240 Глава пятая

Часть вторая: БИОЭТИКА И ТЕХНОЛОГИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПЛОДОТВОРЕНИЯ

наибольшую жизнеспособность, то и в лабораторных условиях также допус­тимо предпринимать ряд попыток с целью достижения лучшего результата. В этом случае врач лишь «копирует» то, что происходит в самой природе.

Однако нетрудно заметить противоречие и лукавство подобной аргу­ментации. Противоречие содержится в том факте, что мы обращаемся к природе для того, чтобы оправдать уничтожение эмбрионов, и вместе с тем утверждаем, что не следует «биологизировать» природу, когда речь идет об оправдании всего комплекса искусственного оплодотворения. Но ведь преж­де всего следует проводить четкое различие между естественной смертью и смертью провоцируемой. Если данное рассуждение верно, то его можно отнести и к другим случаям: например, если многие погибают в результате аварий на дорогах, то неужто заранее запланированная смерть вследствие автодорожной катастрофы перестала из-за этого бы считаться преступле­нием? Или другой пример: хотя многие старики умирают естественной смер­тью, разве не будет считаться морально виновным тот, кто намеренно ста­нет способствовать их смерти?

Другой аргумент, выдвигаемый для того, чтобы затушевать эту проблему: уничтожение эмбрионов — явление временное, когда технология будет улуч­шена, потери такого рода снизятся до степени нормального риска, неотде­лимого от всякого терапевтического акта. Однако и здесь в основе лежит логика, базирующаяся только на результате: мы используем технологию, при­водящую к смерти, в качестве временного опыта ради достижения лучшей технологии.

Кто мог бы принять критерий такого рода при фармакологическом экс­периментировании? Разумеется, невозможно себе представить, чтобы с це­лью разработки более тонких и совершенных методов дозировки лекарств будут проводиться эксперименты на человеке даже тогда, когда в 80% случа­ев эти эксперименты грозят смертельным риском. Во всяком случае, следует признать, что на сегодняшний день методика FWET чревата неоправданным уничтожением человеческих эмбрионов, в которых разум, а не только като­лическая вера признает структуру и ценность человеческих существ.

Что касается других возможных возражений, сводящихся, к примеру, к тому, что об эмбрионе можно говорить лишь как о потенциальном человечес­ком существе, не способном еще к социальным отношениям и т.п., то на них мы уже ответили в разделе об искусственном прерывании беременности²⁴.

24 Вот что говорит инструкция «Donum Vitae»: «Подобное искусственное уничтожение жи­вых существ или их использование для различных целей в ущерб их целостности и самой их жизни противоречит уже упомянутому учению относительно произведения аборта. Прямая связь между оплодотворением in vitro и искусственным удалением человеческих эмбрионов прослеживается слишком часто. Особое значение имеет то, что действия эти, явным образом имеющие противоположную направленность к жизни или к смерти, зависят от решений чело­века, который таким образом становится управляющим жизнью и смертью. Эта динамика наси­лия и господства может оставаться незамеченной теми, кто, желая использовать ее, покоряет­ся ей. Приведенные фактические данные и холодная логика, которая их связывает, должны быть приняты во внимании при моральной оценке технологии FTVET... Образ мыслей, сделав­ший аборт возможным, приводит, хотят того или нет, к господству человека над жизнью и смертью себе подобных, что чревато весьма радикальным евгенизмом» (часть II, с. 856 857).

ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ, СВЯЗАННЫЕ С FIVET | 241

Имеется и еще одно обстоятельство этического характера, которое так­же следует рассмотреть и которого мы уже коснулись мимоходом, говоря об искусственном осеменении. Оплодотворение in vitro, даже тогда, когда оно является гомологичным, разъединяет соединительно-эмоциональный ас­пект супружеского акта и аспект физический и детородный. В супружеской жизни, в структуре, феноменологии или языке, как принято говорить, чело­веческой сексуальности реализуется следующее: половой акт соединяет суп­ругов (физически, эмоционально, то есть соединяет как «личностей») и вме­сте с тем открывает для них возможность деторождения. Расчленение со­единительного момента и детородного эквивалентно расчленению един­ства любви и жизни в супружеском акте.

В связи с этим в инструкции «Donum Vitae» говорится:

«Супружеский акт, в котором супруги взаимно даруют себя друг другу, одновременно выражает и открытость к дару жизни, и потому этот акт яв­ляется неразделимо телесным и духовным. В теле и посредством тела супру­ги осуществляют свое супружество и могут стать отцом и матерью. Исходя из уважения к языку тела и его естественной щедрости, супружеское соеди­нение должно совершаться, будучи открытым для деторождения, и рожде­ние нового существа должно стать плодом и завершением брачной любви.

Таким образом, возникновение жизни человеческого существа происте­кает из акта деторождения, связанного не только с биологическим, но и с духовным союзом родителей, соединенных узами брака. И потому оплодот­ворение, произведенное вне тела супругов, лишено значимости и ценнос­тей, которые выражают себя в языке тела и в союзе между человеческими существами»²⁵.

Поэтому акт деторождения, не имеющий телесного выражения, остает­ся лишенным не биологического фактора (который воссоздается техноло­гически при переносе гамет), а межличностного общения, которое во всей полноте и единстве можно выразить лишь в теле. Отличительной чертой супружеской любви являются ее целостность и полнота дара двух личнос­тей. Замена телесного соединения некой технологией приводит к редукции супружеского акта, его низведению до уровня чисто технического действия.

В процессе чисто технического действия сконструированный объект ос­тается онтологически неоднородным по отношению к субъекту, и субъект, созидающий его, обладает правом собственности и господства. При действиях общения и приобщения, к каковым относится и супружеский акт, субъект выражает самого себя в отношении с другим субъектом, признавая и уважая его равенство с собой и принимая его свободное выражение. Среди экспрес­сивных актов, или языков тела, язык супружеского акта характеризуется пол­нотой и целостностью: низведение функции деторождения к техническому событию означает установление отношения господства «субъект-произво­дитель — произведенный объект», что приводит к обеднению и деградации детородного акта как в техническом, так и в антропологическом смысле.

Там же, р. II, п. 4.

242 ГЛАВА ПЯТАЯ I Часть вторая: БИОЭТИКА И ТЕХНОЛОГИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПЛОДОТВОРЕНИЯ

Мне кажется, что следует еще более углубить эту проблему: в случае оп­лодотворения in vitro привносятся некоторые элементы, инородные семей­ной паре, делающие родителей неопределенным множеством. Если при IAO, хотя это и не совсем точно, врач-гинеколог совершает вспомогательные и дополняющие действия уже после оплодотворения, которое происходит в рамках союза и по желанию семейной пары, то при FIV оплодотворение (ко­торое является кульминационной точкой различных взаимосвязанных меж­ду собой процессов, созидающих новое человеческое существо) совершает­ся техническим работником, не имеющим отношения к семейной паре.

Верно также и то, что в случае, если происходит замена семени или ка­кая-либо ошибка, или возникает какая-либо угроза, то все это нельзя списать на счет природы, что позволяет начать юридический процесс против био­логов²⁶ . Экстракорпоральное оплодотворение становится, если исходить из ближайшей причины и непосредственной ответственности, в некоторой степени оплодотворением вне брака: супружеским продолжает оставаться только генетическое наследие, желание заказчиков и вынашивание плода в утробе матери. Выражения «рождение» и «оплодотворение» становятся при FIV неподходящими для родителей, ибо на самом деле тот (или те), кто совершает определяющие действия при деторождении, является посторон­ним лицом (или группой лиц, посторонних по отношению к семейной паре). По этой причине, которую следует добавить к предыдущей, но которая до­статочна и сама по себе, становится понятным, почему по учению Католи­ческой церкви акт супружеской любви рассматривается в качестве един­ственного действия, по своему достоинству соответствующего человечес­кому деторождению. Однако к этому необходимо добавить, что, несмотря на ясную позицию, выраженную в инструкции «Donum Vitae», некоторые католические моралисты все еще остаются «поссибилистами» (допускаю­щими компромиссы) в отношении так называемого простого случая, то есть процедуры гомологичной методики FIVET, если только она ни в коей степе­ни не связана с абортивной практикой разрушения эмбрионов²⁷.

С учетом этой оговорки (впрочем, пока еще наделе не реализованной), они считают, что единство между моментом соединяющим и прокреатив-ным при гомологичной методике FIV обеспечивается тем же путем, что и при IAO «в несобственном смысле этих слов»,—так называемым «контек­стом брачной любви», с которым связано желание зачатия и в рамках кото­рого существует тот, кому надлежит появиться на свет.

Однако следует еще раз повторить то, о чем говорится в инструкции, а именно: совокупности супружеской жизни самой по себе недостаточно, что-

26. Чтобы показать, что речь не идет о простых предположениях, достаточно вспомнить о слу­чае с одной американкой, которая после того, как пожелала быть оплодотворенной семенем умиравшего мужа, неожиданно родила девочку-мулатку (оба супруга были белой расы). Женщи­на подала в суд на банк семени и на врача, который производил процедуру осеменения. Об этом эпизоде можно прочитать в газете «La Repubblica» («Республика») от 10 марта 1990 года.

27. См., к примеру, J. L. Brugues, Fecondaziaiie artificiale: una scelta etica (Искусственное oimoOomsopemw: этический выбор), Torino, 1991.

ЭТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ, СВЯЗАННЫЕ С FIVET 243

бы обеспечить достоинство, соответствующее человеческому деторожде- нию, для которого, даже и в «простом случае», использование каких-либо у технологий остается морально неприемлемым, поскольку они лишают чело­веческое деторождение того достоинства, которое ему присуще в соответ­ствии с его природой. Разумеется, простой случай не чреват той этической негативностью, которая проявляется во внесупружеском оплодотворении, подчеркивает инструкция²⁸, но даже и тогда, когда все делается ради того, чтобы избежать смерти человеческого эмбриона, все равно остается мораль­но недопустимым гомологичное оплодотворение in vitro: «помимо того фак­та, что они [технологии искусственного оплодотворения], — читаем мы в уже цитировавшейся энциклике «Evangelium Vitae», — неприемлемы с мо­ральной точки зрения, начиная с того момента, когда оплодотворение отде­ляется от всецело человеческого контекста супружеского акта, эти технологии обнаруживают высокий процент неудач: они связаны не столько с самим оплодотворением, сколько с последующим развитием эмбриона, подвергаю­щегося смертельному риску обычно в кратчайших временных промежутках»²⁹. Однако, если оставить в стороне католических моралистов, то те, кто обращает внимание не на этические требования, а на действенность резуль­татов, не испытывают никакой озабоченности и не видят преград этическо­го характера, не говоря уже о том, что никого из них не смущает даже гомо­логичная технология FIVET.

С юридической точки зрения, гомологичная методика FIVET допускает­ся даже наиболее ригористичными законодательствами, но ведь хорошо известно, что юридическая точка зрения может и не совпадать с моральной, и не раз случалось, что позитивный человеческий закон и нравственность вступали друг с другом в противоречие³⁰.

Оставаясь в границах юридического мышления, следует добавить, что мы не можем апеллировать к «праву на произведение потомства», которым,

28 Congregazione per la Dottrina della Fede, Istruzione su ilrispetto..., II, 5.

²⁹ Giovanni Paolo II, Evangelium Vitae, n. 14;cp. Catechismo della Chiesa Cattolica, nn. 2376-2377.

³⁰ Некоторые государства (Швеция, Испания, Англия, Франция, Норвегия, Австралия, Сое­ диненные Штаты и т.д.) издают законы, касающиеся регламентации методик искусственного оплодотворения, другие (Италия, Израиль, Болгарияитд.) представляют рекомендации или пред­- ложения. На эту тему см. G. В. Ascone—L. Rossi Carleo, Laprocreaziotie artificiale; prospettive diuna regolamenlazion legislativa delnostro Paese, Napoli- Roma, 1986; E. Sgreccia—M. L. Di Pietro, Manipolazioni genetiche e procreazione artificiale: ovientamenligiuridicie considerazionietiche, «П diritto difamigliaedelle persone», 1987,3/4, с 1351 -1447; Di Pietro, Analisicomparata.. .Крометого, ср. R. A. Charo, Reproductive Technologies: Legal and Regulatory Issues, в W. T. Reich, Encyclopedia of..., c. 2241 - 2248.

Чтобы выявить контраст между этикой и позитивным законом, достаточно подумать о том, что, хотя с точки зрения персоналистической этики неэтично прибегать к технологии «заме­ны» супружеского акта и, в частности, к FIVET simple case (простой случай), все же ни один из существующих в настоящее время законов не предъявляет к гражданам соответствующих тре­бований. Только немецкий закон настаивает на градуированном подходе к этим технологиям, в соответствии с которым следует прибегать к FFV (оплодотворению in vitro) с оплодотворени­ем лишь трех эмбрионов, которые все должны быть перенесены в матку, только в случае, когда другие технологии оказываются непригодными для того, чтобы решить проблему бесплодия супружеской пары.