Седов В.В. - Древнерусская народность

регион с юга проникли вятичи, принадлежащие к славянской группировке, которая стала ядром будущих южновеликорусов. В результате начался процесс внутрирегионального взаимодействия складывающихся северного и южного великорусских наречий. Периодом Х—ХIII вв., по-видимому, и следует определять начальный этап становления средневеликорусских говоров в Подмосковье.

Âобласти распространения средневеликорусских говоров западной подгруппы археология фиксирует территориальное смешение славян северной ветви (носителей браслетообразных сомкнутых височных колец) с расселившимися здесь в ХI—ХII вв. смоленско-полоцкими кривичами. Это был регион, где параллельно бытовали браслетообразные височные украшения двух типов — сомкнутые и завязанные. Здесь сложился своеобразный промежуточный тип браслетообразных колец, которые имели завязку наподобие смоленско-полоцких колец, но выпущенные концы, как ростово-суздальские. Очевидно, формирование средневеликорусских говоров западной подгруппы стало результатом взаимодействия представителей северной ветви восточного славянства не с будущими южновеликорусами, а со смоленско-полоцкими кривичами.

Âюжных землях восточнославянского ареала на «Диалектологи- ческой карте русского языка в Европе» выделяются две основных группы говоров — полесская (северноукраинская) и украинская. Между ними находится зона полесско-украинских говоров, занимающих промежуточ- ное (переходное) положение. Кроме того, особые говоры, занимающие небольшие регионы, характеризуют Прикарпатье.

Âначале средневековой поры основную часть территории украинской группы говоров, ныне распространенных от Днестра на западе до нижнего Дона на востоке и от верхних течений правых притоков Припяти на севере до побережья Черного и Азовского морей, заселяли анты — носители пеньковской культуры (рис. 48). Это было одно из крупных этноплеменных образований раннесредневекового славянства с некоторым диалектным своеобразием, обусловленным прежде всего славяно-

Ðèñ. 47

Археологическая ситуация в ареале средневеликорусских говоров

а — ареал средневеликорусских говоров; б — границы распространения говоров (1 — западная группа северновеликорусского наречия; 2 — восточная группа того же наречия; 3 — южновеликорусское наречие; 4 — псковская группа; 5 — севернобелорусская группа; 6 — говоры переходные к южновеликорусскому наречию на белорусской основе); в — ареал сопок; г — ареал браслетообразных височных колец с сомкнутыми или заходящими концами (пунктиром обозначен ареал браслетообразных щитковоконечных колец); д — памятники с находками височных украшений (браслетообразных завязанных) кривичей смоленско-полоцких; е — памятники с находками вятичских (семилопастных) височных колец

иранским взаимодействием. Из антской среды вышли известные по летописям восточнославянские племена — хорваты, занимавшие северовосточное Прикарпатье, уличи, локализуемые в лесостепной зоне от Днестра до Днепра, и тиверцы в Поднестровье.

Своеобразие культуры потомков антов в древнерусский период проявляется отчетливо, и прежде всего в погребальной обрядности. Восточ- ные славяне, вышедшие из антского этноплеменного образования, как уже отмечалось, не знали курганного обряда. Их погребальными памятниками Х—ХII вв. являются грунтовые могильники с захоронениями по обряду ингумации, характеристика которых была выполнена А. П. Моцей67. Распространены они в основном на той же территории, что антские памятники V—VII вв. пеньковкой культуры (рис. 49). Некоторое смещение ареала грунтовых некрополей Х—ХII вв. наблюдается лишь в северном направлении. Очевидно, области нижнего Днестра, бассейна Южного Буга и нижнего Днепра (южнее р. Роси), а также устья Сулы под давлением тюркоязычных кочевников в это время были оставлены восточнославянским населением. В связи с этим потомки антов распространились в южные районы прежнего ареала пражско-корчакской культуры, где смешивались с потомками ее носителей.

Каких-либо серьезных массовых передвижений населения на рассматриваемой территории в последующие столетия не проявляется. Поэтому допустимо предположение, что анты Северного Причерноморья и их древнерусские потомки заложили основу нынешних собственно украинских говоров.

Некоторые особенности антской группы говоров древнерусского языка, по-видимому, реконструируются по материалам памятников письменности ХII—ХIV вв. Галицко-Волынского княжества. Их характерные черты были подмечены еще А. И. Соболевским68, а позднее отме- чались и другими языковедами69. А. И. Соболевский рассматривал диалектные черты галицкого говора как особенности украинского языка, появившиеся в позднедревнерусский период.

Если лингвисты связывают группу говоров, выявляемую по памятникам письменности Галицко-Волынского княжества, с территорией этого политического образования, то археологические материалы дают основание говорить об этих говорах как свойственных более широкому древнему этнографическому ареалу, сформировавшемуся на антской основе.

Истоки становления полесских (северноукраинских) говоров восточного славянства, как можно полагать, восходят к этнографической группе раннесредневекового славянства, представленной в V—VII вв. пражско-корчакской культурой. Это были дулебы, в IХ—ХI вв. дифференцировавшиеся на волынян, полян, древлян и дреговичей. Праж- ско-корчакский регион в Днепровском правобережье полностью соответствует распространению северноукраинских говоров, как оно очерчивается на диалектологической карте. Существенных перемеще-

ний населения позднее в этом регионе ни по данным археологии, ни по историческим документам не было. Поэтому ничто не мешает признать, что корни северноукраинских говоров находятся в пражско-корчакской группировке раннесредневекового славянства и в последующем истори- ческом развитии ее.

В Х—ХII вв. волыняне и дреговичи расширили свои территории в северном направлении, освоив области левых притоков Припяти, нижнего течения Березины, Брестское Побужье и Верхнее Понеманье. Эти земли издревле принадлежали балтам, которые в процессе славянской колонизации не покидали мест своего обитания, смешались с переселенцами и постепенно оказались ассимилированными.

Ныне эти области входят в ареал южнобелорусского наречия. Родственная связь этого наречия с северноукраинским достаточно очевидна70. Поэтому предположение о начальном становлении южнобелорусского наречия на основе говоров волынян и дреговичей, расселившихся в среде балтского населения, которое таким образом оказалось включенным в восточнославянский этногенез, представляется достаточно оправданным. В отличие от левобережно-припятских и неманских земель, Брестское Побужье до восточнославянского освоения принадлежало не восточным, а западным балтам. Это была периферия ареала прусскоятвяжских племен, в языковом отношении близких к славянам. Видимо, поэтому Берестейская волость стала частью территории северноукраинских говоров.

Распространение северноукраинских говоров на регионы Днепровского левобережья, по всей вероятности, относится уже к ХIV—ХVI вв. После сильного опустошения татаро-монгольскими ордами население этих земель пополнялось в основном переселенцами из правобережья Среднего Поднепровья.

Между северноукраинскими и собственно украинскими говорами выделяется полоса переходных полесско-украинских говоров. Это зона территориального смешения по происхождению дулебского и антского населения. Южная граница полесско-украинских говоров в Днепровском правобережье координируется с южным рубежом расселения славян, представленных пражско-корчакскими древностями, и с южными пределами ареала древнерусских курганов, оставленных славянами дулебской группировки. Северная граница переходных говоров соответствует распространению древнерусских грунтовых некрополей — памятников потомков антских племен. Таким образом, полесско-украинские говоры в Правобережной Украине занимают полосу, в которой курганный обряд погребения сочетается с бескурганным. На основе данных археологии можно говорить о возможности становления этих говоров в условиях внутрирегионального взаимодействия будущих полесских и собственно украинских говоров, не определяя времени такого процесса.

При этом следует отметить, что оформление переходных украинских говоров имело место не в древнерусское время, а в более поздний период.

Мысль о начальном формировании диалектного разнообразия на современной украинской территории в древности не является новой. В 50—60-х гг. украинский диалектолог Ф. Т. Жилко пытался показать, что современные диалектные ареалы на украинской территории отражают членение говоров восточнославянского населения южных земель Древней Руси. Исследователь выделял две древнерусские диалектные группы — северную и южную (юго-западную), которые дифференцировались им по важным фонетическим и морфологическим особенностям. Подчеркивая несоответствия изоглосс этих групп говоров с какими-либо политическими границами периода феодальной раздробленности Руси, исследователь относил сложение диалектных различий на юге восточ- ного славянства к более раннему времени в предположении, что оно отражает племенную эпоху восточного славянства71.

Южная диалектная группа, характеризуемая Ф. Т. Жилко, судя по современным археологическим материалам, оказывается антской по происхождению, впоследствии ставшей основой развития собственно украинских говоров. Северная диалектная группа, связываемая Ф. Т. Жилко по территориальным соображениям с племенными диалектами древлян и северян, ныне сопоставима со славянами, вышедшими из дулебского племенного образования.

Ныне не подлежит сомнению, что белорусский этнос и его язык формировались в условиях взаимодействия славянского населения с местными балтами. Территория становления белорусов начиная с отдаленной древности была довольно плотно заселена населением, принадлежащим балтскому этноязыковому массиву, которое в процессе славянской миграции в основном не покинуло мест своего обитания и, как свидетельствуют данные археологии, гидронимики и антропологии, оказалось ассимилированным и вошло в состав древнерусского населения этого края72.

Среди балтского населения современной Белоруссии и Верхнего Поднепровья отчетливо выделяются две древние этнокультурные группы (рис. 50). Одна из них в раннем железном веке представлена культурой штрихованной керамики, занимавшей среднебелорусские земли, современную Литву и часть Латвии. Ее носителями были срединные балты — предки раннесредневековых летто-литовских племен. Вторую группу составляли племена — носители весьма близких между собой культур — днепро-двинской, юхновской и верхнеокской. Это днепровские балты, позднее растворившиеся в восточнославянской среде73. Различия между этими группами древних балтов были достаточно глубокими. Они имеют даже разное начало — культура штрихованной керамики восходит к прибалтийской культуре боевых топоров, культуры днепровских балтов сложились на основе сосницкой культуры74. Ýòè

Ареал смоленско-полоцких кривичей составляет только часть, правда значительную, зоны распространения севернобелорусских говоров. Представляется несомненным, что диалекты смоленских и полоцких криви- чей, как они реконструируются по письменным памятникам ХII—ХIV вв., легли в основу севернобелорусского наречия. Однако формирование последнего отражает и более ранние процессы исторического развития. На левобережье Днепра ареал севернобелорусских говоров охватывает не только регион кривичей, но и земли радимичей. Говорить о близкой родственности радимичей и кривичей не приходится. Эти племенные образования вышли из разных праславянских образований. В этой связи следует допустить, что на процесс начального становления севернобелорусских говоров заметное воздействие оказало субстратное население. Нельзя не обратить внимание на то, что территория этих говоров в целом не соответствует какому-либо племенному региону восточного славянства, не коррелирует она и с политическими образованиями периода феодальной раздробленности Руси. Она тождественна древнему ареалу днепровских балтов.

В равной степени территория южнобелорусских говоров никак не сопоставима ни с регионами восточнославянских племен, ни с какимилибо пространствами феодальных княжеств. Это — ареал древней балтской группировки, представленной культурой штрихованной керамики, который был колонизован славянами разных племен.

Предлагаемые решения проблемы зарождения диалектного строения древнерусского, а через него и современных восточнославянских языков никак не противоречат каким-либо лингвистическим данным. Не следует думать, что все то, что характеризует современные диалектные группы восточного славянства восходит к древней поре. Не подлежит сомнению, что диалекты восточного славянства являются продуктом длительного исторического развития. Многие их черты безусловно развились в сравнительно позднее историческое время. Речь идет только об исторической ситуации зарождения диалектного многообразия восточного славянства, а не об условиях появления и развития той или иной особенности того или иного конкретного диалекта. Можно говорить и о древности отдельных фонетических, морфологических и лекси- ческих диалектизмов восточнославянских языков, что устанавливается данными языкознания76. В этой связи не исключено, что становление наиболее ранних из них было обусловлено особенностями славянского освоения Восточно-Европейской равнины.