Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

03 Антропология психического здоровья

.pdf
Скачиваний:
35
Добавлен:
12.02.2015
Размер:
1.63 Mб
Скачать

11

должна предоставляться не только в национальном, но и в глобальном масштабе.

Совместная деятельность ВОЗ и МФПЗ в 1950-е и в последующие годы включала в себя также работу по сбору информации о масштабах распространения психических расстройств в современном мире. С этой целью привлекаемые ВОЗ специалисты в области эпидемиологии и психиатрии разрабатывали руководства для сбора такой информации, ее оценки и формирования эпидемиологической картины психических заболеваний в отдельно взятых странах. Задача состояла в том, чтобы реалистично оценить большой объем разнородных данных, получаемых с использованием методов больничной статистики, данных из частной психиатрической и общей врачебной практики, а также данных полевых наблюдений. В помощь специалистам в середине 1950-х гг. ВОЗ решила разработать специальный методологический канон для работы в этой области. В результате, в 1960 г. профессор эпидемиологии Лондонской школы гигиены и тропической медицины Д.Д. Рейд по просьбе ВОЗ опубликовал подробное наставление, в котором обсуждался вопрос о применении эпидемиологических методов при изучении психических расстройств (Reid, 1960).

Продолжая работать в этом направлении в 1962 г. психиатр из Тайваньского национального университета Цун-Йи Лин и представитель ВОЗ С.С. Стэндли переработали методические рекомендации Рейда и опубликовали работу «Сфера применения эпидемиологии в психиатрии». Основные вопросы,

которые были изложены в их работе, касались статистики психических расстройств, исследований о заболеваемости среди населения, этиологии и эволюции психических заболеваний. Формулируя задачи, стоящие перед психиатрической эпидемиологией, Лин и Стэндли обращали главное внимание на следующие:

(1)Оценивать преваленс (частоту распространения) различных типов психического нездоровья среди населения как основание для профилактики, лечения и контроля этих заболеваний;

(2)Раскрывать связи между основными характеристиками населения и заболеванием с целью выяснения причин психического расстройства;

(3)Проверять этиологические гипотезы, берущие начало в лабораторных и клинических исследованиях;

(4)Оценивать уровень спонтанных выздоровлений с тем, чтобы определить эффективность профилактических и лечебных мероприятий.

Эксперты ВОЗ в своей работе исходили из широко принятого в психиатрии представления о том, что в современном мире вследствие глубоких социальных изменений число психических расстройств стремительно возрастает, и для того чтобы верно оценить их масштаб, а также должным образом реагировать на этот процесс необходимы совместные усилия врачей, психологов, социологов, учителей, антропологов, священников (Lin, Standley, 1962: 10-11).

12

С самого начала в центре внимания психиатрических эпидемиологов оказались проблемы надежности получаемых данных и их оценки, т.е. проблемы методологии. Сравнивая данные, получаемые из отдельных психиатрических центров, специалисты то и дело вынуждены были решать вопрос о том, насколько они могут быть экстраполированы на национальном уровне. Трудности в решении этой задачи иногда приводили к тому, что делались выводы о том, что в разных странах масштабы распространения одного и того же психического расстройства различны. Так, в 1950-е гг. среди исследователей, сотрудничающих с ВОЗ, было распространено мнение о том, что в Африке уровень распространения депрессии значительно ниже, чем в развитых странах Запада (Leff, 1986: 23). Оно отражало общую уверенность в том, что психиатрические расстройства являются неизбежными спутниками цивилизованных обществ. Однако постепенно специалисты вынуждены были придти к другому мнению, убедившись, что причины этого кроются в способах сбора информации о распространенности психических расстройств и различиях в самих системах охраны психического здоровья. Показательным оказался случай с распространением депрессии в Китае.

Согласно данным, получаемым из Китая в период 1960-1990-х гг., уровень распространенности серьезных психических расстройств, таких, как шизофрения, там был крайне низким по сравнению с развитыми странами Запада, а менее значительные расстройства вроде депрессии совсем отсутствовали. Лишь в самое недавнее время был отмечен драматический рост численности психических расстройств. Означало ли это, что причиной роста стали некие социальные процессы последних лет? С точки зрения самих китайских психиатров, дело оказалось вовсе не в социальных изменениях, а в особенностях методологии, которая в прошлом была иной и не уделяла внимания таким расстройствам, как депрессия (Guo et al., 2011).

Проблема правильного применения методологии для оценки масштабов психических расстройств иногда оказывалась в ситуациях со странами близкими по уровню развития. В середине 1970-х гг., сравнивая данные о пропорции пациентов с маниакальными расстройствами от общего числа больных в больницах Аархуса (Дания) и Лондона, эксперты получили следующие данные

– 16% и 5%. Означало ли это, что в Дании маниакальные расстройства были более распространены, чем в Англии? Прибегнув к тщательным статистическим расчетам, эксперты смогли сделать вывод, что уровень распространения маниакальных расстройств в двух странах одинаковый – 2,6 случаев на 100 000

человек (Leff, 1986: 24).

Начатая в 1950-е гг. работа по сбору информации о распространении психических расстройств на глобальном уровне осуществлялась как в форме сбора статистических данных от национальных организаций здравоохранения стран-участниц ВОЗ, так и посредством реализации специальных программ по изучению конкретных психических заболеваний, таких как Международный пилотный проект по изучению шизофрении (1979). Эта работа выявила, что существуют национально-культурные различия в подходах к сбору психиатрически значимой информации, которые давали о себе знать особенно

13

выпукло, когда речь шла о сопоставлении опыта развитых и развивающихся стран. Кроме того, организаторы эпидемиологических исследований в сфере психиатрии пришли к пониманию того, что для уяснения глобальной картины психического здоровья необходимо совершенствование научного инструментария, причем не только эпидемиологической методологии применительно к психиатрии, но и самой системы психиатрических представлений о душевных болезнях и нервно-психических нарушениях.

Изменения в системе психиатрического знания: новые классификации

Вплоть до середины ХХ в. не существовало универсальной концепции психического расстройства, и не было классификаций, признаваемых всеми психиатрами в разных странах. Психиатрия представляла собой обширное царство конкурирующих между собой национальных и региональных школ с собственными традициями, подходами и представлениями. Отсутствовала единая терминология, и единые критерии оценки психического здоровья. Попытки сблизить взгляды начали предприниматься еще до начала второй мировой войны, однако лишь с образованием Отдела психического здоровья ВОЗ (1948) и началом проведения Международных конгрессов психиатров (1950) ситуация изменилась. В 1949 г. ВОЗ опубликовала «Международную классификацию болезней» шестого пересмотра (МКБ-6), в которой присутствовал раздел, посвященный психическим расстройствам. Благодаря этому впервые были заложены основы для обеспечения единства подходов и международной сопоставимости материалов.

Советский Союз принял активное участие в организации ВОЗ, однако почти с самого момента основания организации участие представителей СССР

в ВОЗовских структурах и сотрудничество советских медиков с ВОЗ в целом оказалось ограниченным. Сказалась начавшаяся почти сразу после окончания второй мировой войны Холодная война. К началу 1950-х гг., когда были сделаны первые шаги по интеграции международного психиатрического сообщества, советские психиатры оказались в стороне от этих процессов. ВОЗовская система классификации психических расстройств не получила распространения в СССР, и развитие советской психиатрии в последующие десятилетия происходило вне связи с теми нормативными концепциями, которые были приняты на международном уровне. Вплоть до самого распада советского государства психиатрия в СССР оставалась не только службой охраны психического здоровья, но и инструментом для борьбы с инакомыслием и политической оппозицией. Лишь в 1992 г. уже в постсоветской России был принят «Закон о психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании»,

отменяющий использование психиатрии в политических целях, а также были сделаны шаги по применению ВОЗовской модели классификации психических расстройств (Савенко, 2007).

ВОЗовская классификация психических расстройств оказалась малоприменимой не только в Советском Союзе, но в значительной степени и в США. Если для советских психиатров препятствием к ВОЗовской классификации стали реалии Холодной войны, то с американскими врачами-

14

психиатрами все было иначе. Американская психиатрическая ассоциация формально одобрила МКБ, но в своей работе психиатры США чаще склонялись к тому, чтобы использовать собственную модель классификации психических заболеваний. Эта модель начала складываться еще в годы второй мировой войны, когда американское военное командование привлекло психиатров к работе с военнослужащими, потребовав от них выработать единую шкалу оценки их психического здоровья. Вскоре выяснилось, что подходы, которые использовались при диагностике пациентов в гражданских больницах, не подходят для работы с солдатами. В результате военные психиатры вынуждены были разработать собственную классификацию, которая стала использоваться и в послевоенный период. На ее базе в 1952 г. в США было принято «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders), ставшее стандартным критерием для классификации психических расстройств в США (Grob, 1991). Американские психиатры в своей текущей работе разграничили сферы применения МКБ и DSM. Первая стала использоваться для постановки диагнозов в условиях клиники, а вторая – как инструмент для проведения научных исследований. Все же именно DSM стала главной из двух американских классификаций, в то время как МКБ нашла своих приверженцев в основном среди европейских врачей. Впрочем, авторитет американской психиатрии способствовал тому, что подходы к описанию и разграничению расстройств, изложенные в DSM, стали широко признаны по всему миру.

*Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders (DSM)

руководство по психиатрическим расстройствам, публикуемое Американской психиатрической ассоциацией. Впервые появилось на базе подходов, применяемых военными психиатрами США в период второй мировой войны. DSM-I (1952) содержало описание 106 расстройств, в DSM-II (1968) перечислялось 182 психических расстройства. В 1974 г. была принята 7-я печатная редакция DSM-II, из которой был исключен диагноз «гомосексуальность». DSM-III (1980) содержало 265 диагностических категорий, а ее отредактированная версия DSM-III-R (1987) – 292 категории. DSM-IV (1994) описывало 297 расстройств. В 2000 г. появилась версия DSM- IV-TR, а в 2013 г. ожидается публикация DSM-V.

История развития DSM показывает, что, как и всякая медицинская классификация, она оказалась склонна к разрастанию, а кроме того, она оказалась подвержена влиянию общественных настроений. За период с 1952 г., когда была принята DSM-I, по 2000 г., когда была принята отредактированная версия DSM-IV-TR, число диагностируемых расстройств выросло почти в 3 раза: со 106 до 297. За полстолетия в классификацию было введено значительное число новых видов расстройств, однако некоторые из прежних были из нее исключены. Наиболее известным стал случай с исключением из пересмотренной версии DSM-II (1974) диагноза «гомосексуальность» и замена его категорией «расстройство сексуальной ориентации» по требованию активистов, защищающих гражданские права геев (Spitzer, 1981). Кроме того, в DSM последних пересмотров попал целый ряд категорий, которые были

15

соотнесены с расстройствами, имеющими особую этнокультурную обусловленность (Hughes, 1998), а также с состояниями, которые прежде не считались проявлениями психического нездоровья. Последнее, как утверждают некоторые проницательные эксперты, стало следствием зависимости психиатров от финансовых интересов крупных фармацевтических кампаний, расширивших арсенал препаратов для влияния на психическую жизнь населения (Cosgrove et al., 2006).

Постоянный процесс совершенствования психиатрических классификаций, прежде всего американской системы DSM, является наиболее очевидным следствием развития психиатрического знания. Кроме того, он отражает расширение масштабов психиатрической помощи и придание ей глобального характера в послевоенный период. В качестве основы развивающейся системы охраны психического здоровья психиатрия после 1950 г. серьезно усовершенствовала свой язык, и эти изменения не могли не привести к возрастанию сенситивности самой психиатрии, т.е. ее чувствительности к требованиям окружающей жизни, в том числе к требованиям политического, экономического и культурного порядка. Реализуемые по инициативе ВОЗ программы психиатрической помощи в разных частях света подтолкнули психиатров к тому, чтобы адаптировать свои теоретические представления и свои практические подходы к «культурным различиям», а также к тому, чтобы более интенсивно взаимодействовать с антропологами, которые традиционно считались главными экспертами по культурам. К настоящему моменту процесс совершенствования психиатрических классификаций, как и всей системы психиатрического знания, продолжается, и весьма немаловажную роль в этом играет тот факт, что психиатрическая помощь широко востребована в условиях все более глобализирующегося мира.

Психиатры и антропологи на пути к культурно-чувствительной психиатрии

На протяжении весьма длительного периода времени развитие психиатрии происходило исключительно в рамках европейского и североамериканского культурного опыта, поэтому психиатрическая теория и практика оказались отмечены ярко выраженным этноцентризмом. Модели отдельных психических расстройств (психозов), которые были выявлены в западных клиниках в XIX в., воспринимались как универсальные, хотя при этом многими психиатрами признавалось, что в повседневности существуют их различные вариации, которые следовало приписывать влиянию социальной среды – классовой принадлежности, гендеру, религии и расе (Littlewood, 2010: 250). По этой причине ведущие психиатры допускали существование наряду с собственно психиатрией так называемой «социальной психиатрии», т.е. психиатрии, чувствительной к социальным различиям. Первые попытки развития психиатрического знания, восприимчивого к культурным различиям, были предприняты лишь в ХХ в. В процессе разработки культурно-

16

чувствительной психиатрии психиатры стали все более широко воспринимать представления, распространенные в рамках антропологии.

«Сравнительная психиатрия» Эмиля Крепелина

В исследованиях по истории психиатрии показывается, что некоторые предпосылки культурной чувствительности психиатрического знания можно обнаружить уже в работах греческих и арабских авторов, а также в трудах мыслителей Ренессанса и интеллектуалов XVIII-XIX вв. (Murphy, 1986). Однако все без исключения специалисты сходятся в том, что подлинным зачинателем культурно-сенситивной психиатрической теории следует считать немецкого врача-психиатра Эмиля Крепелина (1856-1926).

С именем Эмиля Крепелина связано появление «сравнительной психиатрии» (Vergleichende Psychiatrie), которую он начал разрабатывать в первые десятилетия ХХ в. Большой любитель путешествий, Крепелин совершил две дальние поездки, в ходе которых был собран богатый исследовательский материал. В 1904 г. Крепелин посетил Южную Индию, Цейлон, Сингапур и Яву, а в 1925 г. – США, Мексику и Кубу, где занимался изучением распределения психических заболеваний среди европейцев и других народов. Наиболее обширные исследования Крепелин сумел провести на Яве, после чего опубликовал свою работу

«Психиатрия Явы» (1904) (Jilek, 1995: 231).

Крепелин обладал большим опытом наблюдения пациентов с dementia praecox (шизофренией), который он получил в ходе работы в различных европейских клиниках. Это психическое расстройство привлекало его внимание и в ходе путешествий. Крепелин охотно признавал, что шизофрения часто встречается и за пределами Европы. Когда он проводил исследования в индонезийской больнице в Битензонге, по его подсчетам, среди находившихся там пациентов у 67% была шизофрения, тогда как все остальные психические расстройства были представлены малым количеством случаев. Он также пришел к выводу, что у местного малайского населения довольно редко встречаются депрессивные расстройства и суицидальные состояния. Редкостью были и психозы, связанные с употреблением алкоголя. При этом они были обычным явлением в европейских психиатрических больницах (Jilek, 1995: 233).

К похожим выводам Крепелин пришел, совершив путешествие в Америку. Там он также выявил широкую распространенность шизофрении, как среди белого, так и среди цветного населения, и слабую представленность маникально-депрессивных состояний среди индейцев и афро-кубинцев. По его мнению, даже общий паралич, вызываемый сифилисом, протекал у чернокожих пациентов более слабо, поскольку «их нервная система не была разрушена алкоголем», как это наблюдалось у выходцев из Европы (Jilek, 1990: 516).

По итогам наблюдений, осуществленных в различных частях света, у Крепелина начала складываться глобальная картина психического здоровья. Из нее следовало, что психическое состояние индустриальных народов отличается в худшую сторону от того, что наблюдается в доиндустриальном мире.

17

Повсеместное распространение шизофрении и некоторых других расстройств утвердило его в мысли, что психические болезни имеют биологические корни. При этом окружающая среда придает им конкретные формы проявления, которые различаются от одной культуры к другой.

Во время путешествия в Юго-Восточную Азию Крепелин познакомился с особыми местными психическими расстройствами, которые впоследствии станут называть «культурно-связанными синдромами». Сам Крепелин предположил, что речь следует вести не о каких-то особых психических заболеваниях, а о культурно обусловленных формах хорошо известных психических состояний. По этой причине он отнес распространенный среди малайцев амок к эпилепсии, латах – к истерии, а коро – к депрессии. Впоследствии эти выводы Крепелина привели к развитию представлений о том, что культура способна к патогенезу, а также о «патопластическом влиянии культуры» на психическое здоровье (Jilek, 1990: 515).

Преждевременная смерть Крепелина прервала процесс становления «сравнительной психиатрии», однако его идеи не были забыты. Спустя несколько десятилетий сравнительный подход в психиатрии вновь возродился, причем не только в Германии, но и в других западных странах.

Психоанализ, психиатрия и психология

Когда Зигмунд Фрейд (1856-1939) начал разрабатывать психоанализ, не было никаких оснований для того, чтобы попытаться приложить его теоретические модели к проблематике культурных различий. Психоанализ был нацелен на решение личных проблем пациентов, причем без всякого внимания к их культурной и религиозной принадлежности. Фрейд избегал связывать проблему еврейства, которую он воспринимал как политическую, со своим новым методом лечения неврозов. В Европе начала ХХ в., где еврейский вопрос стоял весьма остро, психоанализ должен был стать средством преодоления культурной предубежденности против евреев.

Один из основных тезисов фрейдизма состоял в том, что причины психических расстройств взрослых пациентов уходят корнями в их детство. Репрессивные способы воспитания вытеснили глубоко в подсознание все присущие индивидам естественные желания, как сексуальные, так и деструктивные. В самом общем виде техника психоанализа должна была позволить невротическим пациентам освободиться от прежних детских страхов.

Однако Фрейд как отец психоанализа был неизменно открыт самым актуальным проблемам своей эпохи, и поэтому его психоаналитическая теория оказалась восприимчива к идеям, что высказывались вокруг. В частности, родоначальник психоанализ оказался вовлечен в дискуссию о негативном влиянии современной цивилизации на личность. Проблематика цивилизации привела Фрейда к размышлениям о сохранении в психической жизни современного человека отдельных фрагментов, которые связывали его не просто с личным детством, но с детством самой цивилизации – первобытными временами. В результате, Фрейд написал свою знаменитую работу «Тотем и табу» (1913).

18

Развивая идею Карла-Густава Юнга о том, что «душевнобольной и невротик сближаются с человеком отдаленного исторического прошлого», Фрейд попытался аргументировать положение о том, что психическая жизнь первобытных людей и современных аборигенов носит черты инфантильности (Фрейд, 1991: 197). Он не планировал применять психоанализ для решения психических проблем современных представителей каменного века. Однако его обширные рассуждения о социальных ритуалах австралийских аборигенов породили у читающей публики уверенность в возможности продуктивного сотрудничества между психоанализом и сравнительнокультурными исследованиями.

.

Примечательно, что большинство социальных антропологов, современников Фрейда, никак не отреагировали на его рассуждения (Murphy, 1986: 10-11). Тем не менее в некоторых аспектах взгляды психоанализа и антропологии первой половины ХХ в. были весьма близки. В частности, фрейдистский тезис о психической инфантильности первобытных народов коррелировал с некоторыми данными об особой хрупкости психики аборигенов и ее уязвимости перед воздействием колдовства. Во Франции эту мысль охотно развивал Марсель Мосс (1872-1950), напечатавший в 1926 г. специальную работу, в которой анализировал факты, касающиеся психической жизни австралийских аборигенов и новозеландских полинезийцев (Мосс, 1996).

Психоанализ стал популярным среди некоторых антропологов уже в конце жизни Фрейда. В США его теоретические модели широко применялись представителями школы «Культуры и личности», такими, как Рут Бенедикт (1887-1948), Маргарет Мид (1901-1978) и др. В свою очередь, представители этой антропологической школы оказали самое серьезное влияние на становление медицинской антропологии (Foster, Anderson, 1978: 6-7, 82-83).

Антропологи школы «Культуры и личности» акцентировали внимание на культурных различиях и вариациях в характере взрослых людей, которые вытекали из способов детского воспитания, но при этом они не обращали внимания на проблемы психических аномалий. С помощью психоанализа они показывали, какой может быть личность в разных обществах, как выстраиваются связи между «Я», «Оно» и «Другими», а также насколько туземная психология уязвима перед различными формами магии и колдовства.

Вплоть до 1950-х гг. антропологи редко занимались проблемами серьезных психических расстройств, а когда они имели дело с неврозами, то обычно интерпретировали их с позиций психоанализа. Как и сам Фрейд, антропологи не планировали применять психоанализ для решения психических проблем «туземных народов», но, тем не менее, для обсуждения психологических проблем и психических состояний аборигенов большинство из них были готовы использовать именно психоанализ (Littlewood, 2010: 250).

Этнопсихоанализ и этнопсихиатрия

Окончание второй мировой войны вызвало во всем мире развитие антиимпериалистических и антиколониалистских настроений. В гуманитарно-

19

научных кругах стремительно распространялись новые идеи, а прежние теоретические подходы и методологии все чаще воспринимались как изжившие себя. На арену истории вышло новое поколение интеллектуалов, которые были готовы дать решительный бой прежним авторитетам, а при необходимости – распорядиться их концепциями по собственному усмотрению.

Одной из таких личностей был Жорж Деверё (1908-1985) – антрополог и психоаналитик, имевший еврейско-венгерские корни. Деверё заслужил полное право считаться мыслителем, который совершил собственную научную революцию, поскольку именно он оказался тем человеком, который применил психоанализ к изучению проблем психического здоровья «туземных народов». Свой новый метод он назвал «этнопсихоанализом».

К началу 1950-х гг. американские антропологи уже далеко продвинулись в изучении индейских культур. Деверё сделал предметом своего внимания ту часть культуры индейцев, которая касается их психиатрических теорий и практик. Он написал книгу об «этнопсихиатрии Мохаве», которую предложил считать чем-то вроде «учебника Мохаве по психиатрии, продиктованного “психиатрами” Мохаве антропологу в полевых условиях». Термин «этнопсихиатрия», по мысли Деверё, следует отнести к ряду родственных ему, таких, как «этноботаника» или «этногеография». С их помощью раскрывается система научных представлений «племенных народов». Шаманы племени Мохаве стали для Деверё главными поставщиками информации о культуре и психических расстройствах индейцев. В духе идей школы «Культуры и личности» Деверё рассматривал свою работу как изучение «Культуры и ненормальной личности» (Devereux, 1961: 1).

Вполе зрения Деверё попало много разных вопросов: психопатические расстройства шаманов, гомосексуальность, расстройства настроения, расстройства, вызванные внешними причинами, неврозы, психозы и неврологические дефекты, детские расстройства, суицид, употребление алкоголя. Он рассчитывал, что его книга будет полезной не только антропологам, но и психиатрам, которые иногда сталкиваются с необходимостью оказывать помощь аборигенам (Devereux, 1961).

В1960-е гг. Деверё переехал из США во Францию и при поддержке Клода Леви-Строса занял видное место во французской системе социальногуманитарного образования. Его пионерские исследования в области этнопсихиатрии вызвали сочувствие, но вплоть до конца 1970-х гг. приверженцев его взглядов было немного. В 1970 г. он написал еще одну книгу по этнопсихиатрии (Devereux, 1980), в которой завязал спор с одним из самых авторитетных историков медицины Эрвином Аккеркнехтом (1906-1988). Поводом для дискуссии стал вопрос о психопатии шаманов. В отличие от Аккеркнехта, который акцентировал внимание на шаманском целительстве (Ackerknecht, 1982: 10-18), Деверё настаивал на том, что шаманы играют роль «суррогатных шизофреников» и выразителей «племенного бессознательного», которым удается генерировать творческие идеи (Littlewood, 2010: 250-251)

20

Архив медицинской антропологии:

Жорж Деверё (1908-1985),

родоначальник этнопсихоанализа и этнопсихиатрии

Многое из того, что совершил Деверё, может найти объяснение в особенностях его биографии. Деверё родился в Австро-Венгрии, в регионе, где приходилось говорить сразу на трех языках – немецком, венгерском и румынском. В юности он также выучил французский, и это позволило ему со временем перебраться в Париж. После самоубийства брата, которое стало для него потрясением, Деверё принял христианское крещение и отказался от своего прежнего венгерского имени. В Париже он учился на разных факультетах, но в итоге сделал выбор в пользу социальной антропологии. Его наставником был Марсель Мосс, и Деверё стал изучать малайский язык, готовясь к поездке в Юго-Восточную Азию. Вскоре он перебрался в США, где продолжил обучение у Альфреда Крёбера, одного из самых авторитетных американских антропологов, выходца из Германии. В годы войны он поступил на службу в американскую армию. После войны он всерьез заинтересовался психиатрией и психоанализом. Особенно его привлекли работы Крепелина и Фрейда. Получив психоаналитическую подготовку, Деверё решил обобщить свой многолетний полевой опыт изучения культуры индейцев равнин (1932-1950). Здесь и родился его этнопсихоанализ. Очень скоро Деверё стал также использовать термин «этнопсихиатрия», который он позаимствовал у гаитянского врача-психиатра Луи Марса.

В 1978 г. вместе со своим учеником Тоби Натаном (род. 1948) Деверё стал публиковать журнал «Ethnopsychiatrica» (c 1983 - «Nouvelle Revue d’Ethnopsychiatrie»), в

котором соединились его интересы к психоанализу и романтической этнографии. В 1979 г. он создал первый во Франции Центр по этнопсихиатрическим консультациям при больнице Авиценны в Бобиньи,

деятельность которого нашла отклик в Италии, Бразилии, Израиле, Канаде и других странах. После смерти Деверё Натан весьма серьезно обновил идеи своего учителя и превратил этнопсихиатрию в эффективный инструмент психиатрической помощи для мигрантов, прибывающих во Францию из других стран (Vontress, Epp, 2000). Деверё был похоронен в 1985 г. в штате Аризона по обычаю индейцев Мохаве (Freeman, 1997: 319).