Профессия танцовщицы и профессиональная этика

Характер профессии в кастовом обществе оценивается по шкале «чистое – нечистое». Согласно индуизму, окружающие человека предметы и природа бывают чистыми и оскверняющими. Чистыми, благостными, а в некоторых случаях даже священными считаются огонь, воды рек, золото, драгоценные камни, сандал, куркума, некоторые травы (например, куша) и деревья (например, ним), натуральный шелк, чистый хлопок, рис, кокос, камфара и многое другое. Особой святостью и чистотой обладают звуки мантр, священных писаний и музыки. Все эти предметы и субстанции имеют свойство очищать то, с чем соприкасаются, поэтому традиционно используются при ритуальном очищении человека и пространства. В жизни постоянно присутствует то, что оскверняет: выделения человеческого тела, неблагоприятные обстоятельства (например, смерть), гниль, несвежая пища, дурные мысли и т. д. В индуизме для уничтожения скверны человеку надлежит совершать омовения, читать священные писания, повторять мантры, проводить специальные очистительные ритуалы, контролировать свои мысли и чувства, следить за чистотой речи и вести себя подобающим образом. Считается, чем выше каста, тем более «чистый» и культурный образ жизни ведут ее представители.

Профессии, не требующие длительного образования и особой квалификации, связанные с физическим трудом и ритуально нечистыми субстанциями, занимают в социальной иерархии нижние уровни. На вершине иерархии находятся профессии, связанные с интеллектуальной деятельностью и требующие длительного освоения. К таким профессиям можно отнести учителей и жрецов. Что касается профессии танцовщицы, то в Индии всегда существовало множество различных категорий танцовщиц, причем на протяжении веков их социальный статус неоднократно менялся. По этой причине невозможно дать общую и однозначную оценку профессии танцовщицы и положения, которое она занимала в обществе. Место танцовщицы в социальной иерархии зависело от определенного исторического периода, от конкретной местности, от

кастовой принадлежности. Каждая категория танцовщиц имела дело с определенным видом танцев и песен, которые должна была исполнять согласно своей дхарме. Кроме того, регламентации подлежала каждая деталь: наряд, содержание песни и танца, музыкальные инструменты и количество музыкантов, стиль выступления, место и время, повод, и даже зритель. Не каждому было позволено видеть танец девадаси, который она исполняла в храме или вне храма. Так же как не для всех предназначался танец, который исполнялся по поводу религиозного праздника какой-либо из общин неприкасаемых, где звучали барабаны, прикосновение к которым для девадаси большого храма считалось бы оскверняющим. Невозможно также вообразить, чтобы какой-нибудь брахман, служитель большого храма, присутствовал во время исполнения в общине непрекасаемых, например, «Мадига-чинду» (Mādiga-chindu) – танца с мечом, сопровождавшийся песней неприличного и грубого содержания, которую люди пели, приняв хорошую порцию алкоголя тодди. «Мадига-чинду» исполнялся в честь деревенской богини Елламмы, а в 1859 и в 1874 годах колониальные власти вынуждены были запретить танец по причине его грубого характера (Thurston, Rangachari, 1909: 294, Mādiga). Так же танец,

который исполняла девадаси, к примеру, в пределах храма Брихадишвары, не имели никакой возможности лицезреть неприкасаемые.

Таким образом, танец ни в коем случае нельзя рассматривать как некий универсальный вид искусства. В кастовом обществе танец иерархичен. Говорить об индийском танце и его исполнителях в целом и в общем – это все равно что говорить в целом и в общем об индийском народе. В целом и в общем не получится говорить даже в том случае, если мы ограничимся лишь рамками Тамилнаду.

С одной стороны, профессия храмовой танцовщицы, несомненно, была престижной, она относилась к высококвалифицированным занятиям и требовала длительного обучения. С другой стороны, искусство танца обслуживало интересы борделей и приобрело дурную репутацию, поскольку некоторые виды танцовщиц действительно являлись профессиональными проститутками. Однако иностранцы не делали никакого различия между девадаси и другими танцовщицами. Это привело к тому, что негатив, веками копившийся по отношению к танцовщицам увеселительных заведений, стал переноситься на деятельность девадаси. Но если отбросить ярлык проституток, который был навешен на девадаси сначала иностранцами, а затем с их настойчивой подачи и их

соотечественниками, то окажется, что как минимум до середины XIX века профессия храмовой танцовщицы высоко ценилась, а сами они были высокоуважаемыми членами общества. Причин высокого статуса девадаси было несколько: во-первых, статус нитьясумангали, поднимавший девадаси на высоту, недоступную для других женщин; во-вторых, непосредственная близость к храмовому божеству во время храмового богослужения и праздничных процессий, а соответственно, и ритуальная чистота; и в- третьих, музыкальное образование, превращавшее девадаси в грамотную, самостоятельную и сильную личность, которая знает и умеет то, что для других людей было невозможно, и позволявшее демонстрировать свое искусство в храме, непосредственно перед Богом. Уважительное отношение к девадаси распространялось и на их искусство.

Следует обратить внимание на одну чрезвычайно важную деталь, которая часто ускользает от исследователей: девадаси служили не просто в любом индуистском храме, но в агамическом большом храме, куда не было доступа людям, принадлежавшим к самым низким слоям населения. Еще в XIX веке неприкасаемым даже приближаться не разрешалось к этим храмам. Сюда не позволялось входить даже жрецам (pūjāri), обслуживающим другие храмы, неагамические. Именно эту близость к брахманам ставили в вину храмовым танцовщицам те, кто ратовал за отмену института девадаси в начале XX века. Именно этот доступ девадаси в агамические храмы был более всего непонятен для иностранцев, что приводило к распусканию самых фантастических слухов о сговоре танцовщиц с брахманами. Это напоминает ситуацию с первыми христианами, чья закрытость для непосвященных порождала слухи и поедании христианами во время ритуалов человеческой плоти.

За своей репутацией девадаси следили строго. Малейшее пятно позора или скандал могли привести к потере работы в храме и положения в обществе. Когда кто-либо пытался нарушить установившийся порядок, срабатывал невидимый защитный механизм. Иногда механизм защиты дхармы имел вполне проявленную форму в виде совета старейшин, который следил за соблюдением правил, традиции, справедливости. Такие советы были у каждой касты. Обычно старейшина находился в «своей ставке», в какомлибо городе, а на подконтрольных ему территориях в других городах или поселениях были заместители. Если же где-либо возникал серьезный конфликт, требовавший вмешательства старейшины, то на «место происшествия» посылались специальные посыльные.

Э. Терстон и К. Рангачари, описывая кайкколаров рубежа XIX–XX веков, рассказывают об устройстве их общины и о системе урегулирования конфликтов. Старейшина общины кайкколаров назывался периданакаран (peridanakāran) или паттакаран (pattakāran), который, как правило, имел двух помощников – сенгили (sengili), или грамани (grāmani), и ураль (ūral). Но если община многочисленная и поселение большое, то старейшина мог иметь до девяти помощников. Кайкколары признавали власть старейшины, или маханаттана (mahānāttan), который находился в Кондживараме, что не мешало ему участвовать в делах кайкколаров, проживающих в различных деревнях. Он участвовал в урегулировании всевозможных споров и получал от кайкколаров подарки. Когда его решение встречало возражение, маханаттан прибегал к особому ритуалу посадки бамбука и провозглашал свое решение. Непокорные ткачи обязаны были согласиться с решением старейшины, а иначе им грозило изгнание. В Кондживараме к кайкколарам была прикреплена группа нищих – «наттукаттада наянмары» (nattukattāda nāyanmar). Это название отражало особый обычай, согласно которому во время одного ритуала на гопурам водружался бамбуковый шест (вместо того, чтобы воткнуть его в землю). Они путешествовали по стране, и если в каком-нибудь месте требовалось уладить спор, они действовали от имени маханаттана Кондживарама. Если вопрос сложный, наянмар обходил дома всех кайкколаров и ставил на ткани в ткацком станке красную метку, произнося слово «андвараней» (āndvarānai), означающее, что это делается по приказу старосты. До тех пор, пока спор не будет урегулирован, кайкколары не могли заниматься своей работой. Наттукаттада наянмары с кайкколарами в брак не вступали и получали от них как минимум по четыре анны с каждого станка ежегодно. Помимо наттукаттада наянмаров за кайкколарами были «закреплены» и другие общины, например, поннамбалаттары (ponnambalaththar), тоже нищенствующие. Все кайкколары разделялись на семьдесят два наду (nādu), или десам (dēsam), которые находились под контролем всего четырех наду (thisai nādu), а те, в свою очередь, контролировались маханаду Кондживарама, где находилась резиденция их божественной покровительницы – Камакши-Амман, или Каматчиамман. Каждый из семидесяти одного наду (один наду считается дефективным) подразделялся на килей грамам (kilai grāmam) – деревенские подразделения, перур грамам (pērūr grāmam) и ситур граммам (sithur grāmam), то есть большие и малые деревни. Некоторые группы кайкколаров считались более уважаемыми, например, андавары (āndavar), к которым в большинстве своем относились старейшины маханаду и члены их семьи. Они имели некоторые привилегии, например, сидеть на собраниях с

подушкой, подложенной под спину, отчего носили титул «Thindusarndān» – «отдыхающие на подушках» (Thurston, Rangachari, 1909: 34–36, Kaikōlan).

Мы привели подробное описание устройства общины кайкколаров для того, чтобы продемонстрировать всю сложность устройства индуистского кастового общества, где существует огромное множество нюансов, скрытых от глаз постороннего наблюдателя. Можно не сомневаться в том, что устройство общины девадаси не уступало по своей сложности общине кайкколаров. Напомним, что община девадаси была тесно связана с кайкколарами, которые, согласно Э. Терстону и К. Рангачари, посвящали своих дочерей храму. По некоторым сведениям, у девадаси был свой панчаят, который зорко следил за порядком в общине и за жизнью каждой семьи. Но в основном за порядком следила тайккижави (taikkil̲avi) – самая старшая из женщин, наиболее знаменитая и прославленная танцовщица своего времени, которая после отставки присматривала за юными членами общины. Пожилая дама устанавливала строгую дисциплину и контроль над личной и профессиональной жизнью ее многочисленной родни. Девадаси боялись и уважали своих гуру, старших танцовщиц и религиозных лидеров своей общины, чьи проклятия и плохое отношение могли разрушить карьеру и репутацию. Также нельзя упускать из виду храмовые власти, которые также зорко следили за порядком в подвластных им сферах. Организация и распределение долей с земельных участков, распределение повседневных обязанностей, а также вопросы, связанные с обучением, все это относилось к сфере внутреннего управления общины (Srinivasan, 1988: 187).

Статус какой-либо общины напрямую связан с образом жизни. Служба в храме, участие в богослужебных ритуалах и тесный контакт с брахманамижрецами требовали от девадаси неукоснительного соблюдение правил ритуальной чистоты, что предполагало следование определенному образу жизни и накладывало немалые ограничения. К высоким кастам в отношении осквернения и соблюдения чистоты предъявляются более строгие требования. Поэтому они нуждаются в услугах других каст, которые выполняют для них и за них нечистые виды работы, оберегая их от скверны. Брахману не положено работать физически, ему нужен досуг для изучения Вед и размышлений. Точно так же и девадаси не пристало заниматься домашней работой. Ей необходимо иметь достаточно времени для разучивания танцев и песен, для репетиций, для совершения всевозможных ритуалов, для занятий йогой, для изучений священных

писаний и различных языков, для наведения красоты и для отдыха. В Индии всем известно, что танцовщицы не умеют делать работу по хозяйству, поэтому здесь о человеке, который не знает, как что-либо делать правильно или не имеет для этого должного опыта, говорят: «Будто танцовщица вытирает ребенка». Труд брахмана на протяжении многих столетий был наиболее квалифицированным и высокооплачиваемым, поскольку требовал многих лет обучения. То же самое можно сказать и в отношении девадаси, чья профессия также требовала многих лет обучения.

У представителей практически любой касты существует своя профессиональная этика и свой «кодекс чести». Статус касты зависит не только от происхождения и материального благополучия, но также от морального аспекта и поведения ее членов, которое оценивается, прежде всего, с точки зрения выполнения кастовых норм и правил, формируя соответствующий тип личности. И с этим необходимо считаться. Честь отдельной общины находится в руках ее представителей. Любое отклонение от нормы может спровоцировать понижение социального статуса целой группы людей, как это, например, было в случае с бенгальскими брахманами пирали (pirali). У девадаси, как и всех остальных, существовала модель допустимого поведения, регулировавшая отношения с другими людьми – с членами семьи и соседями, музыкантами и гуру, храмовыми властями и персоналом, покровителем и правителем, сильными мира сего и своими поклонниками, святыми людьми и представителями различных каст. Например, каждая девадаси из кайкколаров знала, что, переходя через улицу каммаларов, должна прервать танец и не должна приветствовать каммаларов (kammāḷar) и бери-четти

(bēri chetti) (Thurston, Rangachari, 1909: 40, Kaikōlan).

Вся сложная иерархия отношений между отдельными людьми и группами людей впитывалась с молоком матери. Уважающая себя семья старалась придерживаться освященного традицией порядка и вести соответствующий образ жизни, где все подлежало регламентации: способы ношения одежды и украшений, прически и макияжа, принятия пищи, модель поведения в семье и за ее пределами, сексуальная жизнь, этикет, стиль речи, распорядок дня и т. д. Поведение, отклоняющееся от предписанных для каждой социальной группы норм, всегда осуждалось и строго наказывалось. В индуизме всегда наивысшей ценностью являлась ритуальная чистота. Она определяет если не все, то почти все. В случае девадаси это оказывается особенно важным, поскольку они принимали участие в ритуальной жизни

храма. Если девадаси запятнает свою репутацию, то это обязательно скажется и на ее дочери, и на всей семье в целом. С. Керсенбом-Стори рассказывает случай, когда одной девушке из Тируттани, талантливой и красивой, было отказано в инициации как девадаси из-за того, что перед получением разрешения ее мать «сбилась с пути». Отныне семья этой женщины больше не была уважаемой и не считалась подходящей для выполнения тех функций, которые возлагаются на девадаси в храме. В конце концов, дочь все же получила разрешение на посвящение, но не в свой родной храм в Тируттани, а в храм в Канчипураме, где правила ритуальной чистоты не так строго соблюдались (Kersenboom-Story, 1987: 187–188).

Как и брахманские сыновья, дети девадаси проходили через три этапа социализации: детство в семье, обучение профессии и вступление в профессию, где каждый уровень профессиональной жизни маркировался детально разработанными ритуалами. Становление девадаси начиналось с раннего детства, и превращение обычной девочки в профессиональную танцовщицу маркировалось тремя важными ритуалами (gajjai pūjā, kalyāṇam, muttirai). Вхождение в профессию храмовой танцовщицы было хорошо отрегулированным процессом. Для детей девадаси, как и для других детей в традиционном обществе, не возникал (за редким исключением) вопрос о выборе будущей профессии, поскольку она была жестко детерминирована принадлежностью семьи к определенной джати или общине, и постепенное приобщение к ней начиналось чуть ли не с пеленок.

Дочери и сыновья девадаси с младенчества знали, что музыкальные инструменты и ножные колокольчики являются сакральными предметами. С ними обращались с большой любовью и уважением. За ними ухаживали, как за малыми детьми, тщательно следя за их сохранностью, исправностью и звучанием. Их украшали цветами, заворачивали в шелка, над ними шептали мантры, их окуривали ароматом агарбатти, очищали священным огнем. Такое трепетное отношение тамилов характерно не только по отношению к музыкальным инструментам, но и к самым различным средствам производства, поклонение которым носит глубоко сакральный характер и связано с древними представлениями, уходящими своими корнями в архаическую магию. Считается, что орудия труда специально дарованы людям богами, чтобы добывать средства для жизни в соответствии с джати-дхармой. Они являются объектами пуджи – дарованы

богами, оттого и священны. Эти предметы обеспечивают человеку пищу и все необходимое для существования, поэтому к ним выказывают уважение, им поклоняются и относятся с почтением. Нередко их воспринимают как одушевленные предметы и относятся, например, к мечу, топору, земле, плугу или амбару как к живым существам. Часто инструменты рассматривают как олицетворение конкретного божества, наделяют предметы космогоническим смыслом, связывают с ними какую-либо мифологическую историю или легенду, а их использование бывает окружено целым комплексом примет и суеверий. Например, кайкколары рассматривают различные части станка в качестве различных божеств и риши: нить – это стебель лотоса, выходящий из пупа Вишну, уток – мудрец Нараяна, Брахма представлен специальной планкой (padamaram), а

Адишеша – главной веревкой, и т. д. (Thurston, Rangachari, 1909: 33, Kaikōlan).

Подобное отношение к орудиям труда и к своей профессии дети впитывают

спеленок, а затем в течение всей жизни следуют установившейся традиции, участвуя в процессе формирования особого типа личности вкупе

сособым самосознанием, характерным для каждой конкретной джати. Девадаси бережно хранили свою традицию, передавая из поколения в поколение песни и танцы, которые исполняли для Бога и для людей. Они хорошо понимали ценность своей профессии. Девадаси XX века по имени Сарасвати Амма говорила, что девадаси без знания искусства совершенно беспомощна, беззащитна и не имеет никакого уважения (Kersenboom-Story, 1987: 192). Танец для девадаси был не просто профессией, которая сопровождалась особыми привилегиями и вознаграждениями, но таким видом искусства, которое имело божественное происхождение и даже для богов представляло особую ценность.