4.1.2. Основные характеристики и разновидности

теории статутов

При переходе в XVI в. пальмы первенства в развитии коллизионной доктрины от итальянских постглоссаторов к французским юристам пробивавшиеся ростки разнонаправленного метода оказываются практически полностью уничтоженными, а единственным способом теоретического обоснования решения коллизионной проблемы становится теория статутов.

В основе теории статутов располагается высказанная Бартолом идея о разделении статутов (местных узаконений и обычаев) на группы, каждому из которых соответствует четко определенная сфера пространственно-персонального применения. Первоначально статутарии выделяли только две группы статутов - реальные статуты, объектом которых являются вещи и которым свойственно сугубо территориальное действие, и персональные статуты, касающиеся статуса лиц и получающие экстерриториальное применение в случае перемещения данного лица на другую территорию. Затем в связи со сложностью разделения законов на две указанные категории многие авторы стали добавлять третью группу так называемых смешанных статутов. Практически каждый автор понимал данную группу по-своему. Некоторые авторы использовали данную категорию только для удобства своих логических рассуждений, чтобы затем придать группе смешанных статутов тот же принцип действия, что и реальным или персональным статутам (например, французский статутарий Д'Аржантре полагает, что смешанные статуты, как и реальные, подлежат строго территориальному применению). Другие авторы (статутарии голландской школы), как правило, помещали в разряд смешанных статутов нормы о форме сделок и других юридических актов, отмечая, что данные статуты имеют как обязательный территориальный характер (все лица, находящиеся на определенной территории, должны совершать юридические акты с соблюдением предусмотренных данным правопорядком правил о форме), так и экстерриториальный эффект (действительность юридического акта, произведенного с соблюдением правил о форме по месту совершения акта, признается и за рубежом).

Вот как весьма емко и образно описывает суть теории статутов М.И. Брун: "Приступая к делу, статутарий как бы видел перед собою три коробки, на которых ярлыки с надписями: "реальные статуты", "личные статуты", "смешанные статуты"; в стороне в беспорядке свалены все законы, и обязанности теоретика - всю эту кучу разобрать и все законы разложить по коробкам. Весь вопрос в том, какие законы класть в каждую из коробок. Только бы разрешить этот вопрос, и тогда в конкретном случае судье для решения конфликта стоило бы только взглянуть на ярлык коробки, в которую теоретик уложил закон, находящийся в конфликте, и ответ на вопрос: "Обязателен ли закон для иностранца на территории?" или "Применим ли закон вне своей территории?" - был бы готов. Но беда была в том, что самая раскладка по коробкам представляла мучительную задачу" <180>.

--------------------------------

<180> Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. С. 91 - 92.

Более ранней французской школе теории статутов был свойственен весьма упрощенный способ классификации статутов на две или три группы. Речь шла о приравнивании объекта действия правовой нормы (поведения человека или режима вещи) к пространственно-персональному эффекту (сфере действия) этой нормы. Так, М.И. Брун следующим образом характеризует основные постулаты учения известного французского статутария Д'Аржантре: "Итак, по Д'Аржантре, задача конфликтного права, над разрешением которой так трудились осмеиваемые им схоластики, чрезвычайно упрощается: определите в точности, что составляет объект закона - недвижимость или личность, и вы тем самым определите его эффект - территориальность или экстерриториальность. Объект и эффект закона совпадают; у Д'Аржантре нет еще этих слов, но есть самая мысль..." <181>.

--------------------------------

<181> Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. С. 60 - 61.

А.А. Рубанов очень метко характеризует теорию статутов как "теорию прикрепленности", основанную на идее о возможности прикрепления материально-правовых норм к объектам материального мира (лицам и вещам): "Поскольку человек обладает способностью физически перемещаться из страны в страну, с ним перемещаются и прикрепленные к нему правовые нормы. Последние, следовательно, должны приобретать юридическое значение в другой стране. Нормы же права, прикрепленные к вещи, этим качеством не обладают, поскольку сами вещи в принципе не переезжают из страны в страну. Нормы этого рода не могут получить юридическое значение в другой стране" <182>.

--------------------------------

<182> Рубанов А.А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. С. 133. С этих позиций становится понятным, почему большинство статутариев помещало нормы о правах на движимые вещи (в отличие от норм о правовом режиме недвижимостей) в группу персональных статутов: движимые вещи способны перемещаться вместе с лицами, а потому с позиций примитивных рассуждений статутариев они больше тяготели к лицам, нежели к территории (см.: Брун М.И. Международное частное право: курс, читанный в Московском коммерческом институте в 1910/1911 гг. С. 55 - 56).

Идея о наличии у правовых норм четко определенной пространственной и/или персональной сферы действия выглядела весьма логичной для обстановки раннего средневековья, когда право принимать законодательные нормы, отличные от общего римского права, рассматривалось как привилегия, дарованная императором Священной Римской империи. Естественно, что эта привилегия рассматривалась как строго ограниченная подвластной территорией и подвластными лицами <183>. "В результате такой постановки вопроса основным научным вопросом на столетия стала проблема атрибутации правовых норм, т.е. установления, к какому конкретно предмету материального мира прикреплена та или иная норма" <184>.

--------------------------------

<183> De Nova R. Op. cit. P. 444 - 445.

<184> Рубанов А.А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. С. 138. Аналогичная мысль выражена в одной из работ М.И. Бруна: "При сравнительно малой сложности тогдашней жизни можно было все юридические отношения подгонять или к закону места, где лежит вещь, или к закону места, где имеет постоянное местожительства лицо. Так объясняется происхождение идеи о двух группах законов... Задача состояла в том, чтобы определить, какие законы не уступают своего господства иноземным законам и какие законы, наоборот, распространяются за пределы территории; теория была построена на предположении, что как в природе различаются вещи и люди, так и законы по своей природе одни касаются вещей, другие - касаются лиц; а так как вещи неподвижно прикреплены к территории, а лица движутся, то естественно было заключить, что законы о недвижимостях территориальны, а законы о лицах - экстерриториальны" (Брун М.И. Международное частное право: курс, читанный в Московском коммерческом институте в 1910/1911 гг. С. 56 - 57).

В трудах более поздних авторов, в особенности юристов голландской школы, происходит определенное усложнение и развитие теории статутов. Многие авторы начинают использовать телеологическое толкование материально-правовых норм, при котором вывод о помещении ее в ту или иную группу статутов делается на основе не только изучения внешней формулировки нормы и определения ее объекта, но и анализа явно выраженной или подразумеваемой цели и намерений соответствующего законодателя <185>. Данное направление правовой мысли будет взято впоследствии в основу одного из современных проявлений однонаправленного подхода (теории анализа правительственного интереса американского ученого Бр. Карри).

--------------------------------

<185> По утверждению Фр. Юнгера, такой подход был свойствен, в частности, трудам французского автора Гая де Коквиль (Guy de Coquille) - Juenger Fr. Choice of Law and Multistate Justice. P. 15.

Голландская школа приходит к осознанию необходимости разграничения объекта материально-правовых норм, с одной стороны, и эффекта (сферы действия) этих норм, с другой стороны <186>. Делая акцент на разработанном к этому времени Боденом (Bodin) и Гроцием (Grotius) понятии государственного суверенитета, голландские юристы говорят об изначальной строго территориальной сфере действия всех правовых норм, которую предлагается преодолевать за счет применения доктрины международной вежливости (comitas gentium) и теории приобретенных прав (vested rights). Вот как звучат три знаменитые максимы из 10-страничной диссертации голландского юриста У. Губера, историческое значение которой, по мнению многих англо-американских авторов, является не менее важным, нежели роль бессмертного труда Савиньи:

--------------------------------

<186> См.: Брун М.И. Очерки истории конфликтного права. С. 68 - 69.

"(1) Законы каждого государства имеют силу только в пределах, на которую распространяется власть соответствующего правительства, а также на всех подвластных лиц, но не за этими пределами.

(2) Все лица, постоянно или временно проживающие на территории, подвластной данному правительству, считаются подвластными ему.

(3) Суверены поступают на основе принципа международной вежливости таким образом, чтобы права, приобретенные в пределах власти одного правительства, сохраняли свою силу везде при условии, что они не наносят ущерб полномочиям или правам такого правительства или подвластным ему лицам" <187>.

--------------------------------

<187> См. принципы У. Губера в английском переводе Лоренцена в след. работе: Kay H. A Defense of Currie's Governmental Interest Analysis // Recueil des Cours / Collected Courses of the Hague Academy of International Law. Vol. 215. 1989-IIL. P. 23 - 24. Об основных идеях теории У. Губера см. также: Yntema H. The Historic Bases of Private International Law. P. 307. К. Липштайн приходит к выводу о том, что У. Губер полностью отказывается от техники теории статутов, поскольку он не признает универсальных правил о действии материальных норм в пространстве и по кругу лиц, однако в его работах отсутствует конкретная коллизионная методика, которая была бы способна заменить теорию статутов (Lipstein K. Principles of the Conflict of Laws, National and International. P. 14 - 16).

Данные рассуждения голландских юристов открыли дорогу для последующих многочисленных теорий, предлагающих рассматривать принципы международного публичного права в качестве основы решения коллизионной проблемы. Они также подготовили основу для формулирования разнонаправленного подхода, поскольку критерии применения иностранного права в изложении данных голландских авторов стали обосновываться не отличительными характеристиками тех или иных материально-правовых норм, а абстрактными правилами (принципом международной вежливости и идеей о существовании приобретенных прав).