- •Конец формы
- •Е.Маркович. Предисловие: Герман Гессе и его роман "Игра в бисер"
- •XV, который в бытность свою кардиналом прослыл опытным и
- •Призвание
- •XVI веков", однако, несмотря на объем в тысячу рукописных
- •Вальдцель
- •Годы студенчества
- •Vicus lusorum человеком, на которого посматривали с интересом и
- •Vicus lusorum многие касталийцы, да и кое-кто за пределами
- •Два ордена
- •Item{2_4_02}, рекомендую Тегуляриуса, в случае если ему суждено
- •В должности
- •Vademecum{2_7_02} для Магистров, особенно для неопытных,
- •Два полюса
- •Приготовления
- •Послание
- •Приписка:
- •Досточтимейшему Магистру Игры в Вальдцеле,
- •Легенда
- •Vicus lusorurn, как от некоего духа специализации и
- •Уступка
- •После чтения старинной философской книги
- •Последний мастер игры стеклянных бус
- •К одной из токкат баха
- •Служение
- •Мыльные пузыри
- •После чтения "summa contra gentiles"{3_1_10_01}
- •Ступени
- •Исповедник
- •Индийское жизнеописание
- •XVIII в., было наполовину написано Гессе в 30-е гг. И посмертно
- •72 Г. До н.Э. Нала, соперник Дасы в борьбе за власть и за
Уступка
Для тех, которым все от века ясно,
Недоуменья наши -- праздный бред.
Двухмерен мир, -- твердят они в ответ,
А думать иначе небезопасно.
Ведь если мы допустим на минуту,
Что за поверхностью зияют бездны,
Возможно ль будет доверять уюту,
И будут ли укрытья нам полезны?
А потому для пресеченья трений
Откажемся от лишних измерений!
Коль скоро менторы судили честно,
И все, что ждет нас, наперед известно,
То третье измеренье неуместно.
НО ПОМНИМ МЫ...
Рассудок, умная игра твоя --
Струенье невещественного света,
Легчайших эльфов пляска, -- и на это
Мы променяли тяжесть бытия.
Осмыслен, высветлен весь мир в уме,
Всем правит мера, всюду строй царит,
И только в глубине подспудной спит
Тоска по крови, по судьбе, по тьме.
Как в пустоте кружащаяся твердь,
Наш дух к игре высокой устремлен.
Но помним мы насущности закон:
Зачатье и рожденье, боль и смерть.
АЛФАВИТ{3_1_4_01}
Ты пишешь на листе, и смысл, означен
И закреплен блужданьями пера,
Для сведущего до конца прозрачен:
На правилах покоится игра.
Но что, когда бы оказался рядом
Лесной дикарь иль человек с луны
И в росчерки твои вперился взглядом:
Как странно были бы потрясены
Глубины неискусного рассудка!
Ему бы, верно, эти письмена
Привиделись живою тварью, жутко
Коснеющей в оцепененье сна;
Пытливо вглядываясь, словно в след,
Вживаясь в этот бред, ища ответ,
Он целый мир немых существований,
Невнятных мирозданий распорядок
Увидел бы за вязью начертаний,
Томясь загадками, ища разгадок.
Он головой качал бы и дивился
Тому, как строй вселенский исказился,
Войдя в строенье строк, как мир вмещен
Во всем объеме в чернокнижье знаков,
Чей ряд блюдет свой чопорный закон
И до того в повторах одинаков,
Что жизнь и смерть, решеткой рун членимы,
Неразличимы и почти что мнимы...
Но под конец от нестерпимой муки
Он завопил бы, и разжег бы пламя,
И под напевов и заклятий звуки
Огню бы предал лист, сжимая руки;
Потом с полузакрытыми глазами
Дремал бы он и чувствовал, что сон
Развоплощен, развеялся, вернулся
В небытие, что морок прекращен, --
И лишь тогда б вздохнул и улыбнулся.
После чтения старинной философской книги
То, что вчера еще жило, светясь
Высокой сутью внятного ученья,
Для нас теряет смысл, теряет связь,
Как будто выпало обозначенье
Диеза и ключа, -- и нотный ряд
Немотствует: сцепление созвучий
Непоправимо сдвинуто, и лад
Преобразуется в распад трескучий.
Так старческого облика черты,
Где строгой мысли явлен распорядок,
Лишает святости и красоты
Дряхленья подступающий упадок.
Так в сердце радостное изумленье
Вдруг меркнет без причины и вины,
Как будто были мы уже с рожденья
О всей тщете его извещены.
Но над юдолью мерзости и тлена
Подъемлется, в страдальческом усилье
Высвобождаясь наконец из плена,
Бессмертный дух и расправляет крылья.