Глава II

О раскаянии

[критика фантастической идеализации человека;

динамичность в искусстве; целостность личности в искусстве]

Другие творят человека; я же только рассказываю о нем и изобра­жаю личность, отнюдь не являющуюся перлом творения, и будь у меня возможность вылепить ее заново, я бы создал ее, говоря по правде, совсем иною. Но дело сделано, и теперь поздно думать об этом. Черты моего рисунка нисколько не искажают истины, хотя они все время меняются и эти изменения исключительно разнообразны. Весь мир — это вечные качели... ...Даже устойчивость — и она не что иное, как ослабленное и замедленное качание. Я не в силах закрепить изображаемый мною предмет. Он бредет беспорядочно и пошатыва­ясь, хмельной от рождения, ибо таким он создан природою. Я беру его таким, каков он предо мной в то мгновение, когда занимает меня. И я не рисую его пребывающим в неподвижности. Я рисую его в движе­нии и не в движении от возраста к возрасту или, как говорят в наро­де, от семилетия к семилетию, но от одного дня к другому, от минуты к минуте. Нужно помнить о том, что мое повествование относится к определенному часу. Я могу вскоре перемениться, и не только непро­извольно, но и намеренно. Эти мои писания — не более чем протокол, регистрирующий всевозможные проносящиеся вереницей явления и неопределенные, а при случае и противоречащие друг другу фан­тазии, то ли потому, что я сам становлюсь другим, то ли потому, что я постигаю предметы при других обстоятельствах и с других точек зрения. Вот и получается, что иногда я противоречу себе самому, но истине, как говорил Демад, я никогда не противоречу...

...Авторы, говоря о себе, сообщают читателям только о том, что отмечает их печатью особенности и необычности; что до меня, то я первый повествую о своей сущности в целом как о Мишеле де Монтень, а не как о филологе, поэте или юристе.

Если людям не нравится, что я слишком много говорю о себе, то мне не нравится, что они занимаются не только собою.

Там же.  Кн. III— С. 2627.

Глава Ш

О трех видах общения

[прекрасное как естественное; сравнение красоты тела

с красотой души; сопоставление искусства и игры]

...Самые прекрасные движения нашей души — это наименее напря­женные и наиболее естественные ее движения...

...Ссылаются на Платона и святого Фому, говоря о вещах, кото­рые мог бы столь же хорошо подтвердить первый встречный и попе­речный. Наука, которая не смогла проникнуть к ним в душу, осталась

367

на кончике их языка. Если бы благородные дамы соблаговолили по­верить мне, им было бы совершенно достаточно заставить нас оце­нить их собственные и вложенные в них самою природой богатства. Они прячут свою красоту, под покровом чужой красоты. А ведь это великое недомыслие — гасить свое собственное сияние, чтобы полу­чить свет, заимствованный извне; они погребли и скрыли себя под ворохами наигранного...

...Причина тут в том, что они недостаточно знают самих себя; в мире нет ничего прекраснее их; это они украшают собою искусст­ва и румянят румяна. Что им нужно, чтобы быть любимыми и почи­таемыми? Им дано и они знают больше, чем необходимо для этого. Нужно только немного расшевелить и оживить таящиеся в них спо­собности.

Там же.—С. 4750.

...Я обращал очень много внимания на духовные качества, однако же при том условии, чтобы и тело было, каким ему следует быть, ибо, по совести говоря, если бы оказалось, что надо обязательно выбирать между духовной и телесной красотой, я предпочел бы скорее прене­бречь красотой духовной: она нужнее для других, лучших вещей; но если дело идет о любви, той самой любви, которая теснее всего связа­на со зрением и осязанием, то можно достигнуть кое-чего и без ду­ховных прелестей, но ничего — без телесных...

Там же.— С. 56.

...Кто заявляет, что видеть в музах только игрушку и прибегать к ним ради забавы означает унижать их достоинство, тот, в отличие от ме­ня, очевидно, не знает действительной ценности удовольствия, игры и забавы. Я едва не сказал, что преследовать какие-либо другие цели при общении к музам смешно. Я живу со дня на день и, говоря по со­вести, живу лишь для себя; мои намерения дальше этого не идут. В юности я учился, чтобы похваляться своей ученостью, затем, ко­роткое время, чтобы набраться благоразумия, теперь — чтобы те­шить себя хоть чем-нибудь; и иногда — ради прямой корысти.

Там же.— С. 59.