Действие третье
Ресторан под открытым небом, в летнем саду «Культура и досуг». За столом К алабушкин,. Гранд-Скубик, Пугачев, Виктор Викторович, Отец Елпидий, Маргарита Ивановна, Клеопатра Максимовна, Раиса Филипповна, Зинка Падеспань, Грун я. На скамейках возле тира хор цыган. Семен Семенович опутан серпантином и обсыпан конфетти. Цыгане поют здравицу Подсекальникову.
Ц ы г а н е (поют).
К нам приехал наш родимый Семен Семенович дорогой.
Сеня, Сеня, Сеня,
Сеня, Сеня пей до дна,
Сеня, Сеня пей до дна.
Цыганка подносит Семену Семеновичу бокал вина на перевернутой гитаре.
Ц ы г а н е. Пей до дна, пей до дна, пей до дна, пей до дна.
Все поднимаются с бокалами вина в руках.
В с е. Пей до дна, пей до дна, пей до дна, пей до дна.
Семен Семенович выпивает вино, после чего вдребезги разбивает бокал. Гости аплодируют.
П у г а ч е в. Вот гусар! Вот лихач! Вот, действительно, это да!
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Вот за это люблю вас, Семен Семенович. Костя! Костенька! Костька, черт!
Подбегает Официант.
Запиши за бокал семьдесят девять копеек. Пейте! Пейте! Вы что же? Семен Семенович?
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а (доверительно, Семену Семеновичу). Я признаюсь вам: моя мама была цыганкой. С пятнадцати лет я стала вылитой матерью. Помню, в Баку я поехала заказывать себе туфли и — что же вы думаете? — сапожник не сумел совладать со мной и так укусил меня за ногу, что меня увезли в больницу. С тех пор я ненавижу мужчин. Потом меня полюбил иностранец. Он хотел одевать меня во все заграничное, но я говорила: «Нет!» Тогда меня стал обожать член партии. Мой бог, как он меня обожал. Он сажал меня на колени и говорил: «Капочка, я открою перед тобой весь мир. Едем в Иркутск!» Но я говорила: «Нет!» И его вышли из партии. Потом меня захотел один летчик. Но я засмеялась ему в лицо. Тогда он поднялся над городом и плакал на воздухе, пока не разбился. И вот теперь Олег Леонидович. Женщины падали перед ним, как мухи, Раиса грызла со страсти стаканы и дежурила возле его дверей, но он хотел только меня. Он хотел мое тело, он хотел меня всю, но я говорила: «Нет!» Вы меня не слушаете, Семен Семенович?
С е м е н С е м е н о в и ч. Сколько времени? А?
М а р г а р и т а И в а н о в н а. До двенадцати долго, Семен Семенович.
С е м е н С е м е н о в и ч. Долго?
М а р г а р и т а И в а н о в н а (через стол). Долго, Семен Семенович. Вы не думайте. Пейте, Семен Семенович.
О т е ц Е л п и д и й (наклонившись к Груне). Раз пошел Пушкин в баню...
Г р у н я. Вы про Пушкина мне не рассказывайте, я похабщины не люблю.
С е м е н С е м е н о в и ч. Человек!
В т о р о й о ф и ц и а н т. Что изволите?
С е м е н С е м е н о в и ч. Сколько времени? А?
В т о р о й о ф и ц и а н т. Полагаю, что скоро двенадцать, Семен Семенович.
С е м е н С е м е н о в и ч. Скоро?
В т о р о й о ф и ц и а н т. Скоро, Семен Семенович.
О т е ц Е л п и д и й (наклонившись к Раисе Филипповне). Раз пошел Пушкин в баню.
Раиса Филипповна начинает ржать.
Р а и с а Ф и л и п п о в н а (сквозь ржание). Фу, бессовестный! Ой, не могу! Я сейчас так рельефно себе представила... Ну?..
О т е ц Е л п и д и й. Ну, пришел Пушкин в баню...
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Уважаемое собрание! Прошу внимания! Мы сейчас провожаем Семена Семеновича, если можно так выразиться, в лучший мир. В мир, откуда не возвращаются.
П у г а ч е в (с иронией.). За границу, наверное?
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Нет, подальше.
П у г а ч е в. Желаем приятного путешествия.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Вы зачем же перебиваете, гражданин? Продолжайте, Аристарх Доминикович!
Г о л о с а. Тише! Тише!
Наступает мертвая тишина.
О т е ц Е л п и д и й (тихо). Ну, Пушкин снимает подштанники.
Раиса Филипповна начинает ржать.
Г о л о с а. Тише! Тссс!
Р а и с а Ф и л и п п о в н а (ржа). Я сейчас так рельефно себе представила... Ну?
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Любимый Семен Семенович! Вы избрали прекрасный и правильный путь. Убежденно и смело идите своей дорогой, и за вами пойдут другие.
Р а и с а Ф и л и п п о в н а (сквозь ржание). Ну, а банщица что?
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Много буйных, горячих и юных голов повернутся в открытую вами сторону, и тогда зарыдают над ними отцы, и тогда закричат над могилами матери, и тогда содрогнется великая родина. И правительство протянет свою руку купцу, и купец свою руку протянет рабочему, и протянет рабочий свою руку...
О т е ц Е л п и д и й. Ну, а Пушкин ей в рифму на букву «дэ».
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Честь и слава вам, милый Семен Семенович! Ура!
В с е. Урррааа!!!
С е м е н С е м е н о в и ч. Дорогие присутствующие!
Г о л о с а. Тсссс...
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Попрошу тишины и внимания.
Наступает мертвая тишина.
Вот теперь говорите, Семен Семенович.
С е м е н С е м е н о в и ч. Сколько времени? А?
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Вы не думайте, пейте, Семен Семенович.
П у г а ч е в. Я почти что не критик, Аристарх Доминикович, я торговец. Но я должен отметить, Аристарх Доминикович, что вы чудно изволили говорить. Я считаю, что будет прекрасно, Аристарх Доминикович, если ваше правительство протянет руки.
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Пусть лучше оно протянет ноги...
З и н к а П а д е с п а н ь. Вы меня извините, я раньше не знала: вы сегодня в двенадцать часов стрелялись. Разрешите поэтому выпить за ваше здоровье.
С е м е н С е м е н о в и ч. А сейчас сколько времени?
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Вы не думайте, пейте, Семен Семенович!
З и н к а П а д е с п а н ь. Господа кавалеры, проявите себя. Предложите чего-нибудь очень веселого.
О т е ц Е л п и д и й. Предлагаю собравшимся крикнуть «ура».
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Все!
В с е. Урррааа!
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Человеки! Шампанского!
П у г а ч е в. Ну-ка хором, за десять рублев, про душу!
Ц ы г а н е (поют). Ой, матушка, скучно мне,
Сударыня, грустно мне.
О т е ц Е л п и д и й. Хоп!
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Чеши!
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Шевели!
О т е ц Е л п и д и й. Вот, действительно, в этом есть что-то божественное!
П у г а ч е в. До чего вы, родные, меня растрогали.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Я не плакал, когда умерла моя мать, моя бедная мама, дорогие товарищи... А сейчас... А сейчас... (Рыдает.)
Р а и с а Ф и л и п п о в н а. Я сейчас так рельефно себе представила... (Не договаривает.) А кому это нужно, скажите, пожалуйста?
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Как кому! Разве можно так ставить вопрос? Русь, это — все! Я не мыслю себя без России-матушки. Я почти что согласен со всем, что на ней делается. Я хочу только маленькую добавочку. (Вдохновенно.) Я хочу, чтоб в дохе, да по степи, да на розвальнях, да под звон колокольный у светлой заутрени, заломив на затылок седого бобра, весь в цыганах, обнявшись с любимой собакой, мерить версты своей обездоленной родины! Я хочу, чтобы лопались струны гитар, чтоб плакал ямщик в домотканую варежку, чтобы выбросить шапку, упасть на сугроб и молиться и клясть, сквернословить и каяться, а потом, опрокинув холодную стопочку, да присвистнуть, да ухнуть на всю вселенную и лететь... да по нашему, да по русскому, чтобы душа вырывалась к чертовой матери, чтоб вертелась земля, как волчок под полозьями, чтобы лошади птицей по-над полем распластывались! Эх вы, лошади-кони, гнедые, буланые! И вот тройка— не тройка уже, а сама Русь-матушка, и несется она, вдохновенная бегом! Русь, куда же несешься ты? Дай ответ! Куда несешься?
Е г о р у ш к а (появляясь). Прямо в милицию, будьте уверены!
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Как в милицию? Почему?
Е г о р у ш к а. Потому что так ездить не полагается. Ездить можно согласно постановлению — не быстрее шестидесяти километров в час.
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Но ведь это метафора, вдохновение!
Е г о р у ш к а. Разрешите мне вам преподать совет: вдохновляйтесь согласно постановлениям. Что же тир — открывается или нет?
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Из-за вас вся задержка, Егор Тимофеевич, ждали-ждали, почти что совсем отчаялись.
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Осчастливьте, Егор Тимофеевич.
Е г о р у ш к а. Совершенно не пью.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Почему же вы не пьете, Егор Тимофеевич?
Е г о р у ш к а. Очень страшно приучиваться.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Да чего же здесь страшного? Вы попробуйте!
Е г о р у ш к а. Нет, боюсь.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Да чего ж вы боитесь, Егор Тимофеевич?
Е г о р у ш к а. Как — чего? Может так получиться, что только приучишься, хвать — наступит социализм, а при социализме вина не будет. Вот как хочешь тогда и выкручивайся.
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Только рюмку, всего лишь, одну лишь, за дам.
Е г о р у ш к а. Между прочим, при социализме и дам не будет.
П у г а ч е в. Ерунда-с! Человеку без дамочки не прожить!
Е г о р у ш к а. Между прочим, при социализме и человека не будет.
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Как не будет? А что же будет?
Е г о р у ш к а. Массы, массы и массы. Огромная масса масс.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Вот за массы и выпейте.
Е г о р у ш к а. Ну, за массы, куда ни шло.
П у г а ч е в. Наливайте!
О т е ц Е л п и д и й. Покрепче!
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Затягивай, Пашенька!
Ц ы г а н е (поют). К нам приехал наш родимый,
Егор Тимофеевич дорогой.
Жоржик, Жоржик, Жоржик.
Жоржик, Жоржик, Жоржик.
Жоржик, Жоржик, пей до дна.
Жоржик, пей до дна.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Как-с находите?
Е г о р у ш к а. Ничего. Я люблю, когда мне про меня поют, в то нынче другие ерундой занимаются.
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Это, собственно, кто?
Е г о р у ш к а. Да, к примеру, хоть вы. Вот скажите, писатель, об чем вы пишете?
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Обо всем. Что вижу, об том пишу!
Е г о р у ш к а. Эка невидаль — обо всем. Обо всем и Толстой писал, это нас не захватывает. Я курьер, и хочу про курьеров читать! Вот что. Поняли? Про курьеров, про ихнюю жизнь и переживания!
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а (Семену Семеновичу). А Раиса — обманщица. Все ее тело построено на фу-фу. Каждое утро она подкладывала ноги под шкаф и делала упражнения животом... А я... моя мама была цыганкой. Я росла и цвела без обмана, как дерево.
С е м е н С е м е н о в и ч (думая о своем). А скажите, по-вашему, как, Егорушка, есть загробная жизнь или нет?
Е г о р у ш к а. В настоящее время возможно, что есть, но при социализме не будет. Это я гарантирую.
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Что ж вы встали? Идите сюда. Присаживайтесь.
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Познакомьтесь со мной: Клеопатра Максимовна.
Р а и с а Ф и л и п п о в н а (за столом, соседу). Мне Олег Леонидович прямо сказал: «У меня твой прекрасный живот, Раиса, не выходит из головы».
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. За здравьице массы, Егор Тимофеевич.
Е г о р у ш к а. Не могу отказаться. Всегда готов.
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Вы не ешьте, вы пейте, Семен Семенович!
О т е ц Е л п и д и й. За дам!
З и н к а П а д е с п а н ь. Мерси, батюшка! Благословите! (Целует ему руку.)
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Вы не видели жизни, Егор Тимофеевич! Есть другая, прекрасная, чудная жизнь. Жизнь с бельем, с обстановкой, с мехами, косметикой. Неужели, сознайтесь, Егор Тимофеевич, вас отсюда не тянет, ну, скажем, в Париж?
Е г о р у ш к а. Вам меня не понять, Клеопатра Максимовна, потому что вы женщина потустороннего класса.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч (вмешивается в разговор). Как же так, извиняюсь, потустороннего? А позвольте спросить вас, Егор Тимофеевич, кто же сделал, по-вашему, революцию?
Е г о р у ш к а. Революцию? Я. То есть, мы.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Вы сужаете тему, Егор Тимофеевич. Разрешите, я вам поясню свою мысль аллегорией.
Е г о р у ш к а. Не могу отказаться. Всегда готов.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Так сказать, аллегорией из звериного быта домашних животных.
В с е (прислушиваются). Просим! Просим!
М а р г а р и т а И в а н о в н а (Подсекальникову). Вы не слушайте, пейте, Семен Семенович!
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч (обстоятельно). Под одну сердобольную курицу положили утиные яйца. Много лет она их высиживала. Много лет согревала своим теплом, наконец, высидела. Утки вылупились из яиц, с ликованием вылезли из-под курицы, ухватили ее за шиворот и потащили к реке. «Я ваша мама, — вскричала курица, — что вы делаете? Я сидела на вас!» «Плыви!» — заревели утки. (После паузы.) Понимаете аллегорию?
Г о л о с а. Чтой-то нет! Не совсем!
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Кто, по-вашему, эта курица? Это — мы! Интеллигенция! Кто, по-вашему, эти яйца? Яйца эти — пролетариат! Много лет просидела интеллигенция на пролетариате. Много лет просидела она на нем. Все высиживала, все высиживала, наконец, высидела. Пролетарии вылупились из яиц, ухватили интеллигенцию и потащили к реке. «Я ваша мама, — вскричала интеллигенция. — Я сидела на вас. Что вы делаете?» «Плыви!» — заревели, так сказать, утки. «Я не плаваю!» — «Ну, лети!» «Разве курица — птица?» — сказала интеллигенция. «Ну, сиди!» И действительно посадили. Вот мой шурин сидит уже пятый год. Понимаете аллегорию?
Е г о р у ш к а. Что здесь не понять? Он же казенные деньги растратил!
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Деньги это деталь. Вы скажите, зачем мы их высиживали? Знать бы раньше, так мы бы из этих яиц... Что бы вы, гражданин Подсе-кальников, сделали?
С е м е н С е м е н о в и ч. Гоголь-моголь.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Вы гений, Семен Семенович! Золотые слова. Именно, гоголь-моголь. Да туда еще коньячку! Прелесть!
Г р у н я. Вы о чем заскучали, гражданин Подсекальников?
С е м е н С е м е н о в и ч (обращаясь ко всем). Вот скажите вы мне, дорогие товарищи, есть загробная жизнь или нет?
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Про загробную жизнь вы у батюшки спрашивайте, это их специальность.
О т е ц Е л п и д и й. Как прикажете отвечать: по религии или по совести?
С е м е н С е м е н о в и ч. А какая же разница?
О т е ц Е л п и д и й. Ко-лос-саль-на-я. Или можно еще по науке сказать.
С е м е н С е м е н о в и ч. Мне по верному, батюшка!
О т е ц Е л п и д и й. По религии — есть. По науке —нету. А по совести — никому не известно.
С е м е н С е м е н о в и ч. Никому? Значит, нечего даже и спрашивать?
П у г а ч е в. А зачем же вам спрашивать? Вот чудак. Вы же сами минут через тридцать узнаете.
С е м е н С е м е н о в и ч. Через тридцать. Так, значит, сейчас половина двенадцатого. Как?.. Уже половина двенадцатого?..
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Вы не думайте, пейте, Семен Семенович!
С е м е н С е м е н о в и ч. Неужели уже половина двенадцатого? Половина двена... отпевайте меня, дорогие товарищи! Поите, милые!
Цыгане поют хоровую.
Пострадаю за всех. Пострадаю за вас!
Ц ы г а н е. Эх, раз! Еще раз!
С е м е н С е м е н о в и ч. Вот когда наступила, товарищи, жизнь, наступила... м тридцать минут до смерти...
Е г о р у ш к а. За здоровьице масс! (Поднимает рюмку.)
Ц ы г а н е. Эх, раз! Еще раз!
С е м е н С е м е н о в и ч (поднимаясь). Массы! Слушайте Подсекальникова! Я сейчас умираю. А кто виноват? Виноваты руководящие товарищи! Подойдите вплотную к любому такому Руководящему и спросите его: «Что вы сделали для Подсекальникова?» И он вам не ответит на этот вопрос, потому что он даже не знает, граждане, что есть на этом свете некто Подсекальников. Подсекальников есть, дорогие товарищи! Вот он я. Вам оттуда не видно меня, товарищи. Подождите немножечко. Я достигну таких грандиозных размеров, что вы с каждого места меня увидите. Я не жизнью — так смертью свое возьму. Я умру, и зарытый начну разговаривать. Я скажу им открыто и смело за всех. Я скажу им, что я умираю за... за... что я умираю за... что я за... тьфу ты, черт! Как же я им скажу, за что я, товарищи, умираю, если я даже предсмертной записки своей не читал.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Мы сейчас все устроим, Семен Семенович. Дайте кресло и стол, Маргарита Ивановна.
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Костя, стол!
Официанты вносят стол и кресло. На столе письменный прибор, бумага, ваза с цветами, бутылка шампанского и рабочая лампа с зеленым абажуром.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Потрудитесь прочесть, гражданин Подсекальников.
С е м е н С е м е н о в и ч. Это что?
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Здесь написано.
С е м е н С е м е н о в и ч. «Почему я не в силах жить!» Вот, вот, вот. Я давно уже этим интересуюсь. Это значит, вы за меня сочинили? Почитаем. Любопытно!
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Так садитесь и переписывайте своим почерком.
Семен Семенович садится за стол.
Мы не будем вам мешать, Семен Семенович. Будьте добры, маэстро, негромкий вальс.
Музыка.
С е м е н С е м е н о в и ч (переписывает). «Почему я не в силах жить!» — восклицательный знак. Дальше. Люди и члены партии! Посмотрите в глаза истории. Как написано! А? Посмотрите в глаза истории. Замечательно! Красота!
П у г а ч ев. Уважаемые, до чего я люблю красоту, даже страшно становится. Свиной окорок — красиво! Баранья нога — красотища!..
З и н к а П а д е с п а н ь. Вольдемар, вы начнете сейчас блевать. Уверяю вас!
П у г а ч е в. Я? Пожалуйста. Сколько хотите.
С е м е н С е м е н о в и ч (читает). «Потому что нас всех коснулся очистительный вихрь революции». Восклицательный знак. С красной строки. (Переписывает.)
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Мне претит эта скучная, серая жизнь. Я хочу диссонансов, Егор Тимофеевич.
Е г о р у ш к а. Человек!
О ф и ц и а н т. Что прикажете?
Е г о р у ш к а. Диссонансов! Два раза! Для меня и для барышни.
О ф и ц и а н т. Сей момент!
С е м е н С е м е н о в и ч (читает). Помните, что интеллигенция — соль нации, и если ее не станет — вам нечем будет пересолить кашу, которую вы заварили. Значит, так: «Помните»... (Переписывает.)
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Червячок уже есть, Аристарх Доминикович.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Это вы про кого?
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Я вчера говорил вам про Федю Питунина — замечательный тип: положительный тип, но уже с червячком, Аристарх Доминикович. Начал сомневаться! Критикует... Действительность его смущает.
Р а и с а Ф и л и п п о в н а. Говорят, что вы были за рубежом?
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Был в рабочих кварталах Франции.
Р а и с а Ф и л и п п о в н а. А скажите, во Франции в этом сезоне парижанки какие груди носят — маленькие или большие?
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Кто как может, смотря по средствам.
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Между прочим, я так и думала. Ах, Париж... А у нас? Ведь у нас даже дама со средствами сплошь да рядом должна оставаться такой, какова она есть.
С е м е н С е м е н о в и ч. «...Дайте волю интеллигенции. Дайте ей только волю! Больше ей ничего не надо!» Восклицательный знак «Вот за что, товарищи, умираю». Подпись.
Пугачев всхлипывает.
З и н к а П а д е с п а н ь. Что случилось? О чем вы, Никифор Арсеньевич?!
П у г а ч е в. Заболел я. Тоска у меня... по родине.
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Как по родине? Вы какой же национальности?
П у г а ч е в. Русский я, дорогие товарищи! Тутошний!
С е м е н С е м е н о в и ч. Разлюбезные граждане, что я могу?
Г о л о с а. Что такое?
С е м е н С е м е н о в и ч (в трансе). Нет, вы знаете, что я могу? Нет, вы не знаете, что я могу. Я могу никого не бояться, товарищи! Нико-го! Что хочу, то и сделаю. Все равно умирать. Все равно умирать. Понимаете? Что хочу, то и сделаю. Боже мой! Все могу. Боже мой! Никого не боюсь. В первый раз за всю жизнь никого не боюсь. Захочу вот, пойду на любое собрание, на любое, заметьте себе, товарищи, и могу председателю... язык показать. Не могу? Нет, могу, дорогие товарищи. В том все и дело, что все могу. Никого не боюсь. Никого. Все равно умирать. Все равно умирать. Ой, держите, а то я плясать начну. Я сегодня над всеми людьми владычествую. Я диктатор. Я царь. Все могу. Что хочу, то и сделаю. Что бы сделать такое? Что бы сделать такое со своею сумасшедшей властью, товарищи! Что бы сделать такое... для всего человечества?.. Знаю! Знаю! Нашел! До чего это будет божественно, граждане. Я сейчас, дорогие товарищи, в Кремль позвоню. Прямо в Кремль. Позвоню... И кого-нибудь там... изругаю. Что вы скажете? А? (Идет к автомату.)
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Ради бога!
К л е о п а т р а М а к с и м о в н а. Не надо, Семен Семенович!
О т е ц Е л п и д и й. Что вы делаете?
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Караул!
С е м е н С е м е н о в и ч. Цыц! (Снимает трубку.) Все молчат, когда колосс разговаривает с колоссом. Дайте Кремль. Вы не бойтесь, не бойтесь, давайте, барышня. Кремль? Говорит Подсекальников. Под-се-каль-ни-ков. Индивидуум. Ин-ди-ви-дуум. Позовите кого-нибудь. Все равно, позовите кого-нибудь самого главного. Нет у вас? Ну, тогда передайте ему от меня, что я Маркса прочел и мне Маркс не понравился. Цыц! Не перебивайте меня. Боже мой. (Остолбенел, выронил трубку.)
А р и с т а р х Д о м и н и к о в и ч. Что случилось?
С е м е н С е м е н о в и ч. Повесили.
В и к т о р В и к т о р о в и ч. Как?
О т е ц Е л п и д и й. Кого?
С е м е н С е м е н о в и ч. Трубку. Трубку повесили. Испугались. Меня испугались. Вы чувствуете, постигаете ситуацию? Что же я представляю собой, товарищи? Это — боязно даже анализировать. Нет, вы только подумайте. С самого раннего детства я хотел быть гениальным человеком, но родители мои были против. Для чего же я жил? Для чего? Для статистики. Жизнь моя, сколько лет издевалась ты надо мной! Но сегодня мой час настал. Жизнь, я требую сатисфакции.
Бьет двенадцать часов. Гробовое молчание.
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Собирайтесь, Семен Семенович.
С е м е н С е м е н о в и ч. Как, уже? А они не вперед у вас, Маргарита Ивановна?
М а р г а р и т а И в а н о в н а. Нет, у нас по почтамту, Семен Семенович.
Пауза.
А л е к с а н д р П е т р о в и ч. Что ж, присядемте по обычаю.
Все садятся. Пауза.
С е м е н С е м е н о в и ч. Ну, прощайте, товарищи. (Идет к выходу. Возвращается, берет бутылку, прячет в карман.) Извиняюсь, для храбрости. (Идет к выходу.)
О ф и ц и а н т. Заходите к нам, Семен Семенович. Будем рады.
С е м е н С е м е н о в и ч. Нет, теперь уже вы приходите ко мне. (Уходит.)