Седов В.В. - Древнерусская народность

ности позволил А. А. Зализняку надежно выделить и описать древненовгородский диалект, образовавшийся непосредственно из праславянского до становления восточнославянского языка49. Во-вторых, изыскания в области славянской диалектологии вскрыли серию фактов, свидетельствующих о глубоком позднепраславянском диалектном членении, о значительной дифференцированности лингвогеографического ландшафта позднепраславянской эпохи50.

Помимо древненовгородского диалекта, восходящего к праславянской эпохе, несомненным продолжателем которого является западная (или новгородская) группа северновеликорусских говоров, лингвистиче- скими изысканиями С. Л. Николаева выявляются кривичские племенные говоры («псковский диалект» и «смоленский диалект»). Он же пытается описать изоглоссы, предположительно связываемые с племенным языком вятичей. А анализ и характеристика восточнорусских говоров Волго-Клязьминского междуречья привели этого исследователя к заключению, что они восходят к местному племенному диалекту51. Впрочем, наблюдения и выводы А. А. Зализняка и С. Л. Николаева о древненовгородском и кривичском диалектах встретили возражения со стороны ряда филологов52.

Анализ географического распределения рефлексов некоторых элементов праславянской фонетики на восточнославянской территории привел Л. Э. Калнынь к заключению, «что становление некоторых структурно значимых диалектных различий в восточнославянском регионе следует относить ко времени до падения редуцированных»53.

Думается, что археология накопила достаточно фактов и в настоящее время может активно подключиться к изучению диалектного членения восточного славянства. Конечно, эта наука не может вмешиваться

âсобственно лингвистические исследования самих диалектов. Однако археология располагает обширными и надежными материалами по конкретным моментам расселения различных группировок того или иного этноса с определением времени тех или иных процессов, воссоздает историю региональных, иногда изолированных групп этнических общностей,

âсреде которых не могли не зародиться те или иные диалектные особенности. Современная диалектология, по-видимому, не может не считаться с историческими процессами, восстанавливаемыми археологией.

Так, материалы, накопленные к настоящему времени славяно-рус- ской археологией, являются наиболее авторитетным источником изуче- ния детального освоения славянским населением Восточно-Европейской равнины. А это весьма существенно для познания становления диалектного разнообразия восточного славянства.

Для выяснения диалектного строения древнерусской этноязыковой общности представляется целесообразным прежде всего рассмотреть миграционные процессы, имевшие место в Восточной Европе, на фоне

«диалектологической карты русского языка в Европе», составленной Московской диалектологической комиссией54. Как показано ниже, эта карта дает вполне определенное представление о дифференциации восточнославянской территории на основные диалектные макрозоны, формирование которых обусловлено первоначальным освоением Русской равнины разноплеменным славянским населением.

Исследователи уже обращали внимание на то, что крупные восточ- нославянские диалектные группировки в общих чертах соотносятся с археологическими племенными ареалами55. Но лингвистические доказательства «племенного» происхождения тех или иных изоглосс ввиду невозможности определения их хронологии отсутствуют. Усилиями диалектологов удалось показать, что целый ряд изоглосс, характеризующих диалектные группы современных восточнославянских языков, могут быть отнесены к периоду феодальной раздробленности Руси. Но если, как установлено выше, исторические земли Руси не были новообразованиями эпохи феодальной раздробленности, а сформировались на основе этноплеменных образований предшествующего времени, то диалекты исторических земель должны быть в какой-то мере зависимы от диалектов прежних этноплеменных групп восточного славянства. В свою очередь диалектологи более или менее определенно выделяют диалекты исторических земель Руси второй половины ХII—ХIII вв. — Новгородской, Ростово-Суздальской, Псковской, Смоленско-Полоцкой, Галицкой. Таким образом, реконструируется цепочка связей от современности до догосударственного периода.

Археологические данные позволяют говорить, что в основе восточ- ного славянства находятся четыре больших племенных образования праславянского начала: антское и дулебское на юге, русы на юго-восто- ке и среднеевропейские переселенцы на севере. Нанесение древностей этих групп на диалектологическую карту показывает, что они ареально соответствуют современным наречиям восточнославянских языков (рис. 44). В этой связи допустима мысль о том, что группировка среднеевропейского населения, расселившаяся около середины I тыс. н. э. в лесной зоне Восточно-Европейской равнины среди финноязычных племен, заложила основы будущего северновеликорусского наречия; носители волынцевских древностей были отдаленными предками восточных славян, образовавших южновеликорусское наречие; основу украинского этноса составили антская и дулебская праславянские группы. Верхнее Поднепровье и смежные с ним земли, как свидетельствуют материалы археологии, до славянского расселения были плотно освоены местными балтами, которые в значительной массе не покинули мест своего обитания и были постепенно славянизированы, что и обусловило формирование в этом регионе особых восточнославянских диалектов, а позднее — белорусской народности.

Проанализирую это наблюдение несколько подробнее.

Âпериод великого переселения народов мощная переселенческая волна забросила крупные массы славян (вероятно, вместе с частью иноплеменников) из среднеевропейских земель в лесные области Восточной Европы. Миграция охватила Верхнее Подвинье и Смоленское Поднепровье, на севере достигла Псковского озера и большей части Ильменского бассейна, на востоке переселенцами было освоено междуречье Волги и Клязьмы, а отдельные группы переселенцев проникли на Оку.

Наступил продолжительный этап изолированного проживания этих групп славян. В конце I и во II тыс. н. э. на этой территории крупных перемещений населения ни археологическими, ни историческими материалами не документируется. Фиксируются лишь внутренние перемещения мелких и крупных групп древнерусского населения. С истори- ко-археологической точки зрения, думается, есть все основания считать, что говоры славянских переселенцев середины I тыс. н. э. заложили основу диалектного своеобразия, которое позднее развилось в северновеликорусское наречие56.

Наступившая вслед за расселением среднеевропейского населения стабилизация привела к формированию в лесной полосе Восточной Европы нескольких археологических культур, которые соответствуют диалектным образованиям внутри северновеликорусского наречия.

Довольно отчетливо видна культурно-племенная группировка славян, расселившаяся в V—VII вв. в бассейнах рек, связанных с Псковским озером, в Южном и Восточном Приильменье (рис. 45). Она представлена культурой псковских длинных курганов. Около рубежа VII—VIII вв. в Ильменском бассейне формируется культура сопок, которую уже можно с уверенностью рассматривать как культуру летописных словен ильменских. Слагаемыми последней стали местная культура псковских длинных курганов и пока слабо изученные древности типа удомельских, принадлежащие также переселенцам из среднеевропейского ареала и сохранившие в какой-то степени элементы пашенного земледельческого уклада. До VIII в. эти группы славян проживали че- респолосно, при этом доминирующими были племена культуры длинных курганов.

Положение резко изменяется с VIII в., когда в результате улучшения климатических условий создались благоприятные условия для развития земледелия, прежде всего пашенного. Топография памятников культуры сопок показывает это довольно ярко — словене ильменские для мест своего расселения выбирали участки, наиболее притягательные для пашенного земледелия. Население культуры псковских курганов в Ильменском бассейне постепенно освоило этот хозяйственный уклад, в итоге произошло слияние двух групп славян и формирование словен ильменских.

Âбассейнах р. Великой и Псковского озера не было племен типа удомельских, и культура псковских длинных курганов здесь продолжа-

ла функционировать вплоть до древнерусского времени. Это ареал кривичей псковских, с собственными культурными особенностями.

Такое культурное развитие привело к становлению на северо-запа- де Русской равнины двух областей диалектов — новгородского и псковского. Поильменье, нужно полагать, стало ядром племенного диалекта словен ильменских, Псковщина — регионом говоров кривичей псковских. Так как никаких перемещений населения в Ильменском бассейне не наблюдается, можно допустить, что в древнерусский период новгородский диалект, фиксируемый берестяными грамотами, был непосредственным продолжением племенных говоров словен ильменских. Его ареал и соответствовал основной территории (ядру) исторической Новгородской земли. Характеристика древненовгородского диалекта, как уже говорилось, сделана А. А. Зализняком. В поздний древнерусский период говоры Новгородской земли, как свидетельствуют данные диалектологии, объединялись общими языковыми переживаниями, которые не достигали смежных областей. И наоборот, далеко не все новообразования южнорусского происхождения проникали на ее территорию. Вряд ли есть основания сомневаться в том, что древненовгородский диалект стал ядром развития западной группы современных северновеликорусских говоров57.

На некоторую обособленность псковской группы говоров древнерусского времени исследователи обращали внимание неоднократно, относя их становление к глубокой древности. Даже Р. И. Аванесов, последовательный сторонник гипотезы о происхождении современных диалектов восточнославянских языков из областных говоров периода феодальной раздробленности Руси, делал исключение для псковской группы говоров. «На основании показаний письменных источников, относящихся к территории Пскова, — писал он, — древние псковские говоры выделяются весьма ярко, в особенности по ряду характерных черт узкого чисто псковского значения, не соотносительных с чертами диалект-

Ðèñ. 44

Археологические памятники первых этапов славянского освоения Восточно-Европейской равнины на диалектологической карте восточнославянских языков

а — ареал северновеликорусского наречия (включая области средневеликорусских говоров, сложившихся на северновеликорусской основе); б — южновеликорусского наречия; в — белорусского языка; г — украинского языка; д — памятники среднеевропейских переселенцев середины I тыс. н. э.; е — памятники роменской и боршевской культур и окские древности, сформировавшиеся на волынцевской основе; ж — памятники пражско-корчакской культуры (дулебской группы восточного славянства); з — памятники пеньковской культуры (антской группы восточного славянства)

Ðèñ. 45

Новгородские и псковские говоры

а — ареал западной (новгородской) группы северновеликорусского наречия (пунктиром обозначена область средневеликорусских говоров, сложившихся на новгородской основе); б — псковских говоров; в — территория культуры псковских длинных курганов; г — могильники с сопками; д — область расселения славян — носителей браслетообразных незавязанных височных колец

ных различий в общевосточнославянском масштабе... Можно полагать, что специфические особенности древнего псковского говора, отразившиеся в псковских памятниках ХIV—ХV вв., сформировались в более раннюю эпоху»58. Древность и специфичность псковских говоров подчеркивается и в новейших работах59.

У нас нет никаких причин сомневаться в том, что основа псковской группы современных северновеликорусских говоров была заложена еще

в племенной период. Это был диалект псковских кривичей, о чем свидетельствует и соответствие их племенного ареала территории псковской группы говоров, как она обрисовывается на диалектологической карте (рис. 45). Населением Псковской земли были главным образом кривичи псковские, и ее территория сформировалась на основе племенной. Лишь юго-восточные регионы псковских кривичей в силу исторических при- чин оказались в составе Новгородской земли.

Общие элементы, свойственные как новгородским, так и псковским говорам (в том числе и отсутствие второй палатализации), очевидно, принадлежат к языковым особенностям, сформировавшимся в третьей четверти I тыс. н. э., к эпохе культуры псковских длинных курганов, носители которой позднее дифференцировались на словен ильменских и кривичей псковских. К тому же некоторые общие черты новгородских и псковских говоров обусловлены единым прибалтийско-финским субстратом. Таковым, в частности, скорее всего является цоканье (в памятниках письменности это диалектное явление проявляется с конца XI в., но его возникновение должно быть отнесено к более раннему времени). Значительно и общее лексическое проникновение в новгородскопсковские говоры60.

Заметные диалектные различия между кривичами псковскими и смоленско-полоцкими с исторической точки зрения абсолютно правомерны. В отличие от Псковской земли, где дославянским населением было прибалтийско-финское61, в верхнем и среднем течении Западной Двины и в Смоленском Поднепровье до прихода славян довольно плотным массивом проживали балты. Последние не покинули мест своего обитания и вместе с пришлым населением во второй половине I тыс. н. э. образовали славяно-балтский симбиоз, который в результате инфильтрации из ареала культуры псковских длинных курганов с севера и дунайских славян с юга пополнился славянским этническим компонентом. Только после этого и сформировалась смоленско-полоцкая группа кривичей. В диалектном развитии она естественно отчленились от остального массива северновеликорусов. Смоленско-полоцкий диалект первых веков II тыс. н. э. стал основой севернобелорусского говора. Вместе с тем, смоленско-полоцкие говоры сохранили и элементы северновеликорусского начала. Так, еще А. И. Соболевский отмечал, что данные письменных памятников Смоленска ХIII—ХV вв. в ряде черт (взаимная мена ц и ч, оканье) выявляют сходство с новгородскими говорами62.

Выше уже отмечалась, что в середине ХХ в. Б. М. Ляпунов и Ф. П. Филин, разрабатывая проблему диалектного членения славянского населения Восточной Европы, высказали мысль о том, что РостовоСуздальская земля была заселена особым восточнославянским племенем, название которого до нас не дошло, и владимиро-суздальские говоры ведут свое начало от диалекта этого племени. Это положение не только не утратило свою силу к настоящему времени, но нашло подтверждение

и в археологических материалах, и в акцентологических изысканиях. Территория исторической Ростово-Суздальской земли, согласно акцентологическим исследованиям, принадлежит к региону отдельной четвертой группы, восходящей к первичному диалектному членению праславянского языка. Ее акцентологические особенности указывают на раннюю изоляцию этой славянской племенной группировки. Нужно полагать, что носители рассматриваемого диалекта представляли собой ранний колонизационный поток славян63. С. Л. Николаев в другой работе обращает внимание также на отсутствие в говорах Волго-Клязьминского междуречья заметного числа финно-угорских лексических заимствований, в отличие от Русского Севера, где такие заимствования весьма много- численны и широко распространены. Последнее вместе с выявляемыми во владимиро-поволжских говорах другими архаизмами дополнительно свидетельствует о раннем освоении Ростово-Суздальской земли славянами, некой их особой племенной группировкой64.

И вряд ли можно сомневаться в том, что племенной диалект этой группы праславян стал основой говоров исторической Ростово-Суздаль- ской земли, в которых выявляются инновации, не известные в других областях Древней Руси. Ядром населения Ростово-Суздальского региона безусловно были славяне — носители браслетообразных незавязанных височных колец (рис. 46). Со временем ростово-суздальский диалект древнерусского языка, очевидно, эволюционировал во владимирско-по- волжскую группу северновеликорусского наречия65, несколько более широкое территориальное распространение которой может быть объяснено продвижением носителей этого диалекта в земли Среднего Поволжья уже в сравнительно позднее время.

Северное Заволжье, включая Белозерский край, первоначально было заселено, как показывают данные археологии, славянами той же племенной группы. Расселение на этом этапе, нужно полагать, исходило из срединных районов Ростово-Суздальской земли. Позднее, в период активности Великого Новгорода, в Белозерский край и окрестные области имела место инфильтрация населения из Новгородской земли. Ныне эта территория в диалектном отношении является регионом, где фиксируется процесс взаимодействия особенностей ростово-суздальского и новгородского происхождения. По-видимому, это явление и стало при- чиной формирования волго-вятских говоров севернорусского наречия.

Ареал современных южновеликорусских говоров, который вклю- чает бассейны верхнего и среднего течения Дона и верхнюю Оку со смежными районами Посеймья, накануне становления древнерусской народности целиком принадлежал русам — племенной группировке славян, первоначально представленной волынцевской культурой.

Допустима мысль о том, что истоки южновеликорусского наречия восточного славянства восходят именно к этому славянскому образованию. Оно сложилось еще в праславянский период, выйдя из антской

среды черняховского ареала. В течение трех столетий это племенное образование в изоляции от остального славянского мира проживало в Среднем Поволжье, что не могло не способствовать выработке специфи- ческих языковых особенностей диалектного характера. В этой связи большой интерес представляют топонимические изыскания О. Н. Трубачева, о которых уже шла речь выше. В левобережной части Днепра и в бассейне верхнего и среднего Дона, включая речную систему верховьев Северского Донца (то есть в ареале волынцевской культуры и в ближайших соседних землях, колонизованных ее носителями или прямыми потомками) выявляется архаическая (реликтовая) группа славянских гидронимов. Как уже говорилось, имеются и иные моменты, указывающие на диалектную обособленность характеризуемого раннесредневекового славянского образования.

На основе волынцевской культуры, как уже отмечалось, развились очень близкие между собой культуры — роменская в Днепровском левобережье (северяне русских летописей), боршевская на Дону (этноним этих славян нам неизвестен) и окская в бассейне верхней Оки (вятичи, расширившие со временем свои земли, освоив бассейн реки Москвы и западную часть Рязанского Поочья). На рубеже Х и ХI вв. Воронежское Подонье оказалось в сфере передвижений и грабительских набегов пе- ченегов. Значительные массы славянского населения вынуждены были покинуть эти земли и переместиться в Среднее Поочье. Археологиче- ские изыскания последних десятилетий свидетельствуют, что далеко не все земледельческое население покинуло земли Донского бассейна. В ХII — начале ХIII в. лесные и лесостепные области этого региона оказались вновь плотно заселенными восточнославянским населением. Здесь открыты сотни поселений этого времени. Повторное освоение славянами Донского региона в основном шло из Рязанского Поочья. Это было возвращение славянского населения на места проживания предков, и вполне понятно, почему эта территория вошла в состав Рязанской земли. Южные пределы последней археологически определяются рубежом распространения древнерусских селищ с одной стороны и половецкими каменными «бабами» — с другой. Они включают целиком р. Воронеж и значительные части р. Битюг. На южных окраинах Рязанской земли были основаны города, упоминаемые в летописном «Списке русских городов» конца ХIV в., в перечне рязанских городов. Таким образом, можно констатировать, что внутри южновеликорусского диалектологического ареала перемещения населения были, но они исходили из среды потомков ранее расселившейся здесь этноплеменной группы славян. Других крупных миграционных волн вплоть до татаро-монголь- ского нашествия на этой территории, образующей исторические Черниговскую и Рязанскую земли, не наблюдается. Диалектная специфика этого региона, нужно полагать, сохранялась прежней, не претерпев ка- ких-либо существенных трансформаций. К сожалению, реконструиро-