франц.революция

3) 1. Предпосылки революции.

2. Основные события и этапы революции.

3. Историческое значение французской революции конца XVIII века.

4. Влияние революции на Россию.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

1

Величайшие революционные потрясения, произошедшие АО Франции в последние десятилетия XVIII века, готовились всем ходом развития страны. Феодально – абсолютистский строй изживал себя, тормозил развитие страны. Накануне революции Франция переживала торгово – промышленный кризис, расстройство финансов. Неурожай влёк за собой голод. Восстания крестьян, обездоленность городской бедноты сливались с острым недовольством экономически сильной, но политически бесправной буржуазии.

         Большое значение для идеологической подготовки Великой Французской революции имела деятельность выдающихся французских просветителей конца XVIII в. «Великие люди, которые во Франции просвещали головы для приближающейся революции, сами выступали крайне революционно»

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2

 

В обстановке нараставшего протеста «третьего сословия» король вынужден был созвать генеральные штаты.

5 мая 1789 г. – в Версале, в зале дворца, открылись Генеральные штаты, состоявшие из представителей трёх сословий: духовенства, дворянства и буржуазии. 9 июля Генеральные штаты были учредительным собранием.

14 июля 1789 г. – восставший народ штурмом взял крепость – тюрьму Бастилию. Это означало собой крах абсолютизма и начало революции.

В последующие недели революция распространилась по всей стране. В городах образовались новые выборные органы власти – муниципалитеты, буржуазные по своему составу. Создавалась новая вооружённая сила – национальная гвардия. Восставшие крестьяне жгли замки феодалов, захватывая их земли.

26 августа 1789 г. – Учредительное собрание приняло выдающийся документ эпохи – «Декларацию прав человека и гражданина». Она провозгласила равенство всех людей пред законом и буржуазные свободы. Лозунгами революции стали: «Свобода, равенство, братство!». Была принята серия декретов (законов), разрушавших основы старого строя:

- отменены сословия

- конфисковано имущество церкви

- уничтожены ограничения, препятствовавшие развитию промышленности и торговли

- упразднены некоторые привилегии феодалов.

Великая революция выдвинула своих лидеров – Робельер, Марат, Дантон и др.

В 1791 году была принята конституция, согласно которой Франция провозгласилась конституционной монархией.

Королевский двор в союзе с европейскими монархами готовил контрреволюционную войну. 11 июля 1792 г. Законодательное собрание обьявило: «Отечество в опасности!» В результате восстания в Париже 10 августа 1792 г. Французская монархия пала.

После падения монархии, фактическая власть сосредоточилась на ряду с Законодательным собранием в новом созданном органе – Коммуне. Усилился конфликт между различными классами в Национальном собрании. Франция была провозглашена республикой. Королю был вынесен смертельный приговор и он был казнён.

С 1792 г. Ситуация в стране резко обострилась. Начались волнения в городах в связи с ростом дороговизны и ухудшение продовольственного положения. Весной 1793 г. Армия контрреволюционной коалиции вторглись на территорию Франции. Народное восстание в Париже под руководством Коммуны 31 мая – 2 июля 1793г. Жирондистов, и власть прешла в руки якобинцев.

Якобинцы пришли к власти в стране в очень сложный период, но успели многое создать для страны, и защиты революции. Они провели ряд важных преобразований:

1. Была создана система революционной власти.

2. Довели до конца и закрепили уничтожение феодальных порядков во французской деревне.

3. В интересах низов (городской бедноты) был введён максимум цен на основные продукты и товары.

4. Была утверждена более демократическая конституция, законодательно закреплявшая в стране республиканский строй.

5. Якобинцы добились решительного перелома в войне. К весне 1794 г. Франция полностью освободилась от противника.     

Но военные успехи якобинцев не привели к внутренней устойчивости. Нарастали противоречия якобинской диктатуры. Расправляясь с противниками, якобинцы теряли социальную базу, опору. 27 июля 1794 г. В результате контрреволюционного переворота, якобинская диктатура пала.

Новый период революции ознаменовался торжеством буржуазии. Она уничтожила аппарат революционной диктатуры, разгромила Коммуну.

В 1795 году была принято новая Конституция, закреплявшая основные завоевания буржуазии. Исполнительная власть сосредоточилась в руках Директории, состоявшей из 5 человек. Бывший революционный генерал Бонапарт разгромил мятежников на улицах Парижа.

Последовавшие в 1798-1799 гг. военные неудачи усилившаяся борьба во Франции левых и правых политических течений, выдвинули на политическую авасцену Наполеона Бонапарта. 9 ноября 1799 г. Он совершил военный переворот и провозгласил себя первым консулом, сосредоточив своих руках всю полноту власти. Последующие внутриполитические мероприятия Наполеона Бонапарта развеяли и укрепили господство буржуазии в стране. Революция завершалась.

3

Французская революция конца XVIII в. – крупнейшее событие мировой истории. Она ознаменовала собой не только победу новых капиталистических отношений во Франции.

История Великой французской буржуазной революции вызвала и вызывает большой интерес. Для одних она означала торжество идей разума, воплощение идеалов века. Просвещения у других вызывала ненависть и страх перед возможными схожими событиями в своей стране.

Французская революция конца XVIII в. Сокрушила абсолютизм, уничтожила феодальные порядки. Эти задачи со всей остротой стояли и в России, что обусловило особый интерес передовой русской общественности к революционной Франции.

Разложение феодально-крепостнической системы в России, формирование капиталистического уклада порождали новую буржуазную идеологию. «Имена знаменитых французских просветителей были в России так же популярны, как у себя на родине» - писал декабрист Н.И. Тургенев.

С первых же дней начала революции в русской печати освещалось напряженная политическая и экономическая обстановка во Франции.

Начало революции встретило далеко не однозначное отношение в России. Однако многие передовые, и не самые радикальные по своим взглядам представители разных общественных слоёв объединились, приветствую народные движения во Франции. Посол Франции в России в своих воспоминаниях : «Хотя Бастилия не угрожала ни одному из жителей Петербурга, трудно выразить тот энтузиазм, который вызывало падение этой государственной тюрьмы и это первая победа бурной свободы среди торговцев, мещан и некоторых молодых людей более высокого социального уровня.» Сведения о французской революции делались известными в глубинах самой Сибири. В первые годы революции основным источником сведений были газеты «С-Петербургские ведомости» и «Московские ведомости». Публикации французской прессы отличались враждебностью по отношению к Французской революции, но в первое время информация была подробной. Газеты публиковали сведения о важнейших событиях, напечатали полный текст «Декларации прав и свобод человека и гражданина». Этот документ отвечал воззрениям передовых людей России – страны, где так же росли антифеодальные, антикрепостнические настроения. Французские революционные издания, поступавшие в книжные лавки Петербурга и Москвы, также были ценным источником сведений о революции.

4

Понимание значения Великой Французской революции и ее влияние на другие страны, включая Россию, было присуще многим русским современникам разной политической ориентации. Консервативные круги особенно были восторженны после принятия французской конституции 1791г. Так посол Росси во Франции писал «Это события не имеющие примера в мировой истории» Он предостерегал Екатерину II «что эта заразарасспостранится на другие государства Европы».

А.Н. Радищев в своей книге «Путешествие из Петербурга в Москву» призывал к свержению самодержавно – крепостнического строя, вышла из печати в 1790г., поэтому не случайно в умах русских современников различной политической ориентации появление книги и Французская революция воспринималось как звенья одной цепи. Радищев в целом сочуствовал Французской революции, но ему были присущи и критические оценки отдельных сторон. Так, Радищев не мог принять ограничений во время революции свободы слова, печати. Итоги революции были восприняты им с горечью. Он видел свой долг в том, чтобы предупредить будущие поколение от ошибок.

Революционный вихрь революции захватил русских, живущих во Франции. Участвовали в штурме Бастилии молодые князья Голицыны, несколько русских человек вступило в Национальную гвардию. Молодой Н.М. Карамзин  путешествуя по Европе, в 1790г. Посетил Францию. Он видел «вольных французов», посетил бурные заседания Учредительного собрания. Он знал деятелей революции не только по газетам, - он знал их в лицо. Карамзин искренне восхищался ими, вызывая ненависть власть имущих в России. Свои впечатления он выразил в «Письмах русского путешественника».

Правительство Екатерины II жестко карало появление свободомыслия. Радищева сослали в Сибирь, другие брошены в тюрьмы, книги сожжены.

К событиям французской революции на её высшем, якобинском, этапе большой большой интерес проявляли выходцы из непривилегированных слоёв населения – представители демократической интеллигенции.

Поколение пришедшие в Россию на смену современникам Великой французской революции, было опалено огнем победоносной войны – Отечественной 1812г и  заграничных походов русской армии. А России росло недовольство старыми порядками, а контраст с европейским странами обострял сознание необходимости перемен. Если во Франции на борьбу за утверждение капиталистических отношений встала буржуазия, то в России в силу исторических условий руководство политическим движением в то время принадлежало дворянским революционерам.

Будущие декабристы и их единомышленники были в числе увлечённых читателей произведений западно-европейских просветителей. Большинство декабристов в числе разных факторов, отличало определенное влияние на формирование их воззрений произведений передовых французских просветителей. История Великой французской революции была объектом серьезных раздумий и анализа членов тайных обществ. С самых детских лет они были слышали отголоски бури, потрясшей феодальную Европу в конце XVIII века. Несмотря на известные цензурные сложности декабристы хорошо знали историю французской революции. Они внимательно изучали исторические сочинения авторов различной политической ориентации. Участники революции нередко становились собеседниками у будущих декабристов во время их похода во Францию в 1813-1815гг. немало сведений о революции декабристы смогли получит от соотечественников – свидетелей бурных потрясений.

Обращаясь к истории революции, декабристы стремились прежде всего понять её причины. Размышляя о событиях Великой французской революции, передовая русская молодёжь находила общее социально-политической обстановке во Франции перед революцией и современной России.

Отношение декабристов к революции было сложным. Большинство из них приветствовали принципы Декларации и отвергали якобинскую диктатуру. Для многих дворянских революционеров в России, стремившихся осуществить революционный переворот «посредством войск», без участия народных масс, Великая французская революция давала обширный материал. Её опят в известной степени учитывался декабристами при выработке собственной тактики. Руководитель общества декабристов -  Пестель, принадлежал к числу немногих декабристов, одобрявших якобинскую диктатуру. В политических и социальных программах Пестеля и Робеспьера было много общего. Оба были приверженцами идеи политического равенства и личной свободы человека.

Великая французская революция несла духовное освобождение, пробуждала благородные чувства и звала к активной деятельности.

Таким образом, можно говорить о критическом осмыслении опыта Великой французской революции прогрессивной частью русского общества и его применении к конкретным задачам, стоявшим перед русским освободительным движением.

3) О восприятии событий Великой французской революции в России написано множество книг и статей. Это весьма благодатное поле для самых различных аналогий и реконструкций. Моя задача скромнее: я попытаюсь ответить на вопрос, в какой степени образы и опыт Французской революции ХVIII в. были использованы отечественной культурой для самовыражения в советскую эпоху. Очевидно, что общество, возникшее благодаря революции, искало в исторической памяти человечества поучительные и вдохновляющие примеры. Французскую революцию изначально отождествляли с революцией вообще — Революцией с большой буквы; это был адекватный ожиданиям борцов 1917 г. образец, прототип. Такой взгляд был особенно характерен для идеологии первого послеоктябрьского десятилетия, когда советская власть, отринув монархическую и церковно-православную традиции Российской империи, крайне нуждалась в исторической легитимации. Советское общество в своей эволюции прошло ряд заметно различавшихся фаз, что подтверждается, в числе прочего, крутыми поворотами в освещении Французской революции. С 1920-х до 1980-х гг. сохранялась монополия классового подхода. В революции видели преимущественно непримиримые социальные антагонизмы, открытую и ожесточенную классовую борьбу, беспредельное, стихийное и/или организованное насилие. Согласно классовой схеме «движущих сил», всем частям французского общества отводилась строго определенная роль в революции, обусловленная их отношением к средствам производства. И все-таки различия между временем «культа личности» (1930—1956) и двумя другими периодами в советской историографии революции весьма существенны, причем особенно заметно изменение в оценках на рубеже 1920-х и 1930-х гг. Здесь налицо разрыв преемственности. В 1930-х гг. наука в СССР лишилась многих исследователей Французской революции. Решающую роль в становлении этого первого поколения советских историков сыграла идеологическая обстановка, еще «относительно вегетарианская». В интервале между гражданской войной и возведением первого сталинского железного занавеса исследователям удалось основательно поработать во французских архивах и библиотеках, завязать связи с зарубежными коллегами. 1920-е годы ознаменовались существенным восполнением документальной базы изучения революции ХVIII в. Именно тогда усилиями директора Института К.Маркса и Ф.Энгельса, Д.Б.Рязанова, и его сотрудников отечественные хранилища пополнились коллекцией революционных газет, публицистическими изданиями, фондами Бабёфа и других деятелей революции.

Взятие Бастилии

В начале 1930-х гг. более или менее естественное развитие исторической науки было прервано. Культура, которая претендовала стать эталоном мировой цивилизации, отгораживала себя и от отечественных, и от зарубежных традиций; этот культурно-исторический парадокс обернулся научно-практическим казусом.
Попытка достичь высокого уровня в изучении Французской революции сопровождалась запретом на общение с коллегами, на командировки во Францию. Между тем провозглашение абсолютного превосходства «единственно верного учения», дарованного партией отечественной науке, не могло компенсировать зависимости советских историков от достижений западных коллег, опиравшихся на необходимую источниковую базу.
Наиболее значительным достижением второго периода развития советской историографии стал коллективный труд «Французская буржуазная революция 1789—1794» (М.; Л., 1941). Весьма внушительный по размерам том, изданный по случаю широко отмечавшегося в СССР 150-летия революции, претендовал на то, чтобы стать последним словом в ее изучении. Реальным достижением было обобщение, или, точнее, суммирование, всей массы советских исследований, в том числе трудов репрессированных к тому времени историков, на которые, понятно, не ссылались. Но именно они послужили фактологической основой юбилейного издания.
Среди авторов тома, наряду с признанными специалистами — Е.Н.Петровым, М.А.Буковецкой, Ф.В.Потемкиным, К.П.Добролюбским — было немало людей, можно сказать, случайных, ранее специально данным предметом не занимавшихся. При этом мы не найдем в списке авторов имен ученых, которые задавали тон на начальном этапе изучения Французской революции в СССР — Н.М.Лукина, Г.С.Фридлянда, Я.М.Захера, Я.В.Старосельского, С.А.Лотте, Н.П.Фрейберг, С.М.Моносова, П.П.Щеголеват.
Достаточно вспомнить популярный лозунг тех лет «Кадры решают всё», чтобы понять: смена лиц была закономерной. Обобщение трудов историков 1920-х  гг., как и работ тех, кто продолжил их исследования, состоялось в изменившейся парадигме.
Человеческая драма отразила и вобрала в себя крутой идеологический и политический поворот, связанный с утверждением «культа личности». Том, опубликованный в 1941 г., начинается и заканчивается ссылкой на «указание тов. Сталина» о том, что «Октябрьская революция как социалистическая в корне отличается от французской революции ХVIII в. как буржуазной». При этом цитируется высказывание вождя, начисто отвергающее преемственность: «Октябрьская революция не является ни продолжением, ни завершением Великой французской революции» (с. 734).
Показательно, что вождь в 1931 г. не успел забыть каноническое наименование, которое в свете его же указаний подлежало искоренению: «великой» отныне признавалась лишь Октябрьская революция.
В середине 1930-х гг. революция конца XVIII в. сменила имя собственное на регистрационный ярлык — «французская буржуазная революция 1789—1794 гг.». Так в советской историографии восторжествовала концепция «революции-антипода».
Чем была вызвана смена парадигмы и почему (вслед за учеными 1930-х) мы можем связать это событие лично с генсеком партии и с тем идейно-политическим явлением, которое он собой олицетворял? Разумеется, сыграли свою роль яростные внутрипартийные дискуссии 1920-х гг., в ходе которых вовсю использовались исторические аналогии с событиями конца ХVIII в. Вспомним, тогда всесильного генсека ЦК ВКП(б) — как и других лидеров партии — нередко обвиняли в «термидорианском перерождении».
Однако дело не только в этом. Были и более существенные причины резкого поворота в освещении революции — от «прототипа» к «антиподу». Глубинным фактором можно считать курс партийного руководства на ликвидацию относительных экономических свобод и идеологических послаблений нэпа.
Обосновывая необходимость ужесточения режима и продления революционно-диктаторского порядка управления на весь обозримый период созидания нового общества, И.В.Сталин указывал на принципиальное отличие революции в СССР ото всех революций прошлого. «Буржуазная революция завершается обычно захватом власти, тогда как для пролетарской революции захват власти является лишь ее началом, причем власть используется как рычаг для перестройки старой экономики и организации новой. Буржуазная революция ... не нуждается в сломе старой государственной машины» и т.д.
В предложенном Сталиным списке из «пяти основных пунктов» различия «пролетарского» и «буржуазного» государств сводятся к характеру власти, к противоположности «пролетарской» диктатуры и «буржуазной» демократии. По Сталину, пролетарская диктатура выступает как бы демиургом и должна создать новый общественный строй чуть ли из ничего («при отсутствии, или почти при отсутствии, готовых форм социалистического уклада»).
Официальное мнение об исключительности революции в СССР требовало от ученых сосредоточиться на раскрытии «буржуазности» и «ограниченности» Французской революции. Особенно вопиющим акцентирование «буржуазной ограниченности» выглядело в очень внушительной (около 20 % всего тома) главе про культуру. Авторы отраслевых разделов (наука, образование, литература и др.) вели полемику и с нигилистической оценкой, отождествлявшей революцию с «вандализмом» и погромом, и с восторжествовавшей после революции «буржуазной культурой».
Советские ученые (О.А.Старосельская, И.И.Зильберфарб, К.Н.Державин и др.), впрочем, ввели в оборот немало полезного и значимого материала, актуального до сих пор, поскольку и ныне созидательная сторона революции гораздо меньше привлекает внимание историков, чем разрушительная. В то же время война с «буржуазной культурой» закрывала дорогу для определения общецивилизационного значения Французской революции; взвешенные оценки подменялись нормативными положениями о неполноценности этой культуры. Например, Н.Н.Водо, характеризуя культурную политику Конвента, писал, что французские революционеры стремились украсить жизнь людей произведениями живописцев, скульпторов, архитекторов, но всё же заключал: «В условиях буржуазной революции все эти мероприятия имели другое классовое содержание и не могли иметь того размаха, который доступен лишь социалистическому государству» (с. 634; курсив мой — А.Г.).
Надо сказать, что авторы упомянутой работы 1941 г. старались согласовывать руководящие указания с фактами и здравым смыслом, однако даже периодическое использование учеными предельно примитивных схем весьма красноречиво характеризует общую идеологическую атмосферу в «стране победившего социализма», где клише партийной пропаганды внедрялись в историографию — в качестве нормативной лексики и образа мышления.

Людовик XVI

Для обретения надысторического статуса и для отрицания принятых норм морали и права советской власти требовалась особая санкция — своего рода соотнесенность с абсолютом. Место высшей духовной инстанции заняли милленаристские мечтания человечества — мечтания об обществе социальной гармонии и справедливости. Советские историки Французской революции, если судить по их текстам, предстают людьми, которые верили в «самый передовой строй», способный осуществить эти мечтания. Вероятно, свою профессиональную деятельность они считали вкладом в достижение столь высокой цели и служением великому идеалу.
На таком фоне тускнели любые иные идеалы. В 1930-х гг. в «стране победившего социализма» уже было не принято задумываться о том, что революционеры 1789 и 1793 гг. столь же свято верили в идеалы и считали свои цели высокими и общечеловеческими. В СССР нормой сделалось высокомерное отношение к их вере как к «буржуазным» или «мелкобуржуазным» иллюзиям.
В обоснование своего пренебрежения ссылались порой на Марксово «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», где автор с пафосом писал о «гладиаторах буржуазного общества» и об «иллюзиях, необходимых им для того, чтобы скрыть от себя буржуазно-ограниченное содержание своей борьбы, чтобы удержать свое воодушевление на высоте великой исторической трагедии». Но какую «ограниченность» обнаружил бы проницательный Карл, доживи он до исторической трагедии советских 1930-х? Что бы он назвал «иллюзиями»?
Доживший до постсоветских времен классик историографии Французской революции (В.Г.Рувенков), размышляя о советском социализме, представляет его «пусть плохоньким, убогим, полунищим, замешанным на терроре» обществом, но обществом с великим будущим (Смена. 1992. 16 дек. С. 3). Наверное, подобным образом рассуждали и историки революции ХVIII в., пережившие «большой террор».
Постулаты советских историков Французской революции о превосходстве социалистической революции над буржуазной — это всё тот же «нас возвышающий обман». Может быть, «иллюзии» и «реалии» в тогдашних оценках следует поменять местами? Например, увидеть реальностью не социализм, «замешанный на терроре», а террор, «замешанный» на социализме? Иными словами, социалистическими предстают — post factum — фразеология, официальные ценности, надежды, а реально решалась задача воссоздать деградировавшую и дискредитированную при последних Романовых центральную власть, создать обороноспособную индустриальную экономику, сформировать современное и вместе с тем подчиненное государству — как его производное — общество.
Для идеологического обоснования этой этатистской Realpoltik и для обеспечения «власти трудящихся» историческими примерами в дополнение к «революции-антиподу» была востребована «революция-прототип». Мысль о том, что события, происходившие во Франции конца XVIII в., могут служить таким прототипом, всё же пробивалась в историографии «победившего социализма».
В предисловии к коллективному труду 1941 г. революция ХVIII в. провозглашалась «народной революцией», причем не только с точки зрения ее движущих сил (по Ленину, ненародных революций просто не могло быть и без участия народа допускалась лишь возможность государственных переворотов); принимались во внимание отражение в общем («буржуазном») характере этой революции требований и устремлений «народных масс».
Правда, признание Французской революции «народной» тут же низводилось до определенного уровня установлением рамок народного участия — как хронологических (1793—1794), так и содержательных.
Процитируем еще раз труд 1941 г. «Французская буржуазная революция 1789—1794 гг.»: «Самостоятельные требования народных масс, отличные от требований буржуазии, были мощным рычагом в борьбе буржуазных революционеров против феодализма, против интервентов, против шпионов, диверсантов, темных дельцов... Народ только расчистил дорогу для развития капитализма» (с. VI). Итак, народ лишь таскал каштаны из огня для буржуазии, а сам за 150 лет после революции не получил «ни хлеба, ни свободы, ни мира». «Нищета, невежество, политическое бесправие остались, как и до революции, уделом французского народа» (с. VII; курсив мой. — А.Г.).
Что же тогда подвигло французский народ на «величайшие жертвы и героические усилия»? Лаконичный и безапелляционный ответ гласил — историческая необходимость сбросить «цепи феодализма»! Всё остальное в конце ХVIII в. было «только утопией» (с. VI—VII).
Любопытно, что советская доктрина Французской революции при всей своей идеологической непримиримости в фундаментальном вопросе о причинах и сущности событий вобрала в себя классическую традицию буржуазной историографии, определившей, что смыслом революции было низвержение феодализма. Историки страны «победившего социализма» сближались с исторической традицией победившего капитализма...
Но у наших историков были для этого свои мотивы. В том же тоне, какой применялся к описаниям потрясениях 1917 г., они с энтузиазмом писали о «грозной величественной буре», потрясшей «до основания» не только Францию, но и «всю Европу», об исключительности Французской революции как «единственной» буржуазной революции, в которой «борьба была доведена до конца», безоговорочно поддерживали буржуазию в ее «смертельной схватке» с феодальным порядком, который «стоял преградой на путях развития человечества».