«Студент» (1894)
Чехов не раз говорил, что считает «Студента» своим лучшим рассказом. В нем изображена «антифутлярная» ситуация проникновенного общения душ, разделенных громадными временными, социальными и психологическими барьерами.
В начале рассказа главному герою – студенту Ивану Великопольскому - кажется, что злой природной стихией нарушен какой-то порядок в мире, атмосфера становится все более мрачной: в лесу и «неуютно», и «глухо», и «пустынно», и «мрачно», дует обжигающий холодом ветер. Иван Великопольский вдруг остро ощущает вселенский масштаб этого хаоса. Вся страна в течение всей ее истории представляется ему охваченной злой стихией, которая принимает уже вполне реальные, земные очертания: это людская бедность, голод, невежество, гнет, дырявые соломенные. Иван вспоминает картины своего неуютного семейного быта, понимая, что общечеловеческие бедствия, царствующие в мире, не обошли стороной и его.
Но тут вступает новая тема – тема света: студент видит огонь временного пристанища посреди тяжелой дороги. Иван встречает усталых, изможденных жизнью одиноких людей. Какая-то грубость деревенской жизни сквозит во всех деталях быта: мужской полушубок на старухе Василисе, котел и ложки, которые моет Лукерья. Разговор главного героя с ними поначалу показывает, насколько жизнь пригнула этих вдов к земле. Вот первая реплика Василисы: вспомнила одну из народных примет, чуть улыбнувшись, вспомнила о недостижимом желании – о достатке в доме.
И студент рассказывает случайно встреченным им деревенским женщинам о муках Иисуса Христа, о невольном предательстве и раскаянии Петра и видит, как глубоко сочувствуют они чужому страданию. И он понимает, что «если старуха заплакала, то не потому, что он умеет трогательно рассказывать, а потому, что Петр ей близок, и потому, что она всем своим существом заинтересована в том, что происходило в душе Петра. И радость вдруг заволновалась в его душе, и он даже остановился на минуту, чтобы перевести дух. Прошлое, думал он, связано с настоящим непрерывною цепью событий, вытекавших одно из другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца этой цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой». Иван вновь осознал родство всех человеческих душ, когда-либо живших в этом мире.
Тема света и добра слышится все сильнее: да, мрак силен, он беспощадно давит человека, но человек может пробудить в себе высокие чувства, которые озарят светом его душу и откроют путь торжеству света вне человека. Какие это чувства? Любовь, желание делать добро, сочувствие к людям. Вспомнил, наверное, Иван и то, как менялось лицо Лукерьи: сначала совершенно невосприимчивое ко всему окружающему («как у глухонемой»), затем – взгляд, устремленный на героя, и под конец чуть глуповатое выражение сменяется выражением «тяжелым, напряженным», как у человека, который сдерживает сильную боль. Значит, не глуха была душа, значит, проснулись в ней те чувства, о существовании которых едва ли догадывались окружающие люди.
Главный герой снова уходит в темноту, продолжая путь. И снова кругом холод, потемки, жестокий ветер. Но студент вспоминает о том, что послезавтра Пасха, и все сильнее разгорается у него в душе тот огонь, который он своим словом пробудил и в других людях. Им овладевает мысль, что «жизнь восхитительна, чудесна и полна высокого смысла», и хотя будут в его жизни еще сложные моменты, не раз еще он «истомится душою и ослабеет», но силы духа и веры в «высокий смысл жизни» у него уже не отнять.
Эта вера в то, что «правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле», лежит в основе художественного мира Чехова.