книги / Экономическая социология переходной России. Люди и реформы

Главные трудности касаются общих экономических усло­ вий, в которых находится предприятие.

От каких условий зависит желание или нежелание ди­ ректоров стать официально признанными хозяевами пред­ приятий? Мы изучали зависимость их желаний (нежеланий) от типа предприятия, его официального статуса: является ли предприятие государственным, АО с участием государ­ ства или АО без участия государства (табл. 60). Оказалось, что наибольшее желание стать официально признанными хозяевами высказывают директора АО с участием государ­ ства. Видимо, они хотят, осуществляя дальнейшую привати­ зацию своих предприятий, расширить контроль над собст­ венностью и стать по возможности единоличными собст­ венниками за счет пакета акций, находящегося сейчас в ру­ ках государства.

Интересно, что стремление стать официальным хозяи­ ном слабее всего выражено среди руководителей АО без участия государства. Видимо, они лучше всех остальных представляют себе все трудности, сопряженные сейчас с этим статусом.

По нашему мнению, выявленные ориентации директоров предприятий ВПК являются фактором стабильности сло­ жившейся системы собственности. Весьма невелик процент имеющих “национализаторские” настроения (менее 1/4 сре­ ди руководителей АО с участием государства и менее 1/10 среди директоров АО без участия государства). Также не­ велик настрой директоров на дальнейшую приватизацию своих предприятий: судя по полученным данным, доля име­ ющих такие настроения примерно одинакова во всех груп­ пах предприятий и составляет около 1/4 их общего числа.

Этот вывод подтверждается и анализом оценок директо­ рами различных форм собственности на предмет того, ка­ кая из них является наилучшей для их предприятия. Наи­ лучшей формой собственности для своих предприятий ди­ ректора считают именно ту, к которой сейчас принадлежит их предприятие. Это было выявлено из анализа ответов на

Таблица 60

НАМЕРЕНИЯ ДИРЕКТОРОВ ПРЕДПРИЯТИЙ РАЗНЫХ ФОРМ СОБСТВЕННОСТИ СТАТЬ ИХ ОФИЦИАЛЬНЫМИ ХОЗЯЕВАМИ (в %)

нием. По состоянию на конец 1995 г. эта доля в составе за­ нятого населения России была 18,5% [28].

Однако если говорить о постсоветской России, то в ее социальной стратификации едва ли можно выделить слой интеллигенции как особый, отличный от других. Не случай­ но в годы перехода к рынку работники умственного труда высшей квалификации стали обозначаться выразительным понятием “бюджетники”. В состав бюджетников нынче вхо­ дят не только высококвалифицированные, но и все другие работники таких сфер, как образование, культура, здраво­ охранение и т.п., без их подразделения по уровню квали­ фикации. Уже одно это означает, что интеллигенция в ее старом, советском смысле как бы ушла в прошлое (или ос­ талась в прошлом).

Исчезновение интеллигенции связано с причинами двоя­ кого рода: 1) экономическими и 2) социальными.

Экономические причины состоят в том, что интеллиген­ ция представляет собой категорию, статус которой базиру­ ется на государственных субсидиях. Сферы ее занятости — наука, культура, здравоохранение, образование — во всех странах мира существуют за счет поддержки государства. Отказ постсоветского государства в России от его обяза­ тельств перед интеллигенцией привел к заметному ухудше­ нию ее материального положения.

В свою очередь, обнищание ученых, писателей, работ­ ников вузов и др. породило немалые последствия. С од­ ной стороны, само снижение уровня жизни привело к психологической дезадаптации, с другой — ухудшение материального положения переключает интересы этой группы с выполнения общегражданской функции на за­ щиту собственных интересов.

Чтобы понять этот тезис, нужно вспомнить, что хотя в

СССР интеллигенция формально идентифицировалась с категорией “работники умственного труда высшей квали­ фикации”, но по существу она воспринималась обществом через ее функцию, через ту роль, которую она в нем (об­ ществе) играла. Эта роль состояла в критике тоталитарно­ го режима, административно-командной системы. На раз­ ных этапах истории СССР эта функция проявлялась поразному: в конце 60-х годов — в борьбе за открытость су­ дебных процессов (Галансков, Синявский), в протесте про­ тив вступления советских войск в Прагу (Богораз, Дани­ эль); в 70-х — в борьбе за свободу выезда из страны (Ща­ ранский, Воронель и др.); в 80-х годах — в борьбе за по­ литическую демократизацию (А. Сахаров). Но на всем про­ тяжении истории СССР всегда находились те или иные

представители интеллигенции, которые пытались противо­ стоять режиму. И именно это придавало интеллигенции особый социальный статус в обществе. Причем ее статус поддерживался не только общественным мнением, но и вы­ сокой самооценкой.

В период рыночных реформ социальное положение ин­ теллигенции изменилось настолько, что позволяет говорить о переживаемой ею социальной драме. Если коротко, то суть этой драмы такова: играя в горбачевскую эпоху роль “гла­ шатая перестройки”, выступая с предложениями по перехо­ ду к рынку, участвуя в разработке “идейной платформы” трансформации, она на этапе, когда реформа пошла, оказа­ лась как бы в дураках. Ибо те перемены в обществе, кото­ рые выявились в самом начале реформ, шли вразрез с идео­ логией перестройки, с теми надеждами и ожиданиями, кото­ рые стимулировали активность интеллигенции накануне пе­ рестройки. Получилось по афоризму “За что боролись — на то и напоролись”. В современных условиях идейные установ­ ки интеллигенции оказалась неадекватными. Понятно, что это породило ее идейный кризис

Таким образом, социальная драма российской интелли­ генции состоит в том, что она переживает как экономиче­ ский, так и идейный кризис: экономическая несостоятель­ ность сочетается с отчуждением от прежних ценностей и отсутствием новых.

Тот ценностный вакуум, который пришлось пережить всему советскому обществу, интеллигенция переживает сильнее других, ибо ее ценностная система была, естествен­ но, более развитой, чем “простых людей”.

Конечно, это несколько идеализированная картина. На самом деле интеллигенция не столь “чиста” и однозначна хотя бы потому, что она, как и все прочие социальные группы, не однородна, а, напротив, дифференцированна. Так, в СССР наряду с демократически настроенной интел­ лигенцией были и “служаки”, вплоть до прямых пособни­ ков КГБ. К советской интеллигенции принадлежали и по­ эт Иосиф Бродский, и гэбист Крючков, и М. Горбачев. Не­ однородна и нынешняя интеллигенция. Ее дифференциа­ ция отличается от советской значительно большей откры­ тостью, тем более что политические группы внутри ее свя­ заны с соответствующими политическими партиями и дви­ жениями — от демократов до националистов и фашистов. С учетом дифференциации ясно, что социальная драма постсоветской интеллигенции относится в основном к ее демократическому крылу.

Говоря о социальном положении интеллигенции в СССР

ив постсоветской России, нельзя не коснуться проблемы привилегий. Институт привилегий затрагивает немалую часть интеллигенции — политиков, госчиновников, высших офицеров, работников силовых ведомств, всех прочих ми­ нистров и их “команды”, дипломатов и др. Наличие приви­ легий порождает двойственность социального положения

исоциальной роли интеллигенции в целом, что проявляет­ ся в противоречивости ее идейных позиций. Если “по идее” интеллигенция — это слой, у которого основной приори­ тет не богатство, а духовные ценности, то понятно, что принятие привилегий приводит интеллигенцию в противо­ речие с ее традиционной ролью в обществе, вплоть до ее исчезновения.

Сказанное позволяет сделать некоторые выводы относительно перемены социальной роли и места интелли­ генции в системе российского общества в последние 8—10 лет. Традиционные интеллектуальность, духовность, высо­ кие гражданские ценности — все это если и не утратило сегодня смысл, то, по крайней мере, роль всего этого силь­ но снизилась.

Немаловажно также то, что в период между пере­ стройкой и началом рыночных реформ сильно уменьшил­ ся профессиональный престиж научной интеллигенции. Потеря ею авторитета объясняется просто: реальная постперестроечная ситуация в России оказалась чрезвы­ чайно далекой от прогнозов и ожиданий “прорабов пере­ стройки”. Поэтому резко упал престиж ученых социаль­ ных профессий — экономистов, историков, философов, социологов. Общественное мнение обвиняло их в непро­ фессионализме, некомпетентности, обмане общества. Бо­ лее того, была очевидна тенденция приписать экономи­ стам и социологам вину за многие политические ошибки ЦК КПСС. Классический пример — приписывание уче- ным-аграрникам вины за действия ЦК КПСС по уничто­ жению малых деревень.

Из сказанного следует довольно парадоксальный вы­ вод. Учитывая нынешнее положение интеллигенции в Рос­ сии, углубление ее внутренней дифференциации, переори­ ентацию с духовных ценностей на материальные, сниже­ ние социального престижа в глазах общества, весьма спорно считать ее особой социальной группой в системе социальной стратификации. Ведь возможна и альтерна­ тивная трактовка — рассмотрение работников умственно­ го труда высокой квалификации как слоя внутри более широкой совокупности, называемой специалистами. Впро­

чем, это весьма дискуссионный вопрос. В силу его новиз­ ны он заслуживает дополнительного изучения, высказан­ ные здесь соображения являются предварительными.

§ 55. Судьба фермеров в России

Класс фермеров является неотъемлемым звеном социальной стратификации любой страны. Поэтому естественно, что в России с ее малоэффективными колхозами и совхозами с на­ чалом перестройки стало зарождаться фермерство. Однако этот процесс оказался “загнивающим”: роста фермерства, а тем более превращения его в основу отечественного сельско­ хозяйственного производства достичь не удалось. Ведь фер­ меры — это типичные представители того самого среднего класса, который, как было показано выше (гл. 43), в России не сложился, хотя их судьба, конечно, отличается от судьбы среднего класса в других отраслях экономики — в промыш­ ленности, строительстве, образовании и др.

Развитие фермерских хозяйств и в 90-е годы происходит в неблагоприятных условиях. Взяв курс на создание фер­ мерства, власть вольно или невольно столкнула зарождав­ шихся фермеров с колхозами и совхозами: с одной сторо­ ны, отказалась от традиционной политики финансирования убыточных коллективных хозяйств, а с другой — взяла курс на поддержку фермерских. Первые же шаги по созданию для них благоприятных условий (земля, кредиты и др.) вы­ звали негативное отношение к ним со стороны работников колхозов и совхозов. Понять массовую психологию можно: слишком сильным было накопленное недовольство деревни малой заботой о ней со стороны государства. Ведь немалая часть колхозов работала на совесть. А получалось так: к их разорению государство равнодушно, тогда как в фермерах, еще ничего не давших, заинтересовано. Это создало в дерев­ не устойчивую конфликтную ситуацию. На таком фоне по­ явились в России первые фермерские хозяйства.

В 1994 г. на базе ВЦИОМа было проведено обследова­ ние [28], которое было довольно оригинальным. Суть его состояла в сравнении социально-экономического положе­ ния фермеров и руководителей колхозов по некоторым по­ казателям: их составу, удовлетворенности работой, трудо­ вой мотивации и др.

Сопоставление ответов фермеров и руководителей кол­ лективных хозяйств на вопрос, довольны ли они своей ра­ ботой, показало, что удовлетворенность руководителей коллективных хозяйств ниже, чем фермеров: доля доволь-

УДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ ФЕРМЕРОВ И РУКОВОДИТЕЛЕЙ КОЛЛЕКТИВНЫХ ХОЗЯЙСТВ СВОИМ ТРУДОМ*

* Вопросы к руководителям и ф ермерам ф ормулировались несколько по-разном у: к руководителям — “Довольны ли вы своей работой?", а к фермерам — “Довольны ли вы тем, что стали ф ерм ером ?”

ных среди них в 1,5 раза ниже, а недовольных — в 2 раза выше (табл. 62).

Что стоит за этим? Судя по ответам руководителей на вопрос “Что вам в вашей работе не нравится?”, почти 2/3 из них страдают от того, что “нет возможности работать нормально, обеспечивать развитие производства”; 79% жа­ луются, что “трудности с ресурсами, со сбытом продук­ ции, кредитом и т.п. слишком велики”; 40% недовольны обилием конфликтов (среди фермеров таковых 27%); 17% руководителей указали на то, что “никто не хочет рабо­ тать”.

Что касается факторов удовлетворенности, то в ответах на вопрос “Что вам нравится в вашей работе?” большинст­ во руководителей назвали нейтральные факторы: 81% из них нравится работа с людьми, 61% — близость к природе. Из числа же экономических и профессиональных факторов значимыми оказались три: деловая самостоятельность — 27%; владение собственностью — 7; хорошая оплата — 4%.

Как видно, руководители хозяйств весьма низко оцени­ ли экономический потенциал своей должности, своей рабо­ ты. На момент опроса они считали, что перспектив стать полновластными собственниками у них нет, что создать полноценное частное предприятие на базе нынешних хо­ зяйств им едва ли удастся. С другой стороны, традицион­ ные производственные, финансовые и другие трудности ра­ боты руководителей коллективных хозяйств с начала ры­ ночных реформ не только не уменьшились, но, напротив, возросли.

Это связано не только с общей экономической ситуаци­ ей в стране, но и со снижением управляемости трудовых коллективов. В условиях, когда материально-техническая база предприятий если не полностью, то в большой мере разрушена, для поддержания нормального уровня произ­ водства требуются особые усилия работников. Но более

ЧТО НЕ НРАВИТСЯ В РАБОТЕ* (в %)

Не нравится Руководители Ф ермеры

Слишком дорогая техника, семена, корма,

половины руководителей очень низко оценили состояние трудовой дисциплины и отношение к труду на предприятии, считая, что дисциплина упала, а масштабы хищений резко возросли. В этой ситуации, при отсутствии рыночных стимулов, эффективную работу можно было бы обеспечить только командными методами. Но давить на людей руково­ дители теперь не могут, их власть над “низами” стала на­ много слабее. Отсюда неудовлетворенность трудом.

У фермеров ситуация несколько иная. С одной стороны, они в высшей степени недовольны всем комплексом усло­ вий их труда (табл. 63). Отвечая на вопрос “Чего более все­ го не хватает вам лично для более успешного хозяйствова­ ния?”, фермеры указали на нехватку денег (74%), техники (59%), трудности со сбытом продукции (36%), нехватку сельскохозяйственных знаний (14%), практического опыта работы в сельском хозяйстве (10%). Так что удовлетворен­ ность 2/3 фермеров своим трудом сочетается с огромными трудностями, причем не только материально-техническими и финансовыми, но и правовыми, социальными, психологи­ ческими.

Чем же тогда довольны фермеры, чем объясняется их высокая удовлетворенность трудом? Бесспорно, что ее ко­ рень состоит в появлении новых стимулов к труду. Это вы­ явилось в ответах на вопрос “Что побудило вас стать фер­ мером?”. Ответы оказались такими (в %):

В этих ответах “проглядывают” новые стимулы, новая трудовая мотивация.

Во-первых, подавляющее большинство фермеров заня­ лись этой деятельностью ради независимости от органов власти. Это люди, которые наработались в условиях “ме­ лочной опеки” и наконец решились и сумели вырваться на свободу. Для них она главная ценность.

Во-вторых, около половины фермеров занялись фермер­ ским трудом ради того, чтобы стать собственниками. Это серьезное свидетельство зарождения новой трудовой моти­ вации.

В-третьих, о “желании разбогатеть”: хотя на это указа­ ла наименьшая доля фермеров (около 1/4), но ведь еще не­ давно стремление к богатству сурово осуждалось, а в нача­ ле советской истории — сурово наказывалось. Так что фер­ меры явно демонстрируют зарождение новых стимулов к труду. Выявившаяся у них система мотивов показывает серьезность сдвигов в идеологии и трудовой мотивации, ко­ торые произошли в стране.

Выявленные мотивы различаются у фермеров, по-разно­ му оценивающих свою возможность сохранить землю: у оп­ тимистов, которые уверены в этом, и пессимистов, которые в этом не уверены (табл. 64). Как видно, дифференциация мотивов у оптимистов и пессимистов хотя и не очень силь­ ная, но все же есть. Сильнее всего дифференцирован мотив “желание разбогатеть”, где доли оптимистов и пессимистов различаются почти в 2 раза.

Мы попытались выяснить также планы руководителей коллективных хозяйств и фермеров в отношении смены ра­ боты, для чего задавали вопрос “Собираетесь ли вы и даль­ ше оставаться на этой работе?” (табл. 65). Оказалось, что фермеры более стабильны, чем руководители хозяйств: 90%

Таблица 64

ЗАВИСИМОСТЬ МОТИВОВ ЗАНЯТИЯ ФЕРМЕРСКИМ ТРУДОМ ОТ ВЕРЫ (НЕВЕРИЯ) В ВОЗМОЖНОСТЬ СОХРАНИТЬ ЗЕМЛЮ* (в %)

* Несмотря на то что почти все ф ермеры (92% опрош енных) имеют документы на владение землей, 30% не имеют уверенности в том, что им удастся ее сохранить. С ре­ ди них половина опасается, что государство отберет землю, и почти столько же боятся разориться.

ПЛАНЫ ПЕРЕМЕНЫ МЕСТА РАБОТЫ (ЗАНЯТОСТИ) ФЕРМЕРАМИ И РУКОВОДИТЕЛЯМИ КОЛЛЕКТИВНЫХ ХОЗЯЙСТВ (в %)

опрошенных фермеров собираются и дальше вести свое хо­ зяйство, что в 1,5 раза больше, чем доля руководителей, на­ меренных и дальше оставаться на этой работе. К тому же фермерские оценки более определенны: только 8% не име­ ют мнения, тогда как среди руководителей не имеет его 1/4. Это свидетельствует о том, что фермеры на момент оп­ роса чувствовали себя более уверенно, чем руководители коллективных хозяйств. Видимо, в тот период у фермеров еще были серьезные надежды на то, что они смогут выжить и начать развиваться. Руководители же колхозов были “под огнем”: реформаторы были настроены против этой формы хозяйствования вообще. Ведь в начале реформирования экономики делались весьма радикальные заявления такого типа, как, например, заявление Г.Х. Попова: “Пока существ вуют колхозы — наше сельское хозяйство не поднять”. Это создавало нервозную обстановку и дестимулировало руко­ водителей.

Различие в настроении фермеров и руководителей колхо­ зов, безусловно, значимо. Ведь фермеры страдают от кризис­ ное™ экономики, дефектов экономической политики, дефи­ цита производственной инфраструктуры не меньше, чем ру­ ководители коллективных хозяйств. Но плюсы фермерского труда, их большая экономическая свобода, большая незави­ симость в какой-то мере компенсируют негативные воздейст­ вия внешних условий — дефектов экономической политики, дороговизны средств производства, отсутствия правовой за­ щиты, трудности получения кредитов, чрезмерности налогов и др. Правда, использование фермерами производственной инфраструктуры колхозов и совхозов облегчает их положе­ ние, но отнюдь не все фермеры пользуются услугами хо­ зяйств. Более 1/5 опрошенных фермеров указали на наличие у них конфликтов с руководителями колхозов и совхозов, с местной властью. И то, что при всех этих условиях 90% фер­ меров намерены продолжать вести свое хозяйство, можно рассматривать как косвенный показатель высокой ценности для них этой деятельности.