Литература по госам / Бисмарк - Мысли и воспоминания / Том I
.pdfГ Л А В А С Е М Н А Д Ц А Т А Я
СЪЕЗД ГЕРМАНСКИХ КНЯЗЕЙ ВО Ф Р А Н К Ф У Р Т Е 1
I
Первые шаги по тому пути, который привел к заключению в 1879 г. союза с Австрией2, были сделаны в то время, когда министром-президентом и министром иностранных дел был граф Рехберг (с 17 мая 1859 г. по 27 октября 1864 г.). Так как личные отношения, установившиеся между нами в то время, когда мы состояли при Союзном сейме, могли содействовать и временами содействовали этим шагам, то я приведу два эпи зода, которые произошли у меня с ним во Франкфурте.
По окончании одного заседания, на котором я вызвал недовольство Рехберга, последний, оставшись со мною в зале наедине, горячо упрекал меня в несговорчивости: я, мол, mauvais coucheur [беспокойный человек] и забияка; при этом он сослался на случаи, когда я выступал против неправиль ных действий председательствовавшего. Я возразил ему, что не знаю, серьезно ли он сердится или это только дипломатиче ский шахматный ход, но что во всяком случае выражение его гнева носит в высшей степени личный характер. «Не можем же мы, — сказал я, — разрешать дипломатические споры наших государств в Бокенгеймской роще на пистолетах». Он отве тил с большой запальчивостью: «Поедемте туда немедленно, я готов хоть сейчас». Считая, что разговор сошел с диплома тической почвы, я спокойно заметил: «Зачем же ездить; места хватит и здесь, в саду союзного дворца; напротив живут прусские офицеры, есть поблизости и австрийские. Можно покончить это дело в ближайшие четверть часа. Я по прошу у вас только позволения набросать вкратце на бумаге происхождение нашего спора и надеюсь, что вы подпишете эту записку вместе со мною, так как я не хотел бы оказаться в глазах моего короля бреттером3, который вершит дипломатию своего государя на поединке». Я начал писать, а мой коллега, пока я писал, быстро шагал взад и вперед у меня за спиной. Гнев его мало-помалу улегся, и он спокойнее взглянул на созданное им самим положение. Я ушел, сказав, что пришлю
СЪЕЗД ГЕРМАНСКИХ КНЯЗЕЙ ВО ФРАНКФУРТЕ |
243 |
к нему господина фон-Эрцена, мекленбургского посланника, в качестве моего секунданта, чтобы условиться о дальнейшем. Эрцен уладил дело миром.
Не лишено также интереса, каким образом я впоследствии приобрел доверие, а когда мы оба были уже министрами, — пожалуй, и дружбу, этого вспыльчивого, но щепетильного
ввопросах чести человека. Однажды, когда я был у него по делу, он вышел из комнаты, чтобы переодеться, и, уходя, пере дал мне депешу, только что полученную им от своего правитель ства, с просьбой прочитать ее. Из содержания бумаги я понял, что Рехберг по ошибке дал мне документ, хотя и касавшийся того дела, о котором шла речь, но предназначавшийся только ему лично и, очевидно, сопровождавшийся другим — некон фиденциальным. Когда он вернулся, я возвратил ему депешу, сказав, что он ошибся и что я забуду то, что прочел; я действи тельно хранил полное молчание по поводу его промаха и ни
всвоих донесениях, ни в беседах, ни прямо, ни даже косвенно не использовал ни содержания секретного документа, ни того факта, что Рехберг ошибся. С тех пор он питал ко мне до верие.
Если бы соответствующие попытки, относящиеся ко вре мени министерства Рехберга, оказались успешными, они могли бы привести к созданию общегерманского союза на основе дуализма 4, к образованию в Центральной Европе 70-миллион ной империи с двуглавым увенчанием; Шварценберг в своей политике стремился примерно к тому же, но с единым австрий ским увенчанием и с низведением Пруссии на уровень среднего государства. Последним опытом в этом направлении был съезд князей 1863 г. Если бы политика Шварценберга в ее посмерт ной форме съезда князей увенчалась в конце концов успехом, то на первый план, повидимому, выдвинулось бы прежде всего использование Союзного сейма для репрессий в области внутренней политики Германии по образцу того пересмотра конституций, к которому Союз уже приступил в Ганновере, Гессене, Люксембурге, Липпе, Гамбурге и пр. Подобная же участь могла постигнуть и прусскую конституцию, если бы король не считая это ниже своего достоинства.
В результате моего сближения с Рехбергом можно было бы достичь дуалистического увенчания и равноправия Австрии и Пруссии; и при этом нашему внутреннему конституционному развитию не обязательно угрожало бы болото реакции Союз ного сейма или одностороннее поощрение абсолютистских стрем лений в отдельных государствах; соперничество двух великих держав служило бы защитой конституции. При дуалистиче ском увенчании — Австрия, Пруссия и средние государства должны были бы соревноваться между собой, чтобы заслу жить одобрение общественного мнения в пределах всей нации
244 |
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ |
и отдельных государств; трения, которые возникали бы при этом, предохранили бы нашу общественную жизнь от застоя, подобного тому, какой начался со времени Майнцской след ственной комиссии5; период либеральной деятельности ав стрийской печати, соревновавшейся с Пруссией, хотя бы только в области фразы, показал уже к началу 50-х годов, что незавершенная борьба за гегемонию была полезна для ожив ления наших национальных чувств и для конституционного развития.
Но та реформа Союза, которой добивалась Австрия при по мощи съезда князей в 1863 г., поставила бы узкие рамки сопер ничеству между Пруссией, Австрией и парламентаризмом. Династический страх перед Пруссией и парламентской борьбой обеспечил бы при намечавшейся тогда реформе преобладание и господство за Австрией, у которой было бы прочное и систе матически обоснованное большинство в Союзе.
Внешнеполитический вес Германии при обеих системах — дуалистической и австрийской — зависел бы от той степени единства и сплоченности, которая была бы достижима для всей нации при каждой из этих систем. Как показал весь ход дат ских осложнений6, Австрия и Пруссия, действуя заодно, пред ставляли собой такую силу в Европе, что ни одна из прочих держав не была расположена легкомысленно напасть на нее. До тех пор пока Пруссия занята была этим вопросом одна, хотя бы и при полной поддержке общественного мнения немец кого народа, включая средние государства, дело не двигалось вперед и приводило к таким итогам, как перемирие в Мальме7 и Ольмюцская конвенция 8. Как только при Рехберге удалось привлечь Австрию к единодушному выступлению вместе с Пруссией, удельный вес обеих немецких держав оказался до статочно внушительным, чтобы удержать прочие державы от возможных поползновений к вмешательству. На протяжении новой истории Англия постоянно ощущала потребность в союзе с одной из континентальных военных держав, добива лась этого, в зависимости от английских интересов, то в Вене, то в Берлине и, переходя внезапно от одной опоры к другой, как это было в Семилетнюю войну 9, не придавала особого зна чения упрекам в том, что она покидает старых друзей. Но когда оба двора стали действовать совместно и заключили союз, английская политика не сочла уместным (ihres Dienstes выступить против них в союзе с одной из опасных для нее дер жав — с Францией или Россией. Если бы, однако, прусскоавстрийская дружба была подорвана, то и на тот раз после довало бы вмешательство в датский вопрос европейского сеньорен-конвента 10 под руководством Англии. Вот почему под держание доброго согласия с Веной было для нас чрезвычайно важно во избежание того, чтобы наша политика не сошла снова
СЪЕЗД ГЕРМАНСКИХ КНЯЗЕЙ ВО ФРАНКФУРТЕ |
245 |
с правильного пути; это служило нам защитой против англо
европейского |
вмешательства. |
|
|
4 декабря |
1862 г. я раскрыл мои карты графу Карольи, |
||
с которым был в дружеских отношениях. Я сказал ему: |
|
||
«Наши отношения должны |
стать либо лучше, либо |
хуже, |
|
чем сейчас. |
Я готов вместе |
с вами сделать попытку |
улуч |
шить их. Если это не удастся из-за вашего отказа, то не рас считывайте, что нас можно будет связать фразами о дружбе и союзе. Вам придется иметь дело с нами, как с великой европей
ской державой; |
параграфы Венского заключительного акта |
не в состоянии |
задержать историческое развитие Германии». |
Граф Карольи, человек честного и независимого характера, несомненно, в точности доложил все то, о чем мы говорили с ним доверительно с глазу на глаз. В Вене, однако, со времени Ольмюца, Дрездена 11 и всемогущества Шварценберга устано вился ошибочный взгляд; нас привыкли считать более слабыми и особенно более робкими, чем нам следует быть, и стали при давать в вопросах международной политики слишком большое значение родственным узам и любви, соединявшим царствую щие дома. Военные выкладки прежнего времени приводили, правда, к тому выводу, что, если бы война 1866 г. была объяв лена уже в 1850 г.12, наши шансы были бы сомнительными. Но рассчитывать на нашу робость еще в 60-х годах было
ошибкой, при которой не учитывалась перемена царство вания 13 .
Фридрих-Вильгельм IV также легко решился бы, вероятно, в 1850 г. на мобилизацию, как его преемник в 1859 г., но он едва ли решился бы вести войну. При нем была опасность, что уловки, подобные тем, к которым прибег в 1805 г. Гауг¬ виц14, поставят нас в ложное положение; в Австрии и после дей ствительного разрыва решительно перешли бы к порядку дня независимо от наших колебаний и наших попыток найти ком промисс. Король Вильгельм был столь же не расположен рвать с отцовскими традициями и установившимися семейными отно шениями, как и его брат; но если он все же считал себя обязан ным принять скрепя сердце какое-нибудь решение, повинуясь чувству чести как в смысле прусского porte-eрeе [честь мунди ра], так и в смысле монархического самосознания, то уж тот, кто следовал за ним, мог быть уверен, что он не будет оставлен на произвол судьбы. С этой переменой в характере высшего ру ководства в Вене считались недостаточно и слишком полага лись на то влияние, которое можно было оказывать ранее на берлинские решения через так называемое общественное мне ние, создаваемое с помощью своих агентов в прессе и суб сидий газетам, а равно и на то воздействие, которое хотели и могли оказывать и впредь через державных родственников и путем переписки членов королевского дома.
246 |
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ |
К тому же |
в Вене переоценивали расслабляющее действие, |
какое мог оказать наш внутренний конфликт15 на нашу внеш нюю политику и нашу боеспособность. В широких кругах было очень сильно отрицательное отношение к тому, чтобы разрубить мечом гордиев узел1 6 германской политики. Об этом свидетельствовали в 1866 г. разнообразные симптомы, начиная с покушения Блинда17 и оценки его прогрессистскими листка ми* и кончая открытыми демонстрациями крупных городских корпораций и результатами выборов. Но наших полков и по лей брани эти течения не достигали, а ведь именно там в конечном счете решалось дело. На ход военных действий не оказал никакого влияния также и тот знаменательный факт, что, еще во время первых сражений в Богемии, при посредничестве бывшего министра иностранных дел и тогдаш него министра двора фон-Шлейница, в Берлине продолжали плести дипломатические интриги, связанные с двором.
Если бы австрийский кабинет не истолковывал факты пре вратно, а оценил по достоинству то доверительное сообщение, которое я сделал в 1862 г. графу Карольи, и если бы, изменив соответственно свою политику, он стал искать сближения с Пруссией, вместо того чтобы пытаться подавлять ее с помощью большинства 18 и других влияний, то нам пришлось бы, по всей вероятности, пережить или хотя бы испробовать в Германии период дуалистической политики. Сомнительно, правда, могла ли эта дуалистическая политика развиваться мирным путем, в духе, приемлемом для немецкого национального чувства, с пре дотвращением надолго внутреннего раскола, если бы не дей ствие просветившего [нас] опыта 1866 и 1870 гг.19 В Вене и при дворах средних государств вера в военное превосходство Ав стрии была слишком сильна, чтобы можно было достичь1 того или иного modus'a vivendi с Пруссией на основе равнопра вия. Это доказали в отношении Вены прокламации, которые были обнаружены в ранцах австрийских солдат наряду с пред назначенными для вступления в Берлин новыми мундирами; содержание этих прокламаций выдает, как велика была уве ренность в победоносном захвате прусских областей. Откло нение последних прусских мирных предложений, сделанных через брата генерала фон-Габленца, обоснование этого отказа соображениями министра финансов о необходимости получить c Пруссии20 контрибуцию и сделанное в то время заявление о готовности начать переговоры после первого сражения21 — все это равным образом указывает, с какой уверенностью рассчи тывали на победу в этом первом сражении.
* В берлинских лавках гравюр была выставлена литография, на ко торой покушение было изображено таким образом: чорт перехватывает предназначавшиеся мне пули со словами: «Он принадлежит мне!» (Ср. Politische Reden, Bd. X, S. 123, речь от 9 мая 1884 г.)
СЪЕЗД ГЕРМАНСКИХ КНЯЗЕЙ ВО ФРАНКФУРТЕ |
247 |
II |
|
Общим результатом подобных представлений, |
влиявших |
в одном и том же направлении, было нечто обратное готовности венского кабинета пойти навстречу дуалистическим тенден циям; не отозвавшись на прусский почин (Anregung) 1862 г., Австрия, перейдя к очередным делам, выступила с диаметрально противоположной инициативой созыва Франкфуртского съезда князей, о чем в начале августа неожиданно узнали в Гаштейне король Вильгельм и его кабинет.
Согласно сообщениям Фребеля*, считающего себя инициа тором съезда князей и, без сомнения, посвященного в его под готовку, австрийский план не был известен прочим герман ским князьям до получения ими приглашения, датированного 31 июля. Возможно, однако, что в известной мере тайна была открыта фон-Варнбюлеру, который был впоследствии вюртем¬ бергским министром. Этот умный и деятельный политик выра зил летом 1863 г. пожелание возобновить со мной знакомство, завязавшееся несколько ранее благодаря нашему общему другу фон-Белову-Гогендорф. Он побудил меня к встрече с ним, ко торая состоялась по его желанию 12 июля в таинственной об становке, в маленьком богемском местечке, к западу от Карлс¬ бада. Я вынес из этого свидания лишь то впечатление, что он ско рее хотел позондировать меня, нежели сделать мне какие-либо предложения по германскому вопросу. Экономические и финан совые проблемы, в разрешении которых он оказал мне в 1875 г. большую помощь своими знаниями и работоспособностью, занимали уже тогда выдающееся место в его взглядах, во вся ком случае в применении к великогерманской политике с соот ветствующим ей таможенным объединением.
2 августа 1863 г. я сидел в Гаштейне под елями в парке Шварценберга, на краю глубокого ущелья реки Аах. Надо мной было гнездо синиц, и я наблюдал с часами в руках, сколько раз в минуту птичка приносила своим птенцам гусеницу или какое-нибудь иное насекомое. Наблюдая за полезной деятель ностью этого существа, я заметил на другой стороне ущелья короля Вильгельма, который сидел один на скамье на Шил¬ лерплатц**. Когда настало время одеваться к обеду у короля, я зашел к себе и нашел там записочку от его величества, в ко торой он писал, что будет ожидать меня на Шиллерплатц**, чтобы переговорить о свидании с императором. Я поспешил, насколько это было возможно; но еще до того, как я успел добраться до помещения, которое занимал король, беседа ме жду обоими государями состоялась. Если бы я не так долго
*J. Frobel, Ein Lebenslauf. Stuttgart, 1891, Theil II, S. 252—255.
**Читай на Schillerhohe (на вершине Шиллера). (Прим. нем. изд.)
248 ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
задержался, наблюдая природу, и увидел короля раньше, то первое впечатление, которое произвели на него предложения императора, оказалось бы, может быть, иным.
Он не почувствовал сначала того унижения, которое заклю чалось для Пруссии во внезапности этого приглашения, этого вызова a courte echeance [с кратким сроком явки]. Австрий ское предложение понравилось ему, возможно, из-за содержав шегося в нем элемента солидарности государей в борьбе против парламентского либерализма, который беспокоил тогда его са мого в Берлине. Королева Елизавета, которую мы встретили в Вильдбаде, на пути из Гаштейна в Баден, также настаивала предо мной, что надо ехать во Франкфурт. Я возразил: «Если король не примет другого решения, то я поеду и буду устраи вать там его дела, но я уже не вернусь в Берлин министром». Королеву эта перспектива, повидимому, встревожила, и она перестала оспаривать перед королем мое мнение.
Если бы я перестал оказывать сопротивление стремлению короля ехать во Франкфурт и, согласно его желанию, сопро вождал его туда ради того, чтобы превратить на съезде князей прусско-австрийское соперничество в совместную борьбу про тив революции и конституционализма, то Пруссия с внешней стороны осталась бы тем же, чем она была ранее; она имела бы, разумеется, возможность воспользоваться принятыми под председательством Австрии решениями Союзного сейма, с тем чтобы добиться пересмотра своей конституции, подобно тому как были пересмотрены конституции Ганновера, Гессена, Мекленбурга, Липпе, Гамбурга и Люксембурга; но тем самым она закрыла бы перед собой национально-немецкий путь.
Мне было нелегко убедить короля оставаться вдали от Франкфурта. Я занялся этим на пути из Вильдбада в Баден, когда мы ехали в небольшом открытом экипаже и обсуждали немецкий вопрос на французском языке, так как на козлах сидели люди. Я считал по приезде в Баден, что мне удалось убедить государя. Но там мы застали короля саксонского, который возобновил от имени всех государей приглашение при быть во Франкфурт (19 августа). Моему государю было нелегко противостоять этому шахматному ходу. Он многократно по вторял соображение: «30 правящих государей и король в роли курьера!» К тому же он любил и уважал короля сак сонского, который и лично подходил более всех остальных государей для выполнения этой миссии. Лишь около полуночи мне удалось добиться подписи короля под отказом королю
саксонскому. |
Когда я покинул государя, мы |
оба |
были |
совершенно |
измучены нервной напряженностью |
обстанов |
|
ки, и мое устное сообщение, которое я немедленно |
сделал |
саксонскому министру фон-Бейсту, носило еще отпечаток этого возбуждения. Тем не менее кризис миновал, и король саксон
СЪЕЗД ГЕРМАНСКИХ КНЯЗЕЙ ВО ФРАНКФУРТЕ |
249 |
ский уехал, не повидав еще раз моего государя, чего я опасался. На обратном пути из Баден-Бадена (31 августа) в Берлин король, находясь в непосредственной близости от Франк фурта, не заехал туда. Его твердая решимость не участвовать [в съезде] проявилась, таким образом, явно, и большинству го сударей или по крайней мере наиболее могущественным из них стало не по себе при мысли о том, что при воздержании Пруссии задуманная реформа оставит их в союзе с одной лишь Австрией и соперничество великих держав не будет уже более служить прикрытием остальным государствам. Вен ский кабинет считал, повидимому, возможным, что остальные союзные князья пойдут на предложение, сделанное съезду 17 августа, даже и в том случае, если при преобразовании союза они останутся в конечном счете с одной Австрией. Иначе остав шимся во Франкфурте государям не было бы сделано предложе ние принять и осуществить на практике австрийский проект и без согласия Пруссии. Но средние государства не хотели во Франкфурте ни односторонне прусского, ни односторонне ав стрийского руководства; они стремились [создать] себе возможно более влиятельное положение арбитров в системе такой три ады22, при которой обеим великим державам приходилось бы домогаться голосов средних государств. На австрийское пред ложение заключить союз хотя бы и без Пруссии они ответили указанием на необходимость новых переговоров с Пруссией и заявили, что они сами готовы начать такого рода переговоры. Формулировка ответа была недостаточно гладкой, чтобы не задеть Вены. Граф Рехберг, будучи подготовлен к тому хо рошими отношениями, которыми завершилось наше совмест ное пребывание на дипломатических постах во Франкфурте, заявил, в результате этого, что для Австрии путь в Берлин не длиннее и не затруднительнее, нежели для средних государств.
Раздражение, вызванное отклонением австрийского пред ложения, главным образом и побудило, по моему мнению, венский кабинет к тому, чтобы договориться с Пруссией во преки точке зрения Союзного сейма. Это новое направление соответствовало бы австрийским интересам, даже если бы оно было сохранено и на более долгий период. Для этого было необходимо прежде всего, чтобы Рехберг оставался у кормила.
Если бы установлено было дуалистическое руководство Германским союзом, то остальные германские государства не возражали бы против него, поскольку они убедились бы, что между обеими великими державами установилось честное и прочное соглашение; перед лицом австро-прусского согла шения заглохли бы поползновения отдельных южногерман ских министров образовать Рейнский союз 23 (наиболее резко, что бы ни говорил в своих воспоминаниях граф Бейст, это проявлялось в Дармштадте).
250 ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
III
Через несколько месяцев после Франкфуртского съезда скончался датский король Фридрих VII (15 ноября 1863 г.)2 4 . Неудача австрийского выпада, нежелание остальных союзных государств вступить после отказа Пруссии в более тесные от ношения с одной Австрией побудили Вену, в результате по становки вопроса о Шлезвиг-Гольштейне и престолонаследии, призадуматься над идеей дуалистической политики обеих гер манских великих держав, причем на этот раз виды на осуще ствление этой идеи были значительно реальней, чем в декабре 1862 г. Граф Рехберг, раздраженный отказом союзных го сударств взять на себя какие-либо обязательства без участия Пруссии, повернулся попросту «кругом», заявив, что Австрии еще легче договориться с Пруссией, чем со средними государ ствами. В данный момент он был прав, но на длительное время это могло бы быть справедливо только в том случае, если бы Австрия действительно готова была обращаться с Пруссией, как с равноправной ей в Германии державой, и если бы она предоставила Пруссии беспрепятственно осуществлять свое влияние по крайней мере в Северной Германии в возмещение за поддержку европейских интересов Австрии в Италии и на Во стоке. Дуалистическая политика с самого начала получила бле стящее осуществление в совместных боях на берегах Шлея, в совместном вступлении в Ютландию и в совместном заклю чении мира с Данией25. Даже при условии, что прусско-авст рийский союз ослаблял вызванное им раздражение в среде остальных союзных государств, он все же оправдал себя, как противовес, достаточный для того, чтобы обуздывать противо действие и недовольство других великих держав, под давле нием которых Дания могла позволить себе бросить перчатку всему немецкому миру (Deutschthum).
Наше дальнейшее сотрудничество с Австрией было постав лено под угрозу сначала сильным натиском на короля со сто роны военных кругов, которые хотели побудить его перейти границу Ютландии хотя бы и без Австрии. Мой старый друг фельдмаршал Врангель послал королю незашифрованную те леграмму, полную самых грубых оскорблений по моему адресу; имея в виду меня, он говорил там о дипломатах, заслуживаю щих виселицы*.
* Из-за этого эпизода у нас с ним в течение многих лет отношения оставались натянутыми, и, встречаясь при дворе, мы молча проходили мимо, пока однажды, когда мы оказались, как это часто бывало, сосе дями за столом, фельдмаршал не заговорил со мной со сконфуженной улыбкой: «Сын мой, ты не можешь забыть?» Я отвечал: «Как мог бы я забыть пережитое?» Помолчав довольно долго, он сказал: «А разве ты не можешь и простить?» — «От всей души», — отвечал я. Мы пожали друг другу руки и снова стали друзьями, как в прежние времена.
|
СЪЕЗД ГЕРМАНСКИХ КНЯЗЕЙ ВО ФРАНКФУРТЕ |
251 |
Мне удалось все же убедить тогда короля, что нам не |
||
следовало |
ни на волос отходить от Австрии и не следовало в |
|
частности |
создавать в Вене впечатления, будто |
Австрия втя |
нута нами против своей воли. Добрые |
отношения, в которых |
я находился с Рехбергом и Карольи, |
дали мне возможность |
добиться согласия на вступление в |
Ютландию. |
Несмотря на этот успех, дуалистическая попытка достигла своего кульминационного и переломного пункта в совещании
обоих монархов 22 августа 1864 г. в Шенбрунне |
с участием |
|
их министров, Рехберга и меня. В ходе |
этого |
совещания |
я сказал австрийскому императору: |
|
|
«Будучи призваны историей действовать |
на политическом |
поприще сообща, мы устраиваем наши обоюдные династиче ские и политические дела лучше, если держимся вместе и ста новимся во главе Германии, что нам будет всегда удаваться, пока мы едины. Если Пруссия и Австрия поставят себе зада чей защищать не только свои общие интересы, но и взаимно поощрять интересы друг друга, в таком случае союз обеих великих немецких держав может достигнуть большого влияния и значения не только в Германии, но и в Европе. Австрия, как государство, не заинтересована в том или ином устройстве датских герцогств и, наоборот, весьма заинтересована в своих отношениях с Пруссией. Разве из этого несомненного факта не следует сделать вывода о целесообразности ведения добро желательной Пруссии политики, которая упрочила бы суще ствующий ныне союз обеих великих немецких держав и пробу дила бы в Пруссии признательность к Австрии? Если бы совместные приобретения были расположены не в Гольштейне, а в Италии, и если бы война, которую мы вели, предоставила
враспоряжение обеих держав не Шлезвиг-Гольштейн, а Лом бардию, то мне не пришло бы в голову настаивать перед моим королем на том, чтобы противиться желанию нашего союзника или требовать от него за это эквивалента, при отсутствии в данный момент такового. Однако отдать ему за Шлезвиг-Голь штейн старопрусскую область вряд ли было бы возможно даже
втом случае, если бы этого хотело население; ведь в Глаце26 протестовали против этого даже осевшие там австрийцы. Мне представляется, что выгодные результаты дружбы немецких великих держав не исчерпываются гольштейнским вопросом; если сейчас эти выгоды находятся далеко за пределами сферы австрийских интересов, то в другой раз они могут оказаться
значительно |
ближе, и Австрии было бы полезно проявить |
|
на |
этот раз |
щедрость и предупредительность по отношению |
к |
Пруссии». |
|
|
Мне казалось, что нарисованная мною перспектива произ |
вела некоторое впечатление на императора Франца-Иосифа. Он говорил, правда, что, учитывая общественное мнение в