2002–2004: Модернизация власти и усиление государственной бюрократии

«Пресса должна знать свое место» – в этой незамысловатой формуле выражена суть взаимоотношений власти и СМИ времен Владимира Путина. На общефедеральном рынке все скандалы смикшированы. ОРТ, так и не став ни общественным, ни частным, формально опять превратилось в Первый государственный канал, сохранив шир­му смешанной формы собственности. В 2003 году ОАО «ОРТ» («Первый ка­нал») в целях обеспечения безопасности и защиты нравственности, здоровья и прав граждан попало в перечень 56 стратегических акци­онерных обществ наряду с военными и оборонными. 

Борису Березовскому с 1995 года, по сути, разрешали арендовать главную государственную кнопку страны. После того как он вынуж­денно отказался от контроля над ОРТ, лишний раз подтвердилось, что полугосударственная форма собственности ОРТ – миф. Как, на каких условиях перешли акции, формально связанные со структура­ми Березовского, другим частным владельцам? Какие банки входят в консорциум ОРТ-КБ? Что такое мифические ООО «РастрКом-2002» и ООО «ЭберЛинк-2002»? Кто стоит за ними и почему именно эти компании получили 49% акций крупнейшей телекомпании стра­ны и Европы?

Никаких тендеров, никаких сообщений о продажах и зафиксированных сделках не было, кроме слухов и неподтвержден­ной информации о том, что «отступные» – 50 млн долларов – Бори­су Березовскому заплатил его бывший партнер Роман Абрамович и подконтрольные именно ему структуры формально остаются лояльными держа­телями частного пакета акций «Первого канала». С переподчиненного в интересах государства и новой элиты «Первого канала» не особенно требуют 100-миллионный долг, выданный еще в 1998 году под залог акций (как теперь выясняется, чтобы в усло­виях обрушившегося рынка выдержать жесткую, в том числе полити­ческую, конкуренцию с НТВ). Канал (или, может быть, государство как основной акционер) вроде бы исправно платит проценты по этому кредиту.

Канал «Россия», сознательно став державно-государственным, четко обозначил свое место в телевизионной иерархии – главного государственного пропагандиста. Экономически холдинг ВГТРК по-прежнему кентавр, потому что, получая бюджетное финансирование (радио, региональные ГТРК, оплата сигнала второго канала для го­родов с населением менее 200 тыс.), выступает как участник рынка, зарабатывающий на рекламе. Но именно канал «Россия» в 2003 году объя­вил о том, что намерен отказаться от бюджетного финансирования и жить только за счет рекламы, доходы от которой в том числе помога­ют содержать канал «Культура» без рекламы. Государственное телевидение запустило русскую версию «Евроньюс», войдя в состав этого европейского вещательного консорциума и став одним из его крупнейших акционеров (16% акций), и круглосуточный информационный канал в России. Государственное телевиде­ние реализовало идею тематических специализи­рованных каналов («Спорт», «Бибигон»).

Борьба за ТВ-6, как лакмусовая бумажка, окончательно проявила отношение новой правящей элиты к крупным негосударственным СМИ, принадлежавшим опальным «олигархам». Мартовский (2002 год) кон­курс на «шестую кнопку» (признан незаконным в 2003 году) подвел черту еще под одной чередой политико-экономических действий: иск мино­ритарного акционера «ЛУКОЙЛ-гарант» (отозван в январе 2003 года); от­ключение ТВ-6 по решению судебного пристава, которое отменено спустя год; вещание «НТВ–Плюс» по договоренности; конкурс на шес­тую метровую частоту, когда еще не аннулирована лицензия МНВК, а судеб­ная тяжба продолжалась; создание «некоммерческого партнерства» жур­налистов и бизнесменов под присмотром политических тяжеловесов Аркадия Вольского и Евгения Примакова. Все эти действия тем не менее были «осенены» решениями судов, федеральной конкурсной комиссии и Министер­ства печати.

Накануне конкурса на «шестую кнопку» (2002 год) министр печати Михаил Лесин в интервью «Радио Свобода» признал, что частные СМИ стали слабее за последние два года. Это признание свидетельствует о том, что произошло «перевооружение» власти и государственной бюро­кратии, получившей мощный информационный ресурс в виде обще­национальных государственных и государством контролируемых ка­налов. Но одновременно в те же дни министр сделал истори­ческие заявления о желании государства сокращать присутствие на рынке СМИ и о необходимости создания в России общественного вещания.

Вроде бы впервые за минувшее десятилетие чиновник такого уровня говорил о практической задаче «по информационному разору­жению власти». Однако представления об «общественном» не шли дальше того, что Лесин называл «общественным телевидением с натяжкой». Инициированный Союзом журналистов России и вне­сенный на рассмотрение в Госдуму осенью 2002 года Закон «Об обществен­ном телевидении» не нашел поддержки у властных элит и кураторов из правительства. И неудивительно. Общественное те­левидение не интересовало ни государство – монополиста в сфере СМИ, ни напуганный медиабизнес. Рек­ламный рынок рос, но реальных крупных собственников на нем по-прежнему практически не было, и государство-монополист передавало другим моно­польным структурам свои права «по договоренности».

Дробление и разукрупнение информационно-политических груп­пировок (пример – ТВС) вполне в духе этой новой линии. Разных частных СМИ должно быть много (в самом, например, коммерче­ском секторе СМИ – радио – более 80%). Но возможности их вли­яния не должны быть выше, чем у контролируемых государством медиа.

Летом 2002 года стало известно о продаже Владимиром Гусинским оставшихся у него акций «Медиа-Моста» компании «Газпром-Медиа». Его фамилия перестала фигурировать в списке владельцев российских средств массовой информации. «Газпром-Медиа» получил полный и окончательный контроль над 26 компаниями бывшего «Медиа-Мос­та», в том числе НТВ, «НТВ-Плюс», «Эхо Москвы», ТНТ. Двухлетняя тяжба, сопровождавшаяся обысками, арестами, личными драмами не­скольких журналистских коллективов, судами и многочисленными скандалами, завершилась.

Для «Газпром-Медиа» покупка долей Гусинского и выкуп своих долговых обязательств – сделка выгодная. Она помогла компании избавиться от «неконструктивного акционера» и консолидировать капитал, что, в свою очередь, усиливало позицию на переговорах, если «Газпром» все-таки начал бы избавляться от всех своих непрофильных медийных активов, как было обещано в 2001 году.

Правда, к концу 2002 года выяснилось, что газо­вый монополист не собирался избавляться от своей новой собствен­ности. Его сделка с банком «Еврофинанс», который финансовые ана­литики называли квазигосударственным банком, означала: «новая элита» не торопилась выпускать из рук бывшую собственность Гусинского (51% акций «Газпром-Медиа», в том числе и НТВ, – у «Газпрома», 49% – у «Еврофинанса», который в этой сдел­ке выступал как будто бы номинальным держателем акций). Стратегия газового монополиста в отношении других медиаактивов осталась туманной: прекратила существование сеть «АСТ-Прометей», но под­разделениями газовых компаний по-прежнему были около 20 те­лекомпаний и телестудий, которые так и не превратились в бизнес-предприятия, сохранив за собой метафорическое название – «телевидение трубы» (расположены в некогда вахтовых городах нефте- и газодобычи).

Недоброжелатели и конкуренты Бориса Йордана, которого еще в 2001 году называли не иначе как «захватчик», уже в 2002 году отдали должное бизнесме­ну. Он без шума и на выгодных условиях (при помощи своего партнера и юриста по образованию Рафаэля Акопова) договорился с Гусин­ским, сумел сохранить канал НТВ, который, несмотря на дурные предсказания, поднялся из тяжелого состояния на вполне конкурентоспособный уровень и не превратился в откровенный рупор власти. Все это, правда, не помогло, а даже помешало Йордану сохранить позиции в медиабизнесе. Американский финансист слишком рано почувствовал себя хозяином, хотя был все­го лишь нанятым менеджером, которого пригласили выполнить не слишком чистую работу. В январе 2003 года понадобилось лишь шесть дней, чтобы руководство «Газпрома» рассталось с господином Йор­даном, расторгнув контракт и заплатив отступные (по сведениям прес­сы, 13 млн долларов).

На перепутье.

В начале XXI века телевизионная индустрия, несмотря на драматические события НТВ, ТВ-6, ТВС, все еще была на перепутье, нелояльных бизнесменов приструнили, но жесткая «вертикаль», в том числе информационная, была еще не до конца установлена. Индустрия начала с очевидностью демонстрировать успехи. В 2000 году индустрию, как сейчас принято говорить, «раз­мял» российско-американский диалог в области предпринимательства СМИ. После встречи некоторых его участников с президентами Владимиром Путиным и Джорджем Бушем диалог плавно перетек в общероссийскую конференцию. Власть диалог поощряла, отрасль не противилась. На конференцию впервые за десять лет собрались 800 руководителей СМИ, вроде бы всерьез заго­ворили об уходе государства с рынка и о необходимости реформ, выработали рекомендации. Советское слово «отрасль» заменил тер­мин «индустрия», был создан Индустриальный комитет, в который вош­ли руководители крупнейших изданий, телекомпаний и радиостан­ций. Правительственные наставники настойчиво подгоняли и ускоря­ли сложный процесс самоорганизации. Повеяло новым законом о СМИ.

Осенью 2002 года грянул «Норд-Ост». Менеджеры отошли за кадр, на авансце­ну вновь вышли журналисты. Замаячили поправки к законам «О средствах массовой информации и «О терроризме». Медиасообщество, состоящее из конкурентов, вздрогнуло, скрипя зубами, объединилось, попросило «вето». И пре­зидент выдал прессе индульгенцию. Журналистов, правда, публично высек, упрекнув в желании «делать рейтинг на крови» в присутствии их же начальников.

Итак, к концу 2002 года выяснилось, что у свободолюбия в России новое лицо: амбициозный сорокалетний менеджер, который еще не стал владельцем, но имеет опыт, связи, влияние и желание вла­деть. Так в столице. На местах это за редким исключением робкий и незначительный по численности мелкий собственник, а в основном властный местный губернатор или мэр, который уже давно, вла­дея и управляя, перераспределяет «информаци­онный ресурс».