Глава XXIII

О прочем, относящемся к зрению и осязанию

Я сказал о зрении и осязании только одного рода, можно перечислить и многое другое. Для чего, если не для нашего украшения, создала при­рода золото, серебро, драгоценные камни, дорогую шерсть, мрамор? Чья мысль столь ненавистна истине, чтобы в этом сомневаться? Даже сами Боги, величие которых не имеет ничего вполне достойного в чело­веческих делах, охотно позволяют украшать себя предметами этого рода, и поэтому у нас нет ничего священнее храмов. Стоит ли упоми­нать о том, что создано руками людей, как, например, статуи, картины, великолепные искусства, театральные представления? Или разве ме­нее нужно ценить радушие полей и виноградников, которыми, как из­вестно, в высшей степени наслаждались не только сельские жители, но и знатные люди и даже цари, как Лаэрт, Кир? Что говорить о лоша­дях и собаках, созданных для нашего удовольствия? И несмотря на то, что все это так, некоторые строгие философы лишили себя зрения. Клянусь, что я их хвалю, одобряю и говорю, что они сделали дело, до­стойное их самих. Подобные уроды должны быть лишены зрения, если только когда-нибудь они его имели, их можно сравнить не иначе, как с Эдипом, и поместить, как я считаю, ниже Эдипа, так как они недостой­ны ни видеть, ни быть видимыми. И вообще нет ничего столь абсурдно­го ни в словах, ни в делах, авторами чего не были бы философы.

340

Глава XXIV

О слухе

Обратим теперь внимание на слух, то есть на слово, в чем, почти един­ственном, мы превосходим животных, хотя Ксенофонт то же самое ду­мает о славе, которая, однако, по мнению Вергилия, относится и к жи­вотным; об этой славе он говорит в «Георгиках»: «Какова боль побеж­денному, такова и слава победителю»...Говоря от имени мужчин, я хотел бы спросить: разве убежал бы я, заслышав случайно какую-ни­будь сладкогласую, какой, например, как сообщают, была Клеопатра, и прервал беседу, которую она со мной завела? О, если бы случайно ус­лышать Пенелопу и Брисеиду! Слух относится не только с словам. Разве заткну я уши, словно от пения сирен, услышав, что где-то запе­ла чистым и искусным голосом девочка (мне же приятнее слышать пе­ние женщин, чем наше)? И если кто думает, что должно делать именно так, тот, по-видимому, стремится всегда отыскивать неприятные зву­ки, как, например, стук молотобойцев, шум падающих с гор рек, Рейна и Нила, или, что тоже соответствует, стремится лишить себя слуха. Здравый смысл не отвергает песню; никакому делу, по-видимому, лю­ди не отдавали с давних времен больше труда, чем музыке. Некоторые авторы утверждают, что музыка является древнейшим из всех люби­мых занятий, тем самым оказывается древнейшим стремлением к на­слаждению. Действительно, музыка не доставляет ничего другого, кроме удовольствия. Множество музыкальных инструментов, извест­ных даже неучам, указывает на то, сколь распространено это прият­ное занятие, каковое ( если поверим тому, что говорят) воздействует даже на Богов. Вот почему и поэты, которые называются прорицате­лями Богов, всегда поют, доставляя удовольствие или Богам, или лю­дям, или и тем и другим. Кроме того, в древние времена музыканты по­читались наравне с прорицателями и мудрецами. Платон считал, как в книгах «Государство», «Тимей», так и в других, что музыка необходи­ма гражданину. Что еще прибавит? Наши уши наслаждаются не толь­ко пением людей, но и пением птиц. Я молчу, насколько приятно каж­дому собственное пение, о чем хорошо знают испытавшие это. Ведь я и сам с детства приложил к этой науке много труда или потому, что, как мне казалось, она способствует поэтическому и ораторскому искусст­ву, или потому, что была очень приятным делом.