ТОР для студентов / учебники / KOROTAEV

эпохи существования человечества, во всех цивилизациях. Этого, к сожалению, нельзя сказать об усилении моральных ограничителей.

Подчеркну, что я совершенно не склонен отрицать самóй исключительной важности роста моральных ограничителей. Я не склонен отрицать и реального усиления этих ограничителей как в большинстве государств мира, так и в межгосударственных отношениях в последние десятилетия. Но тенденцию эту, на мой взгляд, неправильно ретроспективно бесконечно экстраполировать в прошлое. Да, в отдельные эпохи, в отдельных цивилизациях моральные ограничители агрессии могли усиливаться (это наблюдалось, например, в развитии большинства сложных безгосударственных обществ – демократических греческих полисах, племенах Северо-Восточного Йемена, “вольных обществах” Дагестана, суверенных кантонах средневековой Швейцарской конфедерации и т. п.). Однако отнюдь не являются исключениями и случаи развития средств сдерживания преимущественно за счет “полицейской компоненты”, как это наблюдается в процессе становления большинства государств. Вообще на протяжении большей части существования человечества наблюдалась отрицательная корреляция между развитием “моральных” и “полицейских” ограничителей агрессии. Своего максимального развития моральные ограничители, по-видимому, достигли в сложных безгосударственных обществах (характеризующихся наряду с прочим вооружением всех граждан и отсутствием полицейского аппарата, имеющего право легитимно применять по отношению к гражданам насилие). Развитие же государственных структур, как правило, сопровождалось усилением "полицейских" ограничителей агрессии в ущерб моральным. Итак, агрессия может сдерживаться как моральными, так и "полицейскими" ограничителями, при этом развитие "полицейских" ограничителей нередко ослабляет силу ограничителей моральных.96

Как известно, многообразие социокультурных фактов столь велико, что не трудно найти примеры для иллюстрации практически любой постулированной закономерности (даже если в реальности ее и не существует). Поэтому, если "правильно наметить точки" в безбрежном море исторического материала, можно проиллюстрировать и существование "сквозной тенденции" к росту силы моральных ограничителей агрессии, к росту “способности к взаимопониманию и ком-

———————

96 По-видимому, парадигматически эта проблема была сформулирована еще в древнем Китае, прежде всего в полемике между конфуцианцами и легистами (полемике, сопровождавшейся, кстати, широким применением насилия [со стороны легистов, добившихся в конце III в. до н.э. почти полного физического уничтожения своих оппонентов, и при этом не только конфуцианцев]).

121

промиссам”, к “увеличению терпимости”. Да, можно взять жестокую "Доосевую" эпоху, отметить смягчение нравов в Осевое время, прибавить к этому, что с Осевого времени "способность к взаимопониманию

икомпромиссам" выросла еще больше. Ну чем не "сквозной вектор"? Но не все так просто.

Рассмотрим, например, процесс "увеличения терпимости", взяв за точку отсчета эгалитарных охотников-собирателей. Как у них с этим обстоят дела?

Как кажется, уровень терпимости, характерный для эгалитарных охотников-собирателей многими недооценивается. Между тем, как отмечают некоторые исследователи первобытных эгалитарных обществ, скажем, степень терпимости здесь к "инакомыслию" исключительно высока, что связано с целым рядом характеристик этих сообществ (см., например: [Brunton, 1989]). Так здесь, как правило, отсутствует какое-либо единство в том, что считать, а что не считать должным. Среди хилл пандерам, например, даже по вопросу инцестуозных связей некоторые явно выражают свое неодобрение, некоторые имеют к ним неопределенное отношение, а некоторые не видят в них ничего плохого (хотя и не выражают открыто своего одобрения). Как правило, не существует четких представлений о моральном порядке, о природе сверхъестественных существ и т. д. (Исследователь пигмеев мбути К. М. Тернбалл пишет, например, о "предельном разнообразии мнений по вопросам религии даже среди членов одной локальной группы или семьи" [Turnbull, 1966. P. 246]). Отсутствуют четко оформленные, сколько-нибудь жесткие традиции, правила поведения

ит.п. Как правило, нет традиционно зафиксированных и оберегаемых песен и ритуалов, которые вообще достаточно изменчивы. Сравнительно высока роль персонального опыта (в сравнении с коллективными представлениями и их передачей по традиции [Brunton, 1989]).

Конечно, ни в одном развитом доиндустриальном традиционном государстве такого уровня терпимости найти нельзя. В целом, в процессе политической централизации, становлении вождеств, а в дальнейшем и государств растет скорее именно нетерпимость. И я не решился бы утверждать, что однозначный "рост терпимости" наблюдался даже в Осевое время. Да, в эту эпоху несомненно увеличение силы моральных регуляторов. Но наблюдалось ли при этом "увеличение терпимости"? Нет, во многих отношениях в эту эпоху заметно выросла именно нетерпимость. Например, невозможно, отрицать исключительную значимость начавшегося в Осевое время процесса перехода от партикуляристских языческих культов к универсалистким мировым религиям. Привел ли этот процесс к усилению моральных ограничителей агрессии? Безусловно да. Скажем, уже сам универсализм этих религий вел к резкому расширению круга "своих", по отношению к ко-

122

торым моральные ограничители агрессии, как правило, в основном и действуют. Привел ли этот процесс к повсеместному однозначному "увеличению терпимости"? Нет, нет и нет. Уже в самом универсализме осевых религий оказались заложены зерна нетерпимости, давшие вскоре богатые всходы. Сам партикуляризм языческих религий был фактором достаточно высокого уровня терпимости. Право других общин поклоняться своим богам, как правило, нисколько не оспаривается. Да, изображения чужих богов (т. е. по представлениям многих древних народов сами боги [Оппенхейм, 1980]) могут захватываться и увозиться к себе в столицу. Но даже в этом сквозит определенное уважение к религии других – чужие боги это реальная сила, с которой нужно считаться (и которую желательно при помощи своих богов подчинить). К тому же чужие боги зачастую отождествляются со своими. И нет никакого разговора о том, что религия других является греховным подлежащим искоренению заблуждению. Универсалистские, агрессивные, претендующие на мировое господство и полное уничтожение своих духовных конкурентов ортодоксии формируются именно в Осевое время. Истинна одна и только одна (наша) религия – все остальное это именно греховное заблуждение, которое рано или поздно будет ею вытеснено и уничтожено. Подобная нетерпимость, впрочем, по-настоящему характерна только для мировых авраамических религий. Такие же осевые идеологии как буддизм и конфуцианство отличаются, конечно, несравненно более высоким уровнем терпимости. И, естественно, скажем, конечную победу конфуцианства (инкорпорировавшего, впрочем, в себя многие элементы своего противника) над легизмом в Китае можно вполне рассматривать как в высшей степени значимый сдвиг в сторону именно "увеличения терпимости" (что в дальнейшем было, скажем, очень четко продемонстрировано в высокой степени терпимым отношением конфуцианства к такой в крайней степени чуждой ему идеологической системе, как буддизм). Но, с другой стороны, того уровня терпимости, что наблюдался в некоторых царствах Китая эпохи Чжань Го, позволявшего одновременно сосуществовать (и при этом исключительно плодотворно) друг с другом большому числу крайне разнообразных философскоидеологических систем, в Китае уже больше никогда (включая и XX в. [если абстрагироваться от Тайваня и Гонконга]) не наблюдалось. "Сквозного вектора" здесь все-таки никак не получается. Да, в отдельные эпохи в отдельных странах наблюдается некоторое "увеличение терпимости"; но, в целом, структура тенденций здесь скорее напоминает ту, что мы уже наблюдали применительно к таким параметрам, как производительность труда, продолжительность жизни и социальное равноправие – на протяжении почти всей человеческой истории мы наблюдаем общую долгосрочную тенденцию к падению (с неред-

123

кими, и исключительно значимыми для последующей эволюции "попятными движениями") с достаточно поздним переломом тенденции (и при этом в рамках западноевропейской цивилизации) с последующим распространением контртенденции на бóльшую часть мира.

Примечательно, что рост нетерпимости, сопровождавший формирование и распространение мировых авраамических религий, сопровождался тем не менее и определенным усилением некоторых моральных ограничителей агрессии (впрочем, только против людей, но не природы).

Это, между прочим, показывает, что и здесь А. П. Назаретян совершает свою типичную ошибку – рассматривает в качестве единого одномерного показателя то, что представляет собою группу показателей, имеющих между собою либо не слишком жесткую положительную корреляцию, либо даже корреляцию отрицательную. В большинстве случаев наблюдается рост по одним показателям этой группы при падении по другим. Поэтому и появляется возможность конструирования "сквозного вектора" морального прогресса, выискивая в каждую данную эпоху растущий параметр и игнорируя падающие показатели (а с таким же успехом можно было бы проследить и "сквозной вектор морального регресса"). Но сконструированные таким образом сквозные псевдовекторы могут, конечно, лишь вводить в заблуждение.

Но вернемся к "нетерпимости" авраамических мировых религий. Я не могу сказать, что отношусь к "нетерпимости" христиан или мусульман только лишь отрицательно. Ведь именно нетерпимое отношение истовых христиан или мусульман к языческим практикам, не соответсвующих духу и букве их религии и позволяло им эти практики искоренять. А ведь в их числе оказалось и много таких, искоренение которых у большинства современных людей (даже нехристиан и немусульман), по крайней мере на уровне "сверх-Я", никаких возражений не вызывает. И здесь нетерпимость и бескомпромисность мировых авраамических религий зачастую смотрится откровенно выигышно рядом с терпимостью античных интеллектуалов, их готовностью идти на компромисс:

"...Книжник, приверженец Библии, как правило, не знал простейших сведений эллинистической науки об устройстве мироздания; зато он знал с такой безусловностью, какой недоставало философствующим моралистам, что кровавые 'игры' гладиаторов совершенно недопустимы – не мрачны и грубы, как для философа Демонакта, не вульгарны и скучны, как для императора Марка Аврелия, даже не только теоретически предосудительны, как для приближенного Нерона – Сенеки, а именно Н Е Д О П У С Т И М Ы – они 'мерзость пе-

124

ред господом'. Понятие о добре и зле, ставшее для греков и римлян с падением полисных устоев чем-то очень зыбким и расплывчатым, темой для необязательного теоретизирования

ибезответственных дискуссий, в библейском мировоззрении соотносилось с абсолютным авторитетом единого бога и при всей ограниченности сохраняло определенность, непреложность, неуступчивость. Быт ессеев и других подобных 'сотовариществ', а затем и раннехристианских общин оставался более здоровым и чистым, чем в обступившем эти общины языческом мире: только здесь, например, находилось

под действенным запретом выбрасывание 'лишних' новорожденных, вполне обычное для быта греческого"97 [Аверинцев

идр., 1983. С. 251].

Итак, как мы видим, именно "авраамическая нетерпимость" вносила свой заметный вклад в развитие моральных ограничителей агрессии.98

АГРЕССИЯ ПРОТИВ ПРИРОДЫ Сказанное выше в полной (а точнее говоря, даже в большей мере) относится и к средствам сдерживания агрессии человека против природы. Люди, скажем, располагают сейчас достаточными техническими средствами для того, чтобы в считанные месяцы вырубить все леса вокруг Москвы. Более того есть заметное число фирм, которые с радостью это сделали бы. Так почему же этого не происходит? Неужели А. П. Назаретян всерьез думает объяснять это высоким моральным обликом руководителей и хозяев лесозаготовительных организаций? Объяснение же здесь исключительно банально – достаточно строгий запрет на вырубку лесов в Подмосковье. И хозяин лесозаготовительной организации, ничего не имеющий против того, чтобы вырубить Лосиноостровский лесопарк, прекрасно понимает, что если он рискнет это сделать, то столкнется с самым реальным силовым “полицейским” противодействием. И снимите вы полностью запрет на рубку леса здесь – думаете через пару месяцев от этого лесопарка что-то останется? А вот взращивать терпимость к подобным лесозаготовителям, развивать способность идти с ними на компромиссы вряд ли здесь продуктивно.

———————

97Не менее нетерпимо отношение к подобной практике и в Исламе.

98Ограничусь лишь еще одним примером: "Мусульман... поражало...

то, что рабыни в христианских и иудейских домах не были в распоряжении хозяина дома так же, как и наложницы. Происходило это по той причине, что законы христианства... рассматривали связь мужчины со своей рабыней как разврат, который он должен был искупить церковным покаянием" [Мец, 1996. С. 159].

125

И еще один заключительный комментарий. Каков смысл в обозначении названных выше “сквозных” тенденций социокультурной эволюции именно как сквозных? Конечно же, это не нужно понимать так, что в любом данном обществе реально присутствует любая из названных выше “сквозных” тенденций. С одной стороны, в большинстве современных нам обществ бóльшая часть из данных тенденций присутствует, и присутствует, как правило, уже несколько десятилетий, а иногда и веков. Но не нужно думать, что так было всегда. Более того, современное состояние достаточно быстрого развития большинства обществ в направлениях, “задаваемых” сквозными векторами, можно считать аномалией, которая не может продлиться долго. На протяжении же большей части истории человечества тенденции эти наблюдались лишь в меньшинстве обществ. Однако ввиду очень большого числа эволюционировавших единиц, даже присутствие одной из данных тенденций среди одного процента социумов, означала ее присутствие в десятках и сотнях социумов, разбросанных по разным концам Земного шара. Качественные сдвиги по отмеченным выше параметрам вообще были исключительно редки. Однако они имели, как правило, выраженный кумулятивный характер и в долгосрочной перспективе приводили к исключительно значимым социокультурным трансформациям.99

———————

99 К тому же появлявшиеся в результате новые формы и структуры имели, как правило, повышенную адаптационную способность (в особенности в конкуренции с другими формами и структурами) и поэтому начинали в большинстве случаев расширенно воспроизводиться через какое-то время после своего появления. Еще раз подчеркну, что рост адаптивной способности подобных структур нельзя отождествлять с прогрессом в отмеченном в начале данной монографии смысле. На протяжении большей части истории человечества подобные сдвиги имели едва ли не в большинстве случаев мощные антипрогрессивные составляющие. Большинство людей в результате начинало больше (и монотоннее) работать, хуже питаться, чаще голодать, сокращалась средняя продолжительность жизни и т.п. Устойчивая корреляция между сквозными тенденциями социокультурной эволюции и прогрессом явление относительно недавнего прошлого и никаких автоматических гарантий ее сохранения нет. Сохраниться она может только в результате целенаправленных и эффективных действий самих людей.

126

Глава IV

ОБЪЕКТИВНЫЕ ЗАКОНЫ СОЦИОКУЛЬТУРНОЙ ЭВОЛЮЦИИ

И СУБЪЕКТИВНЫЙ ФАКТОР100

Теперь рассмотрим, как будет выглядеть в рамках предлагаемого подхода к изучению процессов социокультурной эволюции роль субьективного фактора. Или, другими словами, как выглядят процессы социокультурной эволюции с точки зрения социального субъекта?

§ 1

Суть концепции, занимавшей у нас здесь господствующее положение до начала 90-х гг., может быть изложена, на мой взгляд, следующим образом:

Функционирование и развитие социальных организмов определяются объективными социологическими законами. Раз эти законы объективны – значит, существуют они независимо от нашего сознания, наших желаний, устремлений и т. д. Если уж объективные социологические законы толкают общество в определенном направлении (например, обусловливают закономерную смену формацией В формации А), то именно в этом направлении общество и пойдет – даже если мы этого совершенно не хотим и делаем все возможное, чтобы предотвратить подобную социальную трансформацию.

Концепция эта, на мой взгляд, по сути своей фаталистична, хотя фатализм ее, конечно, далеко не абсолютен. Так, допускается, что, преследуя свои сознательно поставленные цели, различные социологические субъекты (отдельные индивиды, группы, партии, правительства и т.д.) могут оказать заметное влияние на ход закономерного процесса социального развития – они могут его замедлить, ускорить, повернуть на какое-то время вспять, даже прекратить его (уничтожив человечество, вероятность чего в рамках данной концепции, как правило, не отрицается). Социологические субъекты, наконец, могут драматическим образом видоизменить форму протекания данного процесса, сколь угодно сильно повлиять на

———————

100 IV глава подготовлена мною на основе моей статьи "Объективные социологические законы и субъективный фактор" [Коротаев, 1992]; см. также: [Коротаев, 1999г].

127

внешний его характер. Но существо процесса социального развития остается прежним в любом случае: человечество может двигаться, по сути дела, лишь в одном направлении (хотя и с некоторыми частными вариантами): от первобытнообщинной формации через рабовладение, феодализм и капитализм – к коммунизму. Некоторые сторонники рассматриваемой концепции могли, впрочем, вносить в данную схему и определенные (но несущественные в этом контексте) модификации: добавлять новые стадии (азиатский способ производства), исключать другие (рабовладельческую формацию, коммунизм101), устраняя какие-то, наиболее бьющие в глаза, недостатки схемы; эти модификации существа концепции, естественно, не меняют. При благоприятных условиях некоторые общества могут "перепрыгнуть" через некоторые ступени лестницы социального развития (и определенные сознательные действия определенных социологических субъектов могут им в этом заметно помочь). Но существо закономерного процесса общественного развития при этом никто изменить не может.

Как было показано в предыдущих главах, противоречие данной концепции фактам реальной человеческой истории вполне очевидно; но этого никак нельзя сказать об объективных социологических законах, существование которых этими фактами в целом подтверждается. Однако действительно ли признание существования объективных социологических законов предполагает и признание по существу фаталистической концепции общественного развития? Действительно ли у этой концепции нет иной альтернативы кроме волюнтаристических подходов? Действительно ли объективный, от нашей воли не зависящий характер социологических законов означает, что общество может развиваться лишь в направлении, этими законами определяемом, независимо от всех наших желаний и стремлений?

———————

101 Или переименовывать их, как это было сделано, например, И. М. Дьяконовым, у которого первобытнообщинная формация трансформировалась в "первую и вторую фазы" ("первобытную" и первобытнообщинную"), рабовладельческая формация в "третью и четвертую фазы" ("ранняя древность" и "имперская древность"), феодальная – в фазы 5 и 6 ("средневековье" и "стабильноабсолютистское постсредневековье"), капитализм – в капиталистическую (седьмую) фазу, а коммунизм (приобретя скорее социалдемократические, чем большевистские очертания) – в посткапиталистическую (восьмую) фазу [Дьяконов, 1994].

128

§ 2

Обобщенная формулировка любого объективного причинноследственного закона может быть изложена приблизительно следующим образом: при определенных условиях (С) определенная причина (А) приводит к определенному следствию (В). Сами эти законы в силу их объективности от нашей воли не зависят: хотим мы этого или не хотим, но если данный закон верен, то вполне независимо от всех наших желаний и действий, предпринимаемых для их осуществления, причина А при условии С приведет именно к следствию В, но никак не Д или Е. Однако из этого, конечно же, неправильно делать вывод о том, что если А налицо, а условия С должны скоро сложиться, то нам не остается ничего другого как ждать В, а еще лучше подгонять его появление. Да, при условиях С причина А приведет к следствию совершенно независимо от нашей воли, но вот эти самые условия от нее, как правило, хоть в какой-то степени да зависят; и, изменив условия, мы можем добиться того, что та же причина А приведет не к В, а как раз к Д или Е. От этого, отмечу, рассматривавшийся объективный закон не станет менее объективным.

Возьмем для примера какой-нибудь объективный физический закон, например, закон Бойля – Мариотта. Закон этот вполне объективен – т. е., хотим мы этого или не хотим, но сокращение объема идеального газа, например в 2 раза, приведет к возрастанию его давления в те же 2 раза (при соблюдении, естественно, определенных условий – например, при неизменном молекулярном количестве газа, сохранении на неизменном уровне температуры и т. д.), и ничего мы здесь поделать не можем.

Но вот вполне реальная ситуация: объем газа, по своим характеристикам близкого к идеальному, резко сокращается (например, в результате того, что поршень в некоем герметичном цилиндре неудержимо идет вниз). Вот он сократился в 5, в 8 раз, скоро эта цифра достигнет 10; давление газа соответственно вырастет приблизительно в те же 10 раз (приблизительно, ибо газ в цилиндре у нас все-таки, естественно, не идеальный, да и полное соблюдение других условий действия закона нереально). Допустим, цилиндр на такое давление не рассчитан и вот-вот должен взорваться. По логике некоторых наших обществоведов, технику, обслуживающему данный цилиндр, не остается ничего другого, как развести руками и сказать: "Ну куда ж нам, простым смертным, против объективного закона природы? Если уж по закону выходит, что цилиндр взорвется – значит, точно взорвется. Ведь закон-то объективный, и от меня он никак зависеть не может". После таких слов нашему технику, по-видимому, не остается ничего другого,

129

как готовиться тем или иным образом к взрыву. Вполне очевидно, что ни один нормальный техник (даже если он и не знает, что такое закон Бойля – Мариотта и "объективность" [хотя, может быть, в какой-то степени и благодаря этому?]) так не поступит.

Скорее всего, он все-таки приоткроет клапан и выпустит из цилиндра часть газа (по-видимому, даже не отдавая себе отчет в том, что этим он нарушает одно из основных условий действия закона Бойля – Мариотта, постоянство молекулярного количества газа в ходе изменения его объема) или, если это невозможно, постарается, например, его тем или иным образом быстро охладить (что, впрочем, труднее осуществимо технически), опять-таки, по-видимому, не представляя, что этим он как бы противопоставляет одному объективному закону – другой (закон Шарля – закону Бойля – Мариотта), гласящий, что давление газа тем меньше, чем меньше его температура.

§ 3

Нетрудно заметить, что нечто похожее мы наблюдаем и в сфере действия социологических законов. Возьмем, например, такой вполне объективный социологический закон, как закон стоимости. В соответствии с этим законом, если стоимость товара Х ниже его цены, то цена его при определенных условиях (равенство спроса и предложения и т. д.) должна упасть и прийти в соответствие с его стоимостью. Значит ли это, что, если цена Х заметно превышает его стоимость, социологическому субъекту не остается ничего иного, как ждать падения данной цены? Очевидно, что это не так. Зачастую в подобных случаях сохранить цену по-прежнему высокой при попрежнему низкой стоимости (или даже несколько ее увеличить) оказывается вполне в силах того или иного социологического субъекта (правительства, корпорации и т.д.). Для этого достаточно определенным образом воздействовать на условия протекания процессов, регулируемых законом стоимости, например, искусственно воспрепятствовать возрастанию предложения данного товара на данном обособленном рынке или, еще лучше, сократить это предложение.

И история знает немало примеров того, как различным правительствам, корпорациям и т. д. удавалось в течение долгих промежутков времени поддерживать вполне ощутимые разрывы между ценой и стоимостью тех или иных товаров. Но означает ли это, что, например, средневековому правительству, в течение долгого времени успешно поддерживавшему гигантский разрыв между ценой и стоимостью соли, удалось отменить закон стоимости? Конечно, нет. И данное средневековое правительство (не подозревая о существовании данного за-

130