История возникновения эпоса и его редакции

В начале III тысячелетия до н. э. в Шумере наибольшее значение имели два города-государства — Урук на юге и Киш на севере. Оба являлись центрами военных союзов. Шумерская историческая традиция перечисляет царей-вождей этих двух городов, и среди вождей Урука упоминается Бильгамес, которого в позднейшее время называли Гильгамешем. Рассказывали, что он не покорился кишскому гегемону Акке, сыну Эн-Менбарагеси, обнес стеной обе составные части Урука — общины Куллаб и Эанну, и прославился многочисленными подвигами. Археологические раскопки подтвердили, что стены Урука были построены около того времени, когда должен был, по традиции, жить Бильгамес, и до нас дошла подлинная надпись Мебарагеси, — очевидно, Эн-Менбарагеси, отца Акки.

Шумерские былины о Гильгамеше сложились, вероятно, еще в конце первой половины III тысячелетия до н. э., хотя дошедшие до нас записи лет на 800 моложе. К тому же времени относятся первые сохранившиеся записи аккадской поэмы о Гильгамеше, сложившейся, вероятно, в последней трети III тысячелетия до н. э. От II тысячелетия до н. э. из Палестины и Малой Азии дошли отрывки другой, «периферийной», версии аккадской поэмы, а также фрагменты ее хурритского и хеттского переводов. Наконец, от конца II тысячелетия, а также от VII и VI вв. до н. э. до нас дошел текст окончательной «ниневийской» версии поэмы, которая положена в основу перевода Дьяконова. Отголоски легенды о Гильгамеше доходят до нас и от более позднего времени — вплоть до раннего средневековья. Всего было найдено и составлено три версии эпоса: старовавилонская, периферийная и неневийская. Таким образом, мы можем проследить жизнь легенды в художественном слове на протяжении почти двух тысячелетий и видеть, как изменялся эпос в устах рапсодов различных поколений.

Наиболее старые фрагменты списков аккадского эпоса о Гильгамеше относятся, по-видимому, к XVIII в. до н. э.; однако многочисленные описки и неточности, допущенные писцами, а также самый характер языка, несколько архаичного даже для того времени, заставляют думать, что поэма много старше. В ней ни разу не упомянут бог Мардук, объявленный в XVIII в. до н. э. царем богов; но и бог Эллиль, занимавший до Мардука — особенно в период господства династии Ура — ведущее место в пантеоне, хотя и играет важнейшую роль, однако уступает в значении местному урукскому небесному богу Ану. Поэтому есть основания полагать, что поэма сочинена до XXI в. до н.э, т.е. до установления при царях Ура единства пантеона. Но на юг Двуречья, где расположен Урук, аккадский язык стал распространяться только после Саргона, в XXIV—XXIII вв. до н. э. Следовательно, есть предположение, что создание аккадской поэмы нужно датировать периодом между XXTII и XXI вв. до н. э.

Практически не приходится сомневаться в том, что эпос вырос и созрел на плодотворной мифологической почве. Работа грубыми орудиями под палящим зноем (как необходимая для себя, так и принудительная), поборы жречества и правителя, антисанитарные условия существования в тесноте за глинобитными стенами города в глинобитных же домишках, частые губительные эпидемии — всё это делало жизнь людей невероятно тяжелой. Еще более трудной делали жизнь постоянные страхи перед враждебными демонами и духами, от которых приходилось ограждаться амулетами, заклинаниями и колдовскими обрядами. Каждый поступок человека, каждое самое простое его действие сопровождалось заклинаниями и магией, каждый шаг был регламентирован жрецами. Ни одно важное предприятие не начиналось без запроса к оракулу и гадания по печени ягненка, по поведению птиц и насекомых, по небесным явлениям. Первые поэмы о Гильгамеше появились как фиксация определённого пласта мифологического сознания древних шумеров.

Однако древний материал мифов и легенд в аккадской поэме был использован по-новому. С точки зрения мифологии содержание поэмы разъяснялось в ряде исследований. Не представляет, по-видимому, сомнения, что образы Гильгамеша и Энкиду (в фольклоре называвшихся часто «родными братьями» или «близнецами») — это образы солнечного и лунного божеств, принявших также черты духов плодородия.На характер героев как божеств Солнца и Луны указывает связь в изобразительном искусстве Гильгамеша со львом, а Энкиду — с быком (бык — лунное животное в шумерской мифологии), смертность Энкиду и бессмертие (не в поэме, но в мифе) Гильгамеша и т.д. Характерно, что Гильгамеш постоянно связан с богом Солнца — Шамашем. Путешествие Гильгамеша за вечной жизнью — это подземное путешествие Солнца. В образе мертвеца Гильгамеш проходит ворота заката Солнца, идет через темное подземелье, переправляется через воды смерти. Все время подчеркивается, что этим путем ходил один только Шамаш. И если Шамаш — судья небес и земли, то Гильгамеш в мифе — судья преисподней. Не представляют ничего оригинального и другие встречающиеся в поэме мотивы — сотворение человека из глины, невинность первобытного человека, пребывающего совместно со зверьми в степи, грехопадение, потоп, битва с чудовищем, хранящим древо жизни, коварная богиня любви, обращающая своих любовников в зверей и т. д.

Однако существенно важно, что во времена сложения поэмы указанные мифы уже были лишены того значения, которое они имели с точки зрения первобытных верований. Гильгамеш для вавилонянина и даже для шумера вовсе не был солнечным божеством. С Солнцем у них были связаны уже совсем иные представления, в частности отсутствовало и представление о прохождении Солнца через преисподнюю от заката до восхода. Верование о переправе через реку смерти на пути к преисподней тоже исчезло в Шумере, по крайней мере с середины III тысячелетия до н. э. Гильгамеш поэмы представлялся теперь древним царем, могущественным, благодетельным и смертным героем, но в ней он — не божество. Образ Гильгамеша эволюционирует вслед за эволюцией восприятия мифа и реальности древнего человека.