С е м е н с е м е н о в и ч. Боже мой! Боже мой!
Шум приближается.
Боже мой! (Вскакивает на стол.) Боже мой! (Прыгает в гроб.)
Шум приближается.
Пережду, а как только уйдут — конец. Раз — и кончено! (Ложится в гробу.)
В раскрытых дверях появляются: Гранд-Скубик, Пугачев, Калабушкин, Маргарита Ивановна, Раиса Филипповна, Отец Елпидий, Егорушка, Зинка Падеспань. Груня, Дьякон, церковные певчие. Все в трауре, у многих в руках цветы. Мария Лукьяновна и Серафима Ильинична, обе спиной к гробу, в ужасе простирают руки, сдерживают толпу.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Вы войдите сначала в его положение. Ведь людям-то не хочется умирать. Умирать-то не хочется.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Не хочется, а надо! Собственно говоря, это уже не тема для разговора, Мария Лукьяновна, поскольку Семен Семенович, как мы видим, уже...
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Как не тема? Да пусть он сам засвидетельствует. Сеня!.. Се... (Оборачивается. Видит Семена Семеновича в гробу.)
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч (командует). Стул вдове! Поскорее! Егор Тимофеевич!
С е р а ф и м а И л ь и н и ч н а (подбегает к Марии Лукьяновне). Что ты? (Заметила Семена Семеновича в гробу.) Мамочки!
П у г а ч е в. И второй захватите. Под тещу понадобится.
Егорушка приносит два стула. Вокруг вдовы и тещи хлопочет группа людей. Другая группа направляется к гробу.
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Как живой!
Г р у н я. Как живой!
З и н к а П а д е с п а н ь. Только носик завострился.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. А-а-а! Люди! Пустите, пустите меня к нему. Он не умер, он только немножечко выпивши. Он проспится и встанет, Егор Тимофеевич!
Е г о р у ш к а. Успокойтесь, не встанет, Мария Лукьяновиа.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Он живой, он живой, уверяю вас, граждане!
Р а и с а Ф и л и п п о в н а. Как убивается.
Г р у н я. На мозги повлияло, наверное.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Да отведите вы ее в соседнюю комнату.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Сеня! Сеня!
С е р а ф и м а И л ь и н и ч н а. Проснитесь, Семен Семенович!
З и н к а П а д е с п а н ь. И старушка туда же, скажите, пожалуйста.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Прихватите и тещу, Егор Тимофеевич!
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Он живой! Он живой!
Марию Лукьяновну и Серафиму Ильиничну насильно уводят в соседнюю комнату.
Г р у н я. Что из дамочки сделалось.
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Прямо в голос скучает, обратите внимание.
Г о л о с М а р и и Л у к ь я н о в н ы (из соседней комнаты). Он живой! Он живой!
Р а и с а Ф и л и п п о в н а. Как страдает, бедняжка.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. С непривычки всегда так, Раиса Филипповна, а потом приедается. Я ведь тоже недавно жену схоронил. Даже ночи не спал. Вот хотите, спросите Маргариту Ивановну.
М а р г а р и т а И в а н о в н а (укоризненно). Александр!
Г о л о с М а р и и Л у к ь я н о в н ы. Сеня! Сеня! Проснись!
Г р у н я. До чего убивается.
З и н к а П а д е с п а н ь. Побежимте, посмотримте, как убивается. Интересно, наверное.
Все женщины устремляются в соседнюю комнату.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Тссс! Минуточку. Разрешите задать вам нескромный вопрос. Вы когда же со мной рассчитаться намерены?
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Рассчитаться? За что?
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Как за что? За покойника. Человек на столе — значит деньги на бочку. Арифметика ясная.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Вы все деньги и деньги, товарищ Калабушкин, а идея для вас не имеет значения?
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Хороша та идея, которая кормит, Аристарх Доминикович. Рассчитайтесь, гражданин Гранд-Скубик!
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Но, позвольте, вы всех поручений не выполнили.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Как же так?
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Вы с предсмертной записки размножили копии?
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Машинистка работает, Аристарх Доминикович.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Ну, тогда приступите к распространению. Выстрел грянул, пусть его слушают тысячи.
О т е ц Е л п и д и й. Значит, вы уповаете на большой резонанс?
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Уповать уповаю, отец Елпидий, но немного боюсь. Нужно прямо сознаться, дорогие товарищи, что покойник у нас не совсем замечательный. Если б вместо него и на тех же условиях застрелился бы видный деятель...
С е м е н С е м е н о в и ч (в гробу). Это было бы просто прекрасно, по-моему, Виктор Викторович. Вы напрасно так думаете. Нам не важен покойник как таковой. Нам гораздо важней сервировка покойника. Важно то, как подать его, Аристарх Доминикович. Я вчера разговаривал с Федей Питуниным. Как я с ним разговаривал? Я ему сочинил такую преамбулу — пальчики оближешь. Аристарх Доминикович, смерть сама по себе не имеет значения. Заражает не смерть, а причина смерти. А причину мы можем любую выдумать.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Нужно вызвать, товарищи, шепот общественности. Это самое главное. Подсекальников мертв, но его труп полон жизни. Он живет среди нас как общественный факт. Давайте же вместе поддерживать эту эфемерную жизнь, и она поддержит нас на большой дороге русской истории.
О т е ц Е л п и д и й. Что ж, приступим, граждане?
Д ь я к о н. Приступим, отец Елпидий. Благослови, владыка!
П у г а ч е в (в дверь соседней комнаты). Начинают, пожалуйте!
Появляются Егорушка, Мария Лукьяновна, Серафима Ильинична, Груня, Зинка Падеспань, Раиса Филипповна, Маргарита Ивановна.
О т е ц Е л п и д и й. Благословен бог наш всегда и ныне и присно и во веки веков.
Х о р. Аминь.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Как же это? Живого? Да что же вы делаете?
Д ь я к о н. Миром господу помолимся.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Что вы делаете! Не держите меня.
Х о р. Господи помилуй.
С е р а ф и м а И л ь и н и ч н а. Караул!
Д ь я к о н. О спасении душ наших господу помолимся.
Х о р. Господи помилуй.
Несколько мужчин и женщин заглядывают в дверь.
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Вы смотреть? Не стесняйтесь, заходите, товарищи.
Все входят.
Д ь я к о н. Об оставлении согрешений во блаженное памяти преставившегося раба божия Семеона господу помолимся.
М а р и я Л у к ь я н о в н а (кричит). Что вы делаете? Живого отпеваете?!
Х о р. Господи помилуй.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Милиция! Где милиция?
Д ь я к о н. О приснопамятном рабе божием Семеоне покоя...
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Милиция! Позовите милицию! Живого хоронят!
Д ь я к о н. Окна, окна закройте! Тишины! Блаженная памяти его господу помолимся...
Х о р. Господи помилуй.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. На минуточку, батюшка. Слово божие свято, отец Елпидий, но, учитывая аудиторию, вы уж лишнее выкиньте, сократите немножечко.
О т е ц Е л п и д и й. Сократить —это можно, Аристарх Доминикович.
Подходит к певчим, шепчется.
Х о р. Господи помилуй.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Он живой! Он дышит!
С е р а ф и м а И л ь и н и ч н а. Разбудите его, товарищи!
Д ь я к о н. О избавитеся нам от всякие скорби, и гнева, и нужды, господу помолимся.
Х о р. Господи помилуй.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Почему же он, мама, не просыпается?
О т е ц Е л п и д и й (скороговоркой). Яко ты еси воскресение и живот усопшего раба твоего Семеона, Христе боже наш, и тебе славу воссылаем со безначальным твоим отцом и со пресвятым и благим и животворящим твоим духом, ныне и присно и во веки веков.
Х о р. Аминь.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Он, должно быть, действительно умер, мамочка.
Х о р. Со святыми упокой...
М а р и я Л у к ь я н о в н а. А-а-а... (Падает без чувств.)
Г о л о с а. Ей дурно! Дурно! Воды!
Все бросаются к Марии Лукьяновне. Хор поет. Все хлопочут вокруг Марии. Лукьяновны.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч (хлопает в ладоши). Граждане! Прошу внимания!
Г о л о с а. Тише! Тише! Перестаньте рыдать!
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Я хочу сказать! Я буду говорить!
Г о л о с а. Говорите. Мы слушаем! Тише!
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Умер Сеня! Скончался Семен Подсекальников! Я считаю, что смерть Подсекальникова — это первый тревожный сигнал, говорящий о бедствии русской интеллигенции. Только первый сигнал, не забудьте, товарищи. Одна ласточка еще не делает весны. Нынче он — завтра я. Да, товарищи, завтра я. Берегите интеллигенцию! Я взываю к вам, граждане, берегите ее. Поднимите свой голос в ее защиту и воскликните все как один человек...
Вбегает Клеопатра Максимовна, бросается к гробу.
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Пропустите, пустите меня к нему!
Г о л о с а. Кто это? Что с ней? Должно быть, родня. Сумасшедшая!
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Я пришла не прощаться с тобой, а здороваться!
И з т о л п ы. Так и есть — сумасшедшая!
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Ты лишил себя жизни из-за меня, и я знаю, что мне остается сделать.
И з т о л п ы. Нет, выходит — нормальная!
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Извиняюсь, но вы обознались, наверное. Это мой муж, сударыня.
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Что вы знаете? Он хотел мое тело! Хотел меня всю, но я говорила — нет!
Р а и с а Ф и л и п п о в н а. Врет она, это я говорила нет!
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Он вас даже не спрашивал.
Р а и с а Ф и л и п п о в н а. Вас он спрашивал!
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Он хотел мое тело...
Р а и с а Ф и л и п п о в н а. Тоже тело, подумаешь!
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Тише, тише, товарищи. Здесь не личная драма, Раиса Филипповна. Здесь тревожный сигнал! Что вы, сами не знаете? Окруженная недоверием, русская интеллигенция...
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Ничего подобного, покойник играл на геликоне. Он был близок искусству. Он горел, он хотел...
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Он хотел мое тело...
П у г а ч е в. Мяса, граждане, мяса. Дорогие товарищи, я торговец. Не могу торговать я в такую эпоху. Сил моих нету. Я уж клялся, божился, и фактуры показывал. Нет мне веры, товарищи. За кусок мяса съесть готовы! Вот народ и стреляется.
О т е ц Е л п и д и й. Вера есть. Верить негде. Церкви божьи запечатывают...
П у г а ч е в. Что там церкви, когда магазин запечатали...
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Из-за этого не стреляются. Я был другом покойного. Вы спросите у близких — из-за чего.
С е р а ф и м а И л ь и н и ч н а (неожиданно). Из-за ливерной колбасы, Аристарх Доминикович!
П у г а ч е в. Из-за ливерной? Правильно. Дорогие товарищи, я торговец...
Р а и с а Ф и л и п п о в н а. Он стрелялся из-за меня. Это я убила его!
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Тело, тело...
О т е ц Е л п и д и й. Религия...
П у г а ч е в. Мясо...
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Граждане!
П у г а ч е в. Колбаса...
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Идеалы...
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Интеллигенция...
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Сеня! Сеня!
С е р а ф и м а И л ь и н и ч н а. Живого закопают! Живого!
О т е ц Е л п и д и й. И сотвори ему вечную память.
Х о р. Вечная память, вечная память.
Виктор Викторович уходит.
О т е ц Е л п и д и й. Ну, прощайтесь с покойником.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч (опускаясь на колени). Прости, Сеня! (Целует Подсекальникова в лоб.)
С е м е н С е м е н о в и ч (обнимая из гроба Гранд-Скубика). Прости и ты меня, Аристарх. (Целует его.)
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч (в ужасе). А-а-а! (Бросается в толпу.)
В с е. Караул!
Семен Семенович садится в гробу.
М а р и я Л у к ь я н о в н а. Сеня! Сенечка!
С е м е н С е м е н о в и ч. Маргарита Ивановна! (Тянется к ней.)
М а р г а р и т а И в а н о в н а (с кутьей в руках). Чур меня, сатана! Что ты хочешь?
С е м е н С е м е н о в и ч. Рису, рису мне, Маргарита Ивановна. Дайте рису! (Вырывает кутью.) Я хочу есть. (Ест.) Товарищи, я хочу есть.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч (растерянно.) Живой труп!
С е м е н С е м е н о в и ч. Товарищи, я не хочу умирать, ни за вас, ни за них, ни за класс, ни за человечество, ни за Марию Лукьяновну. Перед лицом смерти что же может быть ближе, родней, любимей своей руки, своей ноги, своего живота. Я влюблен в свой живот, товарищи. Я безумно влюблен в свой живот, товарищи!
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Ну, и этот туда же, за Раисой Филипповной!
С е м е н С е м е н о в и ч. Я влюблен в свои руки и ноги, товарищи. Ах вы, ножки мои дорогие!
О т е ц Е л п и д и й. Что же это такое, Мария Лукьяновна?
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Вы мерзавец! Вы трус, гражданин Подсекальников! То, что вы говорите сейчас,— отвратительно! Нужно помнить, что общее выше личного. В этом суть всей общественности.
С е м е н С е м е н о в и ч. Что такое общественность? Фабрика лозунгов. Я же вам не о фабрике здесь говорю. Я же вам о живом человеке рассказываю. Что же вы мне толкуете: «общее», «личное»...
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Вы хотите сказать, что на свете не бывает героев.
С е м е н С е м е н о в и ч. Чего не бывает на свете, товарищи? На свете бывает даже женщина с бородой. Но я говорю не о том, что бывает на свете, а только о том, что есть. А есть на свете всего лишь один человек, который живет и боится смерти больше всего на свете.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Но ведь вы же хотели покончить с собой!
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Разве вы нам об этом не говорили?
С е м е н С е м е н о в и ч. Говорил! Потому что эта мысль скрашивала мою скверную жизнь. Нет, вы сами подумайте только, товарищи, за что? Если вдуматься... если проанализировать... что дала мне наша действительность? Ни-чего! А другим? Посмотрите в соседние улицы — вон она им какое приданое принесла. Почему же меня обделили? А прошу я немногого. Все строительство ваше, все достижения, завоевания, все оставьте себе! Мне же дайте, товарищи, только тихую жизнь и приличную зарплату.
О т е ц Е л п и д и й. Серафима Ильинична, что вы смотрите? Вы же теща, заставьте его замолчать!
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Не дайте ему говорить, товарищи! Это — контрреволюция!
С е м е н С е м е н о в и ч (все еще пьян). Боже вас упаси! Разве такие как я делают что-нибудь против вашего... нашего строя? С первого дня революции мы ничего не делаем! Мы только ходим друг к другу в гости и говорим, что нам трудно жить. Потому что нам легче жить, если мы говорим, что нам трудно жить. Ради бога, не отнимайте у нас последнего средства к существованию, разрешите нам говорить, что нам трудно жить! Ну, хотя бы вот так вот, шепотом: «Нам трудно жить!» Товарищи! Вы за стройкою даже не услышите. Уверяю вас. Я всю свою жизнь шепотом проживу.
П у г а ч е в. То есть как проживете?! Это что ж такое, друзья, разворачивается? Я молчал, я все время молчал, любезный, но теперь я скажу. Ах, ты жулик ты этакий, ах ты чертов прохвост! Ты своими руками могилу нам выкопал, а сам жить собираешься. Ну, держись! Я себя погублю, а тебя под расстрел подведу, грабителя! Обязательно подведу.
Р а и с а Ф и л и п п о в н а. Расстрелять его!
Г о л о с а. Правильно!
С е м е н С е м е н о в и ч (плачет пьяными слезами). Маша! Машенька! Серафима Ильинична! Что они говорят? Как же можно? Простите. За что же? Помилуйте! В чем же я виноват? Все, что вы на меня потратили, я верну, до последней копейки верну, вот увидите. Я комод свой продам, если нужно, товарищи, от еды откажусь. Я Марию заставлю на вас работать, тещу в шахту пошлю. Только дайте мне жить. (Встает на колени.)
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Какая гадость! Фу!
С е м е н С е м е н о в и ч (вскакивая). Пусть тот, кто сказал это «Фу!», товарищи, пусть он выйдет сюда! (Вытаскивает револьвер.) Вот револьвер, пожалуйста. Одолжайтесь! Одолжайтесь! Пожалуйста!
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Что за глупые шутки, Семен Семенович. Опустите револьвер. Опустите револьвер, я вам говорю.
С е м е н С е м е н о в и ч. Испугались, голубчики. Ну, так в чем же тогда вы меня обвиняете? В чем мое преступление? Только в том, что я живу? Я живу, и другим не мешаю, товарищи. Никому я на свете вреда не принес. Я козявки за всю свою жизнь не обидел. В чьей я смерти повинен, пусть он выйдет сюда!
Вбегает Виктор Викторович.
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Федя Питунин застрелился!