ТОР для студентов / учебники / Beck_New

LPSEN] LJAFKN] PEN^O–SEVN—F]: RSAFPF™JOKFJ F QKS^SVF™JOKFJ SO^SLN^F] ^N’JTS LEJVJ^F

Публикуя книгу Ульриха Бека «Власть и ее оппоненты в эпоху глобализации. Новая всемирно-политическая экономия», издательство «Про- гресс-Традиция» и издательский дом «Территория будущего» продолжают знакомить читателя с одним из известных немецких исследователей, чьи книги и статьи переведены на многие языки. Выход в свет данной монографии имеет большое значение, поскольку именно в ней Бек дает целостную картину социальных сдвигов нашего времени.

Публикуемое произведение — первая часть трилогии. В ней обсуждается, каким образом национально-интернациональные формы и правила «легитимного господства» (Макс Вебер) разрушаются и заново переписываются в процессе глобальной силовой игры между мобильным капиталом, государствами и социальными движениями. Книга отвечает также на вопрос, как «морально, интеллектуально и политически приготовиться к встрече <…> правопопулистских перемен», нарастающих с ростом социальных проблем глобального масштаба — изменением климата, разрушением окружающей среды, многочисленными рисками, миграцией, непредвиденными или негативными следствиями генной инженерии и технологических инноваций. Автор уверен, что, «когда мировое внутриполитическое пространство власти будет концептуально и политически освоено вне старых категорий национального и интернационального, откроются <…> перспективы космополитического обновления политики и государства». Он ищет новую методологию, которая позволит это осуществить, и называет ее «критической теорией с космополитической целью». Но не будем спешить с выводами, ибо космополитизм понимается Беком совсем не так, как его обычно трактуют. В данной книге космополитизму уделено большое внимание и как методологии исследования, предполагающей признание инаковости другого, и как политической стратегии, которая отказывается быть эгоистичной: в условиях взаимозависимости стран и народов все, что происходит где-то далеко, влияет на остальную часть мира, в том числе и на Запад.

Вторая книга трилогии, которая пока не завершена, будет названа, как сообщает автор, «Космополитический взгляд, или Мир —

433

L. T. –J\SPSLN, ^. ^. –J\SPSLN

это война». Третья книга трилогии подготавливается Беком совместно с Эдгардом Гранде под заголовком «Космополитическая Европа». Сквозная тема трилогии — соотношение национального и космополитического. Сквозная тема издаваемой здесь ее части — государственные стратегии между ренационализацией и транснационализацией, обнаруживаемые критической теорией, которую предлагает Бек, соединяя воедино стратегии государства, капитала, становящегося глобального гражданского общества и его социальных движений на нынешнем этапе глобальных трансформаций.

Задачи данной книги, таким образом, чрезвычайно амбициозны

вхорошем смысле этого слова. Они включают осознание настоящего посредством его сравнения с прошлым и прогнозирование предполагаемого будущего. Сознавая нелинейность социальных процессов

входе всеобщих трансформаций, Бек не анализирует возможных сценариев будущего, а говорит преимущественно о желательном. Каким станет будущее, зависит от способности посмотреть сегодня на общество иначе, считает он. В 1800 г. классик немецкой философии Фихте

вработе «Замкнутое торговое государство» писал, что в замкнутом торговом государстве нет свободы, но есть порядок. В «разомкнутом» (открытом) торговом государстве есть свобода, но нет порядка. Создается непрерывно качающийся «маятник» преобладания либо свободы, либо порядка. Как изменить ситуацию? Фихте сказал тогда: «Надо помыслить общество иначе». Сегодня Бек, рассматривая «маятник» новой эпохи «национальное» — «глобальное», по существу, также призывает изменить взгляд на общество, сетку категорий, сквозь призму которых мы смотрим на него. Сутью же нового взгляда Бека является отказ от «методологического национализма », ограничивающего понимание общества его национально-государственными границами и рассматривающего государство в национальной изоляции, и переход к «методологическому космополитизму », позволяющему говорить о человеческом обществе в целом,

освязи локального общества со всем человечеством и всеми обществами, отрицания либерального толкования Запада как центра (Бек — критик неолиберализма, признающий важность интереса и внимания ко всем странам

инародам Земли ). При этом «методологический космополитизм » Бек распространяет и на государства, нуждающиеся сегодня в сознательном осмыслении своей глобальной роли, глобальной связи с другими государствами и негосударственными акторами глобальной политики.

Работа Бека велика по объему и весьма сложна по построению. В ней рассматривается много тем и проблем. Для российского читателя она особенно интересна своей конструктивистской направленностью, осмыслением глобализации, экономического господства, но-

434

LPSEN] LJAFKN] PEN^O–SEVN—F]

вых форм эксплуатации, раскрытием сути потребительского общества и предположением о появлении новых социальных движений, которые подорвут его основы, описанием перспектив мультикультурализма и перспектив Вестфальской системы национальных государств, новой трактовкой космополитизма.

Книги такого масштаба сегодня редки — слишком велик риск генерализаций, концептуальных построений и теорий будущего мегатренда из-за высокой скорости изменений, происходящих как в каждой отдельной стране, так и в мире в целом, и возможности смены траекторий развития событий. На наших глазах некоторые выдающиеся гипотезы потерпели поражение. Так случилось с социологией знания Штарнбергской группы (Германия), утверждавшей, что фундаментальные исследования завершены и начался переход к формированию теорий только под влиянием внешних целей (экономических, медицинских, военных, экологических и пр.). Неоправданно сбрасывались со счетов учения и ученые, стоящие по ту сторону двух радикальных идеологий — коммунизма и неолиберализма. Как пишет Дж. Арриги, «есть поучительная ирония в том, что с исчезновением социалистического лагеря и наступлением либеральной гегемонии 1990-х гг. броделевские исследования оказались сданы в запасники. В интеллектуальных запасниках тогда оказались и коммунист Грамши, и христианский социалист Поланьи, и даже пессимистический австрийский консерватор Шумпетер. Все они оказались излишними в эпоху полной и окончательной победы капитализма <…>. Распад одной идеологической ортодоксии привел к бурной колонизации интеллектуального пространства ортодоксией противоположного знака»1. Но вскоре подобное произошло и с концепцией «конца истории» Фрэнсиса Фукуямы. Хотя глобализация явилась победой либерализма в мировом масштабе, конца истории не наступило. Многие народы Азии, Латинской Америки, напротив, только начали становиться субъектами истории. Неудачные реформы в России 90-х

иприход к власти «неоконов» (неоконсерваторов) в 5 приостановили качание маятника идеологических крайностей коммунизма

инеолиберализма.

Называемые Арриги фигуры стали возвращаться, и даже с триумфом. Некоторые концепции, мало замеченные в момент их появления и недостаточно известные долгие годы спустя, получают вторую жизнь. Вышедшая в 1944 г. книга Карла Поланьи «Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени»2 становится все более и более актуальной. Индекс ее цитируемости сегодня невероятно высок, хотя совсем недавно мало кто о ней знал.

435

L. T. –J\SPSLN, ^. ^. –J\SPSLN

Ниже мы проследим связь произведения Бека с этой книгой, на которую указывает он сам.

Фернан Бродель, Антонио Грамши, Йозеф Шумпетер приобрели актуальность. Возник интерес к концепции политического у Карла Шмитта, тоже забытого и даже политически скомпрометированного.

Появились исследователи, стоящие по ту сторону конфронтации коммунизма и неолиберализма и пытающиеся найти новые объяснения и новые идеологии. Среди них — Ульрих Бек. Он работает не только как ученый, им предпринимается попытка создания новой идеологии за пределами национализма, коммунизма, социализма, неолиберализма, перспективы которой ему видятся в идеологии космополитизма.

Долголетие концепций зависит не только от того, насколько точно они схватили свою эпоху, прошлое или предвидели будущее, от политических обстоятельств их времени и их последующих изменений, но еще и от факторов, относящихся к особенностям философских или научных сообществ. Макс Вебер и Эмиль Дюркгейм, живя в одно и то же время, игнорировали друг друга. Их разделяли мировоззренческие позиции и исследовательские программы — культурцентристская у Вебера, объяснявшего развитие капитализма из протестантской этики, и натуралистическая у Дюркгейма, по мнению которого разделение труда было источником «органической солидарности» обществ, имевших специализацию труда, трактовавшуюся им как причина формирования своего рода специализированных органов социума. Органическая солидарность по сути является организмической, капиталистические общества становятся целостными организмами. Один из социологов жил в протестантской стране, другой — в католической. Но есть и какие-то тайные пружины взаимного невосприятия этими выдающимися исследователями друг друга. Р. Коллинз, предложив концепцию философских сетей, или «социологии философий» (что распространяется, на наш взгляд, и на науку, особенно на ее сегодняшней междисциплинарной фазе развития), отмечал: «У нас нет способа узнать, о ком (если о ком-либо вообще) будут помнить как о выдающейся или второстепенной фигуре. Такова уж природа пространства интеллектуального внимания. Оно внутренне образовано потоком конфликтов и перегруппировок через поколения, а наша значимость как мельчайших человеческих узелков в этой долговременной сети производится не нами самими, но процессами резонанса, превращающими некоторые имена в символы того, что произошло в памятных поворотных пунктах этого потока»3.

Ульрих Бек — профессор Мюнхенского университета. Но его профессиональная самоидентификация как социолога не совсем точна.

436

LPSEN] LJAFKN] PEN^O–SEVN—F]

Он относится к социальным теоретикам междисциплинарного плана,

взначительной мере является социальным философом. В Германии, представленной миру такими крупными философами, как Карл-Отто Апель и Юрген Хабермас, Бек мог получить признание при взаимодействии с ними и при опоре на них. Однако из книги в книгу составляемый им в предисловиях список немецких исследователей, повлиявших на его деятельность, включает Ральфа Дарендорфа и ряд непосредственно связанных с Беком немецких коллег. О Хабермасе имеется следующее упоминание в Предисловии к данной книге: «Последним

вряду (названных Беком ученых, повлиявших на его деятельность.— Авт.) по порядку, но не по значению нашел время обговорить со мной ранний вариант (данной книги.—Авт.) Юрген Хабермас». Имеется еще несколько упоминаний о Хабермасе. Но и при этом не возникает впечатления, что Бека и Хабермаса связывают тесные научные взаимоотношения, что было бы возможно и по роду их деятельности (Бек — тео- ретик-социолог, Хабермас — социальный философ), и по сходству их теоретических интересов. Не имея возможности понять личные причины этого, упомяну возможные поколенческие различия; не исключено, что повлияло также различие в статусе: Хабермас был уже маститым исследователем в то время, когда Бек только начинал входить

внауку. Признавая продолжение эпохи современности (модерна), два эти исследователя расходятся в своем понимании возможностей космополитизма и по ряду трактовок поздней современности.

Бек обращается преимущественно к англосаксонской традиции. Его идею рефлексивной модернизации поддерживают Энтони Гидденс, Скотт Лэш, с которыми он совместно публикует книгу, он общается

сДэвидом Хелдом, Стэнли Коэном и многими другими английскими и американскими исследователями, вводящими его работы в круг англоязычной научной литературы, читаемой во всем мире. Несомненны и даже более успешны англосаксонские связи Хабермаса, и количество переводов его произведений на английский язык превосходит количество изданий Бека за границей. Хабермас преподавал в 5, участвовал в многочисленных международных конгрессах. Но при этом он остается выдающимся немецким философом, в то время как Бек безусловно перешагнул национальные границы и внес свой вклад в англосаксонскую социально-философскую и социологическую традицию, живя в Германии и являясь немцем. В опыте такой биографии космополитические элементы его картины мира приобретают доминирующее значение. Однако его противостояние неолиберализму меняет сложившийся взгляд на космополитизм как признание универсальности и приемлемости для всех западных ценностей и западного образа жизни.

437

L. T. –J\SPSLN, ^. ^. –J\SPSLN

Труды Ульриха Бека в России

Ульрих Бек принадлежит к числу ученых, в творчестве которых имеется сильный кумулятивный элемент — накопление результатов, ведущих к новому знанию. Его нельзя упрекнуть в повторах, ибо всякий раз повторяющиеся сюжеты и темы наращиваются новыми объяснениями и помещением проблемы в новые контексты. Поэтому представляется важным осветить идеи его предыдущих работ, изданных в России, ибо в новой книге просматривается их роль в осмыслении глобального процесса и его воздействия на локальные трансформации.

Бек хорошо известен российскому читателю. В 1994 г. его статья «От индустриального общества к обществу риска», изданная на Западе в 1992 г., была опубликована в журнале «Thesis» под редакцией А. В. Полетаева и И. М. Савельевой. Бек показывал здесь, что анализ риска — это не только проблема безопасности технологий, экологическая проблема, но и задача социальных теоретиков. Он ставил целью объединение усилий ученых, политиков и практиков в достижении предсказуемой безопасности перед лицом открытого и неопределенного будущего. Показывая, что риски могут перерасти в опасные угрозы, Бек критиковал «организованную безответственность» в отношении атомных, химических, генетических и экологических угроз.

Идеи этой статьи конкретизировали теоретические положения уже вышедшей в Германии книги Бека «Общество риска. На пути к другому модерну» (1986), переведенной и опубликованной издательством «Прогресс-Традиция» в 2000 г. Данная книга представляла совершенно новый взгляд на происходящие в мире процессы, вернее, даже предугадывала их. Ее публикация в России через четырнадцать лет после выхода в Германии отвечала скорости созревания тенденций, о которых писал автор. Здесь были применены социология науки и социология знания, а также политическая теория знания в качестве инструментов анализа рисков. Автор выдвигал концепцию индивидуализации неравенств, приближения к концу традиционных для индустриальной эпохи отношений больших социальных групп (классов, слоев), дестандартизации наемного труда. Тема индивидуализации и «перехода индивида в наше время к состоянию социотехнического субъекта» позже получает новый импульс развития4.

Показывая закат эпохи модерна, Бек тем не менее не провозглашал его конца. Он придерживался мысли о незавершенности модерна и писал о появлении его новой фазы — Второго модерна как следствия нового типа модернизации — «рефлексивной модернизации».

438

LPSEN] LJAFKN] PEN^O–SEVN—F]

Это понимание противостоит постмодернизму и конкурирует с ним. В интервью «Журналу социологии и социальной антропологии» Бек говорит: «Мы <…> переживаем — и это так захватывает меня — смену общественных и социально-научных парадигм внутри модерна, которая принуждает нас к развитию новых понятий, а также новых общественных и политических институтов, к поиску подобающих ответов на эти вызовы. И <…> “постмодерн” не справляется с этим <…> теории и теоретики постмодерна бросают нас на произвол судьбы <…>. Теория Второго модерна делает вопреки этому возможной неностальгическую критику общественно-индустриального национально-госу- дарственного модерна под углом зрения будущего»5. Поясним, что в английском языке есть несколько слов, имеющих значение «современный» — «contemporary», «present-day», «мodern». Первые два слова синонимичны и означают «происходящий в настоящее время», «сегодняшний». Слово «modern» имеет другое значение. В обыденной речи это «современный» в смысле «передовой, отвечающий сегодняшнему времени». Но оно же стало термином теории модернизации. Здесь его смысл состоит в том, чтобы подчеркнуть соответствие Новому времени, обозначить тем самым определенную историческую эпоху. Она называется «эпохой модерна», или — если хотят выразить это совсем по-русски — «эпохой современности». Этот термин также используется, чтобы выделить те общества, которые прошли успешную модернизацию, став «обществами модерна», или «современными обществами», в отличие от «традиционных обществ», не прошедших модернизации.

В разлом эпохи модерна прорывалось общество риска, ответом на который являлась «рефлексивная модернизация», критичная по отношению к индустриализации, на которую перестают смотреть как на непреходящую традицию. Вместе с детрадиционализацией инду- стриально-общественных основ разрушается монизм представлений об основе общества как распределении богатства, дополняя эти представления логикой распределения страха, сопутствующей нарастанию рисков. Но нередко эпоха рефлексивной модернизации рождает у тех, кто не является ее участником, состояние аномии — ценностного кризиса или путаницы ценностей, т. е. предполагает не менее тяжелый этап перехода от предшествующего состояния к отличающемуся от того, которое было при прежней догоняющей модернизации. Согласно теории рефлексивной модернизации, сегодняшний более образованный и расширивший свои познавательные способности индивид более осторожен в применении знания, считая это возможностью, к которой надо отнестись критически как в целом, так и на

439

L. T. –J\SPSLN, ^. ^. –J\SPSLN

каждом шаге реализации новых идей. В прежней «простой модернизации», как называет ее Лэш, т. е. модернизации, открытой Просвещением, наука была основой легитимации модернизационных процессов, а индивид рассматривался как сложившийся, «ставший», как кирпичик, из которого строится здание общества. В период «рефлексивной модернизации» сегодняшнего дня индивид теряет свои прежние свойства завершенности, является становящимся, научные средства и возможности не выступают как единственный источник легитимации развития и подвергаются при своем применении критической рефлексии. Многовариантность развития и отсутствие монополии на истину становятся нормой. Простому онаучиванию индустриальной эпохи противопоставляется рефлексивное онаучивание, т. е. критическое осмысление осуществляемых с помощью науки процессов, включая модернизацию, технологические инновации. Эта идея Бека стала затем предметом его совместного с Гидденсом и Лэшем исследования.

Бек вводит очень важное различие между конститутивными и регулятивными принципами организации общественного порядка. Первые — это принципы, создающие большой диапазон поведенческих норм, вторые — регулирующие правила, нормы, сокращающие возможности выбора. Институты «рефлексивной современности» — преимущественно конститутивные, первой современности — преимущественно регулятивные. Исходя их этого, в новой, «рефлексивной современности» преобладает неравенство не столько в форме эксплуатации, как в первой, сколько в форме игнорирования властью и богатым слоем значительной части населения, для характеристики которой автор вводит термин

«бразилизация». Бразилия — образец этого нового вида эксплуатации. В 2001 г. российский читатель познакомился с книгой Бека «Что

такое глобализация? Ошибки глобализма — ответы на глобализацию». Книга отставала от оригинального немецкого издания всего на несколько лет, и идеи известного социолога, уже вызвавшие в России большой интерес, снова были встречены с исключительным вниманием. Особенностью этой работы было то, что Бек интересовался глобализацией с социологической, а не с экономической точки зрения, четко реагируя на уже высказанные в этой области идеи А. Аппадураи, З. Баумана, И. Уоллерстайна, М. Олброу, Р. Робертсона, Д. Хелда. Эти ученые известны преимущественно теориями культуры обществ, вступающих в глобализацию, в которых давалось объяснение соотношению глобального и локального.

Бек намечает здесь болевую точку глобализации, которая становится предметом всесторонних размышлений: «Функционирующая

440