Ильин Илья Викторович

аспирант кафедры теоретической и практической философии философского факультета ХНУ им. В.Н. Каразина

Доклад, читанный на шестом семинаре «Рауманализа Лакана»

26 Ноября 2014 года,

под названием:

«Опасные связи» означающего

1. Лакан о тождестве и различии психологии и психоанализа. Еще раз о психологизации.

Использование понятий никогда не бывает безболезненным, безобидным для человека. Понятия, которыми мы пользуемся в своей повседневной жизни, теоретическом исследовании и практическом действии, имеют свою историю, то есть, включенность в те или иные общественные отношения, а также, что более важно, именно в понятиях выражается, если мыслить вместе с Владимиром Лениным, «миллиарды раз повторяющаяся практическая деятельность человека» [1, c. 172], а дальше, можно говорить о закрепленных в понятиях структурах общественной практики, и даже о том, что понятия в качестве результата последней оказывают на нее направляющее и формирующее воздействие. Так, используя лакановское понятие означающего неосторожно, второпях, без вопроса о том, что таится за ним, вполне возможно попасть в то, что мы назвали под-темой наших семинаров – в топи означающего. Что такое топи означающего? Куда уведет нас понятие означающего? На предыдущих семинарах была высказана мысль о том, что это понятие явилось концентрированным и превращенным выражением определенной общественной практики: переписывания субъекта и пространства, а также их истории для дальнейшей дискурсивно-научной индивидуализации и управления посредством свободы. Что это значит? Это значит, что капиталистический кризис воспроизводства жизни рабочего привел к масштабной социально-пространственной трансформации общественных отношений, начиная со второй половины ХІХ в., целью которой было подтягивание рабочего до жизненного уровня, до респектабельности, до «образа жизни» буржуа, как пишет Ленин. Это фундаментальное смещение классово-политического контекста сначала в форме морального-эстетического-медицинского комплекса (далее – МЭМ-комплекса), а затем, в форме дискурсивно-научной легитимации гегемонии буржуазии и выразился, в конечном итоге, в понятии означающего. Скрытость в пространстве тайны производства прибавочной стоимости, а также скрытность самого пространства некоторыми особыми социальными пространствами (например, универмаг, зоопарк, кинотеатр, или же специфическими пространственными технологиями – освещением [*1], зеркалами [*2]), производящими в итоге сухой остаток эффекта, знака, отношения – все эти свойства до сих пор основательно не раскопанной, а подчас неизвестной, «тихой» истории утверждения глобальной политической гегемонии буржуа слились в беспространственной и запутанной, многослойной, похожей на геологическую породу амфиболита, концепции лакановского означающего. Иными словами, неосторожное применение этого понятия воспроизводит дискурс, редуцирующий субъекта к речи, а социальное пространство к пространству в формате его речевого выражения (по крайней мере, такой фокус остается в пределах первого семестра этого года семинара!). Именно этот аспект созидательно-временнóй характеристики понятия означающего будет в фокусе настоящего семинара, а именно, утверждения Лакана о том, что означающее является уничтожением предмета, запретом Вещи (в специфически психоаналитическом его значении, как первобытного, доисторического Другого - матери), означающее это знак знака. Вот эта первичность и деструктивность означающего по отношению к предмету, знаку и будет рассмотрена пространственно-генеалогически.

Но откуда берется у нас такая уверенность в том, что лакановская концепция означающего уводит нас в вышеуказанные топи? Почему вдруг такая блестящая и незапятнанная никакой материальностью концепция находит свой исток в скрыт(н)ой социально-пространственной трансформации капитализма, начавшейся во второй половине ХІХ в.; другими словами, почему в топях означающего просвечиваются анатопии брендизации капитализма (как можно заметить на нашей главной афише)? Дело в том, что Лакан оставляет следы своего невольного участия в широком общественном движении: обращаясь к проблеме взгляда, упоминает свет и световые пятна как условие видимого (смотрения и бытия во взгляде), указывая на зеркальную природу становления субъекта, или, прямо говоря, что логика означающего определяет логику стоимости (но об этом подробнее ниже). Во всех этих и прочих случаях Лакан использует пространственные явления в качестве иллюстрации своих концептов или в качестве свидетельств воздействия означающего. В этих-то моментах в топологически выверенной, мнящей себя (в)не-исторической концепции означающего проступают заметные контуры известных социально-пространственных превращений, поскольку и зеркало, и освещение, и примат означающего над стоимостными отношениями (это последнее будет показано в дальнейшем изложении) стали «миллиарды раз» повторяющимися практиками только начиная с обозначенного нами периода. Поиск таких щекотливых моментов в творчестве Лакана требует замены интегрального прочтения корпуса его произведений выискиванием противоречивых, амфиболитных, пространственных высказываний посредством терминологического поиска, то есть пересечения, раскапывания слой за слоем всех текстов Лакана, в которых встречается данный термин. Хотя, конечно, здесь остается открытым вопрос о том, почему именно Лакан был выбран нами в качестве спутника в нашем археологическом предприятии.

В предыдущих семинарах я связывал понятие означающего с практикой психологизации. Данный термин нужно понимать в качестве обозначения процесса смещения/переписывания субъекта и пространства через технологии дискурсивно-научной индивидуализации и управления посредством свободы. То есть, в отличие от МЭМ-комплекса, психологизация стремится научно легитимировать гегемонию буржуазии и преодолеть проблему рабочего класса, не причиняя при этом ущерба свободе индивида, но перенаправляя классово-политическую определенность последнего в сферу личного самосовершенствования, осуществления свободного выбора, принятия на себя ответственности за этот выбор. Кроме того, в психологизации скрываются рамки, изначально помещающие субъекта и пространства в ее дискурс, что также отличает психологизацию от МЭМ-комплекса, в котором, еще до включения в него, субъект уже маркировался извне (или в дальнейшем – самостоятельно) в качестве больного, безобразного, виновного и пр. Психологизация, по видимости, устраняет все эти неблагочестивые, с точки зрения науки, дискурсы, предоставляя субъекту свободу выбора толкования его свободы. Но здесь нужно двинуться дальше и разработать более детальную, динамическую структуру отношений между психологией и психоанализом внутри психологизации. Если их роднит фрейминг, то есть общие рамки функционирования и скрытия принципов этого функционирования, то различает их особое отношение к управлению посредством свободы. В психологии, которую условно нужно назвать «американской», форма переписывания и смещения субъекта и пространства безотносительна к содержанию юридической свободы действий и психологического «принуждения к свободе» (Роуз), и поэтому психология тяготеет к возвращению в тех или иных формах внешних нормативных моделей МЭМ-комплекса. В лакановском психоанализе сама форма переписывания/смещения субъекта/пространства заряжена нормативностью семейного авторитета, то есть язык, речь, означающее – все это подчиняется Эдипову комплексу, по существу. Поэтому в лакановском психоанализе развитие свободной ассоциации и создание, выискивание новых, забытых, вытесненных и пр. означающих сопряжено с гетеросексуальной нормативизацией, с воспроизводством семейного авторитета. Здесь нужны две поправки: 1) в данном контексте, конечно, по необходимости, я не уделяю внимание отношению означающего и jouissance как выхода субъекта на уровень влечения, за пределы принципа удовольствия; 2) вышеуказанные особенности лакановского психоанализа не лишают последнего связи с МЭМ-комплексом, но лишь помещают его в контекст функционирования речи, то есть, анализанд сам приводит себя, с помощью психоаналитика, в своей свободе к признанию необходимости (МЭМ-комплекса). Иными словами, психология нормализует в результате, а психоанализ в процессе лечения. Если психология изначально была застигнута контекстом и потребностями коммерческих, военных, педагогических и пр. предприятий биополитического характера, развернутых со второй половины ХІХ в. – нач. ХХ в., то в психоанализе этот контекст в свернутом виде помещен в форму его функционирования, а значит, именно в речи Лакана можно найти в превращенном виде следы известной трансформации. Нужно предположить, что именно Лакан в понятии означающего формализовал, обобщил важные характеристики всего процесса психологизации.

Любопытно обратиться к текстам Лакана и найти там его разъяснения по поводу отношения психологии и психоанализа. Это поможет не только более ясно понять контекст позиции Александра Смулянского, заочный спор с которым завязался на предыдущем семинаре [*3], но и прояснить специфику общепринятого, как я понимаю, утверждения об исключительности психоанализа и отсутствии всяких связей последнего с психологией и общего поля, их объединяющего (которое я называю психологизацией).

Итак, Лакан полагает, что 1) только психоанализ остается верным этике научного исследования благодаря формированию собственного предмета и метода и создания организации, объединяющей ученых и передающей это открытие и метод другим [12, c. 456-457]; отвержение любой идеологии является первоначальной задачей науки [12, c. 832]. Кроме того, верность науке осуществляется в том, что Фрейд, по мысли Лакана, никогда не претендовал на создание «тоталитарной мировой философии», но четко определил область своего исследования психопатологией (оговорки, шутки, парапраксы и пр.) [13, c. 210]. С этим же моментом связано утверждение Лакана о том, что психоаналитику свойственно принятие позиции ученого незнания относительно предмета его изучения – субъекта бессознательного [13, c. 461]; 2) психология же воспроизводит просвещенческие идеалы самосознания субъекта [11, c. 71-72], ставя теорию целостности и синтеза эго во главу угла [12, c. 490, 795]; психология, по мысли Лакана, это «машина идеалов, а идеал это раб общества» (La psychologie est véhicule d'idéaux. <...> L'idéal est serf de la société - [12, c. 832]); поэтому-то психология принимает за данность современные ему установления и общественные отношения [11, c. 141-142]: изучая рынок, поддерживая потребление, вербуя на военную службу (mais défère aux voeux de l'étude de marché <...> les moyens propres à soutenir la consommation aux U.S.A., la psychologie s'enrôla – [12, c. 832]), участвуя в менеджерской эксплуатации и в приеме на работе (à l'exploitation managériale de la psychologie, spécialement dans ses usages de recrutement pour les emplois – [11, c. 205-206]); главной проблемой психологии является адаптация индивида к современным капиталистическим структурам (est l'inspiration de toute la psychologie classique et académique, tout doit coller, à savoir que les êtres humains sont des êtres, comme on dit adaptés, puisqu'ils vivent – [17, c. 146]) , поэтому здесь необходима теория тождества субъекта, который накапливает необходимые ему знания и умения, пользуется свободой выбора, рассудительностью и представлением об объективном ходе вещей [19, c. 228]; (la psychologie moderne est faite pour expliquer comment un être humain peut se conduire en structure capitaliste, de même le vrai nerf de la recherche sur l'identité du sujet est de savoir comment un sujet se soutient devant l'accumulation du savoir – [18, c. 414-415]; психология овеществляет человека (Ce n'est pas du tout que nous reprochions à cette psychologie de faire de l'homme une chose – [15, c. 356]), способствует конформизму и социальной эксплуатации (du conformisme, voire de l'exploitation sociale – [20, c. 529-530]).

Характерно, что Лакан порой осмысляет психологию посредством психоаналитических понятий: в одном фрагменте он критикует психологию за то, что в ней нет измерения Другого как такового [19, c. 228]; а еще упрекает психологию в том, что она представляет собой незавершенный раскол, в то время как психоанализ показывает как petit a раскалывает Другого и субъекта (C'est en ce point que la psychanalyse est autre chose qu'une psychologie. Car la psychologie, c'est cette scission inaccomplie – [14, c. 77].

Итак, психоанализ и психология (Лакан еще использует понятие психологизма, но редко) относятся друг к другу как наука и идеология (при всей сложности отношений Лакана к науке, в вышеупомянутых фрагментах именно такая противоположность напрашивается). С этой перспективы становится ясным различие между обоими: психоанализ подчиняется этике научного исследования, избегая идеологии, а психология полностью подчиняется требованиям своего времени, служит капиталистических структурам; различие между ними концептуализируется через дихотомию субъекта и эго, расколотости бессознательного и единства сознания соответственно. И все-таки, хотя психоанализ развивается параллельно эволюции психологии (parallèle à l'évolution générale de la psychologie – [16, c. 54-55]), Лакан пытается далее поместить психологию в поле психоанализа, подвергая ее критике не только исходя из ее ангажированности, но еще из-за ее… недостаточной психоаналитичности (нет Другого как такового, не совсем полный раскол и пр.). Если первый пункт критики психологии совершенно отсутствует у Смулянского, то вторая тенденция вполне повторяется. Возможно, что такая подмена (часть выдается за целое, психоанализ исполняет роль некоторого целого, в котором психология является частью) является попыткой ответа на вопрос о том общем, что объединяет психологию и психоанализ. Нужно полагать, что обращение к такой подмене было вызвано тем, что вопрос о всеобщем ставится Лаканом с точки зрения критерия формально-логического обобщения, исходя из которого психология не дошла до более общих, по объему и содержанию, понятий Другого и petit a. Между тем, Лакан все же дает выход к диалектическому решению проблемы всеобщего, замечая потребности общественно-капиталистического развития, приведших к психологизации проблем потребления, войны, труда и пр. Но при этом, он оставляет за пределами этой причинности, насколько можно понять, собственно психоаналитическую теорию и практику. Впрочем, главное, что Лакан все-таки предполагает наличие общего знаменателя между психологией и психоанализом, но поскольку он непоследовательно обращается к диалектическому способу нахождения всеобщего, то ему остается создать критерий сравнения из одного из предметов, подлежащих сравнению.

Если же мыслить этого общее посредством понятия психологизации, то становится ясным, что всеобщим для психологии и психоанализа является процесс смещения классово-политической определенности рабочего и экономических отношений в целом, произошедший сначала в социальном пространстве, а затем приобретший форму переписывания субъекта и пространства. И здесь не важно, будет ли это переписывание осуществляться посредством понятий и технологий эго и суггестии, или же субъекта и jouissance посредством публичной речи. Главное, что происходит это замена (скрытие) одной формы социального способа существования (за) другой формой. Самым ярким примером этой замены является отношение психологии и капитализма к психоанализу по мысли Лакана, которое характеризуется взаимоисключающим на практике, параллельным и подчиняющим первых второму в теории. Лакан убрал за скобки психоанализа все капиталистические структуры, тем самым оголив характерную особенность психологизации. Именно поэтому лаканизм это канун превращения психоанализа в рауманализ.

Теперь необходимо приступить к анализу во втором амфиболите означающего созидательно-временнóй, ретроактивно-замещающей функции понятия означающего, поскольку именно эта функция является теоретическим обобщением отношения Лакана к психологии и капиталистическим структурам.