Мир клиента: осторожно, не входить!

Следует осознавать, что каждая терапевтическая встреча — это возможность подумать о жизни, что всегда помогает навести порядок в мыслях у себя самого и у обратившейся к вам семьи. Надо научить их жить своим умом, но сделать это так, чтобы они считали это собственной заслугой. Всякий раз, когда напрямую вторгаешься в дела семьи, ты становишься для них объектом трансфера и тогда они могут легко отвернуться от тебя или взвалить на тебя ответственность за собственное неумение жить. Но если ты не становишься частью их мира, тебя нельзя просто так сбросить со счетов, ты неосязаем, как привидение.

В конце первой беседы, я предпочитаю не назначать дату следующей встречи. Важно познакомиться с семьей в целом и, надо сказать, в этом мы преуспели. Но большинству из нас плохо удается индивидуация. А это очень важно — научить членов семьи воспринимать себя отдельно, автономно, со всеми своими особенностями. Чтобы научить, нужно показать им модель. Советую где-то посередине встречи встать и выйти из кабинета, выпить чашечку кофе, просмотреть почту, поговорить с коллегой, а потом вернуться. На вас набросятся с вопросами: “Где вы были? Что случилось?”— на что вы можете спокойно ответить: “Ничего особенного. Просто вдруг захотелось побыть самим собой”.

Я знавал одного старого чудака, который прибегал к такой уловке, помогая семье понять, что терапевт просто работает и не собирается становиться частью семьи. Тем более, что всегда возникает искушение взять семью под свое материнское крылышко. Что касается очередной встречи, я думаю надо сказать приблизительно следующее: “Вы знаете, я выслушал вас и, мне кажется, кое-что понял из ваших перепетий. Я понимаю вашу боль, но мне надо подумать, и вы тоже обо всем подумайте. Лучше это сделать дома, но не обсуждайте все вместе. Пусть каждый поразмыслит самостоятельно. А утром, на свежую голову, решите, нужно ли вам еще раз встречаться со мной”.

Может так случиться, что первая беседа окажется и последней. Людям бывает достаточно и часа, чтобы всем вместе подумать о семейных делах и затем самим что-то переделать в своей жизни, не считая нужным даже уведомить вас о переменах. По завершении первой беседы всегда оставляйте за собой право отклонить дальнейшее сотрудничество.

Но вот вы договорились о второй встрече. Здесь я изображаю нарочитую некомпетентность. Мне даже притворяться не надо, все происходит само собой. Все тонкости их семейной жизни известны только им самим. Я просто мягко и участливо заставляю их взять инициативу на себя. Получается странный парадокс. Сначала я воюю за свою независимую “я-позицию”, а при второй встрече я заставляю клиентов утверждать их собственную “я-позицию”. Этому меня научил символический опыт одной женщины, которая учила детишек рисованию. У нее была группа из десяти трех- и четырехлеток. Как-то я провел пару часов у нее на занятиях. “Как вам это удается? Вы всего-то расставили мольберты и раздали краски. Как вы их учите?” — “Я просто перехожу от одного к другому. Если мне что-то нравится, я говорю: `Смотри-ка, как славно!’” — “И вы не указываете им, как и что рисовать?” — “Никогда”. — “Ну, может, хоть что-нибудь советуете?” — “Ни в коем случае”. — “А почему?” — “Но ведь они же только учатся!” И тут я вспомнил о книге Тиллиха “Бытие — это становление”. Несколько лет я ломал голову над этим заглавием и, наконец, дошел до его второй половины: “Делание — это спасение от бытия”. Пока вы что-то делаете, пока вы одержимы, вам некогда вглядываться в свое шизофреничное нутро.

Это верно в отношении нас всех. Удобно усевшись, я говорю: “Теперь ваша очередь говорить”.— “А мы не знаем, о чем”. — “Вы подумайте, а я подожду”. — “Как вы думаете, о чем нам следует говорить?” — “Не знаю. На что хватит смелости, о том и говорите”. — “Мы не знаем, как это — быть пациентами”. — “Не волнуйтесь, я подожду”. — “Но вы же должны нам помочь”. — “Хорошо, я вот беспокоюсь о своей отставке — чем я буду потом заниматься?”— “Причем тут ваша отставка?” — “Ну, я подумал, что неплохо поговорить и о себе, если вы не против”. Наконец, не выдерживает отец: “Чем так сидеть и пялиться друг на друга, давайте-ка я вам расскажу о своей теще. Ну и мегера, скажу я вам!” — “Как бы тут битва не началась, вряд ли ваша жена считает свою мать мегерой...” — “Считает, еще как считает!” — “Жаль, что вы не взяли с собой тещу, уж мы бы с ней поговорили по душам”. — “А мне и в голову не пришло. Мы ее в следующий раз приведем, ладно?” — “Отлично. Прихватите заодно и дедушку, он, верно, только что вышел на пенсию?” Так мало-помалу возникает система. “Нет, старик сейчас в отъезде, в двух тысячах миль отсюда”. — “Так позвоните ему, он может с нами соединиться во время следующей беседы и примет в ней участие по телефону”.

Чем меньше нажим с вашей стороны и незаметнее желание заставить их раскрыть свои семейные карты, тем спокойнее, шаг за шагом, овладевают они той тревогой, с которой пришли на сессию. Постепенно члены семьи сами начинают разбираться в своих неприятностях и тревогах, без вашего прямого вмешательства, но с вашей помощью. Начинают происходить изменения, пока, правда, едва заметные.

Во время третьей встречи их активность заметно возрастает, конечно, не без вашего поощрения. “Надо сказать, папаша, вы проявили изрядное мужество, высказав свое мнение о теще в присутствии всех остальных. Думаю, вам достанется от жены, если не на этой неделе, то на следующей наверняка. Верно я говорю?” — “А нашей хозяюшке не хочется сказать, что ее свекровь все еще считает своего сына малолеткой?” — “Никакой я не малолетка!” — “Я не с вами говорю. Вряд ли вы это осознаете. Вот вашей жене видней, но я не хочу ее смущать, поэтому и спрашивать об этом не буду”. Дайте свободу своей фантазии, но так, чтобы не слишком бередить их боль и не выпячивать свои предположения.

В течение третьего визита инициатива все еще в их руках. Вы можете сидеть и выжидать до получаса и более, пока они соберутся с мозгами, делая то шаг вперед, то назад, хмыкая и мямля, и пока не начнут двигаться. Иногда семейство не удается раскачать и во время третьего визита, но если они активны и готовы что-то предпринять, вы можете переходить к “игре на равных”, призвав на помощь все свое воображение. “Если все обстоит так, как вы рассказываете, я бы с ума спятил, живи я так. Либо в психбольнице оказался, либо преступником стал. Такое мало кто выдержит!” Или: “Не жизнь, а сплошная путаница!” Или: “Тут впору руки на себя наложить. Я и сам дважды пытался. Первый раз был на самой грани, а второй — тоже чудом спасся. У вас, верно, то же самое было?” При игре на равных, клиенту нет необходимости исповедоваться и вы не вторгаетесь в его внутренний мир. Вы помогаете ему удержаться в его мире, позволяя заглянуть и в свой собственный.