Алексей Пензин
«Революционное чудовище»: понятие множества в философии Антонио Негри
1. Теория и практика одной биографии
Однoвремя могло показаться, что западный марксизм как философия, оперирующая на современном концептуальном уровне и создающая образцы высокой теории, способные вдохновлять как широкие слои левых активистов, так и академических интеллектуалов, проигрывает свои позиции. Школа фундаментального философского возвращения к Марксу, созданная во Франции Луи Альтюссером, в 70-е гг. испытала кризис и фактически распалась, а ее отдельные представители, такие как Жак Рансьер, начали самостоятельную карьеру, лишь косвенно связанную с марксистским теоретическим полем. В Германии Юрген Хабермас, последний крупный представитель Франкфуртской школы, перешел на умеренно-либеральные позиции, создав теорию общественной эволюции, которая смещает анализ капитализма в сторону мягкой критики общественных патологий, чье излечение благодушно видится делом «коммуникативного разума», неуклонно раздвигающего сферу демократической общественности. В англоязычном мире академический марксизм сблизился сculturalstudies, став одной из методологий анализа массовой культуры и образовав вместе с ассимилированными элементами французского постструктурализма род междисциплинарной «критической теории» (criticaltheory), которая весьма далека от представлений Макса Хоркхаймера 30-х гг. прошлого века. Отдельные теоретики, такие как Ф. Джеймисон, П. Андерсон, Т. Иглтон, заняли скорее оборонительную позицию, исследуя традициюWesternMarxismот Лукача до Адорно, защищая это наследие от атак постструктуралистов[1]и «диалектически» вовлекая современную немарксистскую теорию в конкретный анализ культурных и общественных реалий позднего капитализма[2]. Как отмечает Перри Андерсон, кризис западного марксизма находится в сложной связи с упадком левого движения после 60-х гг., что создало условия для почти непреодолимого разделения западной «левой» на академическую теорию, тяготеющую к критике позднебуржуазной культуры, и практическую стратегию антикапиталистического движения[3].
На этом фоне появление, начиная с конца 70-х гг., основных работ Антонио (Тони) Негри, конструирующего новые концепты и сильные абстракции, можно рассматривать как обновление философской составляющей марксизма. Сама биография Негри воссоздает потерянное уже у франкфуртских марксистов единсгво мысли и политического действия, заставляя вспомнить о другом известном итальянском марксисте, Антонио Грамши. «Негри никогда не хотел быть просто теоретиком; его теория, его интерпретации неотделимы от некоторого типа практической классовой борьбы» (Ж. Делёз). Жизнь Негри с ее жесткой политической фактурой не может быть вынесена за скобки ради академической респектабельности его сложных теоретических работ; ее динамика позволяет уловить их мощную витально-патетическую составляющую[4].
В 70-е гг. Негри был связан с движением итальянской разновидности автономистского марксизма, «operaismo»[5]. Основным моментом практики и теоретизирования операистов был отказ от принципа внешней организации, ставка на силу самих эксплуатируемых в непосредственном столкновении с какапиталомм, исключающем посредничество любой «авангардной партийной структуры. Уже в этихпрактических установках автономистов на имманентность борьбы можно увидеть прообраз позднейших теоретических анализов Негри. В ранней книге «Маркс после Маркса» (1979) Негри предпринимает опыт сильной интерпретации фрагмента «Grundrisse», который идейно предшествует концепции «Капитала». Основное смещение, проводимое Негри, состоит в перетолковании политэкономических категорий этой работы в политическом ключе: это акцент на властных отношениях капиталистического доминирования и форме субъективности труда - той самой мощи сопротивления трудящихся, что прокламируетoperaismo. Выведенная Марксом известная закономерность - тенденция к понижению нормы прибыли - непосредственно «говорит о восстании живого труда против власти прибыли». Когда капиталист в течение рабочего дня стремится уменьшить количество необходимого труда (требуемого для воспроизводства рабочей силы), поднимая тем самым уровень эксплуатации, он сталкивается с «силой, которая все менее охотно ему подчиняется, демонстрируя все меньшую способность к сжатию»[6]. Столкнувшись с этим пределом и вынужденная учитывать сопротивление пролетариата, эксплуатация становится более косвенной и экстенсивной, «всеобъемлющим социальным отношением», распространяясь за пределы фабрики и начиная пронизывать все социальное пространство. Определение общественных потребностей, качество развлечений, организация семейных отношений, образы достойной жизни - все это включается в стоимость рабочей силы, а значит, и в круговорот эксплуатации. Для подкрепления своей аргументации Негри использует известную уже Марксу оппозицию формального/реального подчинения труда капиталу; он говорит о том, что формальное подчинение (юридически-рыночный механизм купли-продажи рабочей силы) уступает место реальному подчинению,командному контролю капитала, который пронизывает всю ткань социальности, просачиваясь в мельчайшие аспекты повседневной жизни.При переходе от жесткого дисциплинарного фордизма к инспирированной теорией Кейнса практике регулятивного воздействия государства на экономику и общество капитал социализируется («socialcapital») и тем самымстановится формой власти, что исторически совпадает с позднекапиталистической фазойwelfarestate, когда капитал берет на себя функцию общественного воспроизводства.
Пересечения теории социализированной эксплуатации Негри и анализа «микрофизики власти», который в то же десятилетие разворачивал М. Фуко, очевидны. Основное методологическое правило Фуко - анализировать власть какимманентность - переносится на анализ капитала[7]. Как мы попытаемся показать далее, если этот ранний текст Негри двигается параллельно логике Фуко, хотя и находится в ином концептуальном пространстве, то в «Империи» с фукианскими допущениями анализа власти производится операция, которая, вопреки декларациям, очень напоминает диалектическую.