9.Понятие и содержание права собственности: российский и зарубежный опыт. (2.1)

Право собственности как субъективное гражданское право представляет собой наиболее широкое по содержанию вещное право, которое дает возможность своему субъекту - собственнику (и только ему) определять характер и направления использования принадлежащей ему индивидуально-определенной вещи, осуществляя над ней полное хозяйственное господство и устраняя или допуская других лиц к ее использованию.

Содержание этого права, складывающееся из правомочий собственника, у нас принято раскрывать с помощью традиционной для русского гражданского права "триады" правомочий - владения, пользования и распоряжения вещью. Считается, что в своей совокупности названные правомочия исчерпывают все предоставленные собственнику возможности. Неоднократно предпринимавшиеся попытки дополнить эту "триаду" другими правомочиями, например, признать за государством-собственником особое правомочие управления своим имуществом, оказались безуспешными. При более тщательном рассмотрении такие "правомочия" оказываются не самостоятельными возможностями, предоставляемыми собственнику, а лишь способами реализации уже имеющихся у него правомочий, т.е. формами осуществления субъективного права собственности <1>.

Одновременно у собственника концентрируются все три названных правомочия. Но порознь, а иногда и все вместе они могут принадлежать и не собственнику, а иному законному владельцу имущества, например доверительному управляющему или арендатору. Так, арендатор вещи обычно не только владеет и пользуется вещью собственника-арендодателя по договору с ним, но и вправе с его согласия сдать эту вещь в поднаем (субаренду) другому лицу или, например, внести в нее значительные улучшения, существенно изменив ее первоначальное состояние, т.е. в известных рамках распорядиться ею. Следовательно, сама по себе "триада" правомочий еще недостаточна для характеристики прав собственника.

Обозначение правомочий собственника как "триады" возможностей свойственно лишь российскому правопорядку. Было бы ошибкой искать истоки "триады" в римском праве: идея о ius utendi, ius fruendi и ius abutendi как о правомочиях собственника принадлежит средневековым глоссаторам, а вовсе не римским юристам, никогда не пытавшимся характеризовать dominium (право собственности) с помощью исчерпывающего набора правомочий <1>. В российское право она "попала" в начале XIX в. благодаря В.Г. Кукольнику и М.М. Сперанскому <2>. Впервые "триада" была законодательно закреплена в 1832 г. в ст. 420 ч. 1 т. X Свода законов Российской империи, согласно которой право собственности определялось как "власть, в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом вечно и потомственно".

Зарубежное (европейское) законодательство чаще закрепляет иные характеристики этого права: - согласно § 903 германского BGB собственник "может распоряжаться вещью по своему усмотрению и отстранять других от всякого воздействия на нее" (аналогичная по содержанию формулировка содержится и в ст. 641 ШГК); - в соответствии со ст. 544 французского Code civil собственник "пользуется и распоряжается вещами наиболее абсолютным образом"; - итальянский Codice civile в ст. 832 говорит о праве собственника вещей "полностью и исключительно использовать их и распоряжаться ими"; - согласно ст. 348 испанского Codigo civil собственность есть право пользоваться вещью и распоряжаться ею без ограничений, кроме тех, которые предусмотрены законом.

Уже из этого краткого перечня видно, что в большинстве развитых западноевропейских правопорядков правомочия собственника определяются не с помощью традиционной для отечественного гражданского права "триады", а путем указания на "пользование и (или) распоряжение" вещью или вещами, т.е. ограничиваются не тремя, а лишь двумя или даже одним правомочием (в частности, не указывая на правомочие владения, поскольку оно считается присущим далеко не только праву собственности). Более того, эти правомочия непременно сопровождаются дополнительным указанием на их осуществление собственником "по своему усмотрению", "наиболее абсолютным образом", "полностью и исключительно" и т.п., поскольку одноименные (а иногда и близкие по содержанию) правомочия, как уже отмечалось, могут принадлежать не только собственнику, но и субъектам некоторых других имущественных прав.

В англо-американском праве спорным остается вопрос о том, является ли "право собственности" (ownership, или full ownership), которое здесь возможно лишь в отношении движимого имущества (personal property), единым правом (single right) или "связкой прав" (bundle of rights), допускающей "расщепление" на отдельные правомочия, или "пучки прав". Принято считать, что оно во всяком случае включает в себя такие правомочия, как право владения (right to possess), право пользования (right to use an enjoy the thing owned), право потребления, разрушения и отчуждения имущества (right to consume, destroy or alienate the thing). В российской литературе нередко ссылаются на взгляды А. Оноре, который насчитал в англо-американском "праве собственности" до 10 - 12 различных правомочий собственника, причем способных в разных сочетаниях одновременно находиться у различных лиц <1>. Но и такое обилие правомочий само по себе недостаточно для характеристики права собственности в англо-американском праве. Примечательно, что и здесь распространено мнение о том, что ownership представляет собой не определенный "набор" известных прав (правомочий), а единое, "самое большое право или связку прав, которое может существовать в отношении имущества" <2>, будучи при этом "наилучшим правом владения" (better right to possession) в сравнении с другими имущественными правами <3>.

Иначе говоря, ни в одном правопорядке содержание права собственности не сводится к исчерпывающему или иному формальному перечню отдельных правомочий собственника, которые отнюдь не всегда характеризуют реальное содержание предоставляемых ему возможностей. Не случайно дореволюционное российское законодательство также не сводило содержание прав собственника к известной "триаде" правомочий. Статья 420 ч. 1 т. X Свода законов говорила о власти собственника "исключительно и независимо от лица постороннего" владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом, а ст. 755 проекта Гражданского уложения - о "праве полного и исключительного господства лица над имуществом, насколько это право не ограничено законом и правами других лиц". Указание на "исключительность и независимость" или на "полноту" прав собственника по вполне понятным причинам исчезло в Гражданских кодексах советского периода, ограничившихся формальным воспроизведением классической "триады" (ср. ст. 58 ГК РСФСР 1922 г. и ст. 92 ГК РСФСР 1964 г.). Это обстоятельство и породило теоретическую дискуссию относительно того, исчерпывается ли данной "триадой" содержание права собственности.

Субъективное право собственности является наиболее широким, но не безграничным по содержанию вещным правом. В соответствии с п. 2 ст. 209 ГК РФ собственник вправе по своему усмотрению совершать в отношении своего имущества любые действия, которые, однако, во-первых, не противоречат закону и иным правовым актам; во-вторых, не нарушают прав и охраняемых законом интересов других лиц. Пределы права собственности устанавливаются не только гражданским законодательством, но и нормативными актами публичного права. В этом отражается ставший объективно необходимым переход от строго индивидуалистического понимания частной собственности, рожденного римским частным правом и присущим европейскому праву до конца XIX в., к поискам баланса частных и публичных интересов, характерным для второй половины XX в. Как отмечается в современной зарубежной литературе, в послевоенное время постепенно пришло осознание ошибочности идеи полной свободы личности и освобождения ее от всяких общественных ограничений, связанное с поисками "среднего пути" и усилением влияния публичного права на частноправовые отношения, включая отношения собственности <1>.

При этом установленные законодательством пределы (границы) права собственности, по справедливому замечанию Ю.К. Толстого, являются не ограничением этого права, а "определением его содержания" <1>, которое по своей сути не может быть безграничным, ибо всякое право есть определенная законом мера дозволенного лицу поведения. Так, земельные участки и жилые помещения должны использоваться их собственниками строго по целевому назначению под страхом их возможного изъятия (ст. 284 - 286 и ст. 293 ГК РФ). В настоящее время во всех развитых правопорядках общепризнаны целесообразными различные ограничения права собственности, которые нередко включаются в законодательное определение самого этого права <2>, становясь тем самым его законодательными пределами.

Наряду с установлением определенных границ содержания права собственности возможны и ограничения (пределы) осуществления этого права, предусмотренные законом или договором. Так, на собственников в полной мере распространяются общие требования закона о добросовестном осуществлении гражданских прав (п. 3 ст. 1 ГК РФ) и о запрете злоупотребления правом (п. 1 ст. 10 ГК РФ), т.е. общие пределы осуществления гражданских прав, предусмотренные законом. Права приобретателя (собственника) недвижимого имущества (плательщика ренты) по договору пожизненного содержания с иждивением (ст. 601 ГК РФ) исключают для него возможность отчуждать или иным образом распоряжаться приобретенным в собственность имуществом без согласия своего контрагента (получателя ренты). В такой же ситуации находится и залогодатель, остающийся собственником отданной в залог вещи, но по общему правилу лишенный возможности отчуждать ее без согласия залогодержателя (п. 2 ст. 346 ГК РФ). В этих ситуациях речь идет об установленных законом и договором пределах осуществления конкретных вещных прав.

С этой точки зрения интересны предусмотренные германским правом случаи так называемой обеспечительной передачи (Sicherungsubereignung) права собственности и отчуждения движимой вещи с "оговоркой о сохранении права собственности" (Eigentumsvorbehalt). В первом случае получатель кредита передает заимодавцу в обеспечение возврата своего долга не вещь (как в обычном залоге), а право собственности на нее, оставляя вещь в своем владении и пользовании. При этом кредитор как собственник вещи становится ее "опосредованным владельцем", а должник остается "непосредственным владельцем". По существу речь здесь идет о залоге вещи без передачи владения ею залоговому кредитору. Во втором случае продавец вещи по договору купли-продажи остается ее формальным собственником до момента полной оплаты ее стоимости покупателем, а последний становится "непосредственным владельцем" вещи с правом ее использования (§ 449 BGB) (что отличает эту ситуацию от купли-продажи в кредит).

В обоих случаях появляются:

1) формальный, или "юридический", собственник вещи, имеющий на нее титул собственности, но лишенный права на ее отчуждение по своему усмотрению (т.е. правомочия распоряжения), и

2) фактический, или "экономический", собственник (и пользователь), имеющий некоторую "защищенную правовую позицию" (которую формальный собственник не может изменить в одностороннем порядке).

Такая "правовая позиция" в германской судебной практике и доктрине обычно характеризуется как "ожидаемое право" (Anwartschaftsrecht), которое считается хотя и "неполным", но особым, самостоятельным вещным правом (и которое само может стать предметом распоряжения, т.е. передачи другим лицам) <1>. Однако и в этих ситуациях в германской доктрине не говорят о "расщеплении" права собственности. Ведь титул собственника со всеми правомочиями остается принадлежать одному лицу, а другое лицо, имеющее юридическую возможность осуществлять некоторые из правомочий собственника по соглашению с ним, становится субъектом особого вещного права (Anwartschaftsrecht), не только ограниченного по содержанию, но даже формально "неполного", или "незавершенного". Таким образом, речь и здесь идет о добровольно установленных пределах осуществления права собственности, наличие которых не означает ни утраты собственником своего права, ни утраты правом собственности своего характера наиболее широкого по содержанию вещного права.

Собственник, осуществляя принадлежащее ему право, может допускать других лиц к использованию принадлежащих ему вещей, в том числе передавая им полностью или частично свои правомочия, но оставаясь при этом собственником своего имущества (п. 2 ст. 209 ГК РФ).

Такое положение возникает, например, при сдаче собственником своего имущества в аренду, при которой к арендатору во многих случаях (хотя и не всегда) переходят правомочия владения и пользования вещью собственника (а в предусмотренных этим договором пределах - и некоторые возможности распоряжения, например сдачи вещи в субаренду или перенаем).

На этом основана и предусмотренная п. 4 ст. 209 ГК РФ возможность собственника передать свое имущество в доверительное управление другому лицу, которое, однако, как прямо подчеркивает закон, не влечет перехода к доверительному управляющему права собственности на переданное ему имущество (п. 1 ст. 1012 ГК РФ). Доверительное управление в российском гражданском праве является, таким образом, способом осуществления собственником принадлежащих ему правомочий (одной из форм реализации правомочия распоряжения), но не установлением нового права собственности или иного вещного права на его имущество.