Тема 6. Коллизионное регулирование отношений добровольного представительства

I. Особенности коллизионного регулирования отношений добровольного представительства. «Внешние» и «внутренние» отношения

Соответственно, у нас есть представляемый (например, доверитель), представитель (например, поверенный) и третье лицо, с которым представитель заключает договор от имени представляемого – какой-нибудь договор купли-продажи. То есть, есть договор поручения, выданная на его основании доверенность, и договор купли-продажи с третьим лицом. Самая главная задача – этот клубок растянуть по ниточкам, и определить, какое право мы будем использовать, когда будем решать коллизионный вопрос.

Сколько вы здесь видите отношений? Во-первых, договор поручения, которые называются внутренними отношениями. Какое коллизионное решение для этого вопроса? Будет ли тут какая-то специфика, или нам достаточно тех знаний, которые у нас уже есть? Естественно, мы скажем, что тут ничего специфичного во внутренних отношениях, это самый обычный гражданско-правовой договор, который регулирует отношения представляемого и представителя – соответственно, здесь применим договорный статут – то право, которое регулирует этот договор. Либо сами стороны выдерут право для договора поручения, либо мы применим теорию характерного исполнения – и по этой теории будет применяться право поверенного, потому что именно он осуществляет неденежное исполнение.

Студент: но ведь если мы выбираем какой-то договорный статут по договору поручения, то мы вынуждены будем, например, в правопорядках, где представительство не абстрактно, подчинять представительство этому договорному статуту.

Асосков: подождите, всему свое время, мне же надо с чего-то начать.

Итак, мы выяснили, что у нас есть внутренние отношения, и, вроде бы, с ними все более или менее просто – какой договор заключили, такое право и будет действовать; если здесь будет агентский договор – мы применим право, регулирующее агентский договор. Здесь может быть и трудовой договор, потому что часто в качестве представителя выступает работник – тогда мы будем применять то право, которое регулирует отношения по трудовому договору.

У нас есть еще и второй договор – например, купля-продажа, который заключен с третьим лицом представителем, действующим от имени представляемого. Ждут ли тут нас какие-то затруднения при определении права, применимого к купле-продаже? Наверное, опять все просто – мы выходим на применение договорного статута, касающегося этого конкретного договора. И опять это будет либо право, выбранное сторонами, либо теория характерного исполнения – и вот здесь нам нужно будет делать оговорку, и понять: если третье лицо – это покупатель, а представляемый находится на стороне продавца – то по теории характерного исполнения мы должны применять право по месту нахождения продавца, то есть по представляемому (то есть, тому лицу, которое является стороной договора). Если бы наш представитель был комиссионером, заключающий договор купли-продажи от собственного имени, то мы тогда бы по теории характерного исполнения смотрели на право комиссионера (косвенного представителя). Итак, это у нас был второй договор – с третьим лицом.

Но все дело в том, что так уж пошла германская теория, что в представительстве есть еще целый пласт вопросов, и этот пласт вопросов мы обозначаем как внешние отношения представительства. То есть, это вопросы, которые касаются полномочий представителя, но эти вопросы неизбежно затрагивают интересы третьего лица. То есть, это уже не внутренние отношения между представляемым и представителем, а те вопросы, которые завязаны на интересах третьего лица. Что это за вопросы? Их можно вычленить, если посмотреть на гл. 10 ГК. Например, может ли представитель совершать сделки, будучи представителем сразу двух сторон (п. 3 ст. 182 ГК); как быть, если представитель превышает свои полномочия (ст. 183 ГК); дальше еще есть нормы про обязательные реквизиты доверенности, на какой срок доверенность может быть выдана, может ли существовать безотзывная доверенность, возможно ли передоверие полномочий, в каком случае доверенность прекращается? Получается, что все эти вопросы мы вынуждены выделить в третью группу внешних отношений представительства. И здесь мы встречаемся со сложностями, когда внешние отношения мы начинаем препарировать с точки зрения МЧП. Руководствуясь бритвой Оккама, мы, наверное, должны были бы начать с того, что: а не можем ли мы засунуть все эти вопросы либо в то право, которое регулирует внутренние отношения, либо в то право, которое регулирует отношения из договора, заключенного от имени представляемого с третьим лицом? Вдруг получится все эти вопросы туда пристроить, и тогда не нужно выделять отдельную коллизионную норму. Давайте попробуем это сделать.

Можем ли мы все эти вопросы подчинить тому праву, которое применимо к внутренним отношениям представляемого и представителя? То есть, например, праву, регулирующему договор поручения?

Студент: я думаю, это неудачное решение, потому что в такой ситуации страдают интересы третьего лица, потому что у него появляется обязанность лезть в договор, в котором он не участвует; но, скорее всего, в обороте третье лицо незнакомо с этим договором, и это порождает проблемы.

Асосков: да, совершенно верно. Как только мы начинаем завязывать это на право, регулирующие внутренние отношения, то это вступает в противоречие с логикой гражданского права, с тем, ради чего был введен принцип разделения (Trennungsprinzip): он был введен для того, чтобы третье лицо совершенно не заботилось о том, что там за внутренние отношения, какие условия договора связывают представляемого и представителя. И это к дискуссии о распорядительных сделках: нужно ли они российскому праву? Ответ очень простой: они у нас были и есть, иногда мы о них просто даже не подозреваем. Вот если мы с вами задумаемся: как между собой соотносятся выдача доверенности и договор поручения? Для немцев это все тот же самый вопрос – вопрос о том, что есть обязательственный договор (договор поручения), а есть распорядительная сделка – это выдача доверенности. И для немцев, она, конечно, абстрактная; более того, она абстрактна и в нашем российском праве, потому что, если мы посмотрим на условия прекращения доверенности, то мы увидим, что прекращение доверенности не зависит от договора поручения. То есть, даже если мы договор поручения признаем недействительным, расторгнутым или незаключенным, то это само по себе не влияет на действие доверенности, что подтверждает абстрактный характер доверенности. Поэтому, конечно, мы уже давно живем с распорядительными сделками.

Ладно, получается, что такое коллизионное решение, исходя из внутренних отношений, не годится. Есть еще один просто пример, почему оно не годится: как вы думаете, возможна ситуация, когда у нас возникнет вопрос о полномочиях представителя, когда внутренних отношения вообще нет? Конечно, такая ситуация возможна. В любой развитой системе есть институт, который англичане называют apparent authority; есть некое actual или express authority, а есть apparent authority – это ситуация, когда считается, что у представителя есть полномочия, потому что представляемый создал у третьих лиц видимость того, что у представителя есть полномочия, хотя на самом деле между ними могло не быть никакого договора. В германском праве тот же самый институт видимости полномочий, когда создали видимость наличия у какого-то лица полномочий, и третьи лица могут на это полагаться. Мы знаем, что некий убогий, скупой, но все-таки существующий в российском праве аналог – это полномочия в силу обстановки. На базе этой нормы, которая написана для кассиров и продавцов, суды начинают раскручивать ее до полномасштабного института – иначе невозможно становится защитить добросовестных третьих лиц. То есть, случай полномочий их обстановки показывает, что нет никакого права, регулирующего внутренние отношения, но отношения представительства все равно есть.

Ладно, идем дальше. У нас есть договор с третьим лицом, для которого довольно легко определить применимое право. Можем ли это право применять к тому классу внешних отношений, о которых мы говорили?

Студент: мне кажется, это было бы неудачным решением, так как мы соответствующее право определяли бы post factum – так как представительские полномочия возникают до заключения этого договора, когда соответствующие условия еще не сформированы.

Асосков: да, действительно, один из аргументов против: определенность с правом, регулирующим этот договор, наступит только после того, как договор будет заключен, и окончательно все его условия будут сформулированы – но в том то и дело, что третьему лицу нужна определенность в вопросе о том, а есть ли полномочия у представителя, на предварительной стадии – если у него нет полномочий, то вообще зачем третье лицо будет с ним коммуницировать? А тут получается: пока вы не заключили договор, то я еще точно и не знаю, есть у него полномочия, или нет.

Еще один недостаток связан с тем, что здесь могут пострадать интересы представляемого, потому что доверенности обычно выдаются общего плана, и представитель, как правило, сам определяет условия договора (конечно, в доверенности мы можем ограничить усмотрение представителя, но на практике это редко происходит, обычно именно представитель вырабатывает условия договора с третьим лицом). Соответственно, есть риск того, что представитель специально согласует с третьим лицом применение какого-то права, которое, например, особенно широко толкует полномочия представителя – настолько широко, что это оказывается неприятной неожиданностью для представляемого.

В чем еще недостаток? В договоре может не быть прямо выраженного условия о применимом праве – и тогда должна действовать теория характерного исполнения. Но можно ли на 100% заранее спрогнозировать, какое право будет применять суд, если сами стороны не заключили соглашения о применимом праве? На 100% такой вывод сделать невозможно, потому что в теории характерного исполнения мы балансируем через корректирующую оговорку, основанную на принципе наиболее тесной связи. Так мы обсуждали п. 9 ст. 1211 ГК – о том, что суд может отказаться от применения тех коллизионных норм, которые построены на теории характерного исполнения, и вместо этого перейти к применению другого права, демонстрирующего наиболее тесную связь.

Статья 1211. Право, подлежащее применению к договору при отсутствии соглашения сторон о выборе права 9. Если из закона, условий или существа договора либо совокупности обстоятельств дела явно вытекает, что договор более тесно связан с правом иной страны, чем та, которая указана в пунктах 1 - 8 настоящей статьи, подлежит применению право страны, с которой договор более тесно связан.

В теории подчеркивается, что это неудобно для рассматриваемых нами отношений, потому что вопрос о полномочиях представителя – это ключевой вопрос, который требует четкости: любое коллизионное решение должно быть очень понятным и заранее прогнозируемым. А когда мы пытаемся прицепиться к договорному статуту будущего договора, то мы утрачиваем такую четкость и определенность.

Надеюсь, я вас убедил, что на втором договоре тоже нужно поставить крест. Но это не значит, что нам не нужно искать коллизионную норму. Что это могут быть за коллизионные решения? Начать можно с тех коллизионных привязок, который существовали в разделе 6 ГК до реформы 2013 года. Например, до реформы старая редакция ст. 1217 ГК содержала любопытное правило о том, что срок действия доверенности и основания ее прекращения определяются по праву места выдачи доверенности.

Статья 1217. Право, подлежащее применению к обязательствам, возникающим из односторонних сделок (в ред. от 23.07.2013) К обязательствам, возникающим из односторонних сделок, если иное не вытекает из закона, условий или существа сделки либо совокупности обстоятельств дела, применяется право страны, где находится место жительства или основное место деятельности стороны, принимающей на себя обязательства по односторонней сделке. Срок действия доверенности и основания ее прекращения определяются по праву страны, где была выдана доверенность.

Но удачна ли коллизионная привязка к месту выдачи доверенности? Первый аргумент против – место может быть совершенно случайным для отношений, и мы видим, что в МЧП максимально отказываются от применения такой привязки; даже там, где она, казалось бы, всегда исторически использовалась (например, для вопросов формы сделки – но в Регламенте Рим I они от нее ушли, и применяются либо право по месту отправки оферты, либо откуда акцепт), от нее отказываются. Да, еще, конечно, часто место доверенности указывают на ней, но если не указывают, то возникает дополнительная сложность с тем, как определить это место. Есть еще один убийственный аргумент против этой привязки, который уже сегодня озвучивался – институт полномочий из обстановки – там вообще нет никакой доверенности, нет места выдачи – это значит, что мы заведомо предлагаем какое-то коллизионное решение, которое в каких-то случаях не работает.

Следующая привязка, которую также можно было обнаружить в старой редакции ст. 1217 ГК – там говорилось, что все иные вопросы, за исключением срока доверенности и оснований ее прекращения, регулируются правом по месту нахождения стороны, которая совершает одностороннюю сделку – в нашем случае это получалось право представляемого – ведь он совершает одностороннюю сделку по выдаче доверенности.

Статья 1217. Право, подлежащее применению к обязательствам, возникающим из односторонних сделок (в ред. от 23.07.2013) К обязательствам, возникающим из односторонних сделок, если иное не вытекает из закона, условий или существа сделки либо совокупности обстоятельств дела, применяется право страны, где находится место жительства или основное место деятельности стороны, принимающей на себя обязательства по односторонней сделке. Срок действия доверенности и основания ее прекращения определяются по праву страны, где была выдана доверенность.

Какой недостаток будет при таком решении? Обычно говорится о том, что это будет неудобно для третьего лица, потому что третье лицо будет взаимодействовать именно с поверенным, представителем – соответственно, если применяется право представляемого, то это может быть неудобно для третьего лица. Я понимаю, что это уже не столь убийственный аргумент против, и есть иностранные специалисты (например, тот же известный немецкий коллизионист Кегель), который в своих учебниках отстаивают применение этой привязки. Но так исторически сложилось, что никогда привязка к месту нахождения представляемого никогда не считалась оптимальным решением.

В итоге мы приходим к тому, что в разных странах используются два основных коллизионных решения – сейчас на оба посмотрим, и попытаемся понять, какое из них является более удачным.

Первое решение: применяется право по месту осуществления представителем своих полномочий. Логика в том, что если пытаться осуществлять территориальную локализацию внешних отношений представительства, то ближе всего та страна, где представитель действует, где он вступает в переговоры с третьим лицом и, в итоге, совершает с этим третьим лицом сделку. Однако, очевидно, что у этого решения есть все-таки ряд недостатков. Представьте, что это некий профессиональный посредник, который очень часто выступает представителем – например, ему представляемым выдана генеральная доверенность на совершение сделок с потенциальными контрагентами на территории сразу нескольких стран. И в таком случае получится, что, действуя на основе одной и той же доверенности, от имени одного и того же представляемого, объем полномочий этого представителя будет каждый раз определяться все новым и новым правом, потому что, заключая договор с третьим лицом в России, его полномочия определяются по российскому праву, а действуя в Казахстане – по казахскому праву. Согласитесь, это странно, когда речь идет об одной и той же доверенности и об одних и тех же лицах.

Какие еще есть аргументы? Еще одна сложность может быть в том, что переговоры с одним и тем же третьим лицом о заключении определенного договора могут продолжаться довольно длительное время, причем вестись на территории сразу нескольких стран; то есть, мы провели раунд переговоров в Москве, затем – в Лондоне, затем – в Париже и т.д. И момент, в который в итоге договор был заключен, может носить случайный характер. Тут такая неопределенность: когда мы с вами начинали переговоры, получается, что мы все еще не понимали, какое в итоге право будет действовать – да, мы сегодня в Москве, но если мы так и не финализируем все условия договор, не подпишем, то на следующий раз мы соберемся уже в какой-то другой стране, и уже окажется, что полномочия представителя будут определяться по другому праву.

Нет, конечно, если бы все эти недостатки были убийственными, то никто бы эту коллизионную норму не использовал – а она все-таки используется в целом ряде стран. В германском праве, кстати, они иногда обращаются к этой привязке, и при этом привязка даже не кодифицирована в законе (у них коллизионные нормы в отдельном вводном законе к ГГУ, и там нет коллизионной нормы в отношении добровольного представительства) – эта привязка выработана через судебную практику.

Еще один недостаток такой привязки, который обозначается: представитель с третьим лицом могут взаимодействовать путем обмена сообщениями, какой-нибудь переписки, оферты и акцепта – и здесь опять случайный характер носит то место, откуда, например, представитель отправил оферту или акцепт, в результате которого был заключен соответствующий договор.

И, наконец, обращаю внимание, что здесь могут встать проблемы квалификации – в частности, в том случае, когда, допустим, в доверенности предусмотрено, что представитель должен свои представительские полномочия функции осуществлять на территории определенный стран (например, на территории одной страны – России), а он берет, и заключает договор в Казахстане. И здесь возникает вопрос: местом осуществления представителем своих полномочий мы будем признавать Россию, поскольку она была оговорена в доверенности, или мы должны признавать Казахстан как место фактического осуществления представителем своих полномочий.

В результате многие правопорядки, а также, что еще более важно, Гаагская конвенция 1978 года о праве, применимом к отношениям представительства и агентским отношениям, предлагают другую коллизионную привязку: коллизионная привязка к месту нахождения представителя. Россия не участвует в этой Гаагской конвенции, и у нее в принципе небольшое число участников, но, опять же, поскольку это довольно авторитетная конвенция, она зачастую служит ориентиром для подготовки национальных законодательных актов. Итак: привязка к месту нахождения представителя – то есть, место жительства или основное место деятельности представителя (principal place of business). Какие преимущества здесь выделяются? Во-первых, именно представитель является тем лицом, с которым активно взаимодействует как представляемый, так и третье лицо; представитель выглядит в качестве некоей нейтральной точки – ни нашим, ни вашим – мы не тянем одеяло ни на представляемого, ни на третье лицо – наоборот выбираем нейтральную фигуру представителя. Во-вторых, эта привязка мало подвержена манипуляциям, в отличие, например, от привязки к месту осуществления представителем своих полномочий; то есть, она довольно четко и предсказуемо определена, и не будет носить случайный характер, как это может происходить с местом осуществления полномочий. И с точки зрения генеральной доверенности получается очень умное решение: вне зависимости от того, где по факту представитель проводит переговоры, совершает сделки – всегда объем его полномочий будет определяться по одному и тому же праву – праву места нахождения представителя – поэтому не будет неприятной ситуации, когда в рамках одной доверенности у представителя будет разный объем полномочий в зависимости от того, где он совершает сделку с третьими лицами. Еще один момент, на который обращается внимание: если мы берем внутренние отношения представительства, и там мы не выбрали применимое право, то по теории характерного исполнения мы опять же будем выбирать применимое право представителя – то есть, у нас опять происходит смычка: и внутренние отношения представительства по праву представительства, и внешние отношения представителя с третьими лицами мы замкнем туда же.

И именно это коллизионное решение мы находим в новой редакции ст. 1217.1 ГК. Это новая статья, которая появилась в ходе реформы 2013 года. В этой статье это абз. 2, п. 2 – мы видим, что отношения между представителем и третьим лицом определяются по праву страны, где находится место жительства или основное место деятельности представителя. Эту привязку мы тоже стали использовать в качестве основной. Причем это совершенно новая коллизионная норма для российского МЧП – ее ни в каком виде не существовало до 2013 года. Соответственно, был использован зарубежный опыт, в том числе в виде Гаагской конвенции.

Статья 1217.1. Право, подлежащее применению к отношениям представительства 2. Если иное не вытекает из закона, отношения между представляемым или представителем и третьим лицом определяются по праву страны, которое выбрано представляемым в доверенности, при условии, что третье лицо и представитель были извещены об этом выборе. Если представляемый не выбрал применимое право в доверенности либо выбранное право в соответствии с законом не подлежит применению, отношения между представляемым или представителем и третьим лицом определяются по праву страны, где находится место жительства или основное место деятельности представителя. Если третье лицо не знало и не должно было знать о месте жительства или об основном месте деятельности представителя, применяется право страны, где преимущественно действовал представитель в конкретном случае.

Теперь к другому вопросу. Возможны ситуации, когда третье лицо действует добросовестно, но у него не было информации о месте жительства или основном месте деятельности представителя. В одном из комментариев, который Институт им. Макса Планка писал на Регламент Рим I, есть очень хороший пример, который иллюстрирует данную ситуацию. Представим себе, что идет международное автомобильное шоу в Женеве, Швейцария. Там представлены все ведущие производители автомобилей, и прямо на этом шоу заключается довольно много контрактов об их продаже. Представьте, что какой-нибудь американский производитель так же представлен на этой выставке, у нас представляемый находится в США, но представитель – конкретное физическое лицо – итальянец; но при этом ему выдана генеральная доверенность, которая позволяет ему совершать сделки с любыми европейскими покупателями. То есть, производитель из США, итальянский представитель. И представитель на выставке в Швейцарии заключает с французскими и испанскими покупателями (третьими лицами) договоры на продажу этих автомобилей. Согласитесь, что в этой истории для французского покупателя довольно странно, что он, находясь в Женеве, понимая, что покупает автомобиль американского происхождения, выясняет, что, оказывается, полномочия представителя нужно определять по итальянскому праву, хотя, находясь в Женеве, он даже не понимал, что ведет переговоры с итальянским представителем – он хорошо говорил на английском или французском языке без итальянского акцента, и никаких подозрений на этот счет не существовало. Так вот для этого случая и предлагается установить исключение. И оно установлено только п. 21. Исключение, которое говорит о том, что если третье лицо не знало и не должно было знать о месте жительства или основном месте деятельности представителя, то мы по сути перескакиваем к предыдущей коллизионной привязке, а именно применяем право по месту осуществления представителем своих полномочий – у нас это так написано, что это право страны, где преимущественно действует представитель в каждом конкретном случае. Имеется в виду конкретная сделка, где она была совершена. Дальше важные разъяснения на этот счет есть в ППВС 24 в п. 50.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2019 N 24 "О применении норм международного частного права судами Российской Федерации" 50. По смыслу пункта 1 статьи 12171 ГК РФ, если представляемый не выбрал применимое право в доверенности либо выбранное право в соответствии с законом не подлежит применению, внешние отношения представительства регулируются правом страны, где находится место жительства или основное место деятельности представителя. Если представитель являлся работником юридического лица - представляемого и этот факт был известен третьему лицу в момент совершения сделки, то основным местом деятельности такого представителя считается место нахождения работодателя или соответствующего обособленного подразделения, в котором работник-представитель осуществлял свою трудовую деятельность в момент совершения сделки с третьим лицом. Если третье лицо не знало и не должно было знать о месте жительства или об основном месте деятельности представителя, применяется право страны, где преимущественно действовал представитель в конкретном случае. Бремя доказывания того, что третье лицо знало или должно было знать о месте жительства или об основном месте деятельности представителя, возлагается на представляемого или представителя. Доказательством этого факта может являться то, что данное место было указано в качестве места жительства или основного места деятельности представителя в тексте доверенности или иных документах, предоставленных третьему лицу перед совершением сделки. Под правом страны, где преимущественно действовал представитель в конкретном случае, понимается место совершения сделки с третьим лицом, если представитель и третье лицо находились в одном месте в момент совершения сделки. Если сделка с третьим лицом совершается путем обмена сообщениями лицами, находящимися в разных странах, то таким правом следует считать право страны по месту, где находился представитель в момент направления третьему лицу оферты или акцепта.

Здесь во 2 абзаце поясняется, что бремя доказывания того, что 3 лицо знало или должно было знать о месте жительства или основном месте деятельности возлагается на представляемого или представителя. Доказательством этого факта может являться то, что данное место было указано в качестве места жительства или основного места деятельности в тексте доверенности или [не слышно], предоставленных 3 лицу при совершении сделки. Чтобы доказать, что третье лицо знало об этом обстоятельстве, достаточно либо прямо в доверенности указать, что я уполномочиваю гражданина Иванова, который имеет место жительства в Москве в РФ. Первый вариант самый простой. Либо доказать, что в процессе переговоров третье лицо информировалось о том, где находится место жительства или основное место деятельности представителя.

Эти 2 коллизионных решения конкурируют: место осуществления представителем полномочий или место жительства (место осуществления деятельности) представителем.

У обычных физических лиц нет места осуществления деятельности, это релевантно для предпринимателей.

В отношении места осуществления деятельности имеется в виду осуществления профессиональной деятельности. В зарубежной литературе более предпочтительно считать основное место деятельности. Потому что обычно 3е лицо звонит в какой-то офис представителя, как-то с ним коммуницирует и обычно это место, где представитель работает, а не там, где его семья.

Мы сейчас дойдем до того, что можно использовать принцип автономии воли и в тексте доверенности для применимого права. То есть хотите больше четкости, определенности, включайте оговорку о применимом праве к доверенности.

Сложность в том, что мы должны найти некую привязку, легко распознаваемую для всех заинтересованных лиц и при этом очень опасно давать судам использовать какую-то корректирующую оговорку. Потому что это лучше – определенность. Если суд может ex post рассмотреть вопрос о применимом праве, то мы можем дать какую-то предсказуемость отношений сторонам. Понятно, что нам не очень просто найти оптимальный подход, тем не менее пока что мне кажется ничего более удачного не было придумано.

Последнее на чем хотел остановиться, перед тем как перейти к принципу автономии воли – про работников юридического лица. Они выступают в качестве представителей и вот здесь возникает ситуация, которая может идти вразрез с обоснованными ожиданиями сторон, потому что когда 3 лицо взаимодействует с неким работником при немецкой компании, то оно зачастую рассматривает работника как некий придаток этого юридического лица, то есть 3 лицо не видит самостоятельную ценность фигуры представителя. Для 3 лица может показаться неожиданным, что оказывается место жительства этого работника становится определяющим. Именно поэтому во многих странах, в том числе в Гаагской конвенции делается исключение и говорится о том, что если представитель это работник юридического лица и 3 лицо знало об этом факте (например, если в доверенности прямо сказано), то здесь мы все-таки должны ориентироваться не на место жительства представителя, а на то где находится работодатель или соответствующее обособленное подразделение работодателя, в котором осуществляет свою трудовую функцию этот работник. Интересно, что мы долго обсуждали на этапе принятия этой статьи 1217.1 ГК, можем ли мы поместить такую специальную норму в законодательный текст. Так и не удалось, хотя вроде бы большинство членов рабочей группы соглашалось, но не удалось сделать взаимоприемлемый текст, плюс были опасения того, что нам сейчас государство скажет, зачем вы здесь трудовые отношения регулируете, и потом никому не докажешь, что это на самом деле не про трудовые отношения, а гражданско-правовые с участием работника. Норма законодательная в текст не попала, хотя была в Обобщении дискуссии рабочей группы²⁶ – помните, я вам рассказывал о таком документе. Там отражена позиция рабочей группы о предпочтительности применения в такой ситуации права по месту нахождения работодателя. И вот сейчас к счастью это разъяснение воспроизведено в ППВС 24. Это п. 50 1-й абзац и здесь подчеркивается, что если представитель является работником ЮЛ и этот факт был известен 3 лицу в момент совершения сделки, то основным местом нахождения деятельности представителя считается место нахождения работодателя и соответствующего обособленного подразделения, в котором осуществлял свою деятельность представитель в момент совершения сделки с 3 лицом.