2003–2004: Переформатирование политического и информационного поля

Впервые за многие годы политические кампании 2003–2004 годов прошли под девизом, сформулированным в 2003 году одним из руково­дителей федерального канала: «Скучно – не грязно». Даже летний (2004 год) «скандал с «ЮКОСом» с последующими арестами, отъездами и судами над акционерами компании ничего принципиально не изменил в ин­формационных сценариях.

Лозунги «Россия – для русских» и «Ото­брать и поделить» умело поддерживались, когда надо – микширова­лись. В этом смысле телевидение в очередной раз доказало свою эф­фективность. «Кремлевский проект» под названием «Родина» во главе с Сергеем Глазьевым мог быть успешным и непредсказуемым, если бы за две недели до думских выборов «Первый канал» не прекратил масштаб­ную, сквозную (один из лидеров «Родины» мог появиться в воскрес­ный день сразу в трех программах – утром, днем и вечером) кампа­нию, а в период президентской гонки – не был наложен запрет на появление Глазьева в программах государственных каналов, включая новости (обязательные бесплатные дебаты не в счет).

Две предвыборные кампании – думская и президентская – ил­люстрация к еще одному высказыванию крупного телевизионного руководителя: «Мы демократию поддерживаем, но не практикуем». Понятие «административный ресурс» окончательно оформилось и во всех сферах – от бизнеса до информационных кампаний – стало означать одно: связь с влиятельной госструктурой и вольное, если не сказать циничное, использование законодательства. Предвыборная телевизионная кампания, как и вся политическая кампания, стала имитацией борьбы.

Во время декабрьских (2003 год) выборов в Госдуму (в 2007 году ситуация кардинально изменится) все партии были представлены на государственных телеканалах. Массированная информационная кампания, проведенная основными каналами (лидеры «Единой России» – по совместительству министры и чиновники каждый день мелькали на экране, перемещаясь со стадионов в детские дома и прочие социально важные объекты), видимо, имела и побочный результат, связанный с эффектом привыкания. 12% телезрителей признали «партию власти» лучшей в дебатах, хотя «Единая Россия» в них не участвовала.

Президентская (2004 год) кампания была еще более скучной и предсказуемой. Государственные каналы путались в трактовке своей функции, рассказывая о кандидатах в президенты. То ли просто «информировали граждан» о действующем главе государ­ства – в случае почти получасовой трансляции встречи кандидата Путина с доверенными лицами; то ли показывали «самые активные моменты борьбы» – это объяснение применялось, когда некоторым возмущенным кандидатам-аутсайдерам тоже дали возможность пока­заться на несколько минут с доверенными лицами в прямом эфире.

«Полураспад» мощных олигархических империй, формирование новых медийных группировок, благословленных президентом, внешняя аполитичность рыночного процесса свидетель­ствовали о том, что в новом политическом цикле второго срока Путина телевизионная индустрия стояла на пороге нового передела – в меньшей степени политического: бороться не с кем и не с чем, в большей – экономического. Реформа правительства и отставка кабинета в 2004 году, с одной стороны, позволили фавориту навязать «повестку дня» в финале предвыборной президентской кампании, с другой – приблизили ощущение передела, легитимизировав смену элит.

В 2000 году политический технолог Глеб Павловский так характеризо­вал Михаила Лесина: «Хороший российский министр обязательно получает от интеллигенции если не пулю, то звание пса режима и душителя сво­бод. Это как диплом о профессии. Лесин – человек абсолютно адек­ватный задачам новой власти и свободный от аппаратной дури».

С размахом работая «рубильником», Лесин заслужил звание «ду­шителя свобод», несмотря на то, что рыночник в нем постоянно всту­пал в противоречие с государственным чиновником. Приблизив «ко­нец эры олигархов», он перестал быть нужным в прежнем качестве обновившейся власти. Заматеревшая государственная бюрократия всегда «пережевывает» и «выплевывает» из своих служивых рядов слишком заметных. Лесин не захотел смириться с ограничени­ем своих полномочий. Когда-то «под него» создавалось Министерство печати. Он явно рассчитывал лично поставить историческую точку, закрыв собственное детище, но эффектной концовки не получи­лось. Новой политической эпохой оказались востребованы другие министры – не обремененные недостатками и достоинствами людей времен безудерж­ной демократии, информационных войн и первоначального накопле­ния капитала. И все-таки, несмотря на все перекосы рынка и «зачист­ки» НТВ, ТВ-6, ТВС, именно при Лесине сложилась конкурсная систе­ма распределения частот, в 2,5 раза увеличилось количество СМИ, прежде всего в регионах, а медиасфера попыталась осознать себя индустрией. Правда, голос этой индустрии так и не успел окрепнуть.

Новые «служивые».

Итак, новые бюрократы, вышедшие из силовых ведомств, окон­чательно сменили «буржуа» и их лоббистов на ключевых государствен­ных постах, укрепляя статус-кво «служивыми» людьми. Ректор Мос­ковской консерватории, теоретик музыки Александр Соколов воз­главил объединенное Министерство культуры и массовых коммуникаций, а ректор Академии балетного искусства имени А. Вагано­вой Леонид Надиров стал его первым заместителем.

Правда, у слова «служивый» в русском языке есть буквальное значение – военнослужащий или отставной. Именно к этому определению люди, назначаемые после 2004 года в медиаиндустрию, имели непосредственное отношение. Как и Леонид На­диров, новый глава департамента по лицензионной работе министер­ства Борис Боярсков – из Петербурга. Так же, как и в биографии Надирова, который подтвердил, что служил во внешней разведке (ин­тервью автору статьи на «Радио Свобода»), в официальной биогра­фии Боярскова есть пробел в несколько лет, что обычно указывает на работу в органах госбезопасности. О его причастности к спецслужбам говорит и тот факт, что несколько лет назад кандидатура Боярскова, по данным «Коммерсанта», рассматривалась на пост руководителя службы безопасности Центробанка. В 1990-х годах вице-президент банка «Еврофинанс», отвечавший за инвестиционные программы, в том числе в полиграфии и массовых коммуникациях, Борис Боярсков был назначен на одну из самых важных сфер медиарынка – лицензирова­ние телерадиовещания. Инициатива его назначения, по сведениям прес­сы, принадлежала группе так называемых питерских силовиков, а ре­шение принималось в Кремле.

Любопытно, что буквально за неделю до этого назначения группа «Еврофинанс» увеличила долю принадлежащих ей акций ОАО «ТРК «Петербург» до 25,6%, обеспечив себе блокирующий пакет. Основной пакет акций ТРК «Петербург» (23,3%) «Еврофинанс» приобрел у пра­вительства Ленинградской области в августе 2003 года, когда накануне выборов губернатора канал уже перешел под федеральный контроль благодаря замене его руководства менеджерами местной ТРК. Тогда в питер­ских СМИ прошла информация о том, что представлять интересы «Еврофинанса» в совете директоров телекомпании будет в том числе и Борис Боярсков.

«Еврофинанс» заявлял о «медиаинтересах» после объявле­ния о сделке с «Газпром-Медиа», которая, правда, два года находилась в стадии оформления. Наблюдателям так и осталось непонятным, каким обра­зом и за счет каких средств реструктурирован 600-миллионный долг «Газпром-Медиа» перед «Газпромом», получила ли бывшая «информационная империя» Гусинского, ото­шедшая к «Газпрому», обещанные «Еврофинансом» 100 млн долла­ров инвестиций.

Кстати, в момент объявления сделки летом 2002 года один из участ­ников переговоров выразился по поводу нее весьма определенно – «приказано передать». Поэтому так и не ясно, была ли эта сделка на самом деле или вся эта двухгодичная история была только «операцией прикрытия». Руководство «Еврофинанса» ни разу не объяснило суть своей стратегии на медиарынке, мотивы вложений. «Евро­финанс» все это время напоминал «федерально-президентского контролера», кото­рый выполнял эту функцию до тех пор, пока его медиаактивы не понадобились выбранному лояльному владельцу.

Телевизионное поле и «вертикаль власти».

Весной 2004 года стало окончательно ясно – государство не собирается сворачивать свое присутствие на рынке. Федеральное государ­ственное предприятие ВГТРК стало открытым акционерным обще­ством со 100-процентным госпакетом, а все входящие в ВГТРК компании – и прежде всего региональные ГТРК – преврати­лись из дочерних предприятий в филиалы ВГТРК, утратив юридическую, экономическую, а в результате – и программную самостоятельность. После очередных перетрясок в истеблишменте медиаотрасли глава ВГТРК Олег Добродеев, покинувший Гостелерадио СССР из протеста, в начале 1990-х годов один из создателей «Вестей», а потом и один из основателей НТВ, высказался категорически против акционирования госкомпа­нии, чтобы не повторить ошибки «начала приватизации», не отдать местные ГТРК «местным финансовым воротилам, а иногда и просто бандитам».

Медиасфера того периода, с одной стороны, публична, с другой – чрезвычай­но закрыта. Сделки в других областях экономики гораздо более значи­тельны, сложны и, как ни странно, иногда более прозрачны. В медиабизнесе, несмотря на всю его скандальность, нет практики публикации финансовых отчетов, сведений о владельцах, сообщений о покупках и поглощениях. К началу периода «позднего Путина» «идеалы свободы слова» сильно девальви­ровались, в результате потрясений в последнее пятилетие в индуст­рии заговорили о том, что редакционная независимость невозможна без независимости финансовой – это с одной стороны. С другой – инду­стриальный (читай: коммерческий) рыночный подход существенно сузил разговор о содержании и миссии, о социальной ответственнос­ти телевидения.

На медийном рынке после 2004 года существуют по крайней мере три крупных сектора: первый, мощный государственный – «Первый», РТР, НТВ (частично) и региональные каналы, учрежденные и финансируемые губернаторами и мэрами, второй – много­численные популярные, но гораздо менее влиятельные частные хол­динги и телерадиокомпании, третий, остаточный, переходный, гиб­ридный – телекомпании смешанной формы собственности, которые напоминают кон­струкцию середины 1990-х годов, когда компании-акционеры частично принадлежали государству, частично – частным владельцам. Иными словами, как бизнес телевидение вроде бы существует, но ясных пра­вил игры по-прежнему нет. Неразделенные медиасобственность и корпоративные интересы правящего истеблишмента так и не позволили создать стратегию развития отрасли и стандартизированную систему оценки регио­нальных рынков и стоимости телерадиокомпаний. Через 15 лет после начала трансформации системы медиабизнес оставался непрозрачным, не были уточнены статусы владельца, издателя, учредителя. Государство – основной монополист средств распространения сигнала и один из главных игроков на рекламном рынке.

К 2004–2005 годам стало очевидно, что огромное влияние на общество оказало региональное телевидение хотя бы потому, что в провинции сформировался многочисленный, преимущественно молодой слой телевизионных работников, превращением которого в сообщество не занимались ни государственные структуры, ни «олигархи». Это сообщество своими программами «образовывало» региональную аудиторию, демократизировало властную бюрократию, приучая ее к новому стилю взаимоотношений с прессой, и подавало приме­ры грамотного ведения бизнеса.

Поэтому в 2004 году Академия россий­ского телевидения, выросшая за счет «регионалов» до 134 членов, перед вручением «юбилейных» премий (вручались в десятый раз) распространила проект декларации, в котором, в частности, было сказано: «В финал «ТЭФИ», как вы все знаете, вышли программы «Свобода слова», «Красная стрела» и репортажи из «Намедни». Ничего этого уже нет в эфире. Очевидно, что решение о снятии с эфира было про­диктовано не отсутствием популярности этих программ. Подобные решения принимаются не профессионалами ТВ, а властью и людьми, полностью зависимыми от нее. Эти эпизоды являются продолжением той политики, которую планомерно проводят властные структуры по отношению к российскому телевидению и СМИ в целом. Достаточно вспомнить печальную участь других опальных передач, ведущих жур­налистов и целых журналов... Мы строго следуем правилам Антитеррористической конвенции, которую подписали, мы соблюдаем законы РФ и стараемся следовать правилам международной журналистики. Но при этом мы считаем и хотим со всей ясностью заявить: ограничение права граждан на ин­формацию, ущемление свободы слова неприемлемы для нашего об­щества». Эту декларацию подписали 36 человек: Э. Сагалаев, И. Петров­ская, С. Сорокина, Т. Миткова, Д. Крылов, А. Роднянский, Е. Кисе­лев, В. Шендерович, Н. Фоменко, Е. Масюк, Ю. Мучник, А. Майофис, С. Муратов, С. Зеликин, И. Мишин, С. Колосов, Н. Зверева, И. Беляев, В. Герчиков и др.

Телевидение – как «утешитель» и «антидепрессант».

2003 год со всей очевидностью обозначил новую тенденцию на информационном рынке – моду на «аполитичность». На содержательном уровне – дискуссии об infotainment и всесилии рейтинга, на отраслевом – дискуссии о взаимоотношениях владельцев, менеджеров и журналистов, на политическом – дискуссия об опасности «сужения» критической площадки в сфере СМИ и усиление государственной пропаганды, прежде всего на телевидении. То есть коммерческая логика в развитии медиасферы начала превалировать не только потому, что «развлекательные форматы» прибыльнее, но и потому, что они – безопаснее. Такая бизнес-логика прекрасно ужилась с расширением государственных возможностей в сфере СМИ.

К началу 2004 года, особенно после закрытия ТВС и появления влившегося в государственный холдинг канала «Спорт» на «шестой кнопке», который, по выражению главы ВГТРК Олега Добродеева, «обладает уникальным психотерапевтическим воздействием в такой сложной стране, как Россия, где много депрессии и проблем», с точки зрения содержания телевидение окончательно разделилось на «государственно-пропагандистское» и «развлекательное».