художника, потому и появляются в описании Жени уменьшительно-ласкательные суффиксы: «пальчики», «ножки», «в светлой рубашечке». Как ребёнок, любя и сестру, и художника, она лишь грустит и плачет: почему люди не могут, как она, любить всех. Женя распахнута и жизни, и людям, она всегда разная: мы видим её смех и печаль, её счастье и отчаяние. Она умеет удивляться жизни, и вероятно, именно это настроило Мисюсь и художника на одну эмоциональную волну.
Автор, несомненно, симпатизирует и художнику. Жизнь не так-то проста, и чеховский герой это понимает. Тоска художника по более прекрасному, осмысленному существованию человека чувствуется и в споре с Лидой, и в его недовольстве собой. Художник не против «мелких дел», он против того, чтобы ограничиваться только этими делами. Лишь одного пути обустройства нет, и вероятно, быть не может: жизнь несводима к простеньким рецептам и готовым схемам. Не принимая низкое и мелкое в жизни, художник умеет ощущать в ней поэтическое и высокое. Не случайно лишь ему и Жене дана способность чувствовать красоту природы: этих вечерних теней на цветущей ржи, звёзд, отраженных в пруду, таинственной тьмы еловых аллей. «Когда зеленый сад, еще влажный от росы, весь сияет от солнца и кажется счастливым, когда возле дома пахнет резедой и олеандром», так хочется любить и верить в счастье. Художник мечтал о Жене как о своей «маленькой королеве, которая вместе с ним будет владеть этими деревьями, полями, туманом, зарёю». Не сбылось… Каким чудовищным диссонансом звучит сухость, чеканность диктовки Лиды и того, что происходит в душе художника. Надежда на счастье, отчаяние и – «вороне… где-то бог… послал… кусочек сыру».
Название рассказа символично. Дом с мезонином становится особым миром поэзии и любви, он навсегда останется для художника памятью о самых лучших днях его жизни. Художник и Женя «изгоняются» Лидой из дома с мезонином – в этом ощущается своеобразная символика: какой будет судьба этого Дома, духовного мира, если агрессивная пошлость побеждает. «Дом с мезонином» - это рассказ о сложности жизни, в которой есть и неустроенность, и прелесть, о хрупкости любви, о желании счастья, которым живет каждый человек. И как во многих рассказах Чехова, в «Доме с мезонином» чувствуется светлая тоска писателя по более прекрасной и одухотворенной жизни.