10

Тема 1. Россия на рубеже веков: экономическая катастрофа

1.1. Индикаторы кризисного состояния экономики России на рубеже веков

В России, как и в большинстве других постсоциалистических стран, в 1990-е гг. наблюдался глубокий экономический спад. Мас­штабы его в нашей стране оказались столь значительными, что были перекрыты мировые рекорды Великой депрессии 1929–1933 гг.¹ Социально-экономические последствия этого кризиса вполне сопоставимы с потерями­ от нашествия Наполеона, Великой Отечественной и Гражданской войн. Оказалась утраченной треть национального богатства. Из производственной сферы в спекулятивную перетекли сотни миллиардов долларов, а вывоз капитала из России за 1992–2005 гг. достиг 625,1 млрд дол.² и продолжает нарастать по сей день. Если же сравнивать объем ВВП России с докризисным 1989 г., то он сократился в 1,8 раза (составив в 1998 г. менее 56%). Глубина снижения реальных доходов населения в нижней их точке в 1999 г. стала еще большей – в 1,9 раза (до отметки в 53% от 1989 г.)³, причем с учетом резко возросшей социальной поляризации российского общества падение уровня жизни наименее обеспеченных его представителей оказалось многократным.

Таблица 1.1

Динамика ввп и инвестиций в основной капитал в России за период 1990–1998 гг., %

	1990	1991	1992	1993	1994	1995	1996	1997	1998
ВВП (к 1990 г.)	100	95,0	81,2	74,1	64,7	62,1	60,0	60,6	57,6
Инвестиции (к 1990 г.)	100	85,0	51,0	45,0	34,0	31,0	25,0	21,0	21,0

Источник: Заика И., Крюков А. Национальная экономика и инвестиции // Экономист. 2003. № 7. С. 21.

Состояние отечественной экономики в сравнении со странами-конкурентами оказалось даже тревожнее, чем в середине XIX в., когда Россия стремительно «скатилась» вниз по лестнице хозяйственного развития, или в начале Великой Отечественной войны, когда объем производства уменьшился на 27%. На рубеже ХХ–ХХI веков российская экономика оказалась в состоянии не просто производственного спада, а стагфляции (от лат. stagno – делаю неподвижным и inflation – вздутие), когда одновременно с сокращением ВВП (наступлением стагнации) и занятости населения наблюдался интенсивный рост общего уровня цен.

Объективная закономерность циклического развития проявляется в любой экономической системе, хотя ее специфика (например, планово-регулируемой или переходной, трансформируемой экономики) находит отражение в определенных деформациях циклической ампли­туды колебаний хозяйственной активности. Однако даже в этом случае характерная для индустриального (и постиндустриального) общества тесная взаимосвязь элементов экономической системы не оставляет ни одной из стран шанса избежать кризиса или инфляционного бума. Так, несмотря на то, что в СССР не наблюдалось неких «правильных» циклов, кризисные явления время от времени посещали и эту экономическую систему. Кризис сбыта промышленной продукции 1923–1924 гг. стал следствием произвольного завышения цен на нее. Прямым результатом насильственной ломки сложившихся ранее взаимоотношений города и села явился хлебный кризис 1927–1928 гг. В дальнейшем отчетливо наблюдались такие кризисные потрясения, как голод 1932 г., сопряженный с разрушением традиционного уклада в сельском хозяйстве; военный кризис 1941–1942 гг.; спад 1952–1953 гг., связанный с кардинальной сменой политического руководства; кризис 1963 г. как результат использования волюнтаристских методов управления народным хозяйством; депрессивное состояние национальной экономики в 1972 и 1982 гг., ставшее проявлением нарастающей неспособности административно-командной системы обеспечивать хозяйственный прогресс. Однако стагфляция впервые посетила российское общество, и случилось это в период его рыночной трансформации.

При оценке степени ее влияния на состояние российского ВВП нельзя забывать, что в 1990-е гг. произошли серьезные перемены как в струк­туре последнего (сократился удельный вес сферы материального производства), так и в мето­дологии отечественной статистики. В национальном продукте стали учитываться многие виды нематериальных услуг, ранее не включавшиеся в его состав. Если в 2000 г. доля сферы услуг в валовом продукте составляла все еще только 48,9%, то в 2005 г. – уже 57,4%. Думается, что эту тенденцию следует трактовать скорее не как свидетельство постепенного становления в России отраслевой воспроизводственной структуры постиндустриального типа, а как следствие прогрессирующего упадка многих (особенно обрабаты­вающих) отраслей материального производства. Если в современной Германии удельный вес промышленности в ВВП составляет 29%, в Японии – 32%, в Китае – почти 45%, то в США, ориентированных на сферу услуг – всего 12,5% ⁴. Но нашей деиндустриализованной стране еще крайне преждевременно ориентироваться на постиндустриальную экономику Соединенных Штатов, от которой мы отстаем на десятилетия. Гораздо более привлекательными целевыми ориентирами для нас могут служить Япония и Германия – наиболее индустриальные экономики современного мира.

Так что в случае неучета сферы услуг в структуре российского ВВП спад производства оказался бы еще более глубоким. По оценке В. Иноземцева за 1985–2009 гг. число выпущенных грузовых автомобилей, зерноуборочных комбайнов и тракторов сократилось в 5,87, 14,1 и 34,0 раза соответственно, а часов и фотоаппаратов – в 91 и 600 раз ⁵. Качество большинства названных товаров перестало соответствовать требованиям потребителей, и многие из них перешли в разряд раритетов. Общий объем произведенных в 2000 г. машин и оборудования составил всего 32,3%, а в 2010 г. – 46,9% к уровню 1991 г.⁶ И хотя российский ВВП в 2010 г. превысил уровень 1990 г. на 7,2%, объем промышленного производства составил всего 80,8%, сельскохозяйственного – 71,7% от докризисной отметки, а инвестиции в основной капитал и того меньше – всего 58,5% ⁷. Располагая 10% сельхозугодий (240 млн га), Россия производит менее 1,5% общемирового объема сельскохозяйственной продукции, обеспечивая ими россиян всего на 62%.⁸ В результате доля импортного продовольствия приближается к отметке в 40% (а в ряде крупных городов – и к 80–85%).

Известно, что физический объем промышленного производства в России в 1926–1927 гг. превзошел уровень 1920 г. в 9,6 раза, а 1913 г. – на 12%. Выходит, всего шесть лет потребовалось стране для преодоления разрушительных последствий Первой мировой и Гражданской войн. А вот выход российского ВВП на докризисный уровень 1989 г. случился лишь в 2008 г. (т.е. его восстановление потребовало 19 лет). Однако наступивший осенью 2008 г. промышленный спад в очередной раз увел наш национальный продукт от предкризисного уровня. Если же иметь в виду динамику только товарной составляющей ВВП, то, по оценке С.А. Губанова, она достигла в 2003 г. всего 42% от уровня 1990 г. А значит,­ при существующих темпах экономического роста (и без учета тяжелых последствий кризиса 2009 г.) Россия смогла бы вернуться к этому уровню лишь в далеком 2021 г.⁹ Однако даже после этого утверждать о переходе отечественной экономики от фазы оживления к фазе подъема будет преждевременно, поскольку «структура отраслей экономики, состав экспорта и импорта будут принципиально иными. Резко ухудшатся состав и возраст основных фондов, многократно возрастет опасность техногенных ката­строф»¹⁰.

Столь крупномасштабный спад в конце ХХ в., который можно назвать Великой трансформационной депрессией, привел российскую экономику в середине 1990-х гг. в так называемую ловушку равновесия на низком уровне. Для данной ситуации были, в частности, характерны: серьезный бюджетный дефицит как следствие длительного сжатия налогооблагаемой базы; перманентный налоговый кризис, при котором вынужденный рост налоговых изъятий не приводил к увеличению налоговых поступлений; откровенно слабая склонность к внутренним и внешним инвестициям; регулярно проявляющиеся вспышки инфляции; высокий уровень явной и скрытой безработицы и, как результат, утрата квалификации работников; недоиспользование имеющихся ресурсов, когда и чрезвы­чайно богатая ими страна оказывается неспособной обеспечивать приемлемый стандарт жизни для большинства своего населения;­ острая нехватка средств на развитие здравоохранения, образования, социальную помощь.

В подобной ситуации национальная экономика хотя и не падала далее­ в пучину кризиса, однако оказывалась неспособной к позитивной динамике. И это неминуемо сокращало влияние нашей страны на мировую экономику. Если доля СССР во всемирном ВВП в 1990 г. составляла 7,3%, а России в его составе – 4,2%, то даже в 2001 г. она находилась на отметке в 2,1%. В первой половине 1970-х гг. производительность труда в СССР составляла примерно 60% от американской, к началу же 2008 г. она не превышала 24,1%¹¹. В этих условиях излюбленный лозунг непримиримых противников нашей страны «Мир без России!» переставал быть иллюзорным.